8.1.2. Роль цензуры в жизнедеятельности общества

 

Для начала определимся с понятиями. А. Юрьев дает следующее определение цензуре. Цензура – это надзор со стороны органов власти за содержанием и выпуском печатных произведений с целью воспрепятствовать распространению среди населения учений, мыслей, сведений, угрожающих интересам данного общественного строя. Нам думается, что ограничение цензуры исключительно печатными произведениями неправомерно. Когда мы говорим о цензуре, надо понимать, что ее аппарат надзирает за содержанием всех СМИ.

 

Цензура всегда была орудием политической борьбы, орудием борьбы «власть придержащих» с оппозицей, но надо понимать, что борьба в этом случае разворачивается между идеями, а не между людьми. В этой борьбе на строне власти церковь и наука часто выступали совместно. Уже в конце 15-го века была введена предварительная церковная цензура печатных изданий. Цензуру использовали и реакционеры и революционеры. Если при королевской власти во Франции в тюрьму Бастилии было отправлено почти 900 человек, то революционная власть Конвента закрыла 35 газет, оставив всего 4 правительственные. Тот же Конвент постановил привлекать к суду и предавать смерти за составление текстов, призывающих к восстановлению королевской власти. Такая жесткость позиций цензуры вполне объяснима – ведь речь идет об интеллектуальной экспансии, речь идет о борьбе за сознание людей. Интеллектуальная экспансия всегда ставит своей целью создание нового человека, человека с принципиально иными ценностями, жизненными целями, новыми идеями и представлениями. А этот новый человек всегда отвергает право старой власти на управление, что для нее, существующей власти, смерти подобно. Введением же цензуры правящая власть пытается ввергнуть носителей новых идей и ценностей в состояние острого социального одиночества. На последнем психолого-политическом феномене следует остановиться подробнее.

 

Французский социолог Э. Дюркгейм в работе 1900 года «О разделении общественного труда» впервые поднимает эту проблему. С его точки зрения, существует понятие социальной солидарности, под которой понимается состояние коллективной идеологической интеграции. Противоположное состояние было названо Дюркгеймом социальной аномией. Этому состоянию общества французский ученый давал следующее определение. Социальная аномия – состояние общества, когда старые нормы и ценности уже не соответствуют реальным отношениям, а новые еще не утвердились, то есть, когда в обществе отсутствует четкая регуляция поведения индивидов. Сам автор предполагал, что аномия появляется при быстрых социальных и экономических изменениях, когда нарушается порядок в общественном устройстве. Опрокидывание общественных норм и потеря ограничений вызывают у людей такое чувство, что они оказываются в пространстве без ориентиров. Не имея ориентиров, люди устают от существования. Их усилия становятся бесполезными, жизнь теряет ценность и наступает аномическое саморазрушение, вплоть до самоубийства.

 

Таким образом, цензура своими действиями способна создать состояние психологического одиночества у носителей оппозиционных политических взглядов. В СССР начала 1970-х годов на каждую тысячу горожан приходилось: 437,9 неврастеников; 218,7 человек страдало фобиями; и 50,3 было истериками. Итого – чуть больше 300 психологически здоровых людей на тысячу горожан. Не слишком много, следует признать. Такие цифры говорят о том, что советская цензура переусердствовала с созданием чувства одиночества у политических оппонентов. Подход к одиночеству как к сугубо личностному делу сгубил советских политиков. И проблема из медицинской превратилась в политическую. Массовые политические акции конца 1980-х – начала 1990-х в СССР – России обнаружили взрыв того реального феномена, который считался редким, медицинским, присущим слабым, - избавление множества людей от чувства одиночества через политическое общение.

 

Почему это произошло? Ощущение своей ненужности при определённых условиях становится политическим чувством, перерастают в желание любой ценой быть замеченными людьми, в потребность общаться с себе подобными, не считаясь со средствами, даже если эти средства вызывают у окружающих людей не положительный интерес, а страх и ненависть. Политические действия дают такой шанс индивидам, оказавшимся отверженными, и они используют его без всякой меры. Разными способами эти люди становятся неодинокими. Например, в самом начале политического брожения в СССР образовалась психологическая среда, быстро откликнувшаяся на очень слабую возможность быть вместе. Среди них основную массу составляли люди, лишенные и права, и условий объединяться. Установление цензов для вступления в КПСС, вузы, на служебный и профессиональный рост, место жительства, род занятий сформировало огромный социальный слой, своеобразную касту отверженных. Они лишены были даже самой возможности собираться, были запрещены для разговоров многие темы, преследовались оценки событий, не совпадающие с официальными. Цензура и подавление были излишне и неадекватно суровыми. Эта суровость и сгубила существовавший политический строй.

 

Одиночество не обязательно преодолевается путем непосредственного контакта с людьми, есть и опосредованный вариант – через ценности и идеалы. Политические и государственные системы во все времена, вольно или невольно, всегда создавали возможности для такого общения. Чаще всего этому способствовало нежелание отдельных индивидов быть сопричастным официальной государственной идеологии, их несовместимость с административным устройством, экономическими отношениями, законодательством. Появление новой политической идеологии всегда приводит к появлению новых ценностей, которые объединяют потенциально одиноких людей и делают их психологически чрезвычайно устойчивыми. Вместе с тем, любая идея требует хотя бы редкого, но периодического подтверждения своей ценности людьми – в этом её конечный смысл. Поэтому-то, противодействуя нежелательной интеллектуальной экспансии, правительство активно использует аппарат политической цензуры. Основная задача цензуры, напомним, создать депривацию политических оппонентов и тех лиц, которые могли бы стать сторонниками оппонентных власти идей. Сама же депривация, осуществляемая цензурой, производится по следующим направлениям.

 

1. Психическая депривация. Она наступает, когда цензурой из информационной среды активно изымается большая часть сведений о состоянии, особенностях, механизмах и процедурах функционирования действующей власти. В такой однообразной информационной среде человек становится политически беспомощным.

 

2. Социальная депривация. Она наступает, когда цензурой, действующей в интересах власти, для сторонников противоположных политических взглядов создается ощущение собственной недопущенности, отстраненности, исключенности из той социальной структуры, которую они считают для себя естественной. Людей психологически включают в группы неудачников, малообеспеченных, отсталых, ненормальных, неуспешных, старых и больных. Для членов этих изолированных групп запрещены некоторые темы для обсуждения, формы общения, им ограничивают круг общения (старый человек, скорее всего, не сможет общаться в сети Интернет), ограничивается степень их влияния на политические процессы и явления.

 

3. Волевая депривация. В этом случае цензура регулирует степень культурной преемственности для носителей взглядов политических оппонентов. Ограничивается допуск к культурным эталонам поведения, к эталонам профессиональной и культурной деятельности. Разрушаются привычные формы выражения своих эмоций и люди оказываются в определенном культурном вакууме.. Чаще всего, волевая депривация является характерной чертой деятельности аппарата цензуры при диктатурах, режиме военного положения, оккупации. Наступает принудительный разрыв политических мотивов и политических действий оппонентов.

 

4. Интеллектуальная депривация. Достижение такой депривации политических оппонентов является одной из сложнейших задач в действиях аппарата цензуры. Ведь ей приходится создавать для них своеобразное «пространство без ориентиров». Но последствия успешного решения поставленной задачи для власти особо выгодна. Ведь любая ошибка политического противника может стать для него роковой. Из сферы мышления изымаются элементы мышления, связанные с ощущением существования проблемы. Трудно решать проблему, если ничего не знаешь о ее существовании. Оппонентов лишают возможности самостоятельно формулировать стоящие перед ним задачи, заставляя их действовать в навязанном проблемном поле. И, самое главное, политических оппонентов лишают возможности разработки собственного алгоритма решения политических задач, исходя из существующих в обществе знаний, умений и навыков. Цензура просто блокирует любое упоминание о существовании этих знаний, например. В итоге, даже если политическая оппозиция и сумеет, каким-то чудом выработать свой вариант решения политической проблемы, ей никогда не удасться проверить его правильность на практике. Так, предложенный «Яблоком» план реформирования советской экономики был реализован самой властью, но лишь частично, что не позволяет дать объективную оценку этих предложений в целом. В итоге, как всегда, при внешней благопристойности политического процесса инициатива неизменно остается за тем, кто обнаруживает проблемы, их формулирует, разрабатывает алгоритм их решения. В поле зрения политических оппонентов, благодаря усилиям цензуры, редко попадает информация о тайной дипломатии, о перемещениях валюты и золота, о грузопотоках сырья, товаров, оружия, о существующих связях между правительственными чиновниками и криминальным миром. Но всё это интуитивно угадывается, усиливая чувство исключенности из жизни, чувство одиночества.

 

Проблема интеллектуальной депривации выводит нас на сферу действий аппарата цензуры в области понимания населением циркулирующей в обществе политической информации. С одной стороны, общество не может существовать без цензуры, потому что в её отсутствие начинается информационный хаос. Цензура призвана защищать сознание населения от вредной информации. При этом вредной считается та информация, которая сбивает уже существующие ориентиры в политическом пространстве или нарушает преемственность системы ориентиров в новом политическом пространстве. Однако, с другой строны, всегда есть три факта, которые компрометируют внешне благопристойную и благонамеренную цензуру.

 

Во-первых, находясь на содержании у властей, цензура признает опасным все то, что является опасным для власти. Между тем, рано или поздно, наступает момент, когда существующая политическая система становится тормозом для развития страны и наступает самое подходящее время для эпохи модернизаций. Законы философии, открытые в диалектике Г. Гегеля, пока никто опровергнуть не смог.

 

Во-вторых, цензура не имеет веских и обоснованных критериев истинности – ложности, полезности – вредности при оценке политической информации, которая часто просто опережает своё время. К сожалению, привлекаемые в качестве экспертов ученые тоже не всегда имеют соответствующее образование, знания, просто внутренней порядочности для того, чтобы признаться в своей собственной неосведомлённости в той проблеме, которую им предлагают оценить. Наглядным примером тут могут служить действия покойного петербургского этнографа Николая Гиренко. Являясь этнографом, то есть имея историческое образование, и работая всю жизнь в области изучения культуры мелких негритянских племен Западной Африки, он «бесстрашно» брался за психологическую (!!!) экспертизу текстов и материалов русских молодежных националистических групп. В итоге, заключения этого «эксперта» целиком и полностью соответствовали обвинительным материалам прокуратуры.

 

В-третьих, цензура причастна к гонениям и расправам над физическими носителями той информации, которая впоследствии оказывалась и истинной, и полезной. Примеров отечественная история, увы, дает великое множество. Тут и расправы над генетиками, и «павловская сессия» физиологов и так далее.

 

Население осознает текущие политические события страны и циркулирующую об этих событиях информацию по четырем направлениям.

 

1. Восстановление разрушенного порядка происходящих политических событий. Цензура регулирует тут меру переживания человеком одиночества, уравновешивая социальную солидарность и аномию. Уравновешивается также и эмоциональное восприятие текущих политических событий, населению предлагается определенная логика их развития, упорядочиваются практические выводы из этих событий. Примером такой идеологической борьбы за необходимое власти эмоциональное восприятие политических событий является информационное освещение судьбы полковника Юрия Буданова. В итоге этой борьбы российское общество фактически оказалось расколото на две части. Для одних он – герой, поскольку защищал интересы русских в борьбе с хитрым и коварным противником Для других – он преступник. Интересно, что формальное осуждение Буданова на 8 лет не поколебало ничьих позиций. Первые считают осуждение необоснованным, вторые – недостаточным. Забавно, но за этим шумным спором никто из оппонентов ни разу не перешли в сферу конкретики. А ход рассуждений мог бы быть логически простым. Раз расположение полка, которым командовал Ю. Буданов, обстреливал снайпер, то надо было просто узнать ответ на один вопрос: прекратились ли эти обстрелы после гибели чеченки Э Кунгаевой, которую придушил, находившийся в состоянии аффекта, полковник? Если да, то погибшая действительно была снайпером и действия Буданова правомерны. Если нет, то тогда права прокуратура, возбудившая уголовное дело. Мы не знаем ответ на этот простой вопрос, в том числе и благодаря действиям аппарата российской цензуры.

 

2. Восстановление предшествующих событий. Цензура конторолирует возможность обнаружения и идентификации исторической информации о политических событиях и героях. Каждый политический режим имеет свой список героев, который корректируется в зависимости от характера господствующих политических идеалов. Корректируются эмоциональные оценки исторических фактов, структурируется логика развития событий, упорядочиваются фактические сведения по социальной интеграции. Если обратиться к отечественной истории, то мы можем припомнить эпидемии переименований улиц, площадей, переулков, поселков, городов в соответствии с официальным перечнем героев, призванных символизировать определенные политические идеалы.

 

3. Предвосхищение последующих событий. Цензура следит за смещением эмоциональных акцентов в планах и намерениях носителей информации. Например, губернатор Санкт-Петербурга В. Матвиенко крайне эмоционально отреагировала на появление в сети Интернет перед первым в городе «Маршем несогласных» инструктивной информации, подсказывающей, как вести себя в ситуации контакта с милицией, в случае попытки задержания марширующего. Кроме того, цензурой проверяется обоснованность предположений, прогнозов, содержащихся в информации. Также проверяется приемлемость призывов к практическим действиям с точки зрения действующего законодательства.

 

4. Исполнение предписанных действий. Цензура регулирует степень инструктивности политической информации, имеющей практический характер. Например, к продаже в России запрещена, изданная на русском языке в Белоруссии «Поваренная книга террориста», в которой рассказывается, например, как приготовить взрывчатое вещество из продуктов, купленных в магазине, и лекарств из обыкновенной аптеки. Цензура добивается необходимого результата, дозируя сенсорную депривацию, ограничивая объем и определяя характер чувств потребителей информации, его контакты, и формируя список гражданских ценностей, приемлемых для властей. Обеспечивает социальную депривацию, затрудняя возможности для информационного обмена между оппозиционными группировками в области эмоционального, личного, духовного общения. Создает условия для интеллектуальной депривации, устанавливая такой интеллектуальный уровень понимания политических проблем, который исключает проектирование противником конкурентноспособной политической технологии.

 

Что касается основной проблематики этой главы, проблемы политического насилия, то тут цензура играет свою особую роль. Никакие массовые репрессии невозможны в обществе, не находящемся под прессом цензуры. Ведь положение дел, при котором миллионы людей без сопротивления соглашались на собственное уничтожение, только отчасти объясняется силовым превосходством карательных органов. Репрессии возможны лишь после того, как цензура успеет создасть психологические предпосылки для состояния массового одиночества, создастпсихологические предпосылки развертывания репрессий. Последовательность формирования этого состояния выглядит следующим образом:

 

а) потеря населением интереса к организации «политического поля» как к бесполезному, досужему делу, появление равнодушия к политике;

 

б) распространение среди населения иллюзорной надежды - не оказаться среди слабых и проигравших, за счет личной приспособительной активности;

 

в) разобщение людей из-за отсутствия какой-либо объединяющей идеи, которая депривируется правительственной цензурой;

 

г) сокращение общения среди населения из-за страха всеобщего и поощряемого властью «стукачества» и разрыв эмоциональных контактов;

 

д) исчезновение традиционных форм обмена информацией, ведь письма всегда можно прочесть, а телефонный разговор - перехватить;

 

е) утрата населением знаний относительно характера поведения в новом «политическом поле»;

 

ж) потеря ориентиров в политическом пространстве и собственной воли, определяющей процессы в обществе;

 

з) падение ценности жизни в глазах населения и наступление всеобщего аномичного саморазрушения.