2.5. «Домострой» Ксенофонта и «История любви Херея и Каллирои» Харитона

«Домострой» Ксенофонта и «История любви Херея и Каллирои» Харитона прекрасно иллюстрируют направленность отношений между мужчиной и женщиной.

В «Домострое» Ксенофонта есть диалог Исомаха, уважаемого и почитаемого человека Афин и Сократа о жене .

Давайте посмотрим на некоторые фразы:

«Когда она пришла ко мне, ей не было еще и пятнадцати лет, а до этого она жила под строгим присмотром, чтобы возможно меньше видеть, меньше слышать, меньше говорить. Как по-твоему, разве я мог удовольствоваться только тем, что она умела сделать плащ из шерсти, которую ей дадут, и видела, как раздают пряжу служанкам? Что же касается еды, Сократ, она была уже превосходно приучена к умеренности, когда пришла ко мне: а это, мне кажется, самая важная наука как для мужчины, так и для женщины».

«Когда она уже привыкла ко мне и была ручной, так что можно было говорить с ней, я обратился к ней с таким приблизительно вопросом: "Скажи мне, жена, подумала ли ты над тем, с какой целью я взял тебя и твои родители отдали тебя мне?»¹⁰

А вот отрывок из «Истории любви Херея и Каллирои»:

«Спрятавшись за входную дверь, человек тот сейчас через нее же и вышел обратно, а тем временем Каллироя, тосковавшая по Херею, сидела у себя на кровати и, в печали своей, не зажигала даже светильника. Заслышав шаги она тотчас же поняла, что ее муж вернулся, и радостно выбежала к нему навстречу. У Херея даже для упреков не хватило голоса, и охваченный гневом он подходившую к нему Каллирою ударил ногой. Этот метко направленный им в диафрагму удар ноги прервал дыхание у девушки. Она упала, а служанки подняли ее и отнесли на руках в постель.»¹¹

Оба отрывка явно демонстрируют, что женщина в античности не является живым существом равнодостойным мужчине, а соответственно личная встреча мужского и женского невозможна. Отношения между мужчиной и женщиной строятся по схеме субъект – объект. Поэтому Исомах говорит о своей жене как о покладистом питомце, а Херей «награждает» Каллирою смертельным ударом в диафрагму при первом подозрении в неверности. Интересно, что в описании этого удара автор говорит о «метко направленном» ударе, некоторым образом делая этот удар достоинством Херея.

При таком несколько имущественно - высокомерном отношении к женщине, мы видим, что Исомах очевидно гордится своей женой, а Херей так просто иссыхает в ее отсутствие. Античный мужчина чувствует потребность в женском, он гордится обладанием достойной женщиной, даже может позволить себе влюбиться до смерти, бросить все и посвятить себя поискам любимой. Хотя, нам кажется важным отметить, что даже в такой страстной любви мужское остается обращенным на себя, а женское на себя.

Вообще, античная литература пропитана эфиром страстной любви, божественным Эросом. Очень характерным является описание такой любви в идиллии.

2.6. Идиллия. Дафнис и Хлоя

Кажется идиллия может дать нам описание опыта другой встречи мужского и женского. Проверим, так ли это.

Идиллия рисует нам картину простой, пастушьей жизни с непосредственными чувствованиями. Являют нам «мечту о потерянном рае». Безусловно, нам интересно всмотреться в это мечтание древнегреческого автора.

Этот роман безусловно о любви. О любви чистой до наивности. Или это роман – наивная мечта о простой жизни.

Дафнис и Хлоя не искушены настолько, что узнают о том, что с ними происходит со слов старого Филета, который описывает им влияние Эрота: ««Бог это, дети, Эрот, — юный, прекрасный, крылатый; потому-то он юности радуется, за красотою гоняется и души окрыляет. Такова его мощь, что и Зевсу с ним не сравняться. Царит он над стихиями, царит над светилами, царит над такими же, как сам он, богами, — такой власти вы не имеете даже над своими козами и овцами. Цветы эти - дело рук Эрота; деревья эти — его созданье. По воле его и реки струятся, и ветры шумят. Видал я быка, охваченного страстью, — словно оводом ужаленный, он ревел; видал и козла, в козу влюбленного: всюду за нею он следовал. И сам я был молод и любил Амариллис; тогда и о пище я забывал, и литья не принимал, и сна не знал. Страдал душою; сердце трепетало, тело холодало; то, как избитый, стонал; то, как мертвый, молчал; то, как палимый огнем, в реки кидался. Звал я на помощь и Пана, — ведь и сам он. в Питию был влюблен, — Эхо прославлял за то, что вместе со мною имя моей Амариллис она повторяет. Я свирели свои разбивал за то, что коров моих они чаруют, а Амариллис ко мне не влекут. Нет от Эрота лекарства ни в питье, ни в еде, ни в заговорах, разве только одно - поцелуи, объятья, да еще - нагими телами друг к другу прижавшись, лежать»¹².

От этого описания остается впечатление, что Эроту, действительно подвластно все, однако, при этом, без пафоса «вседержителя». Более того, Эрота описывают как юного задорного мальчика, а Филет упоминает, что страсть быков и коз, такое же дело рук Эрота как и влюбленность самого Филета,- все это делает этого вездесущего бога частью повседневной жизни, частью природы. Такой частью природы является и любовь, которой Эрот управляет. И это страстное чувство, которое мучает и которое заставляет сближаться с предметом любви ради облегчения этих страданий.

Мы полагаем важным такое описание любовного чувства потому, что оно общее для античности. Античная культура не знает творческой любви, которая появляется от избытка. В античности – любовь – это всегда жажда, требующая утоления.

Вот какими словами описывает автор зарождающиеся чувства Хлои: «Что с ней случилось девочка милая не знала, ведь выросла она в деревне и ни разу ни от кого не слыхала даже слова «любовь». Томилась её душа, взоры рассеянно скользили, и только говорила она о Дафнисе. Есть перестала, по ночам не спала, о стаде своем не заботилась, то смеялась, то рыдала, то вдруг засыпала, то снова вскакивала; лицо у нее то бледнело, то вспыхивало огнем. Меньше страдает телушка, когда ее овод ужалит.»¹³

А вот о Дафнисе после первого бесхитростного поцелуя Хлои: «Стал молчалив тот, кто прежде болтливее был чем цикады, вялым тот стал, кто раньше резвее был коз; перестал он за стадом смотреть, и свирель свою он забросил; пожелтело лицо у него как трава, сожженная зноем. Об одной только Хлое были речи его. И если один без нее оставался, он так сам с собой, как в бреду, говорил: «Что ж это сделал со мной Хлои поцелуй? Часто я козлят целовал, целовал и щенят, и теленка, подарок Доркона, но ее поцелуй – что – то новое. .. О победа злосчастная, о, болезнь небывалая, имени даже ее я назвать не умею! Собираясь меня целовать, не отведала ль Хлоя сама какого – то зелья.»¹⁴

Что важно для нас в этих отрывках?

Для нас, знакомых с описаниями опыта христианской любви, сразу бросается в глаза разница.

Страстная любовь Дафниса и Хлои требует наполнения. Они оба – как два пустых сосуда. При этом античный Эрот этого наполнения не обещает и не несет. Наоборот, Эрот возбуждает жажду во влюбленных и предоставляет их друг другу – для утоления этой жажды. А влюбленные не находят силы в самой любви. Их чувство, все же сохраняет субъект –объектную суть – в такой страсти мужское и женское не встречаются лично.

Зарождающаяся любовь невинна, так как зарождается в душах неискушенных. Они познают состояния по мере их возникновения – в этом их чистота. При этом они оба покоряются этому состоянию, они чувствуют зависимость от своего чувства и страдают в отсутствие предмета любви. Дафнис становится центром существования Хлои. И наоборот – Хлоя – центр для Дафниса.

Нам, имеющим опыт христианской культуры, очевидно, что в этом случае «любовь стала Богом», что по сути своей очень далеко от состояния «Бог есть любовь».

Мы на протяжении всего действия романа являемся свидетелями все возрастающей страсти между молодыми людьми.

И появляется искушение провести сравнение Дафниса и Хлои с Адамом и Евой в раю. И что – то неуловимое, действительно, сходится. Наверное, это та самая неискушенная наивность. Только надо отметить, что Адам и Ева «упали», были изгнаны из рая именно в следствие того, что не устояли в своей наивности. Их невинное состояние перестало быть для них конечным. Они допустили сомнение и поплатились за это.

Надо сказать, что Дафнис и Хлоя так поглощены друг другом, что со всем остальным им недосуг разбираться, а потому, они аутентично остаются наивными, искренне реагируя на все происходящие с ними события. И все происходящее для них делится на две части – то, что помогает им быть вместе и то, что мешает им быть вместе. Этим их интерес к миру исчерпывается.

Заканчивая разговор о Дафнисе и Хлое, отметим, что роман дает возможность еще раз встретиться с особенностями отношений в античности: мы видим как отец Хлои сомневается кому бы отдать дочь в жены – он не может понять, кто больше даров ему может принести, мы видим как спокойно все относятся к любовным отношениям между мужчинами, а «воспылать любовной страстью» и вообще вопрос повседневности, который и решается с хозяйственной прагматичностью.

Обобщая, все нами сказанное о мужском и женском в античности, мы можем сказать, что античная культура не синтезировала мужское и женское – личной встречи, творческого взаимодействия двух мощнейших «начал» не произошло.

Именно в таком состоянии, позже, античность встретится с христианским опытом.