Книги_по_истории_от_Прокопьева / Kollingvudr_Ideya_Istorii_1980

74	Идея истории. Часть II
против нее	были неосновательными, и создал философ­

скую систему, которая, по его мнению, опровергала их и давала истории по меньшей мере столь же солидное основание, как и лю­ бой иной науке. Я не хотел бы заходить слишком далеко и ут­ верждать, что вся его философия была аргументированной защи­ той исторической мысли, но эта защита, вне всякого сомнения, была одной из задач, которую, хотя и в неявной форме, попыта­ лась решить его философия. Мне кажется, что когда он завершил свои труды в области философии и задал себе вопрос, чего он достиг в он с полным правом мог ответить на него, сказав, что, во всяком случае, одним из завоеваний его философии было доказательство законности и обоснованности истории как типа знания, фактически даже большей обоснованности, чем большин­ ство других форм знания, так как она не обещает дать большего, чем может, и не зависит ни от каких сомнительных метафизиче­ ских гипотез. От того общего скептицизма, к которому он пришел, более всего пострадали те науки, притязания которых были наибо­ лее догматическими и абсолютными. Ураган его философской критики, низведший всякое знание до положения не противореча­ щего природе человека и аргументированного верования, пощадил историю, как тот единственный тип знания, который мог смирить­ ся с этим положением. Тем не менее Юм не осознал до конца возможного влияния его философии на историю, и как историк он относится к представителям эпохи Просвещения. Субстанциалистский подход к природе человека, фактически совершенно не­ совместимый с его философскими принципами, помешал ему, как и им, приблизиться к научной истории.

§ 9. ПРОСВЕЩЕНИЕ

Юм со своими историческими работами и его несколько более старший современник Вольтер возглавили новую школу историче­ ской мысли. Их труды, труды их последователей и составляют то, что может быть определено как историография Просвещения. Под «Просвещением» (Aufklärung) понимается попытка, столь харак­ терная для начала восемнадцатого столетия, секуляризовать все области человеческой мысли и жизни. Это было восстанием не только против власти институционализованной религии, но и про­ тив религии как таковой. Вольтер считал себя вождем крестового похода против христианства, сражаясь под лозунгом Ecrasez

l'infame*,	где l'infame	означало суеверие, религию как	порожде­
ние всего	отсталого и	варварского в человеческой жизни.	В осно­

ве всего этого движения лежала философская теория, в соответст­ вии с которой определенные формы духовной деятельности явля-

* Раздавите гадину ( φ ρ . ) .

Просвещение

77

прогрессивного, или же более практического, политического раз-' вития, прогнозируемого и осуществляемого с целью учреждения нового тысячелетнего царства, в котором будут установлены за­ коны разума.

А. Первую тенденцию мы можем проиллюстрировать на при­ мерах Монтескье и Гиббона. Одним из достоинств работ Монте­ скье является то, что он уловил различия между разными нациями и культурами, хотя и не понял существенного характера этих различий. Вместо того чтобы объяснить их историю, исходя из человеческого разума, он считал, что они возникают благодаря климатическим и географическим различиям в жизни народов. Другими словами, человек в его теории рассматривается как часть природы, а объяснение исторических событий отыскивается в ус­ ловиях природной среды. История, понятая таким образом, стала бы частью естественнонаучной истории человека, или антрополо­ гией, в которой социальные институты оказываются не продукта­ ми свободного творчества развивающегося человеческого разума, но необходимыми следствиями физических причин. И действитель­ но, Монтескье понимал человеческую жизнь как отражение гео­ графических и климатических условий, не отличающееся в этом отношении от жизни растений. Отсюда следовало, что историче­ ские изменения — не более чем реакции единой и неизменной сущ­ ности — человеческой природы — на различные внешние раздра­ жители. Это ошибочное представление о человеческой природе и человеческой деятельности — существенный недостаток любой тео­ рии, которая, как и теория Монтескье, пытается объяснить харак­ терные черты какой-нибудь цивилизации влиянием географических факторов. Конечно, существует тесная взаимосвязь между любой культурой и природным окружением. Но ее характер определяется не факторами этого окружения самими по себе, а тем, как человек может их использовать. А это зависит от типических особенностей самого человека. Монтескье как историк был крайне некритичен,

то, что он настойчиво подчеркивал связь человека с его окру­ жением (хотя и неверно понял характер этой связи), с экономи­ ческими факторами, которые, по его мнению, лежали в основе по­

литических институтов,	было очень важным не только само по
себе, но и для будущего	развития исторической мысли.

Гиббон, этот типичный историк эпохи Просвещения, в такой ме­ ре проникся духом всех этих принципов, что для него история была чем угодно, но не проявлением человеческой мудрости. Одна­ ко вместо того, чтобы найти позитивный принцип истории в за­ конах природы, заменяющих, как у Монтескье, мудрость человека и создающих социальные организации, которые он не мог бы со­ здать своими силами, Гиббон открывает движущую силу истории в самой человеческой иррациональности. Его повествование пока­ зывает нам, пользуясь его языком, триумф варварства и религии. Но чтобы этот триумф состоялся, необходимо что-то такое, над

•

80	Идея истории. Часть II

§10. НАУКА О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ П Р И Р О Д Е

В§ 1 этой части я обратил внимание читателя на то, что критика Юмом духовных субстанций была философской предшественницей научной истории, потому что она разрушила последние остатки субстанциализма, присущего греко-римской мысли. В § 8 я пока­ зал, как Локк и его последователи, сами того полностью не со­ знавая, переориентировали философию с естественных наук на историю. И если что-то помешало историографии восемнадцатого столетия стать научной, пожав все плоды этой философской рево­ люции, так это были незаметные остатки субстанциализма, зало­ женные в стремлении Просвещения создать науку о человеческой природе. Точно так же, как античные историки описывали рим­ ский характер, например, как вещь, никогда не имевшую своего

начала, но существующую в неизменном виде испокон веков, так и историки восемнадцатого столетия, признавшие, что всякая под­ линная история — это история человечества, предполагали, что че­ ловеческая природа от сотворения мира всегда была точно такой ; же, какой она представала в их время. Человеческая природа по­ нималась субстанциально как нечто статическое и постоянное, неизменный субстрат, лежащий в основе всего хода исторических изменений и человеческой деятельности. История никогда не по­ вторялась, но человеческая природа оставалась вечной и неиз­ менной.

Это положение, как мы видели, встречается у Монтескье, но оно также лежит в основе всех философских работ восемнадцатого столетия, не говоря уже о более ранних периодах. Картезианские врожденные идеи — это способы мышления, естественно присущие человеческому уму как таковому всегда и везде. Локковское чело­ веческое разумение — это нечто такое, что, как предполагается, остается одним и тем же повсюду, хотя у детей, идиотов и дика­ рей оно развито недостаточно. Кантианский дух, который в каче­

стве интуиции оказывается	источником	времени	и	пространства,
в качестве рассудка — источником категорий, а			в	качестве	разу­
ма — источником идей бога,	свободы и	бессмертия,— это			чисто

человеческий дух, но у Канта никогда не возникает вопроса о справедливости его предположения, что этот дух является единствен­ но возможным видом существующего или когда-либо существо­ вавшего человеческого сознания. Даже такой скептический мысли­ тель, как Юм, исходит из того же предположения, как мною было указано выше. Во Введении к «Трактату о человеческой природе» разъясняет план своей работы, указывая, что «все науки в большей или меньшей степени имеют отношение к человеческой природе и что сколь бы удаленными от последней ни казались некоторые из них, они все же возвращаются к ней тем или иным путем. Даже математика, естественная философия и естественная религия (т. е. три картезианские науки: математика, физика и