Глава V

Механизмы формирования

Субъективного отношения к

Природе по когнитивному каналу

Нарочно для Зиночки, принес я разных чудесных трав по листочку, по корешку, по цветочку: кукушкины слезки, валеръянка, петров крест, заячъя капуста. М.М. Пришвин. «Лисичкин хлеб»

§ 1. Социальные психологические релизеры когнитивного канала

В рамках когнитивного канала субъективное отношение к природному объекту начинает формироваться под влия-нием двух групп релизеров: 1) социальных психологичес-ких релизеров и 2) экологических фактов.

Социальные психологи-

Сущность социальных ческие релизеры — это

психологических определенные слова или

релизеров словосочетания, значения

которых «эмоционально

маркированы», т. е. изначально несут в себе эмоцио-нальную оценку: или положительную, или отрица-тельную.

Например, положительными социальными психологи-ческими релизерами являются словосочетания «плакучая ива», «мудрый дуб», «божья коровка», «анютины глазки», «благородный олень», «Волга-матушка» и т. п. Отрицательными: «гриф-стервятник», «пырей ползучий» (ср. «гад пол- зучий»), «жук-навозник» и т. п. v

Социальные релизеры когнитивного канала по своей функции в чем-то аналогичны естественным релизерам перцептивного канала, но имеют два существенных от-личия.

Во-первых, если естественные релизеры действуют в рамках первой сигнальной системы, в процессе непос-редственного восприятия природного объекта, то соци-альные — в рамках второй. (Вообще, главным критери-ем отнесения каких-либо релизеров к релизерам когни-тивного канала является их связь именно со второй сиг-нальной системой.)

Во-вторых, если значение естественных релизеров име-ет, в целом, эволюционное, «естественное» происхождение, то значение социальных релизеров вырабатывается социу-мом, является кристаллизацией опыта того или иного об-щества. Поэтому их воздействие в значительно большей степени, по сравнению с воздействием естественных, опос-редствуется внутренним миром личности, различными со-циальными факторами.

В некоторых случаях эмоциональная оценка, заложен-ная в значении социальных релизеров, носит достаточно четко выраженный эстетический характер: например, «кра-савка» (народное название одного из видов журавлей), «куд-рявая березка», «стройный тополь» и т. д.

В других социальных релизерах такая оценка является этической по своему характеру, иными словами, поведение или витальные проявления природного объекта оценивают-ся с точки зрения человеческой морали: например, «подлый шакал», «хитрая лиса», «трусливый заяц», «сорока-воровка» и т. д.

Следует отметить, что в некоторых случаях то или иное поведение (витальные проявления) лишь приписывается людьми природному объекту и не соответствует его реаль-ному биологическому поведению (витальным проявлениям): например, «летучие мыши-вампиры». Многие убеждены,

что летучие мыши нападают на людей, кусают их и «сосут» кровь, хотя в действителыюсти летучие мыши питаются насекомыми¹ (в основном, ночными бабочками) и облада-ют прекрасной системой эхолокации, что позволяет им с легкостью избегать столкновений с препятствиями (в том числе, и с человеком) в полной темноте.

Неприязнь к летучим мышам, совам и т. д. обусловле-на их ночным образом жизни. Люди, потомки ведущих дневной образ жизни приматов, испытывают мистический страх перед ночью. Ночные животные становятся персони-фикацией этого страха, им приписывается связь с «нечистой силой», различные «козни» и «злодеяния». Любопытно, что «нечистой силе» приписывается черный цвет, т. е. цвет ночи: при ведьме всегда находится черный кот (до сих пор многие испытывают неприязнь к черным кошкам, «приносящим несчастье»).

Особым видом социальных психологических релизеров являются бинарные противопоставления типа: «лицо — мор-да», «живот — брюхо», «умер — подох», в которых изна-чально заложено отнесение к сфере «человеческого» или «не-человеческого». В процессе социального развития человек самоутверждался, подчеркивая свое отличие от мира при-роды², в том числе и на уровне таких вербальных противо-поставлений и т. п. Причем слова, относящиеся к живот-ным, несут явно негативную смысловую окраску. Их упот-ребляют по отношению к человеку, когда хотят его уни-зить, оскорбить: «отрастил брюхо», «наел морду» и т. п., — отождествляя тем самым с категорией «не-человеческого».

Использование таких вербальных противопоставлений ха-рактеризуется рядом особенностей.

Во-первых, если о животном говорят «оно подохло», то о рас-тении, например, о дереве — «погибло» (как и о человеке). Расте-ния, вероятно, не рассматриваются как «конкуренты» человека при утверждении им собственной субъектности. Интересно, что это,

в принципе, распространяется и на беспозвоночных животных: если о рыбе еще говорят «сдохла», то о насекомом уже — «погиб-ло». Исключение составляют «дохлые мухи и тараканы», досаж-дающие человеку, вызывающие к себе особую неприязнь.

Во-вторых, такие вербальные противопоставления выстра-иваются, в основном, по отношению к наиболее заметным внешним морфологическим элементам (живот — брюхо, рука — лапа и т. п.); по отношению же к частным, «мелким» элемен-там используются одинаковые слова (пальцы, уши, глаза и т. п.); то же относится и к «внутренним» элементам (язык, серд-це, кости и т. п.). Вероятно, это связано с тем, что «мелкие» и «внутренние» элементы не так «бьют по глазам» своим подоби-ем с человеческими, и потому не требуют особого противо-поставления.

В-третьих, когда о животном говорят с любовью, то чаще всего используют «человеческий» полюс вербальных противо-поставлений («наш котик умер»). В этом случае, благодаря «че-ловеческим» словам, любимое животное уже противопоставля-ется «природному» и относится к сфере «человеческое».

В целом, «человеческий» полюс данных вербальных про-тивопоставлений выступает в качестве положительного со-циального релизера в процессе формирования отношения к тем или иным животным, «не-человеческий» — в качестве отрицательного.

Таким образом, социальные психологические релизе-ры — это специфические вербалъные стимулы, определя-ющие направление и характер формирования субъективно-го отношения к природному объекту, действие которых обусловлено заключенными в них социалъно выработанны-ми эмоционалъно маркированными значениями.

Социальные релизеры по

Этнопсихологическое и своему происхождению мо-

архетипическое гут быть как этнопсихологи-

ПрОИСХОЖДение ческого, так и архетипичес-

социальных релизеров кого характера. В. Гумболь-

дту принадлежат слова: «У каждой нации свое собственное понятие природы»¹, ины-

ношение к слонам в Индии, где они веками живут вместе с людьми, и в Африке, где слон — источник опасности или объект охоты, будет, безусловно, диаметралыю противо-положным. Если у семито-исламских народов свинья — это грязное, «трефное» животное, у среднеевропейских — пре-зрительное («ты — свинья» является оскорблением и для француза, и для немца, и для россиянина), то, например, у эстонцев свинья — вполне положительное существо. Если в русской культурной традиции «уж» — это нечто отрица-тельное (хрестоматийный пример — «Уж и Сокол» М. Горь-кого), то, например, в латышской — уж, наоборот, поло-жительное животное.

Этнические традиции, культурные установки, особеннос-ти самого языка данного народа проявляются и в специфи-ке тех эмоционально маркированных значений, которые за-ключены в социальных психологических релизерах.

Например, для носителей русского языка долгое время название таких животных, как раки, собирающих различ-ную гниль со дна рек и озер, было мощным отрицательным релизером, поскольку на старославянском языке «рака» оз-начает «могила».

Иногда в социальных психологических релизерах фик-сируются даже особенности истории данного народа. Очень показательно в этом плане бытовое название домашнего таракана (явно неприятного для людей насекомого). Русские его называют «пруссаками», в чем отражается существовав-шее, наверное, еще с эпохи Петра I, неприязненное отноше-ние к Пруссии.

В некоторых случаях значения социальных релизеров связаны с сохранением в человеческом бессознательном сле-дов архаического мышления, т. е. являются архетипичес-кими по своему происхождению. «Формами придашя смыс-ла нам служат исторически возникшие категории, восхо-дящие к туманноп древности, в чем обычно не отдают себе отчета. Придавая смысл, мы полъзуемся языковыми

5- С. Дерябо, В. Яевин

матрицами, происходящими, в свою очередъ, от первона-чалъных образов (архетшгов)¹. С какой бы стороны мы ни брались за этот вопрос, в любом случае необходимо обра-титься к истории языка и мотивов»².

В эпоху зарождения языка из множества перцептивных признаков, присущих тому или иному природному объек-ту, вычленялись те, которые значимы для принятия опре-деленного поведенческого решения и последующего дейст-вия с ним. Какие именно признаки при этом выделялись, зависело от мотивации доминирующей деятельности с дан-ным природным объектом, поэтому в одних случаях расте-ние могло рассматриваться как лечебное средство, а в дру-гих — как украшение. Сформировавшееся поведенческое решение по отношению к природному объекту в дальней-шем оформлялось в виде соответствующей поведенческой установки. Такая установка часто фиксировалась в самом названии этого природного объекта или в устойчивых сло-восочетаниях, неразрывно связанных с ним (например, чис-тотел — чистить тело, подберезовик — искать под березой, одуванчик — одувать и т. п.).

Особенно ярко этот механизм возникновения названий животных и растений иллюстрируют языки индейских пле-мен, в которых еще не утратилась связь с архаическими ис-токами. Например, индейские племена, занимающиеся са-доводством, называют ворона «потребителем садовых пло-дов», а племена рыболовов и охотников считают эту же птицу «поедателем падали и экскрементов». (Интересно, что у ин-дейских племен решения относительно названий тех или иных новых природных объектов принимаются советом старейшин.) Такие названия, в сущности, являются соци-альными психологическими релизерами, определяющими направление и характер развития субъективного отношения к природным объектам.

В русском языке в названиях некоторых растений и жи-

вотных до сих пор также достаточно явно прослеживается этот механизм их возникновения: например, «подосиновик», «бессмертник», «мухомор», «чертополох» («черт + полох» (огонь) — «чертов огонь»), «гадюка». В других случаях ар-хетипическое значение оказывается полностью стертым, и название природного объекта может приобрести противо-положную семантическую нагрузку. Например, «василек» восходит к названию мифологического существа Василис-ка, приносящего людям горе, как и сам сорняк василек при-носит горе хлеборобу, хотя в настоящее время за счет при-ятного фонетического оформления это название восприни-мается как «положительное».

Эти же закономерности иногда прослеживаются и в об-разовании учеными названий животных и растений. Напри-мер, когда европейцы обнаружили в Африке птицу, у кото-рой на голове торчат два пера, как за ухом у заправского секретаря, они так и назвали ее — птица-секретарь. В об-щем-то, современные ученые выполняют роль совета ста-рейшин у индейских племен.