Предуведомление второе: о сюжете

Следует признать, что выбранный жанр непривычен для психологи­ческой литературы. Попытка упростить содержание экспериментальной психологии до банальности может испугать читателя, хорошо знакомого с рассуждениями по аналогии и научившегося строить сложные ассоциации, но не привыкшего к логически простому изложению психологического знания. Описываемые в книге законы должны казаться слишком тривиаль­ными (хотя, надеюсь, понятые в своей буквальности, окажутся для читате­ля неожиданными). А поскольку приводимые в тексте примеры, иллюст­рирующие действие законов, в своей конкретике богаче самих законов, постольку иногда может возникать впечатление, что этими примерами ска­зано больше, чем на самом деле сказано. При дальнейшем чтении следу­ет исходить из правила: если основная мысль в тексте кажется баналь­ной до очевидности, не следует обращать внимание на поясняющие примеры и искать какой-либо невысказанный второй план. Никакого второго плана нет — по крайней мере, его нет в моем сознании.

Первый вариант представленного далее текста, как показали по­пытки его чтения коллегами, зачастую воспринимался как некая энци­клопедия малосвязанных между собой цитат и экспериментов. Медлен­ность и подробность развития идеи постепенно приводили к тому, что читатель терял цельное понимание изложения. Поэтому после внесе­ния необходимых изменений я решил дополнительно написать данное предуведомление, выступающее как путеводитель по будущему тексту.

Итак, краткое содержание.

В первой (вводной) части ставится самая загадочная проблема пси­хологии — проблема сознания: что есть сознание? какова его роль? каковы законы, которым подчиняется сознание, и почему оно при этом способно

18

к свободному волеизъявлению? В методологическом вступлении рас­сматриваются несколько возможных подходов к поиску ответов на эти вопросы. Ведь для того чтобы найти ответ, надо вначале решить, на каком языке он должен быть написан. Предполагается, что все подходы (пути познания) — мистический, логический, естественнонаучный, практический и путь гуманитарной науки — имеют свой собственный язык. И далеко не всегда тексты, написанные на одном из этих языков, переводимы на другой. Прежде всего потому, что разные подходы отли­чаются друг от друга способом обоснования своих утверждений. (Путь художественного познания во вступлении не рассматривается, так как даже представление о специфике этого пути требует непривычного ана­лиза, который может быть выполнен существенно позднее).

Психологика, конструируя работу механизма сознания, предпо­читает естественнонаучный подход. Тем самым манифестируется, что для неё более важен поиск истины, чем осмысленность, убедительность или практическая эффективность своих утверждений. Гипотезы психо­логики должны обосновываться одновременно и логическими рассуж­дениями, и опытом, поскольку ни опыт, ни логика отдельно друг от дру­га не являются для естественной науки достаточным доказательством. Это значит, что механизм сознания должен быть логически внятно опи­сан, а сделанное описание подтверждено экспериментальными данны­ми. Естественнонаучное описание заведомо не является абсолютно ис­тинным. Оно более напоминает карикатуру на реальность, чем строго реалистический портрет, так как в своей основе описывает не реально существующие, а идеализированные объекты. Выбор идеализирован­ного объекта (т. е. объекта, который заведомо не может существовать) определяет построение научной теории.

Все остальные пути познания (от мистического до гуманитарно­го) также сохраняют свою ценность в описании психического, посколь­ку сознание, как раз и подлежащее описанию, пользуется всеми воз­можными путями познания. Так, содержание сознания поддается ана­лизу только на языке гуманитарной науки. (Мозг, кстати, вполне право­мерно рассматривать в качестве идеального логика и математи­ка-вычислителя). Не случайно в конце исследования психология как наука поневоле предстанет в двух очень разных ипостасях: наукой есте­ственной и наукой гуманитарной.

Естественнонаучный подход предполагает сведение объясняемо­го (в нашем случае — сознания) к каким-либо основаниям, которые сами не должны и не могут обосновываться. В исторической преамбуле

19

описываются разнообразные попытки выбора таких оснований, пред­принимаемые в психологии с середины XIX в. Показывается, что фено­мен, сознания не удаётся объяснить ни с помощью аналитического разло­жения содержания сознания на элементарные части, ни с помощью сведения сознания к законам физиологии. Сознание не поддаётся объясне­нию при попытках вывести его из соображений биологической или со­циальной целесообразности. Сознание ускользает от понимания и тог­да, когда его связывают с окружающим миром, и тогда, когда хотят най­ти его истоки в неосознаваемых глубинах человеческой психики. Не приводит к успеху поиск логики информационных преобразований по ана­логии с компьютером — попытки сформулировать какие-либо специаль­ные задачи в процессе обработки информации, для которых необходимо сознание, пока не были удачными. Оставляет проблему нерешённой и ана­лиз случаев патологии сознания. Ни физика, ни генетика, ни философия принципиально не способны объяснить возникновение и функции созна­ния. Очевидно, что, хотя сознание отражает окружающий мир и регулиру­ет деятельность, но и отражение, и регуляция весьма эффективно осуществляются без всякого сознания. Для того чтобы отражать и регули­ровать, сознание не только излишне, но иногда даже вредно. Зачем же сознание нужно? Ничего не дают ни попытки считать проблему сознания иллюзорной и потому не требующей решения, ни, наоборот, попытки объя­вить эту проблему настолько важной, чтобы отложить её до завершения психологического поиска, т. е. до решения всех остальных головоломок.

В истории психологии постоянно высказываются надежды на по­явление психологов масштаба Коперника (с новым взглядом на приро­ду психического), или Галилея (с новым стилем мышления), или Нью­тона (с новой теорией), или, хотя бы, Эвклида, который сумел бы связно изложить основания новой науки. Иногда казалось, что эти надежды вот-вот сбудутся. Психологи объявляли и коперникианский переворот во взглядах, и переход к стилю мышления Галилея. Но, пожалуй, только к концу столетия возникают подходы, пытающиеся дать осмысленное описание большинства накопленных фактов.

Проведённый исторический анализ выявил некоторые устойчи­вые тенденции по ходу развития психологического знания. Так, почти все школы приходят к выводу, что работа самого механизма сознания не осознаётся. Более того, всё чаще у разных исследователей выска­зывается мысль, что этот механизм принимает специальное реше­ние, что именно следует осознавать, а что — нет. О неосознаваемых про­цессах, протекающих в организме, как предполагают некоторые учёные,

20

сознание получает информацию с помощью эмоциональных сигналов. Психика и сознание в различных концепциях всё сильнее связываются с процессом познания. Акцент в описании работы психики и сознания всё более переносится на информацию, получаемую по каналам обрат­ной связи. Содержание сознания наполняется значениями и смыслами. Выясняется также, что обработка информации механизмом сознания происходит во многих параллельных каналах, обычно совершенно не зависимых друг от друга.

Все школы одарили психологию замечательными эксперименталь­ными находками, которые не могли быть получены путём умозритель­ных рассуждений. Любая новая психологическая теория не могла не считаться с этими во многом загадочными, контринтуитивными ре­зультатами. Они требовали объяснения, а потому становились для тео­ретиков продуктивными головоломками, решение которых приводило к построению новых идей и теорий.

Вторая часть посвящена собственно психологике. В первом раз­деле вводится идеализация, необходимая для построения теории: мозг (или даже шире - организм) объявляется идеально предназначенным для процесса познания. Это означает, в частности, что мозг как идеали­зированный объект не должен иметь никаких ограничений ни на ско­рость, ни на объёмы перерабатываемой информации. Разумеется, в ре­альности такие ограничения существуют, но постулируется, что при описании сознания этими ограничениями можно полностью пренебречь. Иначе говоря, все обнаруживаемые в экспериментах границы сознания по переработке информации признаются никак не связанными со струк­турой мозга или организма. Эта идеализация, как и положено идеали­зации в естественных науках, опирается на экспериментальные данные: показано, например, что человек способен реагировать на информацию, которую не осознаёт.

Принятая идеализация предполагает также, что любые сколь угодно сложные задачи мозг как бы решает мгновенно, безошибочно и автомати­чески. Поэтому для принятия решения по каким-либо заданным критериям никакие особые механизмы, наподобие сознания, не нужны. Если же нет критериев, позволяющих однозначно выбрать одну из нескольких воз­можных альтернатив решения, мозг, как идеальный вычислитель, вы­нужден делать произвольный, т. е. случайный, выбор. Постулируется: сделанный выбор трактуется как закономерный, как догадка о том, что на самом деле всегда в такой ситуации надо делать именно этот выбор, и поэтому тут же закрепляется. Догадка о правилах выбора

21

альтернативы решения, по сути, эквивалентна гипотезе об окружаю­щем мире. Ориентация в дальнейшем на сделанную догадку не может ухуд­шить стратегию случайного выбора, но может (если догадка случайно оказалась правильной) существенно продвинуть в познании реальности.

Процессы автоматического создания таких догадок названы протосознательными процессами. Однако необходим еще специальный механизм, проверяющий правильность этих догадок. Этот механизм и объявляется механизмом сознания. Основная функция сознания, тем са­мым — это функция проверки автоматически сделанных догадок. Та часть информации, которую механизм сознания непосредственно про­веряет. особым образом маркируется. Это и есть осознаваемая инфор­мация. Делается проверяемый в опыте вывод, названный законом Юма: все случайные процессы даны механизму сознания как закономерные. Вероятность того, что сделанная догадка абсолютно правильна, разу­меется, ничтожно мала. Поэтому проверяющий догадку механизм со­знания направлен в первую очередь не на опровержение исходной гипо­тезы, а на такую её корректировку, чтобы она соответствовала опыту. Механизм сознания создаёт своим проверяемым гипотезам защитный пояс, о котором и идёт речь в последующих разделах второй части.

Прежде всего формулируется группа экспериментально установ­ленных законов, демонстрирующих, что механизм сознания активнее работает именно в тех случаях, когда поступающая информация проти­воречит ожиданиям. Эта работа направлена на сглаживание противоре­чий между ожиданием и действительностью, на подгонку имеющейся гипотезы к опыту. Показывается также, что осознаваемое содержание сознания не может быть неизменным (закон Джеймса): уже проверен­ные, подогнанные к опыту догадки перестают осознаваться. В частно­сти, из сознания исчезает неизменная информация: перестаёт осозна­ваться неизменная стимуляция, из сознания ускользает неизменный кон­текст ситуации и пр. Любопытный пример действия этого закона — феномен забывания.

Группа законов, названных законами отождествления, характери­зует стремление механизма сознания прежде всего отождествить гипотезу с опытом. Этот механизм отождествляет поступающую информацию с име­ющимися следствиями из гипотезы, подбирая подходящие для этой задачи критерии точности соответствия ожидаемого с действительным. Многое, но не всё, зависит от того диапазона, внутри которого механизм созна­ния считает различие между сличаемым и эталоном несущественным. Диапазон неразличения меняется во времени—вначале он выбирается

22

настолько широким, чтобы любой стимул соответствовал выбранному стимулу, а затем последовательно уменьшается. Выбор окончательной ве­личины диапазона во многом определяется совокупностью стимулов, предъявленных одновременно или последовательно с эталоном.

Диапазон неразличения никогда не может быть сведён до нуля. Не существует однозначного критерия, позволяющего отнести стимул к строго определённому классу. И не существует классов, состоящих только из одного элемента. Поскольку любой стимул воспринимается только как член некоторого класса, то существование в любом классе наиболее типичных представителей, как и существование пороговой зоны. становится логически неизбежным. Лингвистический закон — все знаки являются одновременно и омонимами, и синонимами — по­лучает психологическое обоснование. Все стимулы относятся в созна­нии сразу к нескольким возможным классам (т. е. все стимулы — омо­нимы), и всегда есть другие стимулы, которые принадлежат к тому же классу, к которому осознанно отнесён данный стимул (т. е. все стиму­лы—синонимы).

Ещё одно проявление защитного пояса сознания — законы по­следействия. Однажды выбрав, к какому классу относится данный объект (и установив соответствующий этому выбору диапазон нераз­личения), механизм сознания пытается сохранить и сделанный выбор, и диапазон неразличения при предъявлении следующих стимулов (за­кон последействия фигуры). Неожиданным в эмпирических проявле­ниях этого закона является то, что для повторения предшествующего выбора испытуемый должен неосознанно отражать характеристи­ки стимула точнее, чем они осознаются, иначе он не сможет повто­рить, например, ту же самую ошибку при повторном предъявлении того же самого стимула. Даже если ситуация изменяется, эффект последей­ствия всё равно наблюдается — но теперь уже сохранить предшеству­ющий выбор удаётся за счёт расширения диапазона неразличения (за­кон последействия позитивного выбора).

Законы последействия распространяются и на те возможные аль­тернативы отнесения стимула к классу, которые были уже ранее рас­смотрены и отвергнуты механизмом сознания. То, что однажды было не воспринято, не воспроизведено, не сосчитано, имеет тенденцию при повторном выполнении аналогичного задания быть не воспринятым, не сосчитанным, не воспроизведённым (закон последействия фона). Од­нако при смене ситуации (при смене задания или в неподходящий мо­мент) уже другие стимулы могут быть внезапно (и зачастую ошибочно)

23

отнесены как раз к тем классам, принадлежность к которым предше­ствующих стимулов была отвергнута (закон последействия негативно­го выбора). Эксперименты, связанные с этими законами, сперва выгля­дят просто шокирующими. Однако последействие негативного выбора имеет непосредственную связь с такими известными психологически­ми феноменами, как, например, реминисценция в памяти или фазы ин-сайта и инкубации в процессе творческого мышления. Всё это интер­претируется в терминах сличения следствий гипотезы с опытом — сли­чение осуществляется не только по осознаваемому позитивному выбо­ру, но и по неосознанному негативному.

В конце этого тома объясняется связь между найденными закона­ми последействия и последействием смысла. Любой знак (текст, сти­мул) имеет много значений, часть из них воспринимается, но не осозна­ется, а часть осознаётся, если непротиворечиво соединяется в логиче­скую конъюнкцию. Смыслом текста (стимула) одновременно является и позитивный, и негативный выборы. Сделанные однажды выборы обла­дают тенденцией к последействию. Неосознаваемую работу механизма сознания можно описать как работу по приписыванию смысла поступа­ющей информации и сохранению этого смысла в последующем.

Таков в общих чертах сюжет первого тома, представленного вни­манию читателя. В нём, таким образом, обсуждаются основные прин­ципы и постулаты, которые положены в основу психологики как есте­ственной науки, а также законы, описывающие неосознаваемую работу сознания (простите за не слишком изящный, но неизбежный калам­бур) по защите однажды созданных гипотез.

Следующий том будет посвящен процессам преодоления этой за­щиты и способам отказа от не слишком удачных гипотез. Там психика предстанет во всей своей великой множественности. Более присталь­ное внимание будет посвящено механизму сличения и ряду связанных с этим механизмом феноменов: от параллельности сенсорного и мотор­ного до природы эмоционального воздействия художественного текста. Особое внимание будет уделено осознанной проверочной деятельности и исключительной роли такой осознаваемой деятельности в становле­нии личности. Будет более подробно рассмотрена выдвинутая ранее ' гипотеза о возникновении социального как следствии проверочной дея­тельности сознания.

¹ Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии. СПб, 1993, с. 268-275.

24