Homo institutius - Человек институциональный - Иншаков - 2005 - 854

Методология институционального анализа человека

хозяйственной системы во внешнюю среду. Чтобы этот выход был осмысленным (и в силу этой осмысленности трансакция могла бы стать единицей анализа), необходимо ее «закороти ть», замкнуть на другой (как частный случай — на себя) «черный ящик». Трансакция в таком случае превращается в интеракци ю, хотя и сохраняет по традиции свое название.

Возникает вопрос: а что за сила заставляет трансакцию вер - нуться обратно? Трансакция направлена изнутри экономиче ского пространства вовне, значит сила, о которой мы говорим, должна быть направлена извне вовнутрь, то есть должна име ть направление, обратное трансакционной. Наш ответ: такой си лой является институт, действие которого по направлению прям о противоположно действию трансакции. Таким образом, транс акция и институт предстают взаимосвязанными и взаимодопол няющими сущностями, а предложенная теоретическая конструк - ция обретает цельность.

Кстати, О. Уильямсон определяет институциональное устройство как нечто, в рамках которого трансакция приобрета ет цельность, что видно из следующих определений: «Институци о- нальное устройство (institutional arrangement) — контрактное отношение или структура управления, объединяющая хозяйств енные единицы и определяющая способ их кооперации и/или кон - куренции» (Уильямсон, 1996, с. 688). В свою очередь, «трансакции опосредуются управленческими структурами (рынками, иерархиями и их смешанными формами)», тогда как «структура управления (governance structure) — институциональное образование, в рамках которого предопределяется цельность трансакци и» (там же,с.690).

Зададимся теперь вопросом: почему агенты — участники трансакции с неразрывно связанным с ней институтом (инст и- туциональным устройством) позволяют себе «втянуться» в трансакцию? В какой степени институты способны оказывать такое воздействие? Каковы стимулы контрагентов? Являются ли институты экзогенными по отношению к ним или у контрагентов есть свои внутренние механизмы, перекликающиеся с вне - шними? В какой степени эти механизмы эндогенны?

Чтобы ответить на эти вопросы необходимо по-новому взглянуть на место и роль трансакций в институционально-эконом и-

131

РАЗДЕЛ I

ческом поле-пространстве. Всю совокупность возникающих в опросов можно в принципе свести к одному фундаментальному: что считать единицей анализа?

Приверженцы неоклассической теории в качестве единицы анализа принимают индивидов — не отличающихся друг от друга рациональных существ, скорее роботов, нежели людей, которые, однако, весьма удобны для построения различных модел ей. Попытки наделения «экономических людей» человеческими ка- чествами, оставаясь при этом в рамках неоклассической пар а- дигмы, как правило, дают сбои. К такому же результату приводят попытки выхода за рамки экономического пространства людей, запрограммированных по определению только на примитивные действия по максимизации собственной полезности . Вывести из таких действий сам факт существования институто в и дать объяснение последним посредством традиционной эко номической терминологии — задача в методологическом отнош е- нии практически нереализуемая.

Так, А.Т. Ризви, изучая работы Зонненштайна (Sonnenschein, 1972, 1973), Дебре (Debreu, 1974) и Мантеля (Mantеl, 1974), приходит к выводу, что «их основной смысл в том, что гипотез а рационального индивидуума и другие предположения, сдела н- ные на микроуровне, не дают никакого руководства для анал иза явлений макроуровня: допущения рациональности или макси - мизации полезности недостаточно, чтобы говорить о социал ьных закономерностях» (Rizvi, 1994, р. 363). Экономика, сконструированная из индивидуумов, неизбежно сталкивается с проблем ой невозможности получения детерминированных и устойчивых равновесных состояний, если не принять допущение о «поведени и» всего общества наподобие поведения отдельного индивида . Но, как справедливо замечает А. Кирман, «нет никаких правдопо добных формальных оснований для допущения, что совокупность индивидуумов, пусть даже индивидуумов-“максимизаторов” , поступает так же, как индивидуальный максимизатор» (Кirman, 1992, р. 18). В качестве выхода он предлагает следующее: «...если мы намерены продвигаться дальше, то нам придется теоретиз и- ровать в терминах групп с коллективно согласованным пове дением. <...> Идею начать с уровня изолированного индивидуума можно без ущерба отбросить» (Кirman, 1989, р. 138).

132

Методология институционального анализа человека

С не менее сложными методологическими трудностями сталкиваются исследователи-институционалисты, принимающие в качестве единицы анализа институты, с той лишь разницей, что движение мысли здесь направлено в противоположную сторо ну: предлагается идея взаимодействующих агентов, сплетенны х в долговечные и самоусиливающиеся институты. Такая идея во с- ходит к «старым» институционалистам, полагавших, что инст и- туты связаны с индивидуальными обычаями, которые, в свою очередь, укрепляют эти институты и сами укрепляются ими.

По мнению сторонников этой методологической позиции, институты заполняют существенный концептуальный пробел , являясь как «субъективными» идеями в головах агентов, так и «объективными» структурами, с которыми эти агенты сталки ваются. Понятие института связывает микроэкономический мир индивидуального действия, обычая и выбора с макроэкономи - ческой сферой, казалось бы, отстраненных и безликих струк тур. При этом, на что указывает Дж. Ходжсон (2003), выбор институтов в качестве единиц анализа не обязательно подразуме вает подчинение индивида их господству. Индивиды и институты в заимно конституируют друг друга. Дж. Ходжсону вторит Ф. Миров - ски, подчеркивающий, что институт есть «инвариант, сконст руированный обществом» (Мirowski, 1987, р. 1034а). При этом существенна не абсолютная, а относительная инвариантность и самоусилительный характер институтов, связанные с предста влением социально-экономического развития в виде периодов и н- ституциональной непрерывности, чередующихся с периодам и кризисов и крутых перемен. В пользу институтов как единиц анализа говорит, по мнению сторонников этого подхода, уже тот факт, что они, как правило, демонстрируют постоянство в течение длительных промежутков времени и могут существо вать гораздо дольше, чем отдельные индивиды.

Обратимся теперь к трансакции как единице анализа, принятой в таком методологическом статусе в экономической т еории трансакционных издержек. Впервые данную идею высказа л Дж.Р. Коммонс, обозначивший способ исследования процессов торговли на более глубоком микроаналитическом уровне, че м это было принято раньше (Commons, 1934, p. 4•—8), на что указывает в своем знаменитом труде «Экономические институт ы

133

РАЗДЕЛ I

капитализма» О. Уильямсон: «Коммонс понимал экономическую организацию не просто как результат действия техноло ги- ческих факторов (выражающегося в экономии от масштаба пр о- изводства и продуктового разнообразия и в других технико -эко- номических аспектах функционирования фирмы), а как явление, призванное гармонизировать отношения между участни ками сделки, находящимися в состоянии реального или потенци - ального конфликта» (Уильямсон, 1996, с. 30). Сказанное О. Уильямсон подытоживает следующим образом: «...предположение о том, что экономическая организация имеет целью обеспечен ие непрерывности отношений сторон путем создания специали зированных структур управления их взаимодействием (что не допускает разрушения этих отношений, возможного в условиях не поддерживаемой специальными механизмами рыночной контр актации), перерастает в вывод, который можно было сделать из рассуждений Коммонса. Но его послание достигло не многих, поскольку среди ученых превалировала точка зрения о том, что суды являются главным местом разрешения хозяйственных к онфликтов» (там же, с. 30—31).

Соглашаясь в целом с О. Уильямсоном, отметим, что ссылки на трансакцию как базовый элемент анализа обнаруживаю тся и в более ранних работах Дж. Коммонса. В подтверждение прив е- дем весьма любопытный фрагмент из его работы, датированно й 1931 г. (Commons, 1931). Рассуждая о коллективных и индивидуальных действиях и определяя институт как «коллективное действие по контролю, либерализации и расширению индивидуал ь- ного действия», автор писал: «Эти индивидуальные действия в действительности являются “транс-действиями” либо вмес то индивидуального поведения, либо вместо обмена товарами. Это есть смена товаров и индивидуумов трансакциями и рабочими пра вилами коллективных действий, которая отмечает переход от к лассической и гедонической школ к институциональной школе э кономического мышления. Этот переход есть изменение в конеч - ной элементе экономических исследований. Экономисты кла сси- ческой и гедонической школ, а также их коммунистические и анархические ответвления, основывали свои теории на отно шении человека к природе, а институционализм основан на отн о- шении человека к человеку. Наименьшей единицей измерения

134

Методология институционального анализа человека

классической школы был товар, произведенный с помощью че- ловеческого труда. Наименьшей единицей измерения гедони ческой школы был такой же или подобный ему товар, которым обладают конечные потребители. Первый подход представля ется объективным, второй — субъективным. Результатом же, в любом случае, была материалистическая метафора автоматиче ского равновесия, аналогичного океанским волнам, но персонифиц и- рованного как “поиск их собственного горизонта”. Но наименьшей единицей измерения институциональной экономики явл яется единица деятельности — трансакция с ее участниками (курсив наш — Б. Е.)» (Commons, 1931, p. 652).

В этом фрагменте можно найти указание на трансакцию не только как на единицу анализа, но и как на транс-действие, что очень похоже на приведенное выше понимание трансакции как акции, выходящей за свои пределы. Примечательно, что этот тезис был высказан автором данной главы до ознакомления с работ ой Дж. Коммонса, что может являться либо чистой случайностью (во что верится с трудом), либо свидетельством того, что «по - слание» Дж. Коммонса дошло до наших времен. Не вдаваясь в остальные «либо» (времена изменились, тезис оказался вос требованным и др.), отметим, что такое понимание трансакции открывает широкие возможности для современного институци о- нально-экономического дискурса, для понимания роли «чело века институционального» как трансактора.

Субъекты институциональной экономики — это не просто пресловутые «экономические люди», «обитающие» в «черных ящиках» экономического пространства; они суть участники тра нсакций, открытые воздействию институционального поля, сила к о- торого настолько велика, что впору говорить о главном дей ствующем лице хозяйственных процессов (и не только институци о- нальных) не как о «человеке экономическом», а как о «человеке институциональном» (Ерзнкян, 2000). Тем самым акцентируется социализация действующего лица, который вследствие его социальной ориентированности перестает быть «простым а ктором», превращаясь в потенциального трансактора.

Сказанное отнюдь не означает, что природа человека настолько меняется, что от эгоизма не остается и следа. Нет, п росто наряду с эгоизмом человеку свойственно такое же, не ме нее

135

РАЗДЕЛ I

естественное желание ощущать себя частью того или иного о б- щественного образования. Именно этот аспект чаще всего уп ускается приверженцами концепции homo economicus (HE). «В отсутствие норм и правил, связующих человека с себе подобны - ми, он испытывает острое беспокойство», — напоминает нам Ф. Фукуяма тонкое замечание Э. Дюркгейма относительно вре да, который может быть нанесен не только обществу, но и отдель - ному человеку анархией. Взаимодействие, или работа в ныне ш- нем понимании этого слова, как раз и является тем простран - ством, «где человек, частично или полностью, способен от эт ого беспокойства избавиться» (Фукуяма, 2004, с. 19). Быть трансактором означает прежде всего быть наделенным трансакцион ной, институциональной компетентностью.

Чтобы дать приемлемое объяснение и логическое обоснование институциональной компетенции человека — способности усваивать институты (понимать и принимать «правила игры»), порождать и адекватно ориентироваться в ходе трансакции (на- чинать и вести «игру», улавливать ее смысл и подтекст), кон - цепция HE нуждается в развитии. В самом деле, может создаться впечатление, что homo institutius (HI) — это всего лишь «существо», реагирующее на внешние институциональные сигналы . Это так, но лишь отчасти. Истинная природа его реакций на инсти - туциональное воздействие эндогенна. В человеке заложен н екий механизм, приходящий в действие под влиянием экзогенных факторов. Институты «пробуждают» в человеке имманентно п рисущую ему способность к «усвоению» конкретных правил вза и- модействия, в результате чего трансакции оказываются пот енциально реализуемыми. Человек рождается социальным суще - ством, можно сказать, что его социальность заложена на био логическом, генетическом уровне. Маугли — социальное сущест во, институциональная компетенция которого в силу известны х обстоятельств не была вовремя «пробуждена», а механизм гене рации потенциальных трансакций, не будучи развит, захирел. И ни одно другое живое существо, кроме человека, не обладает ин - ституциональной компетенцией (трансакционной способно стью).

Предложим фрактальное объяснение трансакционной способности человека (См.: Ерзнкян, 2003). Континуум экономи- ческих агентов, будучи образованным из множества HE, являет-

136

Методология институционального анализа человека

ся канторовским множеством и поэтому представляет собой фрактальный объект, включающий, помимо явным образом представленных агентов, также имплицитные дырки, пустоты, при - чем имплицитные не в реальности, а в представлении адепто в неоклассической экономической теории. Мир неоклассики к ак континуум экономических агентов на самом деле «дыряв», ме ж- ду агентами существуют «дырки» (gaps). Такому континууму соответствует дробная размерность — большая, чем 0 (размерно сть точки) и меньшая, чем 1 (размерность линии). И что важнее всего, фрактальная размерность — это реальность. «Спасти» этот мир можно, если принять реальность «дырок» и придать им ко н- структивный характер. Последнее означает, что элементарная конструкция из двух агентов должна включать еще и одну «дырк у» в качестве неотъемлемого элемента. Именно благодаря испо льзованию такой тернарной конструкции как единицы анализа мо ж- но объяснить неразложимость «мира неоклассики», который , строго говоря, перестает им быть в прежнем, «недырявом» смысле этого слова.

Поскольку триада «агент — структура — агент» представима как двоичное дерево и она являет собой фрактал, то есть сам о- подобие, то такая тернарная единица анализа может быть ра с- пространена на всю совокупность структурированных аген тов в качестве реалистичного инструмента исследований.

Как устроена структура, заполняющая «дырку»? Что представляет собой институциональное устройство? Эта структ ура и ее устройство многовариантны. Р. Коуз показал, что есть как минимум два альтернативных варианта — фирма и рынок. К ним добавим еще два дополнительных вида структур — посреднич ескую и сетевую. Что же общего между этими четырьмя типами структур и в чем их отличие?

Общее состоит в том, что все они являются институциональными устройствами, структурирующими взаимодействие экономических агентов. Такие устройства или формы эконом и- ческой организации выступают в институциональной теори и в качестве альтернативы неклассическим «дыркам». Благода ря введению этих конструктов в науку о хозяйстве совокупность э кономических (которых уже следует мыслить как институциона льных) агентов обретает целостность. Это уже не агенты сами п о

137

РАЗДЕЛ I

себе, они суть элементы целого. Индикатором целостности с лужат ненулевые трансакционные издержки, формирующие вкуп е с трансформационными величину общих затрат взаимодейст вующих агентов экономической системы.

Суть институционализации (социализации) «дырки» заклю- чается в представлении трансакционной способности, под к оторой понимается не просто «склонность к торговле, к обмену одного предмета на другой» (Смит, 1962), которая присуща челове- ческой натуре, а склонность, воплощаемая нами в структурн ых формах, которая может быть распределена в том числе и межд у экономическими агентами с последующей интернализацией ими.

Для изучения механизмов взаимодействия трансакторов ис - пользуем литературный пример. В романе «Остров накануне» («L’isola del giorno prima») известный семиотик и писатель У. Эко описывает глазами фатера Каспара Вандердросселя истори ю гибели команды шхуны «Дафна» от рук туземцев (Эко, 2002). С институциональной точки зрения этот случай интересен тем, что сторонами конфликтной ситуации выступают люди, принадлежащие различным цивилизациям, разным культурным ми - рам. Институты, которыми они руководствуются, принципиально различны. Если и есть что-то общее между институтами матросов и туземцев, то это или случайное совпадение, или нечто, свойственное человеку не на социальном, а на биолог и- ческом уровне.

Контакт в форме столкновения с потенциально возможным мирным исходом может быть описан в терминах многих подходов — теоретико-игрового, теоретико-контрактного, те о- рии знаковых систем, семиотики и др. Применительно к нашему случаю данный литературный пример можно истолковать сле дующим образом. Акторы анализируют ситуацию и выбирают линию своего поведения, ориентируясь непосредственно на ув и- денные и интерпретируемые с позиций своих институтов виз у- альные образы. Эти образы являются как бы моментальными снимками, срезами, знаками, остановленными мгновениями, поэтому могут быть соотносимы с ментальными образами, которые «отчеканены» в мозгах трансакторов и которые суть п редставленные в символической форме институты — правила, алг о- ритмы, предписывающие им тот или иной способ поведения.

138

Методология институционального анализа человека

Предположим, что у каждой из сторон возможной трансакции имеется некий репертуар таких знаков и соответствующ ий каждому знаку тип поведения. В сложившейся ситуации у каж - дой стороны потенциально лишь две стратегии — война или мир, причем у туземцев спина противника означает его трусость, что диктует стратегию войны, «убить», а рыжая борода символизирует нечто божественное, чему соответствует ст ратегия мира, «подчиниться». Огонь вызывает у туземцев испуг, с ледовательно, выбор мирного исхода, то есть поведенческой с тратегии «подчиниться», становится очевидным.

Эпизод 1

[Матросы] зажгли огромные костры вечером на берегу моря и гуляли-пировали несколько дней и ночей.

Вероятно, эти костры привлекли внимание туземцев... Настало утро, когда фатер Каспар увидел с десяток «пирагв», возникших непонятно откуда ...они правили к месту пира...

Священник пытался кричать, оповещать команду, но все спали, пьяные. Короче матросы оказались с ними нос к носу, когда пришельцы повыскакивали из-за деревьев.

Туземцы выглядели воинственно, пьяная команда не могла припомнить, где побросала оружие. Только шкипер двинулся им навстречу и уложил первого выстрелом из пистоли. Услышав грохот и увидев товарища на земле без жизни, хотя никто к нему не прикасался, дикари выразили, что готовы подчиниться, и один стащил ожерелье и поднес капитану. Тот наклонился посмотреть, потом, явно ища что-то взамен, обернулся к своим людям.

Тем самым он показал черным дикарям спину. Фатер Вандердроссель предполагал, что туземцы,

скорее всего, еще до выстрела были смущены повадкой и фигурой капитана, великана батава с русой бородой и свет- ло-голубым взглядом; надо подумать, что у туземных обитателей подобная внешность считалась приметой богов. Но сразу же после зрелища его тыла (а несомненно эти лесные троглодиты не допускали мысли, чтобы у богов мог иметься тыл) их начальник, державший в руке дубину, занес ее и с размахом опустил тому на череп, и капитан рухнул лицом в песок и остался недвижен. Черные люди налетели на матросов «Дафны» и еще до того, как те на- чали обороняться, всех поубивали (Эко, 2002, с. 236—237).

139

РАЗДЕЛ I

Семиотическая интерпретация эпизода 1

Шаг 1.1. Дикари, готовые убить матросов, в замешательстве от рыжей бороды капитана. Причина замешательства в том, что «рыжая борода» ассоциируется с божеством, что приписывает стратегию «под- чиниться», на которую, однако, трудно переклю- читься в силу инерционности принятого ранее решения «убить». Отсюда и замешательство. Это ситуация с максимальной энтропией, Hmax: p1 = p2 = 0,5. Вероятность выбора любой из стратегий равновелика.

Шаг 1.2. Неустойчивое состояние с Hmax склонилось, возможно неосознанно для туземцев, к стратегии «убить». Можно сказать, что «рука» провидения «дрогнула», либо природа сделала свой выбор, подтолкнув туземцев к агрессии. Ситуация с минимальной энтропией: стратегия «убить», H = 0.

Шаг 1.3. Ответом на агрессивные действия туземцев стал выстрел шкипера (выбравшего и реализовавшего таким образом стратегию «убить»), что моментально склонило дикарей к выбору стратегии «под- чиниться». Бесконтактное убийство туземцы интерпретировали как явление сверхъестественное, божественного происхождения. Результатом выстрела стало переключение поведения туземцев со стратегии «убить» на «подчиниться», символом чего стало подношение ожерелья капитану. Ситуация с минимальной энтропией: стратегия «подчиниться», H = 0.

Шаг 1.4. Институт дарения оказался присущим как туземцам, так и матросам. Капитан оценил жест туземцев как попытку установления мира. Появилась возможность переключения стратегии — с войны на мир. Дай капитан туземцам что-нибудь взамен, состоялась бы бартерная сделка, пострадавшие жизни можно было бы отнести на счет ex ante трансакционных издержек установления контакта, мира, а цена сделки составила бы одно ожерелье или эквивалентную ему стоимость. Одним словом, ситуация зависла между миром и войной: Hmax: p1 = p2 = 0,5.

140