vitgenshtein_liudvig_izbrannye_raboty

ОТ КОММЕНТАТОРА*

Цель этой книги — попытка разобраться в одном из самых сложных произ ведений мировой философии. Не менее сложных, чем Библия, «Бхагавад гита», «Даодедзин» или «Алмазная сутра». Не случайно я называю здесь восточные тексты, потому что по своей структуре «Трактат» тяготеет, как это ни покажется парадоксальным, к утонченному креативному мифологи ческому мышлению. Последнее не раз отмечалось в литературе (см., нап ример, [Canfield 1986; Gudmundsen 1977; Налимов 1979]). Конечно, этот фе номен будет обсуждаться применительно к каждому подходящему случаю из комментируемых нами в «Трактате». Сложность здесь в том, что, безус ловно, Витгенштейн в «Трактате» построил некое подобие стройной логи ческой системы, альтернативной системам Фреге и Рассела—Уайтхеда, но, как не раз подчеркивал Витгенштейн в письмах к друзьям (П. Энгельману, Л. Фон Фикеру), главным в «Трактате» является не логика, а то, что нахо дится за ее пределами.

Но беда в том, что все замечательные комментаторы «Трактата» — а их было достаточно много и почти все они были блестящими философами (среди них рано умерший гениальный математик Фрэнк Рамсей, написав ший первую рецензию на «Трактат»; первый автор книги о «Трактате» английский философ с русской фамилией — Александр Маслов; далее это классические исследования непосредственной ученицы Витгенштейна Маргарет Энком, финского логика и философа Эрика Стениуса, амери канского философа Макса Блэка и целой плеяды философов более моло дого поколения) — все они с теми или иными оговорками изучали «Трак тат» как исследование по философской логике.

Западная традиция почти не знает комментирования философских, а тем более логико философских произведений «строка за строкой». О «Трактате» написано много книг, и это чаще всего замечательные книги. Ближе всего к непосредственному комментированию подошел Макс Блэк в своем «Путеводителе по “Трактату”», но только подошел. К тому же этот текст — довольно старый (середины 1960 х годов) и не раз критиковался.

* Этот проект был осуществлен при финансовой и моральной поддержке

Сергея Славина, за что комментатор выражает ему глубокую

признательность.

11

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН

А именно так — строка за строкой — писались комментарии в восточ ной традиции, например, комментарий Шанкары на «Бхагавадгиту» или Аверроэса на Аристотеля. Так же, даже еще более утонченно, как извест но, поступала талмудическая традиция.

Конечно, понять каждое предложение в «Трактате» невозможно. Я ду маю, что Витгенштейн и сам не все там понимал (это тоже особенность восточного мышления). Настоящая книга является первой, возможно, эскизной попыткой такого понимания — «строка за строкой», следуя за мыслью Витгенштейна, от первого предложения до последнего. Даже ес ли читатель сочтет эту попытку неудачной (а безусловно, она не может являться во всем удачной), он должен помнить, что это первая попытка, попытка попытки.

Второй немаловажной целью этой книги было прокомментировать не которые, по нашему мнению, неверно понятые переводчиками места вит генштейновского текста. К сожалению, недостатки и первого перевода «Трактата» на русский язык 1958 года, и второго — 1994 года — очевидны. В соответствующих местах они будут проанализированы. Нам пришлось сделать новый перевод. Одной из его особенностей, которая бросится в глаза и многих, возможно, будет шокировать, является то, что мы писали некоторые наиболее важные для Витгенштейна слова и понятия с пропис ной буквы (правильнее будет сказать, оставляли в русском переводе их не мецкое естественное — как существительных — написание с прописной буквы). Это такие слова и словосочетания, как Факт, Положение Вещей, Ситуация, Пропозиция, Истинностная Функция, Операция и под. Этим мы, как можно догадаться, старались подчеркнуть наибольшую важность данных слов и понятий для логико философской концепции «Трактата».

Другая особенность нашего перевода заключалась в том, что мы стара лись разрушить привычные и уже потому некорректные («замыленные») переводческие штампы. Так, например, мы порой, переводили слово Sprache не как «язык», а как «речь», учитывая тот факт, что для Витгенш тейна (в отличие, скажем, от Лакана) соссюровская оппозиция языка и ре чи не играла никакой роли); Sprache в контексте «Трактата» чаще всего оз начает именно звучащий поток речи. Так, например, знаменитая максима «Язык переодевает мысли» в нашем переводе звучит как «Речь перелицо вывает мысль» (это соответствует тому активному характеру, который при дается Витгенштейном речи в поздних исследованиях — ведь по сути имен но Витгенштейн, а не Джон Остин был подлинным основателем теории речевых актов).

К особенностям (осмелимся даже сказать — достоинствам нашего пе ревода) следует отнести и то, что нам удалось исправить некоторые принципиальные ошибки как первого, так и второго русского переводов

12

TRACTATUS LOGICO PHILOSOPHICUS

«Трактата». Это касается не только таких очевидных вещей, как Sahverhalt, который уже невозможно переводить, как «атомарный факт», но и гораздо более тонких вещей, которые подробнейшим образом проком ментированы сразу после соответствующего перевода.

Еще раз повторим, что понять, а тем более прокомментировать каж дое предложение в «Трактате» нам было не под силу. Здесь сошлемся на за явление Эрика Стениуса, по нашему мнению, самого глубокого интерпре татора «Трактата», которое во время работы над комментарием служило для нас своеобразным ободряющим лозунгом. Стениус пишет, что все ут верждения «Трактата» делятся для него на четыре группы: 1) те утвержде ния, которые он, Стениус, понимает и разделяет; 2) те утверждения, кото рые он, как ему кажется, понимает, но не разделяет их истинности; 3) те утверждения, которых он не понимает и, стало быть, не может судить об их истинности или ложности; 4) те утверждения, которые, с одной сторо ны, кажутся ему непонятными, но, с другой стороны, выраженные таким смутным и неясным языком, будто взывают к некоему высшему понима нию [Stenius 1960: 1].

В. Р. февраль 1996 — август 2005 Москва

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН

TRACTATUS LOGICO PHILOSOPHICUS

Посвящается памяти моего друга Дэйвида Х. Пинсента

Motto: «...ибо все то, что известно,

а не просто слышится шумом и звоном, можно сказать в трех словах».

Кюрнбергер

Предисловие

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кому однажды уже приходи ли мысли, выраженные в ней, или хотя бы подобные им мысли. Ста ло быть, эта книга никакой не учебник. Ее цель была бы достигнута, если хотя бы один из тех, кто прочтет ее с пониманием, получит удо вольствие.

Книга обращается к философским проблемам и показывает — как я полагаю, — что постановка этих проблем покоится на непонимании нашего языка. Весь Смысл книги можно охватить приблизительно такими словами: то, что вообще можно сказать, можно сказать ясно, а о том, о чем нельзя говорить, должно хранить молчание. Стало быть, книга проводит границу мышлению, или, скорее, не мышле нию, а проявлению мыслей. Ибо, чтобы провести границу мышле нию, мы должны были бы быть в состоянии мыслить по обе стороны этой границы (мы должны были бы, тем самым, быть в состоянии мыслить о том, о чем мыслить нельзя).

Стало быть, граница может быть проведена лишь внутри языка. То, что лежит по ту сторону границы, будет просто лишено Смысла.

В какой мере мои стремления совпадают со стремлениями других философов, не мне судить. Да написанное мною здесь и не имеет пре

14

TRACTATUS LOGICO PHILOSOPHICUS

тензий на новизну частностей, и я не привожу никаких источников, поскольку мне совершенно безразлично, приходило ли на ум другим то, о чем думал я.

Хочу упомянуть лишь выдающиеся труды Фреге и работы моего друга сэра Бертрана Рассела, которые послужили источником для большей части моей книги.

Если данная работа имеет какую то ценность, то эта ценность зак лючается в двух положениях. Первое из них заключается в том, что

вней проявлены мысли, и эта ценность тем больше, чем лучше эти мысли проявлены. Тем более они попадают не в бровь, а в глаз.

Я, разумеется, понимаю, что использовал далеко не все возмож ности. Просто потому, что мои силы для преодоления этой задачи слишком незначительны. Другие могут прийти и сделать лучше. Зато мне кажется истинность приводимых здесь мыслей непреложной и окончательной. Стало быть, я держусь того мнения, что проблемы

восновном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то ценность этой работы теперь заключается, во вторых, в том, что она обнаруживает, как мало дает то, что эти проблемы решены.

Вена, 1918 Л. В.

Заглавие. «Tractatus Logico'philosohicus».

Заглавие «Трактата» по мере работы над окончательным вариантом текста (сохранилось несколько подготовительных материалов и предва рительных вариантов «Трактата»: «Заметки по логике»(1913), «Заметки», продиктованные Муру в Норвегии (1914), «Тетради 1914—1916» (эти три текста опубликованы в издании [Wittgenstein 1982]; фрагменты «Тетрадей» на русском языке опубликованы также в выпуске 6 журнала «Логос» за 1995 г. [Витгенштейн 1995а]) и так называемый «Прототрактат», руко пись которого обнаружил и опубликовал Г. Фон Вригт [Wright 1971]; об ис тории издания и рукописях трактата см. подробно [Wright 1982; McCuinnes 1989; Monk 1991]) несколько раз менялось. Первоначально произведение было названо Витгенштейном «Der Satz» («Предложение» или «Пропозиция») по ключевому слову всей работы. Немецкий вариант наз вания «Logisch-philosophische Abhandlung» принадлежит, вероятно, пер вому издателю «Трактата» Вильгельму Оствальду. По традиции считается, что окончательное латинское заглавие дал «Трактату» Дж. Э. Мур, один из кембриджских учителей Витгенштейна (с кем он дружил вплоть до своей

15

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН

смерти). Это заглавие перекликается с латинскими названиями основопо лагающих логико философских трудов начала века «Principia Mathematica» Б. Рассела—А. Н. Уайтхеда и «Principia Ethica» самого Мура, что, в свою очередь, ведет к латинским заглавиям сочинений Ньютона «Philosophiae Naturalia Principia Mathematica» и Спинозы «Tractatus theo logico politicus» (последнее произведение, по мнению некоторых истори ков философии, связано с «Трактатом» не только названием (см., напри мер [Грязнов 1986]).

Посвящение. Дэйвид Пинсент — один из самых первых и близких дру зей молодого Витгенштейна в годы его обучения в Кембридже, оставив ший после смерти дневник, в котором содержатся интересные биографи ческие сведения о Витгенштейне (см. [McCuinnes 1989; Monk 1991]). Во время первой мировой войны друзья служили по разные стороны фрон та, каждый за свою страну и своих союзников. В 1919 году Пинсент, буду чи офицером английской авиации, погиб во время воздушного боя.

Эпиграф. Кюрнбергер Фердинанд (1821—1879) — австрийский писа тель. В этом эпиграфе звучат две основные ключевые темы «Трактата». Во первых, это идея редуцированности, сводимости к нескольким словам всего содержания работы (см. также Предисловие Витгенштейна), что на уровне мотивной разработки проявляется в «Трактате» и в его теории о том, что все логические операции сводимы к одной операции Отрица ния, и к идее о том, что Пропозиции являются функциями истинности Элементарных Пропозиций.

Можно даже реконструировать эти «три слова»: «говорить, ясно, молчать» (см. Предисловие и седьмой тезис к «Трактату», а также комментарий к ним).

Во вторых, это идея бессмысленного, невыразимого в языке существа жизни, перекликающаяся со знаменитыми строками из шекспировского «Макбета»: «Жизнь — это повесть, рассказанная идиотом, в которой мно го звуков и ярости, но нет никакого смысла», через восемь лет после первой публикации «Трактата» воплощенная в фолкнеровском романе «Sound and Fury» («Звук и ярость») 1929 года. Идея невысказанного, невы разимого в языке была одна из самых главных в витгенштейновской анти метафизике и этике. В часто цитирующемся отрывке из письма к Паулю Энгельману Витгенштейн пишет, что «Трактат», по его мнению, состоит из двух частей, одна из которых написана, а другая — главная — не написа на [Engelman 1968]. Идея невыразимости этического в противополож ность пустопорожней болтовне философов этиков, то есть тому, что «слышится шумом и звоном» и полно «звуков и ярости», высказывалась Витгенштейном и в конце 1920 х годов в беседах с членами Венского ло

16

TRACTATUS LOGICO PHILOSOPHICUS

гического кружка (см. [Waismann 1967]), а в наиболее законченном виде воплощена в «Лекции об этике»1929 года [Витгенштейн 1989].

Предисловие. Определяя жанр своего исследования и ориентируя читателя, Витгенштейн утверждает, что это книга для посвященных, а не учебник по логике. Первоначально, как можно предположить, Витген штейн думал прежде всего о двух или трех читателях — своих учителях Готлобе Фреге, Бертране Расселе и Джордже Эдуарде Муре. Как извест но, Фреге, которому Витгенштейн послал копию «Трактата», заявил, что ничего там не понял. Рассел дал «Трактату» блестящую аттестацию в сво ем предисловии к английскому изданию 1922 года. Мур определил свое отношение к «Трактату» в 1929 году, когда Витгенштейн защищал диссер тацию в Кембридже. В своей рекомендации Мур заявил, что считает это произведение гениальным [Wright 1982; Bartley 1973; Monk 1991].

Идея неадекватного понимания языка и неадекватного представле ния разговорным языком человеческих мыслей буквально носилась в воздухе предвоенной Вены. Она высказывалась в философских работах Фрица Маутнера (один раз упомянутого в «Трактате», правда, в крити ческом контексте), публицистических статьях Карла Крауса, стихах и пьесах Гуго фон Гофмансталя (подробно о венских истоках философии раннего Витгенштейна см. [Janic Toulmen 1973]).

Идея о том, что Смысл всей работы можно свести к нескольким словам (ср. Эпиграф и комментарий к нему), без сомнения перекликается с пре дисловием к книге Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (пер вом сочинении по философии, которое было прочитано в юности Вит генштейном): «Я хочу объяснить здесь, — пишет Шопенгауэр, — как следу ет читать книгу, для того, чтобы она была возможно лучше понята. То, что она должна сообщить, заключается в одной'единственной мысли» (курсив мой. — В. Р.) [Шопенгауэр 1992: 39]. Влияние Шопенгауэра явственно прос тупает в метафизических фрагментах «Тетрадей 1914—1916». В «Тракта те» оно заслонено логико философской проблематикой, но в последних тезисах вновь проступает достаточно явственно, прежде всего в мыслях о единстве этики и эстетики и т.п.

Следующая ключевая мысль предисловия — о границах выражения мыслей — подробно разрабатывается в конце шестого раздела «Тракта та», а также в некоторых предшествующих максимах. Здесь Витгенштейн выступает уже как самостоятельный мыслитель, предшественник анали тической традиции, для которой язык является единственным объектом философской рефлексии.

Рассел и Фреге действительно упоминаются в «Трактате» несопоста вимо чаще других философов, хотя, как правило, в более или менее рез

17

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН

ко критическом контексте. Безразличие к предшественникам, деклари руемое Витгенштейном, отчасти объясняется тем, что он просто не знал никаких или почти никаких предшественников, будучи философски не образованным человеком, что он сам неоднократно подчеркивал и чем даже бравировал в кембриджские годы (см., например, [Drury 1981]. С другой стороны, осознание своей исключительности также играло здесь огромную роль. Рассел писал о Витгенштейне, что он «горд, как са тана». Лишь после испытаний на войне, а затем в деревне Витгенштейн отказался от этой идеи.

Последние предложения предисловия также пересекаются с послед ними тезисами книги. Таким образом в соответствии с музыкальным по ниманием построения «Трактата» (см., например, [Findley 1984]), все ос новные темы заданы здесь в кратком виде, как в экспозиции сонатной формы.

1 Die Welt ist alles, was der Fall ist. The world is all that is the case.

Мир — это все, чему случается быть.

Поскольку перевод именно этой строки вызывает объективные труд ности и помня о том, что первая строка, особенно в таком произведе нии, как «Трактат», должна играть роль репрезентанта всего текста (как первая строка в стихотворении), сравним наш перевод с оригиналом, английским переводом и с предшествующими русскими переводами:

Мир есть все то, что имеет место [Витгенштейн 1958] Мир есть все то, что происходит [Витгенштейн 1994].

Здесь в обоих случаях оборот sein ist, который достаточно эквивален тно переведен в английском выражении to be the case, отсутствует. Пере вод выражения Fall ist как «имеет место» неточен — последнему в «Трак тате» скорее соответствует выражение gegeben sein, которое можно пе ревести как «имеет место», «существует», «бывает». (Например, 3.25 Es gibt eine and nur eine vollständige Analyse der Satzes. Существует (бывает, имеет место) один, и только один полный анализ Пропозиции.) Es gibt и der Fall ist не одно и то же. В последнем случае подчеркивается не необ ходимость того, что является Миром.

«Мир есть все, что есть Случай» (дословный перевод), т. е. все, что имеет место благодаря случаю, все, что случается.

Перевод 1994 года вводит здесь глагол «происходить». Это неудачное решение, потому что в Мире «Трактата», строго говоря, ничего не проис ходит, идея динамики ему несвойственна (ср. 1.21 «Им (фактам. — В. Р.) мо

18

TRACTATUS LOGICO PHILOSOPHICUS

жет случаться быть или не быть, все прочее остается прежним»). Можно сказать, что в «Трактате» системные связи полностью господствуют над связями, опосредованными временем (ср. 5.1361 Вера в существование причинной связи является суеверием), синхрония господствует над диах ронией, как и в «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюра (опубликован в 1916 году), который был для структурной лингвистики XX века тем же, чем «Логико философский трактат» для аналитической философии XX века.

В семантике первого утверждения «Трактата» я вижу три аспекта: тав тологический, парадоксальный и информативный. Тавтологический зак лючается в том, что, на первый взгляд, этот тезис утверждает то, что и так ясно. Именно этот тавтологический аспект громче всего услышали переводчики книги [Витгенштейн 1958]: Мир есть все то, что имеет мес' то, — почти то же самое, что Мир есть все то, что есть. И этот аспект действительно важен (и соответственно, этот последний, чисто тавтоло гический, вернее, квазитавтологический перевод возможен). По мысли Витгенштейна, ничто логическое не несет никакой информации, и он, возможно, намекает на это уже в первой строке — Мир есть все то, что есть (по воле случая).

Парадоксальность тезиса 1 состоит в том, что утверждаемое в нем противоречит устоявшимся представлениям о мире, как о чем то сущест вующем по необходимости и стабильно, таком, каким его создал Бог. Вит генштейн подчеркивает отсутствие стабильности и необходимости в Ми ре. Это противоположная сторона семантического поля данного выска зывания. Мир не необходим и не стабилен потому, что, как говорится ниже, хотя в его основе (субстанции) лежат простые неизменные Пред меты, реально они встречаются в изменчивых и несвязанных друг с дру гом конфигурациях — Положениях Вещей (Sachverhalten). Отсутствие связей между явлениями в их изначальном виде и позволяет говорить об отсутствии причинной связи между ними во времени. Связь может быть только логической, т. е. тавтологической, неинформативной.

Еще парадоксальность проявляется в сочетании слова «все» (alles), ко торое употребляется в «Трактате» как универсальный квантор, с выраже нием was der Fall ist. Надо ли это понимать так, что все, что случается, противоположно тому, что может случиться, или оно противоположно тому, что не случается и не может случиться? Отметим еще, что слово «все» тянет это высказывание к тавтологии — Мир есть все, что есть, а was der Fall ist к противоречию — получается, что Мир — это то, что может быть не миром, стоит ему не случиться быть, что он может стать из всего ничем.

Информативное («естественно научное») значение этого тезиса мож но реконструировать так: «Мое первоначальное знание о Мире сводится

19

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН

к тому, что он кажется чем то, чему случается быть». В целом значение этой фразы является эспозитивным. Она представляет интенции автора, говоря: «Тех, кто думает, что я буду исследовать Мир как нечто необходи мое и законченное, просят не беспокоиться».

Последнее, что нужно сказать в связи с переводом тезиса 1. В ориги

нале он звучит как метрически организованный полноударный стих 4 стопного ямба: ´ ´ ´ .

Учитывая богатый «австро венгерский» культурный контекст написа ния «Трактата» (см. об этом [Janic'Toulmen 1973], а также и то, что «Логико философский трактат» — своего рода поэма (в том смысле, в каком поэмой можно назвать «Даодедзин» и «Бхагавадгиту»), этот факт нельзя признать случайностью. Тем более, что и английский перевод сохраняет эту метри ческую организацию (изменив лишь в соответствии с английской традици ей каталектику — с женской на мужскую: ´ ´ ´ The world is all what is the case). Однако мы, отметив это обстоятельство, тем не менее не ста нем его воспроизводить, ибо сочетание слова «мир» с 4 стопно ямбичес ким контекстом неожиданно дает чисто русские и крайне неприятные коннотации:

Мир — это все, что происходит Весь мир насилья мы разрушим.

Сын миллионера, воевавший против царской России, после этого действительно разрушил мир старой философии; он всегда сочувствовал России и тому, чему в ней «случалось быть». «Странные сближения» пре следовали Витгенштейна всю жизнь. Не будем удивляться, что частично они перепадут и на нашу долю.

1.1 Мир — совокупность Фактов, но не Вещей.

В этом афоризме Витгенштейн также противоречит здравому смыс лу, в соответствии с которым мир, скорее, как раз совокупность вещей (см., например, [Stenius 1960: 32]). Логически 1.1 вытекает из 1: если Мир — все то, чему случается быть, то это, скорее, Факты, а не Вещи. По Витгенштейну, реально существуют не вещи, а Вещи в их соединении с другими Вещами: это и есть Факты. Вообще говоря, здравый смысл мо жет убедиться, что этот взгляд психологически вполне реалистичен. Действительно, разве существует это дерево просто как дерево? Не пра вильнее ли сказать, что существует то, что это дерево растет возле мое го дома, что это дерево очень старое, что это дерево — дуб и т. д.? Имен но в совокупности этих фактов и существует дерево. Как слово (имя) ре ально функционирует не в словаре, а в предложении (и это тоже один из

20