dom-lazhechnikova

С этим местом связана неразгаданная тайна Лажечникова. Здесь он поселяет самых «беленьких» своих героев, здесь разворачивается любовный сюжет автобиографической повести, сюда он упорно возвращается в других своих произведениях. Предполагаемый «дом соляного пристава» – нынешний дом ¹ 17 по улице Лажечникова.

«На самом высоком месте берега Холодянки, там, где она уходит в Москву-реку, в нескольких саженях от одинокой, полуразвалившейся башни, стоял деревянный домик. Три окна, глядевшие на клочок улицы, упиравшейся в берег плетеною изгородью, четыре – на другую улицу, которая вела к соборной площади и вышка в одно окно, называемая ныне мезонином, предупреждали, что и внутри этого смиренного здания не найти большого простора. В самом деле, в нижнем этаже были только три комнатки, да в верхнем одна светелка. Избушка на курьих ножках для кухни, прибавьте навес для дров, – вот все строение, которое увидали бы на дворе <...> Домик был однако ж внутри и снаружи опрятен. <...> Можно даже сказать, что домик глядел весело. Петушась на самом высоком месте города, он будто говорил: «видете, куда взлетел! мал, да удал!» <...> Дорого бы дал богатый человек, чтобы перенести в свой парк великолепные руины башни <Косых ворот кремля – ðåä.>, которыми владелец домика пользовался даром. Камни этих развалин, упавшие на межу садика, служат его хозяину скамейками; время покрыло их густым, разноцветным мохом, как барсовую кожею. Внизу под башней шумит мельница».

Лажечников И.И. Беленькие, черненькие и серенькие.

132

Удержав сатирическое рвение и остановившись на полпути к «истории одного города» (желчному гению Щедрина дано было дойти до конца), Лажечников поспешил противопоставить черносерым «городским личностям» – людей в «белых одеждах», без коих, как известно, не стоит ни один город, – их в повести трое: предводитель дворянства Подсохин, соляной пристав Горлицын, купец Пшеницын. Тем самым устанавливается некое равновесие сил добра и зла, и общий вид Холодни гармонизируется (чересчур поспешно, как заметил рецензент «Современника» СалтыковЩедрин).

Следует ли искать в истории Коломны реальных прототипов «черненьких» или «беленьких» героев повести? В принципе прототипичность не исключена: здесь можно припомнить корреспонденцию «Из Коломны» в сатирическом журнале Н.И. Новикова «Трутень» (23 июня 1769 г.) о судье, выведенном под говорящим именем «Забылчесть»8 3 или, почти через век, заметку в герценовском «Колоколе» о «подвигах» реального коломенского предводителя Скорнякова8 4. Однако, при всей полезности таковых разысканий, не забудем, что лажечниковская Холодня – обобщенный образ уездного русского города, и автора питали не одни коломенские впечатления.

10.

В начале 1858 г. в письме к М.Н. Каткову, редактору «Русского вестника», где полтора года назад были опубликованы «Беленькие, черненькие и серенькие», Лажечников сообщал: «Если Бог даст, в марте буду в Москве и тогда примусь усердно за сотрудничество в «Русском вестнике». Хочется нанять под Москвою хорошенькую избушку и отдохнуть от тревог должностных и всяческих. Мои «Беленькие» разовьются в роман: видно, такова моя натура…»8 5

Речь в письме – о будущем романе «Немного лет назад», опубликованном в 1862 г. отдельным изданием. Время действия романа – в основном эпоха недавней Крымской войны с отступлениями в предысторию текущих событий. Роман

83Новиков Н. Избранное. М., 1983. С. 132.

84Колокол. 1861. 1 ноября. ¹ 110. Смесь // Колокол. Газета А.И. Герцена и Н.П. Огарева: Факсимильное изд.: Вып. 4. М., 1962. С. 923.

85Рукописный отдел Российской государственной библиотеки (РГБ). Ф. 120. Оп. 6. ¹ 2. Л. 18.

133

соединяет с предшествующей повестью автора, где действие развертывается в начале XIX века, не исторический, а семейный хронотоп. В романе перед нами хроника рода Патокиных (несомненно влияние недавней «Семейной хроники» С.Т. Аксакова, только там – история дворянского, а здесь – купеческого рода), в которой отчетливо просматриваются некоторые реальные эпизоды из жизни деда и отца писателя, а в новобранце Крымской войны Владимире Патокине очевидна автобиографическая, а вернее, автопсихологическая основа. Роман начинается в уездном городе Луковки (не сыграла ли некоторую роль в выборе названия известная в Коломне фамилия Луковниковых, дом которых доныне красуется в исто-рическом центре?), а затем перемещается в Красное сельцо (автор использовал старинное название Кривякина). Так, если продолжить по карте линию, идущую от нового дома Лажечниковых к их старому дому в Запрудах, то она приведет нас в эту усадьбу Лажечниковых, из которой начинался путь автобиографического героя «Походных записок русского офицера» и «Новобранца 1812 года».

«Беленькие, черненькие и серенькие» оставляют ощущение незаконченности, поскольку намечено лишь начало жизненного пути «лирического» героя, купеческого сына Вани Пшеницына. В этом аспекте роман также служит продолжением повести

èтакже возвращает нас к первой части условленной «трилогии» – к «Новобранцу 1812 года»: и в очерке, и в романе центральным эпизодом оказывается вступление героя в действующую армию. Сравнение мотивировок центрального эпизода жизни главного героя в очерке и в романе наводит на одно любопытное соображение. В очерке герой движим исключительно патриотическим порывом, и только где-то на заднем плане мелькает простодушное признание: «Не скрою, что порой прельщали меня и красный ментик с золотым украшением,

èлихой конь, на котором буду гарцевать перед окнами девушки, любимой мною страстно…»8 6. В романе, напротив, патриотическая мотивировка оттеснена на второй план, а на первом – желание героя дослужиться до высокого офицерского чина, дающего дворянское достоинство и соответствующее положение в социальной иерархии. Купеческий сын Владимир Патокин, как

86 Лажечников И.И. Полн. собр. соч. Т. 1. С.182.

134

когда-то и его отец, был однажды жестоко оскорблен дворянским обществом и поклялся отомстить обидчикам, явившись перед ними в новом высоком статусе. «Любимую девушку» очерка заменили ненавистные обидчики, но способ самоутверждения остался тем же – обретение дворянского достоинства. Роман приоткрывает перед нами, в несколько наивном романтическом освещении, глубокую социальную рану, которую носил в себе всю жизнь писатель, наследник своего рода, – сословную ущемленность личности.

Что, в конечном счете, было главной причиной поступления И.И. Лажечникова в армию, патриотизм или самоутверждение? Чему следует отдать предпочтение? Мотивировки очерка «Новобранец 1812 года» и романа «Немного лет назад» как бы меняются местами, Лажечников как художник в данном случае подошел к той черте, за которой лежало новое понимание человека во всей сложности психологических мотивировок. За эту черту в те годы решительно переступала русская литература. Художественно-убедительное разрешение подобного вопроса мы можем найти у Льва Толстого, для которого, кстати говоря, упомянутый очерк Лажечникова был одним из тех исторических и человеческих документов, что послужили источниками «Войны и мира».

ВладимирПатокинв«Немноголетназад»отстаиваетдостоинство собственное и своего рода. В этом плане особенно драматична судьба его отца, умершего должником, неплательщиком по векселям. Отец завещает сыну оправдать его честь. Этот романный мотив, как оказывается, имеет автобиографический подтекст.

Согласно архивным документам, отец писателя умер, находясь под следствием за неисполнение крупного казенного подряда. Похожая ситуация выведена и в романе «Немного лет назад». Описывая разительный переход от богатства к нищете, переживаемый матерью Владимира, автор не удерживается от глубоко личного замечания: «И в такой нужде находилась женщина, которая за несколько лет назад жила в великолепных палатах, окруженная многочисленной прислугой и всею обстановкою роскошной жизни, задавала генералам и не генералам обеды с аршинными стерлядями и зимнею клубникой. Поверьте мне, это не вымысел романиста, а факт из действительной жизни»8 7.

87 Там же. Т. 3. С. 202. История разорения отца писателя, составленная по сохранившимся архивным документам, – тема особой статьи в ближайшем выпуске «Дома Лажечникова».

135

Причина разорения купца-миллионщика Патокина, как объясняет это автор, – «мягкость характера». Сам герой полагает, что он родился не «фабрикантом», а «садоводом». Прямодушный англичанин Джонс резюмирует: «Добрый, благородный человек… но слабость характера его погубит»8 8. Появление таких характеров в среде русского купечества автор склонен объяснить «прогрессом», пробуждающим высокие культурные запросы, человечность и милосердие. В беспощадной конкурентной борьбе такие «овцы» (в язвительной рецензии на роман Щедрин не обинуясь называет героя «кисляем») неизбежно должны пасть жертвою «волков». Образчиком последних в романе выведен приказчик Опенкин, обирающий своих хозяев и при этом полагающий причину падения купеческого рода Патокиных в том, что они оторвались от породившей их сословной среды. «Великолепные палаты» в Луковках и миллионная усадьба в Красном сельце должны подтвердить справедливость его логики: «Не так дела ведут степенные купцы». Впрочем, и логика Опенкина привела его к собственному падению: автор заставил его пройти «под колоколами», т.е. через клятвопреступление (сцена на соборной площади Луковок – скрытое торжество христианской морали), а затем повеситься на чердаке присвоенных им «великолепных палат».

Роман Лажечникова может быть прочитан как оправдание отца (и столь же виртуальная месть его обидчикам), предпринятое сыном-писателем. Судьба разорившегося купца Лажечникова, не последовавшего по родительским стопам, получила объяснение, и это своеобразный памятник, поставленный ему сыном. А рядом

– другой памятник. Матери.

Мы знаем ее полное имя – Татьяна Максимовна, в девичестве Машонкина (Машенкина)89. Скорее всего, мать писателя была такой, какою предстает она в повести «Беленькие, черненькие

88Òàì æå. Ò. 2. Ñ. 4, 31, 42 – 43.

89В фондах Коломенского краеведческого музея (ККМ. 482. Книга Обыск брачный церкви Бориса и Глеба. Л. 21) сохранилась церковная запись регистрации брака родителей будущего писателя от ноября 1784 г. (см.: Дымова А.М., Самошин С.И. Брачный обыск Ложечниковых // Коломенская правда. 2003. 23 сентября).

ÂРГИА (Ф. 1343. Оп. 24. ¹ 2689. Л. 3 об.) хранится дело о дворянстве Николая Ивановича-старшего, согласно которому Татьяна Максимовна Лажечникова была восприемницей при крещении ее внука Николая Николаевича 21 апреля 1824 г. в Троицкой церкви, «что в Лужниках».

136

èсеренькие» (Прасковья Михайловна) и в романе «Немного лет назад» (Марфа Михайловна): гордая, самолюбивая, властная, но при этом наделенная отзывчивым сердцем. Ей суждено было стать спасительницей мужа, его добрым гением. Внутреннее благородство высокой пробы, побеждающее мелкие мещанские наклонности холодненской, луковской (коломенской) обывательницы, – таков этот литературный памятник матери, воздвигнутый сыном.

Реабилитировал ли Лажечников своих родителей? Реабилитировал ли в целом русскую провинцию, получившую в ту эпоху «репутацию отсталости и безумия» (как написал один умный критик) 90? Трудно ответить однозначно на этот вопрос. Писатель предпринял такое усилие: он вознес бытие над бытом

èсоздал то, что отныне можно было называть коломенским текстом.

Продолжение следовало, и коломенский текст оживал еще не раз в русской литературе. Являлись новые черты, которые Лажечников не заметил или не мог заметить (жизнь клира у Н.П. Гилярова-Платонова, тектонический разлом истории у Б. Пильняка), но поэтически пересотворенная им Коломна уже существовала и собственным светом освещала реальный, исторический город.

 90 Анненков П.В. Критические очерки. СПб., 2000. С. 321 (статья «Русская беллетристика в 1863 году»).

137

А.Б. Мазуров

ГОРОД ЛАЖЕЧНИКОВА (изобразительные источники по топографии Коломны конца XVIII — первой трети XIX веков)

Изобразительные источники имеют большое значение для реконструкции топографии русского города. Для Коломны XVII – XVIII вв. имеются ценные видовые серии, распадающиеся на три основных группы.

1)изображения XVII – начала XVIII вв.: гравюра А. Олеария 1636 г., ее переработка Н. Витсеном конца XVII в., русский

географический чертеж конца 1690-х гг., гравюра К. де Брюина 1703 г.;

2)6 рисунков Матвея Казакова 1778 г. и ряд видов, снятых

всвязи со строительной документацией середины — второй половины XVIII в.;

3)панорамный вид около 1800 г. и недатированные изобра- жения первой трети XIX в., которые при ретроспективном использовании дают весьма существенную информацию о судьбе ранних топографических объектов.

Внастоящей работе анализируется последняя группа изображений конца XVIII – первой трети XIX веков. Своеобразие этой серии состоит в том, что все виды исполнены примерно с одной точки, что дает уникальную возможность рассмотреть их как последовательные хронологические срезы. Ранее такие источники использовались

восновном как иллюстрации для работ по градостроительству и архитектуре, в аспекте пространственной композиции и ландшафтной приуроченности города. Проблемы достоверности, датировки, перекрестной проверки с другими источниками, информативности (т.е. собственно источниковедческая критика) никогда не были предметом внимания исследователей.

Наиболее интересна великолепная крупномасштабная панорама

Коломенского кремля из Российского государственного военно- исторического архива, озаглавленная «Вид города Коломны из-за Москвы-реки от Бобренева монастыря»1. Исполненная в технике

1 РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 18861. Ч. 10.Л. 188. См. цветную вклейку в наст. изд.

138

акварели, она имеет аннотированный перечень изображенных объектов, что существенно повышает ее ценность. «Вид города Коломны...» ранее публиковался в мелком масштабе и в чернобелой передаче в работе М.В. Фехнер2, а также в обобщающей работе по русскому градостроительству3. Датировки изображения существенно расходились. В архивной описи оно отнесено к 1800 г.

ис той же датой опубликовано у Фехнер. В более поздней работе предложена датировка серединой XIX столетия­. Последнюю дату не стоит даже обсуждать ввиду ее явной несообразности. Так, на панораме представлены в относительно хорошем состоянии стены

ибашни кремля со стороны Москвы-реки, которые превратились в жалкие руины не позднее 1839 г. Таким образом, ни о какой середине XIX века не может быть и речи.

Более обоснованной выглядит датировка около 1800 г. Но и она должна быть подвергнута корректировке. В 1799 г. вся застройка Коломны была уничтожена страшным пожаром. В Российском государственном историческом архиве сохранился план города около 1804 г., подписанный губернским (Московской губ.) архитектором Селеховым4. Из плана явствует, что даже к 1804 г. никакой застройки

в посадской части вдоль Москвы-реки еще не было. «Вид города Коломны...» дает здесь сплошную череду каменных и деревянных строений. Всё это заставляет предполагать, что акварель была исполнена до 1799 г. Можно привести и другие аргументы. Так, на плане 1804 г. прясло кремлевской стены между Косыми воротами

иТайницкой башней выглядит значительно более разобранным, чем на акварели. Отличается и число строений мельницы на реке Коломенке (на плане 1804 г. их пять, а на акварели 4, т.е. они явно были перестроены после пожара). Подпись к панораме указывает, что мельница принадлежала купцу Мещанинову. Действительно, по описанию Коломны 1800 г. она была во владении этого лица5. В аннотации к «Виду...» упомянут архиерейский дом и здание семинарии. Между тем коломенская епархия вместе с семинарией

2 Фехнер М.В. Коломна. Изд. 2. М., 1966, вклейка между с. 16 – 17.

3 Русское градостроительство: Градостроительство Московского госу­ дарства XVI - XVII веков. М., 1994. С.178.

4 РГИА. Ф. 1293. Оп. 168. Д. 23.

5 РГАДА. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 29. Л. 7.

139

были упразднены в 1799 г., и в 1800 г. архиерейского дома офи­ циально не существовало, так что следовало бы ожидать форму­ лировки «прежний/бывший архиерейский дом»6. К датирующим признакам можно отнести отсутствие на акварели здания Народного училища (ныне ул. Кремлевская, 18), возведенного в 1799 году. Воскресенская церковь на посаде, известная под именем­ Николы Посадского, существует уже под металлической кровлей «колпаком», что произошло в конце 1790-х годов7.

Существует возможность уточнить нижнюю дату «Вида...». В автобиографической повести И.И. Лажечникова «Беленькие, черненькие и серенькие» содержатся ценные для нас сведения о состоянии Косых ворот: «против мельницы, на отвесной вышине одиноко стоит полуразвалившаяся башня, которая как старый, изувеченный инвалид, не хочет еще сойти с своего сторожевого поста. Кругом все развалины. В нескольких саженях от нее начинается гряда камней, все идет возвышаясь, сливается потом в сплошную стену и наконец замыкается высокою угловою башнею»8. С тыльной стороны башни разрушения были максимальны. В садике стоявшего рядом дома располагались «великолепные руины башни, которыми владелец домика пользовался даром». «Камни этих развалин, упавшие на межу садика, служат его хозяину скамейками; время покрыло их густым, разноцветным­ мохом, как барсовою кожею»9. Процитированные воспоминания относятся примерно к четырех- пятилетнему возрасту писателя (около 1794 – 95 гг.), когда он жил в Запрудах. Судя по рисункам М.Ф. Казакова 1778 года, наибольшие разрушения Косых ворот имели место с юга и запада. На акварели воротная башня обращена к зрителю наиболее сохранившимися фасадами, и «гряда камней» (т.е. разобранные почти до основания кремлевские стены) начинается не в «нескольких саженях», а достаточно далеко от Косых ворот. Причем И.И. Лажечникова можно скорректировать: вела возвышающаяся «гряда» не к Маринкиной, а к еще сохранявшейся Борисоглебской башне (она на пласоздан

6 Марков Н., свящ. Коломенская епархия. М., 1888. С. 20 – 21.

7 Памятники архитектуры Московской области. Вып.З. М., 1999. С. 31, 47. 8 Лажечников И.И. Беленькие, черненькие и серенькие (три отрывка из повести) // Коломенский альманах. Выпуск шестой. Коломна, 2002. С. 272.

9 Там же. С. 275.

140

не ранее 1795 г. Таким образом, акварель можно датировать

впромежутке 1795 – 99 гг. Корректировка даты весьма существенна, ибо тем самым источник соотносится с дорегулярным периодом планировочного развития Коломны на финальной его стадии. Полная воздуха панорама с ее выстроившимися в вытянутый

ряд храмами, колокольнями и крепостными башнями в каком- то смысле олицетворяет провинциальный русский город эпохи Павла I.

Два следующих по времени изображения очень близки по времени и поэтому должны рассматриваться вместе. Одно из них малоизвестно – изображение кремля от Бобренева

монастыря на иконе из храма Троицы-на-Репне. Местонахождение иконы в настоящее время неизвестно, но в Государственном

научно-исследовательском музее архитектуры им А.В. Щусева сохранился негатив снятой с нее фотографии10. Иконные изображения городов, тем более документированные, для XIX в. очень редки. Уже поэтому памятник заслуживает рассмотрения. Неброская, но добротно проработанная до деталей панорама сопровождается цитатой из книги Бытия (заступничество Авраама за Содом – Быт. 18: 23–24, 26, 32-33). В этом контексте заложена некая двусмысленность. С одной стороны, Коломна предстает как город, стоящий праведностью. С другой – очевиден противоположный подтекст, заложенный

местным иконописцем и обусловленный ассоциацией с Содо- мом. Речь идет о явном духовном оскудении – факте, отмеченном

вавтобиографических записках Н.П. Гилярова-Платонова, и поставленном им в прямую связь с упразднением Коломенской епархии. Коломенский художник особенно подчеркнул идею духовного регресса жалкими, аморфными руинами древнего

кремля, от мощных укреплений которого со стороны Москвы- реки остались лишь две угловые башни.

Весьма близкое (почти тождественное) изображение содер­ жится в «Атласе к материалам статистики Российской им-

10 ГНИМА, фототека. Колл.1. Негативы №№ 1563-1564. См. стр. 94 наст. изд.