IV Трансгрессивное сакральное теория праздника

ни на мотивы церковных песнопений; превращают алтарь в пир­ шественный стол, за которым и пьянствуют; жгут в кадильницах остатки старых башмаков — одним словом, предаются всевозмож­ ным непотребсчвам. Наконец, в церковь с великим торжеством вводят осла, облаченного в пышную ризу, и в честь него соверша­ ют мессу.

В такого рода бурлескно-кощунственных пародиях легко распознать древний обычай раз в год выворачивать наизианку весь строй вещей. Пожалуй, еще заметнее он в обмене ролями, ко­ торый устраивали монахини и ученицы в большом парижском мо­ настыре конгрегации Богоматери в день Невинных младенцев: школьницы переодевались монахинями и вели уроки, а их учи­ тельницы сидели за партами и делали вид, что прилежно слушают. На том же празднике во францисканском монастыре в Антибе происходил обмен ролями между клириками и мирянами. Клири­ ки заменяли братьев-мирян на кухне и на садовых работах, а те со­ вершали мессу. Для этого случая они облачались в рваные и вывернугые наизнанку церковные ризы, читали священное писание, держа его наоборот.

ПРАВИЛА И НАРУШЕНИЯ

Очевидно, в этих поздних явлениях следует усматривать не более чем автоматически примененный к новой среде механизм инвер­ сии, унаследованный от тех времен, когда в момент смены года ост­ ро ощущалась необходимость делать все наоборот или же не в меру. Из всего этого, как видно, запомнился лишь сам принцип ритуала и идея временной подмены регулярной власти властью опереточной.

Праздник представляет собой гораздо более сложный ком­ плекс. Он включает в себя одновременно и проводы обветшалого прошлогоднего времени, и избавление от отбросов, создаваемых любой хозяйсгвенной деятельностью, от скверны, возникающей при отправлении любой власти. Кроме того, это возврат в творящий Хаос, в rudis indigestaque m oles1, откуда родилось и возродится вновь упорядоченное мироздание. Открывается период вседозволеннос­ ти, в течение которого регулярные власти устраняются. В Тонкине в это время Великую Печать Правосудия держали запертой в ларце изображением вниз, обозначая тем самым, что закон дремлет. Все суды были закрыты, а из всех преступлений учитывались одни лишь убийства, да и то суд над виновными в них откладывался до тех пор, пока вновь не воцарится правило. До тех пор власть вручали вре­ менному монарху, чьей обязанностью было преступать все запреты, предаваться всем эксцессам. Он воплощал собой мифического вла­

1Дикая и беспорядочная масса (лат,.).— Примеч. пер.

241

Роже Кайуа. Человек и сакральное

дыку Золотого века — Хаоса. Всеобщее распутство омолаживает мир, подкрепляет собой животворные силы природы, которая ока­ залась под угрозой смерти.

Когда же затем наступает пора восстановить порядок, сфор­ мировать новое мироздание, то временного царя свергают, изгоня­ ют, приносят в жертву — тем легче бывает отождествлять его с пред­ ставителем былого времени, когда оно воплощалось в козле отпущения, которого прогоняли или предавали смерти. Вернув­ шихся покойников выпроваживают назад. Боги и прародители уда­ ляются из мира людей. Изображавшие их танцоры закапывают свои маски, стирают с тел их раскраску. Вновь возводятся барьеры между мужчинами и женщинами, вновь вступают в силу сексуальные и пи­ щевые запреты.

С завершением этой реставрации силы эксцесса, необходи­ мые для оздоровления мира, должны уступить место духу меры и по­ корности, страху, с которого начинается мудрость, всему тому, что сохраняет и поддерживает. Исступление сменяется трудом, излише­ ство — почтением. Сакральность правил, сакральность запретов, ор­ ганизует и поддерживает в стабильности творение, завоеванное бла­ годаря сакральности нарушений. Первая управляет нормальным ходом социальной жизни, вторая определяет собой ее пароксизм.

ТРАТА И ПАРОКСИЗМ

Действительно, в своей полной форме праздник должен характери­ зоваться как пароксизм общества, которое им одновременно и очи­ щается и обновляется. Праздник — кульминационный пункт его жизни не только с религиозной, но и с экономической точки зре­ ния. Это момент оборота богатств, время самых крупных сделок, престижной раздачи ранее накопленных запасов. Праздник пред­ стает как тотальное явление, где общество проявляется и заново за­ каляется в своей славе и сущности; в этот момент вся группа ликует при виде новых рождений, подтверждающих ее процветание и обеспечивающих ее будущее. Она принимает в свое лоно новых членов посредством утверждающей их силу инициации. Она рас­ стается с мертвецами и торжественно подтверждает им свою вер­ ность. Одновременно в обществах иерархических на празднике представляется случай для сближения и братания различных соци­ альных классов, а в обществах, разделенных на фратрии, взаимодополнительные и антагонистические группы сливаются, свидетель­ ствуют о своей солидарности и соединяют в сотрудничестве ради творения мира воплощаемые ими мистические начала, которые обычно стараются не смешивать.

«Наши праздники — это стежки шила, которым сшивают вме­ сте части соломенной крыши, чтобы сделать из них одну крышу, од­

242

IV. Трансгрессии! юс сакральное, теория праздника

но слово», — объясняет канак. Г-н Ленар решительно комментирует это заявление: «Таким образом, вершину канакского общества обра­ зует не иерархический глава-вождь, а сам праздник pilou — момент сопричастности союзных родов, которые совместно, в танцах и ре­ чах, усердно восхваляют богов, тотемных прародителей, тех незри­ мых, что составляют источник жизни, опору могущества, предпо­ сылку общества как такового». Действительно, после того как под влиянием колонизации эти изнурительные и разорительные празд­ ники прекратились, само общество утратило свои связи и распалось.

Сколь бы разными они ни мыслились и ни представлялись в реальности, сосредоточены ли они в одном сезоне или же рассея­ ны по всей продолжительности года, праздники, по-видимому, всюду выполняют сходную функцию. Они образуют перерыв в обя­ занности трудиться, избавление от ограничений и ущемлений, присущих человеческому уделу: это миг, когда люди живут мифом, грезой. Они оказываются в таком времени и в таком состоянии, когда от них требуется только тратить, включая трату себя самих. Приобретательские побуждения становятся неуместны — нужно расточать, и все наперебой растрачивают свои богатства, съестные припасы, половую или мышечную силу. Представляется, однако, что в ходе своего развития общества тяготеют к недифференцированиости, единообразию, выравниванию уровней, ослаблению на­ пряжений. Чем более сказывается сложное устройство обществен­ ного организма, тем хуже оно переносит перерывы в обычном течении жизни. Сегодня все должно продолжаться как вчера, а зав­ тра — как сегодня.

Всеобщие вихревые движения становятся теперь невозмож­ ными. Они больше не возникают в определенные дни и в широком масштабе. Они как бы растворяются в календаре, как бы поглощают­ ся неизбежной монотонностью и размеренностью жизни. Тогда на смену праздникам приходят каникулы и отпуска. Разумеется, это то­ же время траты свободной деятельности, перерыв в регулярном труде — но это фаза разрядки, а не пароксизма. Ситуация обратная по всем показателям: в одном случае все разъезжаются кто куда, в другом — собираются в одной точке. «Вакации», как показывает уже само их название, образуют некую пустоту, по крайней мере замед­ ление социальной активности. Оттого они и не способны удовле­ творить индивида. В них нет никакого позитивного качества. При­ носимое ими счастье возникает в основном благодаря удалению неприятностей, от которых они отвлекают, обязанностей, от кото­ рых они освобождают. Уехать в отпуск — значит прежде всего убе­ жать от забот, наслаждаться «честно заработанным» покоем. Это оз­ начает еще большую изоляцию от группы вместо сопричастности с нею в миг буйства, в час ликования. Поэтому каникулы и отпуска — это не паводок, а межень в течении социальной жизни.

243

Роже Кайуа. Человек и сакральное

Если так, то следует задаться вопросом, какое же эквивалент­ ное по мощи брожение способно освободить инстинкты индивида, подавленные нуждами упорядоченной жизни, и привести к коллек­ тивному возбуждению столь же большого размаха. Представляется, что с возникновением сильных государств, по мере укрепления их структуры, древнее чередование пира и труда, экстаза и самообла­ дания, благодаря которому периодически восстанавливались поря­ док из хаоса, богатство из расточительства, стабильность из разнуз­ данности, — все отчетливее заменяется чередованием совсем другого рода, которое единственно обладает в современном мире соответствующим масштабом и отличительными признаками: это чередование мира и войны, чередование процветания и уничтоже­ ния его результатов, чередование спокойно-упорядоченной жизни и обязательного буйства1.

1См. дополнение III — «Война и сакральное».

V

САКРАЛЬНОЕ — ПРЕДПОСЫЛКАЖИЗНИ И ВРАТА СМЕРТИ

Г

ч и т а е т с я , что общество и природа зиждутся на сохранении мирового распорядка, оберегаемого множеством запретов, кото­ рые обеспечивают неприкосновенность социальных институтов и регулярную смену природных явлений. Все, что кажется залогом их здоровья и стабильности, рассматривается как святое, все, что сулит для них угрозу, — как кощунственное. Люди равно опасаются сме­ шения и неумеренности, нововведений и перемен — все это пред­ стает как начала ветшания или разрушения. Разнообразные обряды служат для того, чтобы их искупить, то есть восстановить нарушен­ ную ими упорядоченность и включить их самих в эту упорядочен­ ность, чтобы нейтрализовать опасную, вредоносную силу, которая проявляется уже в самом факте их взрывного вторжения в мир, стремящийся лишь сохранять свою сущность и уютный для житья лишь в меру своей неподвижности. Здесь различаются два вида сак­ рального — один связан со сплочением, другой с разложением. Первый поддерживает и увековечивает профанное мироздание, второй же грозит ему, подвергает встряске, но зато обновляет его и спасает от медленного угасания.

Основа сплочения и безопасности питается актами жертво­ приношения и самоотвержения. Напротив того, все, что несет избы­ точную мощь или наслаждение, всякое проявление жизненной си­ лы содержит в себе и риск, случайность. Если не хочешь умирать, то нельзя и жить; чтобы сохранить бытие, нужно отказаться от станов­ ления. Если бы требовалось выразить абстрактными формулами представление о мире, которым, по-видимому, обусловлена поляр­ ность сакрального, его то запретительный, то стимулирующий ха­ рактер, пришлось бы описать мироздание (и все, что в нем находит­ ся) как сочетание сопротивлений и усилий. С одной стороны, запреты предохраняют мировой порядок и удерживают от эксцес­ сов. Они заставляют вести себя смирно, внушают спасительное чув­

245