V.Внимание как усиление нервного раздражения

Так как психические состояния обусловлены процессом нерав­ного раздражения в центральной нервной системе и так как те состояния, на которых сосредоточивается внимание, отличаются особой интенсивностью, то естественно было предположить, что внимание обусловлено увеличением местной раздражительности центральной нервной системы. Эту физиологическую теорию вни­мания мы нашли еще у Декарта (§ 2) и у Бонне (§ 7); затем отчасти у Фехнера (§ 32), у Э. Мюллера (§ 27), Мейнерта (§32) и Лемана (§ 35), с тем, однако, различием, что Фехнер считает внимание, или «парциальное бодрствование», за maximum«психо­физической» деятельности, для Э. Мюллера усиление нервной раздражительности есть результат волевого удержания представ­ления, Леман объясняет измененную раздражительность рефлек­торным приливом крови к месту раздражения, а Мейнерт кроме мозговой гиперемии предполагает еще изменения в «нутритивной аттракции».

Из этих теорий особенно мейнертовская, отличающаяся ясно­стью анатомо-физиологических понятий, заключает, по всей веро­ятности, долю истины, т. е. действительно усилие ассоциационного процесса может вести к усилению интенсивности находящихся в сознании представлений (через усиление нутритивного притяжения и местную гиперемию мозга). Но весьма сомнительно, достаточны ли указанные обстоятельства для объяснения явлений волевого внимания. Во-первых, это внимание сопровождается чув­ством усилия, которое указанные физиологические .теории не объясняют и которое объяснимо, по-видимому, лишь в предполо­жении моторного элемента в акте внимания. Во-вторых, объясне­ние усиления данного представления вслед за появлением многих ассоциированных с ним представлений через усиление местного нутритивного притяжения есть не столько самостоятельная физио­логическая гипотеза, сколько выраженный в физиологических терминах психологический факт; поэтому эта гипотеза не может сама служить достаточным объяснением психологических фактов внимания, и все выводы из нее должны быть проверяемы психо­логически, если мы не хотим впасть в логический круг. Эта гипо­теза стала бы самостоятельной только тогда, когда получила бы самостоятельное физиологическое обоснование, и нутритивное притяжение и его законы были бы доказаны физиологическим экспериментом. В-третьих, относительно изменений в кровообра­щении большого мозга надо сказать то же, что и о нутритивной аттракции; а кроме того, весьма сомнительным представляется возможность столь точно и вместе широко локализированных гиперемий, какие предполагаются по этой гипотезе актом внима­ния, обращенным на какую-нибудь группу представлений, состоя­щих из строго определенного комплекса разнообразных элемен­тов.

VI.Внимание как особая активная способность духа

Некоторые психологи, пораженные своеобразием явлений вни­мания, особенно же тем, что при внимании волевое усилие ведет к прямому изменению интенсивности известного представления, считают внимание за первичную и активную способность. Можно различать две формы такой теории — одну старую, представите­лями которой были шотландские психологи Рид и Стюарт (§ 8), и другую, новую, поддерживаемую отчасти Вундтом (§ 28), глав­ным же образом американскими психологами Джемсом (§ 36) и Бальдвином (§ 38).

Согласно первой теории разумение (understanding) и воля суть разные способности, внимание же рассматривается как влия­ние воли на разумение. Легко заметить, что теория Рида (и Стю­арта) может дать лишь более или менее точное описание явле­ний внимания и их классификацию, но никоим образом не слу­жить к их объяснению. Сам Рид признает, что невозможно понять, каким образом воля направляет наши мысли: это факт, но факт, столь же непостижимый, как тот, что воля приводит в движение наше тело. И, тем не менее, рассуждая о внимании, он, очевидно, пытается дать такое объяснение. В этом и состоит танталова мука психологии, думающей объяснить психические явления из соответственных способностей: с одной стороны, этим как будто дается какое-то объяснение, а с другой — немедленно оказы­вается, что это объяснение лишь словесное, истинное же объяс­нение постоянно ускользает от исследователя.

Вторая форма рассматриваемой теории явилась, как уже ска­зано, в наше время. Она состоит не столько в предположении особых способностей, сколько в утверждении, что внимание есть не результат, но сама сила (Джеме), что оно есть чисто духов­ная активность и истинное fiatволи (Бальдвин), что воля прямо влияет на силу данных представлений и это влияние есть пер­вичное, дальнейшим образом не разложимое психическое действие (Вундт). Мы вряд ли ошибемся, если скажем, что эти теории представляют отголоски философии Шопенгауэра, видевшего в воле метафизическое начало мира. Общей и наиболее характер­ной чертой этих теорий является утверждение, что волевые дви­жения должны быть объясняемы из волевого внимания, а это последнее дальнейшим образом необъяснимо. Их критическое рассмотрение удобнее будет отложить до «Исследования об эле­ментах волевого движения».