Выжутович, Черниченко, Никитин

Услышал же я неожиданное:

— Знаете, в глаза людям смотреть стыдно... За всех нас стыдно — до чего доведено Нечерноземье!.. Вот и берем на себя то, что на самом деле — прямое дело других...

Признание Софронова меня обезоружило. И не стань я тогда свидетелем истории с председателем колхоза «Заветы Ильича» Вячеславом Александровичем Александровым, не возникло б у меня сомнений ни в искрен=-

ности секретаря, ни в правильности	линии райкома-.
Но история-то с председателем-ветераном		была, она
весь район взбудоражила, и махнуть	на	нее рукой,

закрыть на нее глаза я права не имел — не просто карьера рушилась, а судьба человека, который, я в этом и сегодня уверен, достоин лучшего к себе отношения.

Вспомнил горячее выступление Софронова с трибуны: «Людей терять нельзя!» И — потерянное лицо враз постаревшего Александрова с набрякшими тяжелыми

веками и сизыми тенями под глазами. Как это совместить?

За несколько дней до беседы с Софроновым нас с Сокрашкиным принимал в обкоме партии первый секретарь Илья Павлович Прокопьев, который, дотошно расспросив Сокрашкина о положении дел в его колхозе, сказал, что дела идут хорошо в тех районах, где партийные органы неформально работают с кадрами, помогая и поддерживая постоянно. Там, где это есть, где умело сочетают задор молодых руководителей и опыт ветеранов, формируется «председательский корпус» — крепкий костяк хозяйственников, во многом определяющих уровень развития того или иного района.

Ехали потом к Сокрашкину в деревню и прикидывали: сколько в Ядринском районе ветеранов? Был ветеран Князьков, несколько десятилетий его «Аврора» множила миллионы. Ушел на пенсию. Юхтанов, поднимавший колхоз «Ленинец», умер. Рано ушел из жизни председатель колхоза «Коммунизм» Ершов, погиб в катастрофе... Остальные руководители помоложе. И стаж работы соответственно меньше. У тех, с кем знаком — у Федорова, Сокрашкина, Васильева, Заха* рова,— нет и десятка лет. У кого учиться молодежи? Чей опыт перенимать? Перенимают у Айдака (двадцать

лет	на руководящей	должности) да	у Александрова
(у	того пятнадцать),	хотя он сегодня	«не в счет». Не

приглашают Александрова на активы, видимо, посчитав

81

что прошлый его опыт не имеет никакой цены, как, впрочем, и ордена трудовые...

С молодым председателем Васильевым, возглавляющим колхоз «Мир», не согласиться трудно:

— Слышу, как критикуют Александрова, и сердце кровью обливается за него. Поневоле станешь думать:

ана черта из себя жилы тянуть, если с тобой лет через десять —пятнадцать так же вот обойдутся и ни один не заступится?.. Будут долбать, шпынять, как мальчишку,

аты слушай, не смея слова против сказать. Стыдно так поступать с ветеранами, они ж на виду у всех...

Сокрашкин высказался иначе:

— Будет потом, как с Князьковым...

О, эту историю я помню хорошо! Даже писал про то, как вышел на пенсию председатель легендарной «Авроры» Князьков, а ни тебе награды, ни «спасиба» так и не дождался. Словно бы и не было наивысших в районе урожаев, надоев, прибылей самых-самых, до которых тянулись соседи, да так ни один и не дотянулся. Но вот что отрадно. Не дали ему наград, а коллеги его помнят. Критиковали его, что называется, и в хвост, и в гриву, а колхозники «Авроры» поминают Князькова добрым словом, считая, что не просто обделили их председателя, а поступили несправедливо, хотя, откровенно говоря, в погоне за колхозной выгодой частенько шел Князьков на нарушение правил...

Мне досталось от него, когда постфактум решил обо всем этом написать. Так и заявил мне Князьков: «Где ты раньше был?» — и, трубку телефонную кинув, поставил точку в нашем разговоре. А ведь потому обдели^ ли его наградами, что был Князьков несговорчив, гибкости не проявлял, в том смысле, что не гнул спину ни перед кем. Не шел Князьков на компромиссы, ставил во главу угла исключительно интересы хозяйства (потому и держал излишки зерна под спудом в амбарах на всякий «пожарный» случай, а не сдавал в счет перевыполнения районного плана по зерновому валу). Гарантийную оплату, когда деньги начисляются не за произведенный продукт, а за время, на работе проведенное, он не признавал. Более того, пока на пенсию не ушел, только трудодень тут был в ходу. Преемник его, Борис Ильич Синицын (нынешний председатель здешнего агропрома), трудодень отстоять не сумел, именно князьковской твердости и настырности ему не хватило, когда в очередной раз устроили ему финорганы выволочку.

82

А его белорусскому коллеге В. К. Старовойтову, «фанатику коммунизма», как его окрестила одна английская телекомпания, снимавшая фильм о колхозе «Рассвет», в котором он председательствовал, твердости хватило. И по сей день тут оплачивают сделанное трудоднями. И миллионные имеют доходы.

Кстати, не кто иной, как Старовойтов, писал в «Известиях»: «...снять руководителя просто. А сняли — это не только беда его самого и коллектива, в котором он работал, но и беда для всех, кого еще не сняли и, возможно, никогда не снимут. Для многих из них — это «наука» не проявлять инициативы,ничего не делать без указаний «сверху». Конечно,жить с директивой намного проще: в любой момент есть чем прикрыться. Но такой руководитель уже не ведет хозяйство. Он выполняет директивы...»

За последнее время в Ядринском районе снят с занимаемой должности почти каждый четвертый руководитель хозяйства — «не тянули». Из-занекомпетентно- сти тех, кого сняли, разнились в свое время показатели хозяйств района. В одном колхозе, например, только сена свыше восьмисот тонн заготовили на зимовку, и не случайно, что тут от коровы доят по четыре, четыре с половиной тысячи литров молока — на тысячу, а то и на две тысячи побольше, чем в среднем по району (а легендарная Дама, буренка из группы доярки Тимашковой, по 15 кило на дню дает!). Здесь все как надо: привесы свиней высоки, затраты на единицу произведенной продукции низки, поросят от свиноматки имеют аж по двадцать штук и телят от ста коров — сто шестнадцать. Колхоз, короче, всем пример.

А в соседнем хозяйстве в тот же момент двадцать овец пало да одиннадцать коров, да свиней полдюжины,

ине потому что мор нашел на колхозный скот, а потому, что голодал он. Скотники за пьянкой обо всем на свете позабыли. Доярки прогуливали, опаздывали на дойку,

иэто тут было в порядке вещей, как, впрочем, и то, что

ньяный механизатор угодил с трактором в канаву. И — ничего, через день получил он... новенький комбайн, и лично председатель напутствовал его на очередные подвиги. Ежегодно только животноводство давало тут свыше ста тысяч рублей убытков, а ведь было еще

иполеводство, где тоже проблем не счесть. Как, впрочем,

иубытков.

Сняли того председателя, у которого дело не ладилось, но не сняли вопроса: а как вышло-то, что райком

83

рекомендовал его? Выяснить бы да провести соответствующую работу... АН нет, райком был озабочен тем, что искал наказание для председателя колхоза «Герой», который, проявив «неуставную» инициативу, превратил колхозный свинарник (опять свинарник!) во временный зерносклад, спасая урожай... А ведь не всегда и не все в уставы укладывается, и, скажем, не прояви другой председатель — Захаров — инициативы на косовице прошлого года, оставил бы он свой колхоз «Россия» без Кормов. Но, когда, опасаясь без второго укоса трав остаться (а первого не было из-за погоды), Захаров позже, чем остальные хозяйства, дал команду начать косовицу, он под такую критику попал! Местное радио, районная газета клеймили его за самоуправство... Председатель районного комитета народного контроля, лично прибыв в колхоз, при всех распекал председателя последними словами.

А ведь не один Захаров — все партийцы колхоза голосовали на парткоме за то, чтобы начать косовицу позже обычного. Значит, не Захарову выражено было недоверие, а всем здешним коммунистам?.. Где был в этот момент райком? Почему не вступился, не разобрался? Выходит, за цифрой «отставания» не увидели людей?

Ну как тут не вспомнить мудрое овечкинское: «Партийные работники в силу особых сложностей их дела стоят всегда перед соблазном залезать в функции других работников, ведомственных специалистов, чей круг деятельности более четко очерчен и ограничен. Они как бы «отдыхают» в этой ясности и конкретности чужих специальностей от своего собственного дела...

Вырастить во всех колхозах такие кадры не только председателей, но и бригадиров, заведующих фермами, которые бы совершенно не нуждались в подсказках, когда сеять хлеб и как коров доить,— это же дело долгое, одним днем его не провернешь. И она, эта работа с людьми, такая незаметная. Никак ее в сводке не отразишь. «Насколько выросли колхозные кадры в районе за истекшую десятидневку? Каков процент прироста у них смелости и самостоятельности?» Что ответишь на эти вопросы? Подбирай кадры, изучай их, возись с ними, воспитывай!..»

...Софронов слушал мои рассуждения с хмурым видом. Цитаты, ясное дело, под рукой не оказалось, но своими словами я говорил примерно то же самое. Он в себе как-то замкнулся, и я понял: все, о чем мы говорили,

84

и для него вопрос непростой. Прощаясь и подавая руку, пообещал:

— Разберемся с Александровым... Насчет свинарника пусть он не химичит — типовой свинарник, какие там сауны, фантазии одни!.. Впрочем, сам к нему съезжу, погляжу...

И, хлопнув дверцей машины, уехал по делам.

— Вы, Вячеслав Александрович, хотите — обижайтесь, хотите — нет,— говорил Сокрашкин Александрову,— но я вам так скажу: вы потому свои позиции подрастеряли, что распустили колхозников. О вас же все говорят: о, Александров у нас либерал! Нету, извините, дисциплины...

— Это у меня-то? Я распустил? — тот взрывался негодованием.— Да кто ж тебе такую ерунду напел, а? Да у меня все работают как один...

— Э-э, ладно вам,— махнул рукой Сокрашкин.— Вы ж один за всех готовы воз тянуть, я-то знаю. Или, может быть, меня вы не подменяли, когда я у вас был зоотехником? А-а, то-то и оно, вначале подменяли, пока я не взбунтовался. С ферм первое время не вылезали, ничего мне не доверяли, боялись, да? Все на себя брать пытались. Дедом Морозом заделались на елке, Дедом Морозом!..

Александров гордо выпятил грудь, входя в роль.

— И заделался, да! И под елкой скакал, не секрет, чем и горжусь... А ты в пятьдесят поскачешь, ну? Что? Ни черта ты не поскачешь — ты и сейчас-то не сумеешь, за авторитет свой боишься — как так, да чтоб я с бородой из ваты, не-е-ет, по штату не положено, по номенклатуре нельзя! А я вот чихать на это хотел! Мой колхоз, соратники ж мои кругом, детки их, мне стесняться некого...

— А Пчелкин? — съехидничал Сокрашкин.— Тоже соратник?

Александров враз поскучнел, и видно было — разговорна эту тему ему чрезвычайно неприятен. Вздохнув тяжело, сказал, что в истории с этим Пчелкиным виноват только он, потому что недоглядел. Сам за пятнадцать лет гвоздя колхозного в дом не принес. Все колхозу отдавал, но другому никогда не указывал — живи, мол, как я живу. Дом имей старый, за деньгами не гонись, костюм один и тот же носи тридцать лет... Он, по его словам, потому-то и Пчелкина осуждать не стал ни за хоромы, ни за забор вокруг, наоборот, помогал чело-

85

веку устроиться, корни пустить в хозяйстве... А оказалось, за забором да за домом прятался Пчелкин от нужд

колхоза.	Палец		порезал, а бюллетенил два с лишним
месяца,	дома	же дрова колол. Александров, который
в правлении		и	дневал	и ночевал — больной ли,	не
больной,	все	на	работу	шагал,— напрасно ждал,	что
втянется парторг в общее дело, изменится...
— Ну, в		семье не без урода,— констатировал Со-

крашкин, немного устыдившись своей резкости. Но, странное дело, Александров за Пчелкина вступился, буркнул сердито, что этот малый, по его мнению, сожа-

ления	достоин.
—	Почему? — обескураженно спросил Сокрашкин.
—	Да потому, что у него дела своего нету, де-ла!

У тебя есть, у меня, у корреспондента,— тут он на меня кивнул,— тоже есть, а у него?.. То-то. Он вроде как тяжелобольной среди нас, здоровых.

— А-а,— сказал Сокрашкин,— только не больной, а симулянт, за что ему и воздалось. На то, Вячеслав Александрович, и перестройка, чтобы избавляться от таких, от балласта...

Александров вздохнул:

— О людях, Сокрашкин, думай, о людях, Я думаю. Ты, кстати говоря, знаешь, какой у меня теперь мост новый? Через Вылу, на Торхлово? Ты что, не видел его? Нет, ну тогда ты вообще ничего не видел,— он легко вскочил с подножки машины и, взмахнув призывно рукой, скомандовал: — Аида мост смотреть!

Уже сгущались сумерки, и дальний лес был укрыт темным покрывалом вечера...

— Ну-ка, ну-ка, правей чуток, эй, не слышишь, что ли, Сокрашкин? Не гони так, э! — командовал Александров. Надо сказать, что он преобразился, взгромоздившись на переднее сиденье сокрашкинского «уазика», взял бразды правления в свои руки и уже всю дорогу нас в покое не оставлял. То «посмотрите направо — автобусная станция, которую мы пробили», то «налево — какие поля!» (хотя их и не видно в темноте). То назад смотрим, то вперед — на гладкий мокрый асфальт, недавно тут проложенныйдо местной деревеньки Торхлово, нет, короче, покоя от Александрова, который о своем колхозе рассказывает, как заботливый отец, о собственном ребенке, ревниво ожидая похвалы.

Ехали-ехали, и вдруг Сокрашкин по тормозам вдарил — дальше не было никакой дороги. «Приехали,— почему-то шепотом сказал Александров,— вон

86

он, мост, гляди...» Он вылез из машины... Включили дальний свет фар, и оказалось, что под мостом стоим. «Ну и что,— пожал плечами Сокрашкип,— мост как мост, как тысяча мостов. Чего это он нас сюда завез?.. Чудной он какой-то, Александров!»

А тот, отбрасывая дикие тени на пилоны моста, размахивая руками, что-то живо и обиженно объяснял невидимому собеседнику.

Ядверцу открыл и услышал:

—...от, я б сказал, Леонид Софронович, гляди, мост! Это я о людях не забочусь?! У нас теперь в районе

на соцкультбыт установка, так? А я же, глядите, безо всякой установки — вот он, мост, и дорога, пожалуйста, смотрите!.. Торхлово ж пополам резалось рекой-то Вылой. Люди на работу попасть не могли. А теперь, пожалуйста, хоть сюда, хоть туда, езди сколько тебе надо... А вы мне — свинарник, свинарник.

—С кем вы там разговариваете? — спросил Сокрашкин, вылезая из машины.— Сами с собой, что ли?

—• С тобой и разговариваю,— буркнул тот и кивнул во тьму.— Ферма, говорю там. Ха-а-арошая. Так я чего думаю: раз дорога есть сюда, мы ж производство мяса

еще поднимем, факт!.. Если, конечно, ничего не произойдет,— закончил он глухо.

—Чего, например?

—Ну там, пожар, наводнение,— Александров рукой махнул,—- ну, напасть всякая.

Он отвернулся, и в свете фар «уазика» я увидел, как по щекам Александрова катятся слезы...

УАЙДАКА

—...А между прочим, в Европе дрофа сохранилась,— проинформировал меня Айдак, когда наша машина, пропетляв по узким улицам Ядрина, вырва-

лась на простор.— Дрофа! И стрепет тоже. А почему, знаете?

- Нет.

— Там от плуга степи уберегли!.. Дрофа — птица не глупая, ты ее в нестепную зону ничем не заманишь...

Если нету привычных ей условий, микроклимата, ее ты ничем не удержишь...

Он помолчал, а потом сказал глухо:

— А мы ни-че-го не пожалели... Степи свои распахали подчистую. Где наши ковыли? Клочок в Воронежской области — «Каменная степь» называется. До-

87

кучаев: отстоял... Фильм там, слышал, снимали по

Чехову: телега едет, а вокруг все ковыли, ковыли...

—«Степь» — фильм?

—Ага, вот-вот. А как «Тараса Бульбу» снимешь?

УГоголя Бульба едет, а трава лошадям по грудь. Нету

такой-то травы. Или вон у Шолохова дед Щукарь дудака ловит, а дудак этот, знаете, кто? Дрофа и есть! Огромная птица, десять кило весит, а беззащитная, оказалось...

Да не в фильмах дело-то! Я вон читал, что в желудке у пингвинов гербициды обнаружили — в Антарктиде, на краю земли! Вот они — плоды неразумного хозяйствования на земле... Какие уж там дрофы!

—А к чему вы о них, Аркадий Павлович? — не могу

явзять в толк. Ехали-то из агропрома, где я познакомился с Синицыным, про него и говорили, при чем тут дрофы?

Айдак на это ответил, что говорит он не о дрофах, а о наших бесконечных перегибах. И что он, между прочим, сам допускал перегибы в бытность свою работником райкома комсомола, когда носился по хозяйствам и доказывал руководителям, что кукуруза — панацея ото всех бед. Даже за Полярным кругом ее сажать надо!

— Верю,— говорю я,— но при чем тут агропром? Синицын тот же!

На это Айдак ответил невозмутимо, что нельзя на новый орган управления сваливать грехи прошлых лет и Синицынаиз-за них не одобрять. То, к чему мы сегодня пришли, не вчера начиналось. Тогда я сказал Айдаку» что Синицына «не одобряю» по одной причине, что не спешит он оправдывать выданных ему авансов. Айдак сказал: слова, слова... Я стал приводить свои аргументы. Когда назначили Синицына председателем агропрома (узнал я это из письма Сокрашкина, который был чрезвычайно доволен таким назначением, считая, что председателей колхоза Синицын поймет — сам из них), я этому радовался. С самим Синицыным я знаком не был, однако слышал, что как хозяйственник он многого стоит. Однако и при Синицыне ремонтники продолжали наживаться на хозяйствах, приторговывая вместо ремонта запчастями, «химичила» «Сельхозхимия», не все было справедливо в распределении удобрений, стройматериалов... Сокрашкин писал, что Синицын — человек отзывчивый и что, когда в колхозе «Герой» крышу

снесло, приехал	лично,	посодействовал	рубероидом
и шифером. Мне	было	странно — чему,	собственно

говоря, Сокрашкин радовался? Агропром не снабженче-

88

ческая и не ремонтная организация. Причем тут крыша? Дел, что ли, у Синицына нету важных? Я своими ушами слышал, как Синицын распекал кого-то из председателей за неумение пользоваться рацией. «Эй, Полянки!» — так не кричать. Запрещаю. Понятно? — стращал он.— Не положено, вот почему...» — «А как же надо кричать?» — ехидничал кто-то за плохо прикрытой дверью председательского кабинета.— «Членораздельно: «Бу- ран-пять!», «Буран-пять!» И чтоб никакой отсебятины, ясно?.. Самолично буду фиксировать все переговоры до единого! Кто ослушается, будет строжайшим образом наказан!..»

О чем, собственно, речь? Может быть, руководство агропрома во главе с Синицынымзамыслило гигантскую по масштабам операцию с привлечением сотен людей, мощной техники, рассредоточенных на огромном расстоянии друг от друга в дремучих чащобах, где нет иной связи с внешним миром, кроме передатчика да приемника? Мне объяснили, что просто-напросто Борис Ильич так «готовится» к жатве, потому что у них в районе уклон теперь «рациональный», то есть вместо телефона — рация. Шутки шутками, однако я понял: дело нешуточное. Один, например, сказал в сердцах: готов чертову рацию расколошматить, потому что она не что иное, как новый шанс бюрократа, так ее и в колхозе зовут. Рацию районное начальство использует для накачки руководителей. Нет, Синицын не бюрократ, но он смекнул, что рация — штука в деле воспитания кадров незаменимая. И очень хитрая. С одной стороны, с порочной практикой прошлых лет, когда хозяйствами руководили с помощью телефонной трубки, вроде бы покончено раз и навсегда. Перестройка в сознании и методах работы произошла. Опять же, никто не отважится упрекнуть, что работаешь с бумаженцией, а не с людьми. Наконец, что немаловажно, шагаешь в ногу со временем — современная техника осваивается, разве нет?

Плюсы? А как же?! Но только разобраться б надо, а для кого все эти плюсы? Для хозяйственника, который вновь попадает под административный пресс? Время приема — передачи ему назначают «свыше», попробуй пропусти час свидания!

Рассказывали: на одном из сеансов радиопередачи Синицын камня на камне не оставил от Федорова — в чем-то Таком провинился Геннадий Федорович, дирек-

тор совхоза «Выльский». Ну,	слушал	тот,	слушал,
а потом, не выдержав, перешел	с приема	на	передачу

89

и открытым текстом воззвал к Синицыну, мол, Борис Ильич, за что ты меня долбаешь-то?! Ты же, говорит,сам недавно был руководителем хозяйства, и не хуже меня тебе известно, что без того-то и того-то этот план нереален!.. А Синицын ему в ответ: прием! прием! Я тебя, говорит, совершенно не слышу, Федоров!.. Все, кто был на той волне, хохотали до упаду — ну, хитер руководитель, ничего не скажешь!..

Что же мешает энергичному Синицыну по-настоя- щему взять бразды хозяйственного правления в свои руки? Нерешительность, мягкотелость? Кажется, в этих недостатках бывшего председателя передовой «Авроры» не упрекнешь, как и в отсутствии желания все в районе изменить в лучшую сторону. Может, боязнь испортить отношения с райкомом, с деятельным первым секретарем Софроновым? Львиную долю забот секретарь взял на себя, дублируя работу хозяйственников.Как об этом скажешь без боязни испортить отношения? Или виной все-таки элементарное неумение мыслить масштабами не колхоза — всего района? Куда ведь проще ткнуть Федорова носом в недоделки — ага-а, недоглядел! И гораздо сложнее так наладить районный хозяйственный механизм, чтобы не было в нем подобных сбоев.

В разговоре Борис Ильич жаловался мне на пресловутое бумажное засилье — последыш прошлой хозяйственной политики на селе. Я смолчал, не сказал, что из мусорника, который стоит у Айдака под рабочим столом, я вытащил два десятка писем-рекомендаций за его, Сишщына, подписью... Ящик, как объяснил Айдак, всего неделю не вытряхивался... Знал, что Синицын будет кивать на вышестоящих, мол, за что купил, за то и продаю, дали указание — выполняю! Уж если он, руководитель, ослушается, то чего тогда ждать от подчиненных...

...Подчиненными он недоволен. Многие мастаки по части канцелярии, но производство им бы не доверил...

Говорил, что годами из специалистов делали чиновников, вытравляли ростки самостоятельности. Оттого-то многие не представляют работу в агропроме иначе, как с бумагами да под общую дудку.

Однако брезжил свет в конце туннеля — ехал сюда новый агроном, как-никак кандидат наук, который займется теперь делом не бумажным. Странная логика, подумалось мне. Агронома, который займется делом, надо, подобно варягу, ждать со стороны. Почему же агропром оказался заселен людьми не деловыми? Кто