Выжутович, Черниченко, Никитин

паратуры в серийном производстве, каким-то ветром прибило к конструкторам, у которых старательность хоть и в цене, да идеи дороже? Идей не было, а на нет какой суд? Тихо-мирно обратно в цех.

Чем попрекнуть А. Г.? Тем, что в робототехнике «путала оперу с опереттой», как оценил профпригодность своей сотрудницы Евгений Кузьмич Белов, заведующий лабораторией? Не то еще спутаешь, придя в научно-ис- следовательский конструкторский отдел прямиком со склада. «Пассивна, не повышает квалификации»,— написали в характеристике. Расстались по-хорошему.

Как заденешь пером немолодого уже Э. Ш., когда он сам, не дожидаясь, пока позовут, явился к Белову с повинной. «Меня понизят?» — «Обязательно».— «Послушайте, мне уходить некуда, давайте по-людски...» — и положил заявление: «Прошу перевести меня на должность инженера-конструктора первой категории». А был ведущим. Пятнадцать рублей потерял, зато морального капитала прибавилось, в отделе к нему относятся с уважением.

Сорок шесть инженеров покинули институт до аттестации.

—Кто почувствовал себя неустойчиво, принесли заявления, — внес ясность Лаптев, и в голосе его не прорезалось даже тайного торжества.

—Если по правде, то мы их обманывали,— тихо казнился другой мой собеседник, Михаил Николаевич Кохановский, заместитель генерального директора по кадрам.— Столько лет ничего и вдруг — прощайте! Это как понимать?

Скем ни встречался — эта нота: как же раньше-то? Похоже, каждый, кто остался, мысленно принял и разделил судьбу ушедших. Такая душевная солидарность.

Ия ловлю себя на том, что эти строки диктуются мне словно бы Лаптевым и Беловым и что окрашены не

столько даже моим, сколько их сочувствием к без вины виноватым товарищам. Об отпетых бездельниках ни слова, с ними все ясно. Но сколько инженеров сидели сложа руки и сколько поныне не у дел по причинам, от них не зависящим!

Однако не до вздохов. Через фильтр аттестации прошли все, кому положено. Отбор был совершен. И раздалась команда: «За работу!»

111

ВЛАСТЬ РУБЛЯ

Телекамера не очень-то располагает к откровенности. А когда не одна, сразу три ведут тебя, как прожекторы самолет, да синхронно пишется звук, тут уж будь трижды бдителен, помни: слово не воробей... Пока записывали ответы на вопросы своих же, но как бы непосвященных конструкторов и технологов, Михаил Соломонович Паузнер, начальник отдела труда и заработной платы, вел себя осмотрительно. Никакой отсебятины, выдавал как по нотам; источником премирования инженерных работников является фонд материального поощрения объединения, выделяемый для них из фонда материального поощрения объединения. Общая сумма устанавливается исходя из утвержденного генеральным директором процента премии к фонду заработной платы по должностным окладам. С учетом надбавок, товарищи, с учетом надбавок. Кому? За что? Каждому, кто заслуживает. За высокую квалификацию — раз. За сокращение сроков работ по важнейшей тематике — два. А за сверхплановые работы? За них — тоже.

Все, по сути, было уже записано, шло воспроизведение для телеэкрана. Но когда начинается о насущном, о денежном, мучительно лицедействовать, не захочешь,

авыплеснешь подлинное.

—Вы сказали, надбавки, премии... Это сколько?

Пятерка? Трояк? Если так, чего экспериментировать, дело привычное...

— Даю справку,— спокойно отвечал начальник отдела.— Минимальный размер надбавки — сорок рублей, максимальный — сто.

— Ого! А если заведутся любимчики?

Тут Михаил Соломонович и отступил от текста.

— Обязательно заведутся. У кого, извините, котелок варит, кто не зубоскалит, а дело делает, те — да, будут в любимчиках, даю слово.

После этот кусок пленки вырежут, останется про коэффициенты трудового участия, про то, что надбавки назначаются на срок от одного до шести месяцев. И про то, что фонд надбавок — величина переменная. Кроме зарплаты уволившихся в него стекаются деньги тех, кто берет отгул или отпуск без содержания. И тех, кто бюллетенит (тут платит профсоюз). Кто за тебя работал, пока ты болел или отдыхал, тот и получит. Мгновенный отклик: количество отсиживающихся на больничном в объединении сократилось на треть.

112

Рубль подействовал поистине оздоровляюще.

— Значит, убрали лишних — легче стало? — спрашиваю Белова, заведующего лабораторией. Он конструктор милостью божьей. У него скорый насмешливый ум. Держит дистанцию, но во всем, что касается дела, дерзостно, безоглядно откровенен.

—С чего вы взяли? — удивляется.— Говорил тогда

итеперь готов повторить: нас не сокращать, расширять

надо. До начала эксперимента было в отделе двадцать шесть человек, осталось двадцать три. Каждый третий — руководитель темы, в работе семь-восемь тем одновременно. Если по три человека на тему, а меньше никак, то явный дефицит людей. Понимаете, де-фи-цит! А не избыток.

Но власть нагруженного приплатами рубля Евгений Кузьмич признал. Перепадает не всем? Всем и не надо, иначе опять уравниловка. А так — отбор. Раз, другой тебя обошли — делай выводы. Предметный урок: что заработал, то твое. И прозрачный намек: мало платят — ищи, где лучше. Сурово? А всем поровну — теплосердечнее? Кое-кто уже ханжеским шепотком: деньги портят, рвачей наплодим...

Старый любимый мотив. Сто двадцать за просиживание штанов — это ничего^ а заработанные двести — прямо-таки разор души.

Яростная язвительность Белова питалась, впрочем, не только казенной осторожностью перестраховщиков, но и неистовым рвением тех, кто, уверовав в эксперимент как в панацею, шел напролом, не ведая сомнений. Кое-где давала о себе знать неистребимая страсть к охвату. А. Н. Черняк, главный технолог одного из производств Ижорского завода, делился наблюдением: «Я в одной организации даже график получения надбавок и премий видел. Дескать, чтобы все было поровну в течение года. Этакая благотворительность».

— Вы платите за будущую работу или за прошлую? — спрашивал В. Н. Хохулин, главный технолог Металлического завода, Е. А. Марченкова, заместителя главного конструктора отдела крупных машин НИИ объединения «Электросила». Разговор шел за «круглым столом» «Ленинградской правды», куда представителей пяти коллективов пригласили, чтобы узнать, каково их мнение о переменах.

— За прошлую,— отвечал Е. А. Марченков.— Подводим итоги за минувший месяц и назначаем надбавки.

ИЗ

Некоторым специалистам, в которых уверены, устанавливаем надбавки сроком на три месяца.

У главного технолога Металлического завода отлегло от сердца.

— Я рад, что все стали приходить к оплате за прошлый труд, а не устанавливать надбавки авансом. Но всетаки у вас, на «Электросиле»,в эксперименте участвует не полный состав инженеров.

— Отчего же... Участвуют все, но надбавки действительно получают не все, а лишь те, кто работает без срывов, ошибок.

Кстати, на вопрос: «Были за это время какие-то конфликты из-за рубля?» — все пять посланцевленинградской инженерии ответили отрицательно. Зреют ли эти конфликты — так вопрос не стоял, но легко догадаться...

Белов взял в лабораторию Марину Сморыгину. Она из самых молодых, писала у Лаптева диплом, защитилась на «отлично», и вот пригласили ее. Брали на ставку сто тридцать, а положили сто пятнадцать. Пятнадцать рублей изъяли в пользу А. Б., который до той поры был просто инженером, а, получив дотацию из кармана молодого коллеги, утвердил таким образом не только возрастное, но и служебное свое старшинство.

Так надо ли учитывать стаж, определяя, кому сколь-

ко?

Доктор философских наук Н. И. Алексеев, будучи сотрудником Института социологических исследований АН СССР, не раз и устно и печатно вскрывал вред уравниловки. Он рассказывает: «На Уральском автозаводе работает конструктором одна женщина. Уже тридцать лет сидит в одном отделе и на одном стуле. Она занимается малой механизацией. Однажды, будучи в лирическом настроении, она вдруг сказала мне:

— Иду вчера по цеху, глянула в один из пролетов и вдруг узнала: моя кран-балка! Знаете, еще когда? В пятьдесят первом спроектировала и поставила здесь! До сих пор работает! А?! Погладила ее, постучала, ничего, будет еще долго крутиться! И пошла дальше. И вот так в каждом цехе... Идешь и сталкиваешься: то тельферы, то кран-балки, то малые, то большие мосты — крутятся, двигаются, вертятся! Сколько их через мой стол прошло, сколько я на них сил, нервов, слез истратила! — Вдруг она неожиданно для меня заплакала: — А при аттестации мне, знаете, какую зарплату определили? Такую же, как новичку, который только-только диплом получил. Разве это правильно? Справедливо?»

144

Несправедливо, неправильно. Нервы и слезы дорого стоят, долголетний гнет служебных стрессов отчасти должен быть снят рублем. Как бы плата «за вредность». Но не только за нее. Теперешний труд того же Лаптева не исчезает, а, накапливаясь и отзываясь в будущих станках и машинах, питает производительные силы страны. Вот почему всякий настоящий работник вправе претендовать на оплату не только живого сиюминутного но и прошлого, овеществленного труда своего.

«А будущего?» — спросит Марина Сморыгина. За будущий, увы, не воздается ей сегодня. Получая свои сто пятнадцать, она выкладывается и не ропщет на судьбу. Ей, говорит, интересно, а у Белова еще и такая версия: «Не испорчена длинным рублем». Марина мол-

ча соглашается, нет бы сказать: о чем вы, Евгений Кузьмич? Портят нас не длинные и не короткие, а только те

рубли, которые длиннее или короче заработанных нами. Конечно, способностью генерировать идеи вчерашняя студентка пока не сдюжит против Лаптева. Потому у них и разделение труда: Игорь ищет принципиальное решение, а за Мариной детальная проработка узлов. Вопрос, кто из них полезнее, несерьезный: каждый по-

лучает за свое.

Входит в силу, обеспечивая более справедливую оплату труда, и новая организация производства, введенная на ленинградских предприятиях.

Спрашиваю Лаптева: что, по его мнению, последние годы больнее всего било по самолюбию конструктора? Что уводило его с уготованного дипломом пути, заставляя искать счастья на стороне? «Обезличенный труд» — таков ответ на первый мой вопрос, и «низкий престиж инженерного звания» — на второй.

Прекрасно. Но как же тогда понимать вот это? «Необходимо организовать подрядные инженерные

бригады. Им выдается задание, смета, указываются сроки. Все вилки ликвидируются, и оплата труда производится исходя из выполнения сметы, общая сумма заработной платы распределяется с учетом коэффициента отдачи каждого члена бригады. Коэффициент устанавливается ежемесячно тайным голосованием бригады. Совет бригады распределяет премию» (И. Гольцев).

«Бригадный хозрасчет на конкурсной основе обеспечит необходимую связь труда и оплаты... Также необходим конкурсный принцип получения каждой работы, задания. Для реализации этого принципа нужно технические требования на разработку выдавать нескольким

115

компетентным бригадам, а саму работу поручать той их них, которая берется выполнить ее наилучшим, с точки зрения заказчика, образом...» (О. Кравцов).

Строки взяты мною из почты дискуссии «Инженер и время», которую много лет вела «Литературная газета». Кто авторы? Да сами инженеры! Они, они, чье беспокойство и неудовлетворенность выражал член-кор- респондент Академии наук СССР Г. Л. Химич: «Причины снижения роли и авторитета конструктора в наши дни, видимо, кроются в завуалированности его труда в условиях современной научно-технической революции; причем, что вызывает глубокую озабоченность, в ряде случаев эта завуалированность создается искусственно».

Не странно ли? Ученый кроет обезличку,- а его подзащитные чуть ли не хором: даешь бригаду!

Однако же ничего странного. Хозрасчетные инженерные бригады не чья-то прихоть — потребность экономики. Знаем же, как туго входят новые разработки в живое производство. У разработчиков железное алиби — консерватизм внедряющих, но и те не приемлют упрека, их оборона — нападение: «Сами хороши, проекты шлете слабые». Правы, увы, и те, и эти. Между ними стена. Не только организационная, а, что хуже, экономическая, финансовая, юридическая. Потому-то и сказано: обеспечить единство интересов и единство ответственности всех, кто причастен к созданию новой техники...

Итак, задача. Одна работница подает на штамповку стальной лист, другая его принимает. Спрашивается: чем заменить сей далеко не женский и малопроизводительный труд? Самый технически грамотный ответ: создать машину. И вот собираются технологи, конструкторы, разработчики, представители инструментального цеха (им воплощать в металл задуманное)... Все это на «Электросиле», где тоже эксперимент.

Эдуард Ефимович Потемкин, начальник бюро штампов, сравнивал былое и нарождающееся.

— Раньше как было? У тебя ум, у меня ум, у него — палата ума, а вместе не сложишь. Теперь — складывается.

Нет, бригада сильна не одним лишь сложением умов. Тут интеграция — талантов, знаний, специальностей. Семь человек создавали приемно-подающее устройство. Поработали три конструктора, приложили руку математик (он рассчитал программу для станка), консультант по металлам, еще кое-кто из специалистов. Самое интересное, в коллеги к инженерам попал Анатолий Ни-

116

колаевич Анисимов, слесарь шестого разряда. Ему пятьдесят шесть лет, тридцать шесть из них слесарит, Потемкин, когда замещал бригадира, ходил к Анисимову советоваться, чуть что — «Толя, глянь-ка».

Девять месяцев бригада вынашивала машину. Все это время платили им не скупясь, надбавки шли авансом, но никого не остудили, не испортили. Машина работает. Благодаря ей трудоемкость штамповки снизит лась на 2360 нормо-часов, а производительность поднялась в два раза. Меньше расходуют дорогой электротехнической стали, экономия — 43 тонны в год.

И на Ижорском созданы бригады инженеров. Геннадий Алексеевич Шутков, генеральный директор, рассказывал о первых результатах: «За счет чего расширились возможности материального стимулирования в конструкторских бюро и технологических отделах? Прежде всего за счет приведения в действие не работавших раньше хозрасчетных рычагов. Все девятнадцать подразделений, включенных в эксперимент, работают по хозрасчету. Заранее определяются показатели по труду и заработной плате, нормативным затратам и снижению трудоемкости, экономии металла и топливно-энергети- ческих ресурсов. Выполнение этих заданий непосредственно влияет на премирование и размер надбавок для работников отделов, секторов, бюро и лабораторий».

Конструктор был и остается главной фигурой НТР. Но ему нужен человек из цеха. Потемкину требуется Анисимов. Оба они, по Марксу, тот «совокупный рабочий», который един и в усилиях, и в ответственности за результат.

Конечно, завод есть завод, контакт инженера с рабочим тут задан самой технологией. А каково конструкторам НИИ? В родных стенах не добыть им в союзники такого умельца, как Анисимов, а нужда в нем остра. Искать человека со стороны, договариваться, да чтобы законно, без всякой «липы»,— нелегкая это работа. Но рано или поздно придется ее начинать. Ведь неслабеющая тяга инженеров к индивидуальному творчеству, так же как их осознанное стремление в бригады, есть знак грядущих перемен. Чем глубже специализация в сфере техники, чем больше новых специальностей рождает НТР, тем сильнее потребность в кооперации инженерного труда. Бригада — это инженер-универсал. Таков был творец индустриального прогресса полтора века тому назад. Возвращение на круги своя, но уровень, уровень!..

117

КАК НОРМИРОВАТЬ ИДЕИ!

Примечательное свойство эксперимента: не всегда отвечая на вопросы, он хорошо умеет их задавать.

Ленинградский электромеханический, пока не ступил на стезю испытательства, был гордостью отрасли: переходящие знамена, доска почета ВДНХ, прочие знаки успеха. Первый же квартал в условиях эксперимента — и план по номенклатуре и ряду других показателей провалили. Тому были свои причины, какие — нам знать не важно, главное, они никаким боком не касались нововведений. Но в умах большинства провал прочно связался с преобразованиями. При этом чувствительно ударило по карману участников противоречие, заключенное в «Положении о премировании», согласно которому вознаграждают «в зависимости от личного вклада», но... «за результаты хозяйственной деятельности объединения в целом». Именно в тот период инженеры из лаборатории Белова напрягались что было сил, «рвали жилы», как сказал Лаптев. И... были наказаны лишением квартальной.

Личный вклад разрешал им получить премию. Результат в целом перечеркнул это разрешение.

Прошло еще немного времени — и другое открытие: право на дополнительный рубль трепещет в сетях оговорок.

— Оформить надбавку — это коррида,— темпераментно объясняет Михаил Эскенази, коллега Лаптева, молодой завлаб.— Нервы надо иметь те еще. Сначала говорят, нет фонда экономии. Как нет? Двоих сократили, трое неделю на больничном... Доказал, а тебе: есть потолок — средний уровень заработной платы. Выше не получишь. Или еще крючок: не так оформили. Не то и не так, значит, записали в карточке. Она вроде личного плана, заполняем, конечно, как хотим, лишь бы наукообразно.

А по-моему, есть что-то здравое в упрямом «крючкотворстве» заводских законников. Ты как хотел нацарапал себе норму, а мы — плати? Как же насчет соответствия роста заработной платы росту производительности труда? Просишь больше, а сделал ли больше? На это конструктор гордо ответит: моя продукция — идеи. Чем и как тут измеришь производительность? Чтобы таким образом получить возможность контролировать движение творческой мысли? Вместо того, чтобы держать прицел на конечный продукт — новые станки, новые виды

118

технологии. Заковав инженера в жесткие нормативы, кого мы получим — робота?

Спору нет конца. Чтобы разрешить его,провели эксперимент в эксперименте. На Ижорском заводе трем группам специалистов дали схожие по объему и сложности задания. Одной — не дробя, назначив лишь срок исполнения. Двум другим — в разбивку по неделям и дням, определяя конкретных исполнителей, каждому из которых задан был свой урок. И что же? Первая группа, рассказывал главный технолог с Ижоры, сроки сорвала. А вторая и третья управились с опережением графика. С тех пор вопрос, нормировать или не нормировать, у них не возникал.

Значит, норма отнюдь не стеснительна? Начальники отделов труда и заработной платы пред-

приятий «Союзсчетмаша» приехали на Ленинградский электромеханический посовещаться. Эксперимент набрал ход, надо разведать, что да как, вдруг прикажут внедрять повсеместно... Евгения Яковлевича Семенова, начальника нормативно-исследовательского бюро, гости замучили вопросами, еле отбился. Курск, Томск, Смоленск — в один голос: дайте нормативы!

— Помилосердствуйте! — молил Евгений Яковлевич.— Самим бы кто дал.

Нет, сказал ой, такого органа, который занимался бы нормированием инженерного труда.

Семенов и его люди наскребли-таки по разным министерствам кое-какие нормативы, изучили — не то. Тогда в каждом отделе «разъяли» технологический процесс на тысячи составляющих его операций. И теперь всегда под рукой «Нормы времени ВНИКИ СЧПУ» — четыре тома в сером, самодельного изготовления переплете. А всего в объединении установлено около 18 тысяч норм: технологам — 2200, конструкторам — 7900, на исследовательские работы — 7600.

—Ничего,— одобрил Лаптев,— дело невредное.

—Полезное — так понимать?

—Невредное, я сказал, а понимайте, как хотите.

После объяснил: не представляет, как это — вогнать в нормочасы всякое новое задание, которое начнется для него изучением патентной литературы, а закончится чертежом на миллиметровке с приложенными к нему описанием работы схемы, расчетом элементов и узлов. И в какие границы уложить пять дней в Могилеве, куда срочно командировали участвовать в комиссии по качеству роботов? И десять дней на подготовку экспона-

119

тов для выставки в Югославии? «Едешь в трамвае — думаешь. В очереди стоишь — думаешь. А не так: пришел на работу, рукава засучил — и осенило...»

Вот и Белов о том же: «Как-то смотрю хоккей и вдруг... Или еще был случай — решение мне приснилось... Как нормировать такой труд?»

Белов спрашивает, а у меня эхом от другого разговора: «Как оплачивать такой труд?»

— Как оплачивать? — рассуждал Николай Алексеевич Смирнов, заместитель директора института.— Коэффициент трудового участия? Но инженер привык: цех с планом — я с премией, а тут вдруг какой-то КТУ...

—КТУ в промышленности не диво, Николай Алексеевич. Чего же его шарахаться?

—В бригадах! В рабочих бригадах, где все на один

наряд... А возьмите КБ. Я замыслил, она-начертила. Как делить шишки, ей, положим, известно:-ты придумал, тебе отвечать, я твое нанесла на бумагу. А вот как поделить пышки? Поровну ведь привыкли.

Чтобы вывести КТУ, надо быть семи пядей во лбу.

Понять, как и за что тебе вывели,— академиком. Несколько коэффициентов стекаются в один — трудового

участия. Очень затейливо и непросто. Как понимать, скажем, коэффициент сложности? Это когда в лаборатории Белова техник Лена Бабаева работает за программиста. Ей двадцать лет, она студентка на заочном, скоро диплом, полновесная инженерская ставка, и уже никакого коэффициента сложности. Зато всегда есть шанс получить за участие в соревновании. Одно лишь условие: чтобы личный твой план попал в обязательство сектора (коэффициент 0,07), отдела (0,1), объединения (0,15). Цифирки эти лягут в отчет о работе отдела зримым свидетельством неуравниловки, а на души конструкторов — чувством, близким к смущению. Более сильных чувств «дело невредное» вызвать не может. Вот КТУ Лаптева и некоторых его коллег, взятые мною из сводки за квартал.

Бенедиктов — 1,04 Березина — 1,01 Ленина — 1,09 Лаптев — 1 Садовский — 1,09

Полная идиллия, как видите. Ни победителей, ни побежденных. Живое воплощение истины: худой мир лучше доброй ссоры.

120