§ 72. Слово и предмет

Весьма часто значение определяют как способность слова обозна­чать предмет или как тождество слова и предмета. Так, например, Г. Фреге считал, что значением имени является обозначаемый именем

220

предмет. Однако подобные определения нуждаются в пояснении. Если имеется в виду конкретный предмет, то такое определение языкового значения слова практически нереально: трудно представить, чтобы говорящие, разобщенные во времени и пространстве, обозначали один и тот же предмет или явление (разумеется, речь идет о нарицательных именах, составляющих основную массу номинативных средств языка, а не именах собственных). Обозначение же словами предметов одного и того же класса вполне согласуется с пониманием значения как реализованного в слове понятия. Именно понятие, т. е. мысль о классе предметов, логическая классификационность и квалификационность этой мысли, позволяет слову в разных условиях и в разное время обозначать предметы одного порядка. Таким образом, именно в силу того, что за словом как знаком стоит обозначаемое понятие, слово может обозначать соответствующий класс предметов, различные их совокупности либо отдельные предметы этого класса.

Как известно, самое богатое своими признаками — конкретное. Отсюда возможность обозначения конкретных предметов множеством названий¹. Между словом как знаком, носителем значения (понятия) и обозначаемым им предметом существуют отношения полярности и одновременно единства. Слово может обозначать как открытый класс предметов (либо их различные совокупности), так и отдельный предмет этого класса. В свою очередь, конкретный предмет может быть обоз­начен теоретически бесконечным количеством названий (как одно­словных, так и неоднословных), значения которых будут отражать различные признаки предмета. Здесь конкретно обнаруживаются осо­бенности и возможности человеческого познания и участия в нем языка. Наше знание о предмете выражается в совокупности суждений о нем, т. е. в приписанных ему в этих суждениях признаках. На этой почве образуются разноименования для одного и того же предмета или явления, которые в языкознании определяются как речевые (контек­стуальные, денотативные, окказиональные) синонимы. В результате предмет, подпадающий под определенное понятие, оказывается фоку­сом приложения многих понятий. Так, например, главный герой «Евгения Онегина» Пушкина назван в романе многими именами {Онегин, герой моего романа, добрый мой приятель, ребенок, дитя, ученый малый, педант, глубокий эконом, мой проказник, театра злой законода­тель, непостоянный обожатель очаровательных актрис, почетный граж­данин кулис...). Разумеется, многими именами могут быть названы предметы, существа, обозначаемые нарицательными именами. Так, в

¹ С другой стороны, предельно абсрагированное понятие, например число, также имеет бесконечный ряд обозначений. Так, единица выражается в бесконечном ряде

равенств: 1 = 3 — 2 = y = VT = 5 — 4ит. д.

221

одном газетном очерке уссурийский тигр был назван именами: тигр, огромная кошка, ночной разбойник, убийца, вредное животное, ценное и тщательно оберегаемое животное, полосатая кошка, «заклятый враг», прекрасный зверь, полосатое совершенство, полосатый бродяга, наш амурский тигр, царь тайги... Обозначая отдельные признаки предметов, существ, такие наименования одновременно выполняют в речи «сино­нимическую» роль, а точнее — функцию разноименования.

По мнению многих исследователей семантики слова, предметная, или перцептивная, функция слова как основного языкового знака одна из самых главных. В этой функции слово, или имя, выступает заме­стителем предмета. О способности слова выступать знаком как различ­ных связанных с ним мыслительных образований, так и собственно предмета Потебня писал: «Мысль наша по содержанию есть образ или понятие; третьего, среднего между тем и другим, нет; но на пояснении слова понятием или образом мы останавливаемся только тогда, когда особенно им заинтересованы, обыкновенно же ограничиваемся одним только словом. Поэтому мысль со стороны формы, в какой она входит в сознание, может быть не только образом или понятием, но и представлением или словом» (9, с. 126).

Г. Фреге, указывая на предикативную природу понятия, подчерки­вал, что слово как знак естественного языка обозначает его лишь в определенных своих употреблениях; обычно же слово обозначает пред­мет, который, по Г. Фреге, и выступает его значением (10, с. 182 и ел.). Г. Фреге считал, что логически строгое применение знаковой системы предполагает разграничение тех знаков, которые обозначают предмет или понятие. И в своем искусственном языке логических исчислений он такие знаки разграничивал. В естественном языке такие функции не разграничиваются в знаках; слово может обозначать в разных условиях речи предмет, понятие, отношение, не нарушая своего тож­дества. Эти обозначения словом выступают как его внутренние семан­тические функции, своего рода подвижки внутри семантического пространства, очерченного понятием как классификационной логиче­ской схемой.

А.Ф. Лосев рассматривал предметную, перцептивную функцию слова как весьма важную в развитии языка и мышления. Он, в частности, писал: «...Знак вещи всегда именно демонстрирует эту вещь, вырывая ее из смутного и непознаваемого (потому что нерасчленен-ного) потока действительности. Если мы обозначили данную вещь и если мы назвали данную вещь, то уже тем самым сделали ее предметом нашего ясного и расчлененного как ощущения, так и мышления. В этом смысле значение языка в истории мышления огромно. Едва ли даже вообще возможны история мышления, да и само мышление, если оно не оперирует обозначенными предметами» (5, с. 87).

222