сопряженными с ее новой ответственностью. Разумеется, она стала "даровать разводы" (прежде они разрешались только светскими судами) и дозволять "перевенчивания" в храмах; ведь без такого "перезаключения брака" второй или третий брак, по новому закону, оставался бы юридически ничтожным. Правда, Церковь добилась признания полной недействительности четвертого брака (на Соборе в 920 г.) (30), но ей пришлось пойти на уступки по многим иным вопросам.

Однако Церкви удалось сохранить в основном принципе существенное различение между первым и последующими вступлениями в брак: для повторных бракосочетаний была разработана специальная служба — венчание отделялось от Евхаристии и всему чину придан был покаянный характер. Благодаря этому становилось понятным, что второй и третий браки не являются нормой и как таковые имеют сакраментальный недостаток. Самое большое различие между византийским богословием брака и ее средневековым латинским соответствием состоит в том, что византийцы сильно подчеркивали единственность христианского брака и вечность супружеских уз; византийцам

ив голову не приходило, что бракосочетание — это юридический договор, автоматически теряющий силу после смерти одной из договаривающихся сторон. В Византии терпимо относились к вступлению в брак вдовца или вдовы, как и к браку после развода. Но эта "терпимость" не равнозначна одобрению. Она подразумевала покаяние, и повторный брак дозволялся лишь тем мужчинам

иженщинам, чьи предыдущие супружества могли рассматриваться в качестве практически несуществующих (различные своды имперских законов перечисляли возможные варианты такого положения). Тем временем латинский Запад не терпел юридического развода, но признавал, причем без ограничения, право на любое число повторных вступлений в брак для вдовца или вдовы. Руководствуясь в своей практике правовым понятием контракта, нерасторжимого до тех пор, пока живы обе стороны, заключившие договор, Запад, кажется, не принимал во внимание то соображение, что брак, если он является Таинством церковным, проецируется, в качестве вечных уз, в Царство Божие; и, подобно всем иным таинствам, брак предполагает свободный ответ и возможность того, что человек отвергнет брак или ошибется в нем и что, после такого грешного отказа от брака или ошибки, все же всегда остается возможность покаяться и начать с начала. Таковы были богословские основания терпимости раннехристианской Церкви в отношении разводов, таковыми они оставались и в Византии.

5. Исцеление и смерть

Часто объединявшееся в единое Таинство с покаянием, проведение "соборования" так и не развилось, если не считать ряда областей на христианском Востоке, где после XVI в. это произошло — в Таинство "последнего помазания", совершаемого только над умирающими. В Византии таинство Соборования представляло собой обряд священнослужителей (обычно семи, согласно стиха Иак. 5:14, который считался библейским основанием этого Таинства). Оно состояло из чтения отрывков из Писания и вознесения молитв об исцелении, тексты которых решительно не допускали магических

толкований обряда. Исцеление испрашивалось лишь в рамках покаяния и духовного спасения и вовсе не считалось целью самой по себе. Каков бы ни оказался исход недуга, само помазание знаменовало Божественное прощение и освобождение из порочного круга греха, страдания и смерти, в котором пленено падшее человечество. Сочувствуя страданиям человека, Церковь устами своих пресвитеров испрашивает облегчения, прощения и вечной свободы для своего страждущего члена. Таков смысл святого помазания тела.

Погребальная служба, также считавшаяся некоторыми византийскими авторами "таинством", не имела какого-то иного значения. Равно и в смерти христианин остается членом Живого и воскресшего Тела Христова, в Которое он был включен через Крещение и Евхаристию. На заупокойную службу Церковь собирается, чтобы засвидетельствовать эту истину, зримую лишь очами веры, но уже переживаемую каждым христианином, обладающим благоговейным страхом перед грядущим Царством.

Примечания

1.Cabasilas, De vita in Christo, l, 3; PG 150:4900.

2.См., напр., Chrysostom, Horn. 7,1 in I Cor.; PG 61:55.

3.Chrysostom, Catéchèses baptismales, ed A. Wenger, Sources Chrétiennes 50 (Paris: Cerf, 1957), II, 17, p. 143.

4.Ep. II, 165; PG 99:1524в.

5.G. M. Jugie, Theologia dogmatica Christianorum orientalium, III (Paris, 1930), p. 16.

6.Цитируется у M. Jugie, там же, с. 17-18.

7.De sacramentis, 52; PG 155:197д.

8.Responsa canonka, éd. A. I. Almazov (Odessa, 1903), p. 38.

9.Нот. 60. ed. S. Oikonomos (Athens, I860), p. 250.

10.De sacramentis, 43; PG 155:188д.

11.De vita in Christo, II, 3; PG 150:524л.

12.Там же, 4, 525л.

13.Там же, 524с.

14.Там же, 5, 525D.

15.Там же, 22:548ВС.

16.Haeret. fabul. compendium 5, 18; PG 83:512.

17.De sacramentis, 64; PG 155:228о-229в. See also Manuel of Corinth, Apology 7, PG 140:480.

18.Nicholas Cabasilas, loc. cit., 6:528в.

19.Там же, 9:532в.

20.Там же, III, 1; 569л.

21.De penitentia. III, 1; PG 49:292.

22.J. Pargroire, l'Eglise byzantine de 527 a 847 (Paris: Lecoffre, 1932), p. 347.

23.Там же, с. 348.

24.Самые ранние из имеющихся рукописей относятся к X в. Самое лучшее собрание покаянных обрядов в греческом и славянском вариантах см. в кн.: А.Алмазов. Тайная исповедь в православной восточной церкви. III. Одесса, 1894.

25.Ор cit., I, p. 149-150.

26.Канон 2, см. Syntagma Canonum IV, edd. G. Rhalles and M. Potles (Athens, 1854), p. 457.

О брачной дисциплине в Византийской Церкви см., прежде всего: J. Zhishman, Das

Eherecht der orientalischen Kirche (Vienna, 1864); K. Ritzer, Le manage dans les églises Chrétiennes du I au XI siècle (Paris: Cerf, 1970), p. 163-213; and J. Meyendorff, Marriage: An Orthodox Perspective (New York: St. Vladimir's Seminary Press, 1971).