Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Скачиваний:
18
Добавлен:
08.04.2015
Размер:
1.88 Mб
Скачать

Федерализм в России

171

Глава III.

Факторы федерализации России

172

Федерализм в России

§1. Этно-конфессиональный фактор федерализации

Михаил Губогло *

Язык, двуязычие и этническая мобилизация

Этническая мобилизация является важным, чрезвычайно сложным и разносторонним явлением, неотъемлемым признаком смены тысяче- летий и подобно термину Возрождение (Ренессанс) буквально у нас на глазах наполняется многозначным смыслом. Не случайно одни авторы воспринимают ее как «сосредоточение всех усилий на убыстренном развитии самобытной и жизнеспособной национальной культуры», другие - «средством политической мобилизации», третьи - как первое и второе вместе взятое. Однако, в отличие от понятия Возрождения, смысловая емкость которого нагружалась в течение нескольких веков, понятие этнической мобилизации быстро расширяется в течение одного-двух десятилетий.

Парадокс расширения смысловой нагрузки этнической мобилизации объясняется стремлением авторов втиснуть в ее содержание и суть идеологию, теорию и практику социально-культурной и этно-политичес- кой деятельности по удовлетворению разнообразных форм самоопределения и самоутверждения национальностей, легитимную и самозванную деятельность реальных и мнимых лидеров по созданию ассоциаций, движений, землячеств, конгрессов, съездов народов, общин, форумов для решения многообразных задач от экономических до языковых, от культурных до политических под яркими лозунгами национального возрождения.

1. Глобализация и индивидуализация

Парадоксальность этнической мобилизации придает синхронное протекание двух современных процессов, имеющих противонаправленный характер: глобализация и индивидуализация. Как уже неоднократно от-

* Губогло Михаил Николаевич – доктор истор. наук, заместитель директора Института этнологии и антропологии Российской Академии Наук.

Федерализм в России

173

мечалось, с одной стороны, происходит утверждение глобального менталитета за счет повсеместного, едва ли не универсального распространения сходных черт, стандартов и норм жизни, приобщения к общече- ловеческим ценностям. С другой стороны, набирает обороты тенденция, в ходе которой народы реализуют свое стремление к утверждению своей идентичности, за счет сохранения и культивирования своей самобытности, что порой приводит к обособлению или даже изоляции.

Одна из важнейших задач этнической мобилизации - самоопределение вплоть до построения собственной государственности, вырастает из стремления воздвигнуть заслон на пути глобализации, лишающей народ условий привычной самоидентификации и сохранения самобытности.

Исчезновению элементов и устоев традиционной культуры противопоставляется этническая мобилизация как средство расширения политических и экономических возможностей для укрепления идеологии, логики и психологии этнокультурной солидарности.

Этносоциологические исследования, проведенные Институтом этнографии АН СССР в 70-80-е годы в различных республиках Советского Союза, позволили сделать важный вывод о том, что глобализация порождает индивидуализацию, которая обратным воздействием толкает народы на путь глобализации. В этом суть парадокса, как бы к нему ни относиться: как к мнимому или реальному. В его основе лежит тот факт, что в отличие от досоветского прошлого, когда народы императорской России существенно отличались друг от друга по своему культурному уровню и социальному статусу, те из них, которые особенно сильно отставали от «ушедших вперед», если и воспринимали «Богом данную» социальную иерархию как естественную, хотя и несправедливую, тем не менее, не сопротивлялись ей и не протестовали против нее. В годы Советской власти под влиянием коренизации, идеологизации, урбанизации и интеллектуализации произошло социальнокультурное сближение народов за счет стирания социальных различий и выравнивания их социокультурного статуса. В результате возникло желание перенести процессы выравнивания и в сферу политического самоопределения, за счет повышения статуса союзных республик до уровня независимых государств, автономных республик и областей до уровня суверенных республик.

Достигнутое сходство в уровне образования, в наборе современных профессий, в темпах горизонтальной и особенно вертикальной мобильности послужило подпиткой национального самосознания и породило желание выровнять и уровни жизни. Для этого понадобились рычаги и механизмы власти. Выравнивание повышало спрос на индивидуализм и самобытность, а то и другое усиливало тенденцию к глобализации, и снова движение шло по замкнутому кругу, воспроизводя парадокс, на

174

Федерализм в России

каждом новом витке.

2. В лабиринтах этнической мобилизации

Именно лабиринтовой (парадоксальной) можно определить ситуацию, в которой оказались народы бывшего Советского Союза, часть которых вступила на путь государственного самоопределения под лозунгами и флагами национального возрождения. В программных документах народных фронтов, национальных объединений, языковых и этнокультурных центров и иных этноориентированных движений первоначально манифестировались благороднейшие цели спасения и возрождения национального языка и культуры, сохранения этнической самобытности, воспевания национальной истории и национальных героев, хронологические поиски «золотого века», своего национального времени и географические открытия этнической территории. Фактически же, может быть, за небольшим исключением, идеология и практическая деятельность национальных движений были нацелены на борьбу за власть. Власть нужна была для успешного участия в развернутом демократами переделе собственности, а собственность - для обеспечения условий приоритетного развития национальной культуры, а еще более, в качестве строительных лесов для возведения каркаса этнического дома

ñэтническими управляющими. Сочетание демократических лозунгов, призывов немедленно покончить с тоталитаризмом, установлением президентской республики, с бедностью - с помощью рыночной экономики, с государственническим патернализмом и инфантилизмом граждан

ñпомощью неограниченной свободы слова, со свободой национальногосударственной, национально-территориальной и административнотерриториальной суверенизации, создали в РФ целый ряд этнополити- ческих ситуаций, напоминающих лабиринтообразные построения древнего мира. Этнополитические ситуации, возникшие на развалинах единого государства, заметно отличаются между собой не только в функциональном, но и в композиционном планах. Распад СССР не ограничился дроблением по этническому признаку.

3. Смещение этничности

В отличие от последних десятилетий существования Советского Союза, когда этническое перемещалось из сферы материальной в сферу сознания, первое постсоветское десятилетие ознаменовалось новым сдвигом этнического из сферы культуры и психологии сначала в сферу политики, а далее в сферу права. При этом, в отличие от первой тенденции во втором случае имели место не только политизация этничности, но и глубокая этнизация политики. Перемещение этнического из материальной в сферу духовной культуры, подобно смещению из фольклорного слоя в профессиональный слой, не имело обратной связи, или же

Федерализм в России

175

имело ее в крайне ограниченных формах, например, в знаковой символизации отдельных случаев, когда этнически нейтральным элементам жилища, одежды, пищи, бытовой утвари, в том числе предметам промышленного производства приписывались этнические значения или придавались этнические маркеры.

При смещении этничности в политику, обратное воздействие имело не менее, если не более сильное воздействие. Политизированная этнич- ность опиралась на благоприобретенную или захваченную власть, усиленно оправдывала, катализировала и электризовала этничность как с помощью подлинных или мнимых данных археологии и истории, так и с помощью социологии, пытаясь всеми средствами обосновать приоритеты для своей нации. Имея в руках мощную систему современной четвертой власти, политизированная этничность пробуждала «чувство топографии», насаждала «чувство географии» культивировала «чувство истории», переосмысливала «чувство справедливости», обосновывала «чувство правосубъектности», утверждало чувство «республикообразующей» или «государствообразующей нации».

В поиски юридических обоснований этнической правосубъектности, т.е. легитимизации отдельной национальности как субъекта права, оказались втянутыми не только этнические лидеры на местах, но и федеральные структуры, например, Комитет по делам национальностей Государственной Думы Федерального Собрания РФ, неоднократно переименованное Министерство по делам Федерации и национальностей РФ, депутаты Государственной Думы, ученые и эксперты Института Этнологии и Антропологии РАН и ряда других ведомств.

Рубежом этого перемещения стали один-два года до и после распада Союза, индикатором - возрастание роли этнического фактора в полити- ческой жизни, в том числе в законотворческой деятельности Государственной Думы Российской Федерации. Двигателем этого перемещения стала, во-первых, часть творческой интеллигенции, искренне озабоченной судьбами и состоянием национальных культур и языков, вовторых, часть профессионально не состоявшихся в своей области специалистов, в-третьих, часть партноменклатуры, переметнувшейся из идеологии коммунизма в технологии национализма, в-четвертых, часть представителей теневой экономики. При этом особую роль сыграла верхушка партийной номенклатуры, более остальных прослоек советского общества заинтересованная форсированно обменять власть на собственность.

4. Очернение советскости

Очеловечивание этничности стало важным стимулом для поисков признаков и принципов этничности в прошлой истории своего народа. Одним из парадоксов очеловеченной этничности стало обращение ряда

176

Федерализм в России

молодых исследователей к национальной истории. Можно отметить два аспекта этого обращения. Под влиянием идеологов необольшевистских технологий революционной демократизации России, форсированному переходу от плановой экономики к рыночной (эвфемизм перехода от социализма к капитализму), к немедленному построению гражданского общества («даешь гражданина») появилась группа журналиствующих историков, специализирующихся на оплевывании прошлой истории России. Другая группа исследователей, увлеченная разрушительными идеями, принялась «открывать Америку», наивно закрывая глаза на горы книг, посвященных национальным историям, но именующимся в богатейшей этнографической литературе этногенезом и этническими историями. Как ни парадоксально, но именно указанное ослепление, если не сказать историографическое невежество, позволило увидеть существенный недостаток тех традиционных «этнических историй», которые были написаны как бы с позиций общечеловеческой этничности. Однако и другие, похоже, прозевали главное. Очеловечивание этничности потребовало замену нарицательных имен именами собственными. Именно в этой ошибке нашли в свое время изъян в сочинениях А.Тойнби, автора многотомного «Постижения истории» представители французской концепции истории (Люсьен Февр).

Предпринятая демократами первой розово-митинговой волны и младо реформаторами второй постваучерной волны обвальная критика всего прошлого, оказалась несовместимой с яркими миражами и крутыми виражами (типа расстрела Белого дома) по построению гражданского общества и общества благополучия. Ни среднего класса, как движущей силы рыночной экономики, ни космополитизма - как основы гражданского патриотизма, лишенного этнической окраски, в итоге не получи- лось.

Парадокс критики прошлого, как составной части идеологии демократизации и этнической мобилизации, заключается в несовместимости подобранных красок для изображения картины советской действительности. С помощью стереотипов вся история советского периода изображается в черных красках: «советское, патриотическое, традиционное, а также ассоциированное с этими понятиями российское, русское, отече- ственное» - это все негативное (коммунисты - ГУЛАГ, репрессии, патриоты - шовинизм, антисемитизм, фашизм, традиционалисты - отсталость от Запада, СССР - империя зла, Россия - нищенка, русские - пьяницы, лентяи и бездельники и т.п.). Демократизация обернулась необольшевизацией, а критика советского уподобилась критике царской России, как «тюрьмы народов».

Одновременно замалчиваются или вовсе отрицаются реальные успехи в построении одной из 2-х влиятельных сверхдержав, в решительном вкладе в разгром фашизма, в выравнивании уровней социокультур-

Федерализм в России

177

ного развития десятков отсталых в прошлом национальностей. Простой пример: индигенное население Америки кануло в историю, а народы императорской России, а затем Советского Союза сохранили себя, создали свою национальную интеллигенцию предуготованную к государственному самоуправлению, о чем свидетельствует созданная и эффективно действующая сегодня этнополитическая элита. В ее историческом багаже наполнение суверенитета реальным содержанием (Конституционный процесс 1993-1995 гг.), Федеративный договор (март 1992 г.) и забуксовавший договорный процесс. Парадокс, рожденный этим противоречием: отмежевание от советской истории и долг именно этой же истории, сегодня является едва ли не самым сильным тормозом на пути формулирования единой для всех граждан, независимо от их национальной и конфессиональной принадлежности общероссийской гражданской идентичности, как серьезной гарантии от дестабилизации, беспорядка и конфликтов. «За что мы должны любить Россию, - спрашивали меня на конференции балкарцы и кабардинцы г. Нальчика, - если она - «империя зла и если нам в ней неуютно жить»?

Очернение всего советского вольно или невольно солидаризируется с реанимацией «негативной исторической памяти» более широкого хронологического масштаба. В мае 1999 г. я имел беседу с президентом Адыгейской Республики, предварив этой встрече выпуск книги о становлении государственности Адыгеи. Однако вместо того, чтобы обсудить программу и инструментарий этносоциологического исследования в этой республике, мне пришлось почти в течение часа выслушать монолог о трагической судьбе адыгов и о событиях вековой давности. Как будто я был виноват в русско-кавказской войне XIX века, и как будто я должен был компенсировать обиды, нанесенные адыгскому народу царским режимом 100 лет тому назад. Исторический парадокс мобилизованной этничности, взявшей в данном случае на вооружение идеологему «негативной исторической памяти», по словам бывшего министра по национальной политике Р.Г.Абдулатипова «ворвавшейся в нашу жизнь вместе с перестройкой», состоит в том, что борьба за благородные цели «возрождения» нации оборачивается возбуждением межнациональной розни, межэтнической вражды, дискриминацией нестатусной части населения той или иной республики.

Вместо того, чтобы звать в светлую даль дружбы народов, подобные идеологемы, основанные на реанимации и педалировании шоковой боли воспоминаний, влекут в тупик прошлого, являются катализаторами опасной межэтнической напряженности.

5. Разрушение вместо созидания

Демократы и националисты, как радикальное крыло этнической мобилизации, первой волны были едины в одном: и те и другие приватизи-

178

Федерализм в России

ровали право на приватизицию. Первые объявили себя монополистами на проведение реформ и на личное обогащение, вторым досталась монополия на руководство этнической мобилизацией.

Корни успехов и неудач этнической мобилизации залегают в технологиях радикализма и фундаментализма первой волны митинговой демократии. В этом едва ли не ее главный парадокс, не поддающийся полному объяснению. Сторонники перехода к рынку, особенно в лице своих духовных лидеров, надеялись с помощью «шоковой терапии» форсированно создать общество всеобщего благоденствия с опорой на, так называемый, средний класс. Последствия оказались плачевными: развал экономики, обнищание народа. Деструктивные итоги этнического и ассоциированного с ним конфессионального фундаментализма выразились в развале Советского Союза и создали угрозу единству России.

Как у демократических реформаторов, так и у этнических мобилизаторов приоритетное место в практической деятельности занимал наполеоновский принцип: «сначала ввязаться в бой, а там видно будет». Автоматический перенос опыта европейских стран, насильственно осуществляемый центром переход от плановой к рыночной экономике привели к созданию общества едва ли не сплошной коррумпированности и криминальности. Параллельно с этим отказ от идеологии «дружбы народов» и «новой исторической общности советский народ» подтолкнул многие национальности страны к этническому изоляционизму и сепаратизму.

Таким образом, разрушительные импульсы демократов подрывали единство и внутреннюю целостность государства, а действия этнических мобилизаторов разрушали сосуществование ислама, православия и других религий.

Социальной опорой и тех и других стала относительно узенькая прослойка населения, которая исповедовала идеологию нигилизма, придерживалась «разрушительных крайностей», или в переводе на язык выборных технологий - рассчитывала на протестное голосование. Лидеры демократии, «отцы» этнической мобилизации взяли на вооружение не борьбу «за», а борьбу «против». Однако роковая ошибка этой идеологии состояла в том, что она несла в себе разрушительный заряд изоляционизма в большей мере, чем заряд солидарности. И демократы, и националисты лишь возбуждали социальные аппетиты и разжигали межэтнические противоречия.

Исторически в России национализм, прежде всего в форме этнонационализма, всегда был антиподом либерализма, который, как правило, стыкуется с космополитизмом. Однако в этнополитической истории

СССР накануне и первое время после его развала случилось именно непредвиденное - стыковка и сближение либерализма («демократического лагеря») с этнонационализмом во имя общей борьбы за демонтаж

Федерализм в России

179

государства и за погребение коммунистической идеологии.

Как и в начале века, этому альянсу - демократии и этницизма - в конце века не суждено было дать зрелые плоды. Ошибкой теории и практики реформ и этнической мобилизации была низкая компетентность в области социальной инженерии, губительная отстраненность от сози- дательно-практической деятельности, увлеченность распределительными и перераспределительными акциями, в том числе, в сфере власти, пустоцветное опережение практики по отношению к теории. В итоге национальная политика либерал-демократов завершилась безэтническим максимализмом младореформаторов, а демократизм этнических мобилизаторов обернулся созданием этнократических режимов или попытками создания таковых.

Накануне и сразу же после развала Советского Союза официальная национальная политика и запущенный маховик национальных движений действовали чаще всего автономно, независимо друг от друга. Ожидаемый трезвомыслящими экспертами переход от патернализма к паритетности в отношениях между государством и населяющими его национальностями не произошел. К концу 90-х гг. этническая мобилизация в одних случаях захлебнулась, в других была подавлена, в третьих в ней отпала необходимость, когда ее лидеры, добившись своих целей, оказались у власти. Однако, потенциал ее далеко не исчерпан. И там, где не получился ее союз с политикой, началось сближение этнического фактора с религиозным, как для мирного вхождения во власть, так и для борьбы за овладение ею.

Политизация конфессионального фактора в 1990 г. стала побочным продуктом этнической мобилизации и вместе с тем ее союзницей. Обе мобилизации и этническая, и мобилизация конфессионального фундаментализма стремились к замедлению модернизации и обретению тающей уверенности в себе. Вместе с тем, первая боролась за удовлетворение прозаических интересов “желудка”, т.е. за более широкий доступ к власти и собственности, в то время как в центре внимания второй находились душа и совесть граждан. Конечный продукт их деятельности заключается в том, чтобы сохранить в обществе те компоненты, над которыми нависает угроза в процессе модернизации и входе трансформационных изменений.

6. Расщепление и симбиоз идентичностей

Едва ли не все народы постсоветского пространства испытали на себе удары реформаторской деятельности Центра. В основе многих, вызванных этим переходом парадоксальных явлений лежит фундаментальная причина: утрата советскими людьми своей общей и частной гражданской (государственной) принадлежности. Вместе с системой духовных и гражданских ценностей рухнула и советская идентичность. При этом,

180

Федерализм в России

как при расщеплении атома, произошло выделение огромной энергии разрушительной силы.

Вместо отвергнутой гражданской советскости постсоветским гражданам ничего близкого по цементирующей силе не было предложено взамен, кроме антиисторической для России идеологии «пусть каждый выживает сам» и самоубийственного для государства лозунга «берите суверенитета столько, сколько сумеете проглотить».

Предпринятая Б.Ельциным отмена графы «национальность» в паспорте советских граждан вызвала такое же противодействие, как приказ Петра I стричь бороды. Парадокс же состоит в том, что разжигание этничности, подобно джину из бутылки («берите суверенитетов столько, сколько сможете проглотить») сочеталось с насильственной (без совета с народами РФ) отменой одного из сильнейших маркеров этнической идентичности.

7. Русский язык в свете новых задач лингвополитологии

Последовательное смещение этничности как объекта изучения из предметной области этнологии в сферу интересов сначала психологии, а затем - политологии и права оказывает существенное влияние на формирование новых задач в области социальной и этнической лингвистики.

Язык, и особенно выбор и употребление языков в полиэтническом обществе, прежде всего в республиках России, наполняющих свой конституционный суверенитет реальным содержанием, приобретает чрезвычайно важное политическое значение. Более того, накапливается серьезный опыт для понимания того, что в переливаниях этничности из сферы материальной культуры в сферу сознания, самосознания и духовной культуры и, далее - в область политики и права существенную роль играет язык. Языковое планирование и языковая политика, особенно в части стимулирования официального двуязычия, вырастают как бы из одежд национальной политики, в рамках которой они традиционно пребывали. В республиках РФ в распоряжении новых этнических элит, возглавляемых этническими президентами, а порой и неформальными этническими лидерами, язык, возведенный в статус государственного языка, становится действенным инструментом осуществления такой кадровой политики, в результате которой происходит неокоренизация органов государственного управления.

Пик национальных движений, а вместе с ним и взлет политизации этничности и этнизации политики, пришелся в России на осень 1993 г. После расстрела Белого дома этнический цунами, то есть, накат этни- ческой мобилизации, перестал подпитываться новой энергией, исходящей из глубин народных масс, и стал терять свою силу. Однако вывод о сколько-нибудь существенном понижении градуса национальных дви-