Глава 2 «хулиганизация» ссср

АМНИСТИЯ 1953 г. И «МОЛОТОВСКИЙ СИНДРОМ»

Массовый «выброс» в общество людей с лагерным опытом максимально усилил процесс люмпенизации определенных групп населения СССР. Маргинальные элементы (в узком смысле это­го слова) — безработные, тунеядцы, мелкие базарные торговцы, хулиганы станут непременными участниками практически всех известных нам крупных беспорядков хрущевского времени. Их криминально организованная часть — «блатные», неразличимые в толпе, растворявшиеся в общей сутолоке'погрома, всегда иг­рали в беспорядках свою отдельную «тему» и стремились к реа­лизации целей, часто Далеких от целей остальной толпы. В аб­солютном большинстве случаев «блатные» не были главной дви­жущей силой крупных волнений, хотя иногда и придавали им очевидный уголовный оттенок, делали жестокими и агрессивны­ми, провоцировали участников на прямое столкновение с влас­тями (нападения на отделения милиции и т. п.). Зато во,множе­стве мелких групповых конфликтов и столкновений с властями именно эти «самоорганизованные полууголовники» были зачин­щиками и лидерами.

Этому способствовало, прежде всего, то, что люди, которых особенно легко затягивало в воронку конфликта, испытывали глубокий социальный стресс, выпадали из нормального социу­

95

ма и легко подчинялись архаичным формам самоорганизации, привнесенным из ГУЛАГа. Страна, потерявшая 30 млн человек во Второй мировой войне, имевшая на своем попечении милг лионы послевоенных сирот, измученная террором и массовыми репрессиями, наполненная людьми с лагерным прошлым и осужденными при Сталине за самые незначительные проступки по различным экстраординарным указам и постановлениям, а также миллионами деклассированных крестьян, давно и тяжело страдала от множественных кризисов — демографического, «мо-дернизационного», кризиса урбанизации. Огромное число людей, переживших и переживавших личный кризис идентичности, выпавших из устойчивого круга традиционного быта и бытия, было социально дезориентировано и — реально или потенциаль­но — асоциально.

Неудивительно, что массовая амнистия 1953 т. не только сыг­рала роль пускового механизма неудержимого распада ГУЛАГа, но и открыла канал переноса специфически гулаговских и за­ведомо конфликтных практик в «большой социум». На свободе в одночасье оказалось множество неустроенных людей, утратив­ших навыки жизни на воле, воспринятых «волей» как чужаки и' изгои, может быть и хотевших начать все заново, но далеко не всегда имевшие для этого силы и необходимый социальный опыт. По амнистии из лагерей и колоний было освобождено: 1 201 738 человек, что составило 53,8 процента общей численно­сти заключенных на 1 апреля 1953 г. По этой причине было, ликвидировано 104 лагеря и 1567 колоний и лагерных подраз-' делений¹³⁷. Абсолютное большинство амнистированных уже к_; началу июля 1953 г. оказалось на свободе и получило прописку. По данным на 1 июня 1953 г., 24,4 процента были прописаны в республиканских, краевых и областных центрах, 31,1 процента — t в остальных городах, 42,7 процента — в сельской местности¹³⁸. Значительная часть вышедших на свободу была быстро «трудо­устроена» — 64,6 процента по состоянию на 10 июня 1953 г. Луч­ше всего шло «трудоустройство» в деревне (72,1 процента), хуже! всего — в столицах республик и областных центрах (52,3 процен­та)¹³⁹. Однако, учитывая кампанейский характер мероприятия, можно уверенно утверждать, что формальное «трудоустройство» еще не означало реальной социальной реабилитации личности и, ее включение в систему нормальных отношений «на воле».

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 450. Л. 471.

Подсчитано по: ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4160. Л. 55—56.

ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4160. Л. 55-56.

50

После ареста Берии (июль 1953 г.) новый министр внутрен­них дел СССР С. Н. Круглов и Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко осторожно докладывали председателю Совета Ми­нистров СССР Г. М. Маленкову: «Некоторая часть амнистиро­ванных из числа рецидивистов-преступников после освобожде­ния из мест заключения вновь стада на путь преступлений, во­влекая в преступную деятельность неустойчивую часть молодежи». Каждый четвертый преступник, привлеченный к уго­ловной ответственности в апреле—июле 1953 г., только что вы­шел на свободу по амнистии. Круглов и Руденко писали, что «уголовный элемент из числа амнистированных активизировал свою преступную деятельность», хотя на борьбу с преступностью был* не только мобилизован весь личный состав милиции, но и выделена «значительная часть сотрудников органов МВД, войск внутренней охраны и другие силы». Несмотря на эти усилия, от­мечали авторы документа, «положение с уголовной преступностью в стране продолжает оставаться напряженным»¹⁴⁰. В некоторых городах и районах начался настоящий криминальный террор.

27 февраля 1954 г. министру внутренних дел и Генеральному прокурору СССР пришлось специально докладывать высшим со­ветским руководителям о криминальной ситуации в Молотов-ской области, фактически вышедшей из-под контроля после июля 1953 г. Проблема заключалась не просто в беспрецедент­ном росте преступности. Приток в город и область амнистиро­ванных уголовников спровоцировал вспышку массового улично­го хулиганства и других преступлений, а отвлечение основных сил милиции на раскрытие более опасных преступлений сдела­ло хулиганство практически безнаказанным. Значительно вырос­ла латентная преступность — насилие стало настолько обычным, что люди просто не обращались в милицию, чувствуя себя без­защитными жертвами тотального и ненаказуемого криминально­го террора. Все происходившее относилось на счет амнистиро­ванных, хотя в Молотове значительная часть тяжких преступле­ний была совершена людьми без уголовного прошлого¹⁴¹.

¹⁴⁰ ГАРФ. Р-8131. Оп. 32. Д. 5603. Л. 50-52.

¹⁴¹ Органами милиции по г. Молотову в 1953 г. привлечено к уголовной от­ветственности за совершенные преступления 1945 чел.; из них лиц, не имею­щих определенных занятий и места жительства, — 288 чел., временно не рабо­тающих — 432 чел., работающих на предприятиях, в учреждениях и сельском хозяйстве — 1158 чел. й учащихся 67 чел. В числе привлеченных оказалось 19 членов и кандидатов в члены КПСС и 111 комсомольцев. 1152 чел., или 60 % среди привлеченных к уголовной ответственности составляет молодежь в воз­расте до 25 лет. (ГАРФ. Р-8131. Оп. 32. Д. 3287. Л. 61-64).

4 В. Козлов. Неизвестный СССР

97

В конце концов, жители Молотова потребовали от властей восстановления смертной казни за убийство и другие особо опасные преступления. В письме В. М. Молотову, в честь кото­рого была в свое время переименована Пермь, 19 местных ра­бочих писали о «небывалом по сравнению со всем предыдущим временем росте уголовного элемента среди жителей г. Молотова (обл.). Со времени опубликования Указа об амнистии весной 1953 г. во всем городе, и особенно в районе рабочего поселка завода им. Молотова начались и продолжаются до сих пор, все увеличиваясь, грабежи, насилия, убийства. Все это начинается с 7—8 часов вечера, а воровство и притом просто отбирание у жителей часов, денег и одежды совершается зачастую и днем». Это, подчеркивали авторы письма, «только сотая доля процента от всего числа творящихся беззаконий, которые мы, советские люди, вынуждены терпеть»¹⁴². .

«Молотовский синдром» быстро распространялся по стране. Весной 1955 г. по личному указанию Н. С. Хрущева МГК КПСС и МВД СССР проверяли факты активизации уголовных элемен­тов непосредственно под боком у ЦК КПСС — в районе Марь­иной Рощи, Киевского вокзала и улицы Арбат в Москве. Для борьбы с уличной преступностью и хулиганством понадобилось усилить патрулирование города в вечерние и ночные часы. Для этой цели дополнительно выделили 3100 человек из Московско­го гарнизона войск МВД. Кроме того, было создано 40 опера­тивных групп (200 человек) «в целях пресечения случаев хули­ганства и карманных краж на городском транспорте и в торго­вых предприятиях». Партийные и комсомольские организации направили большое число комсомольцев и молодежи в бригады содействия милиции¹⁴³.

Летом 1955 г. сектор писем ЦК КПСС собрал и отправил в МВД СССР «для выяснения и принятия мер» многочисленные жалобы и заявления жителей Череповца, Энгельса, Баку, Воро­нежа, Ногинска (Московская область), г. Ровенки (Ворошилов-градская область) и зерносовхоза «Пятигорский» (Акмолинская область). Речь, в основном, шла о беспрецедентной волне улич­ного хулиганства и расползавшихся на этой почве слухах о «де­сятках убийств». Для того, чтобы снять повышенную нервоз­ность населения и нормализовать обстановку в названных го­родах и населенных пунктах МВД пришлось усилить наружную' службу милиции в наиболее злачных и опасных местах, а так-

ГАРФ. Р-8131. Оп. 32. Д. 3287. Л. 65.

См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 464. Л. 94-97.

52

же в парках, скверах и клубах, увеличить число патрулей войск МВД на улицах, фактически принять экстраординарные меры¹⁴⁴.

В конце концов, дело дошло до принятия решений на выс­шем уровне руководства. В сентябре 1956 г. Секретариат ЦК КПСС принял специальное постановление, обязавшее право­охранительные органы навести порядок в городе Горьком. Кри­минализация района вокруг автозавода к тому времени достиг­ла критической точки, сделав жизнь законопослушных жителей попросту невыносимой. Причем дело не ограничивалось только хулиганством. Речьчпла об убийствах, разбойных нападениях, изнасилованиях. В дополнение ко всему автозавод стал зоной массовых мелких и крупных хищений запасных частей к авто­машинам. Прибывшая на место бригада следователей и опера­тивников из Москвы сумела довольно быстро раскрыть несколь­ко громких преступлений. Власти прибегли к мерам устрашения, организовав несколько открытых процессов над преступни­ками¹⁴⁵.

Было ясно, что страна, пытавшаяся приспособиться к новым реальностям индустриального — послесталинского — послевоен­ного общества, тяжело болеет массовым хулиганством. Асоциаль­ные практики уличного и бытового поведения становились об­разом жизни сотен тысяч людей, а судимость по «хулиганским» статьям УК стремительно росла. Если в 1946 г., даже несмотря на вспышку послевоенной преступности, за хулиганство было осуждено около 70 тыс. чел., то в последующие годы происхо­дил рост числа осужденных за хулиганство, завершившийся рез­ким скачком 1956 г. — почти 200 тыс. осужденных¹⁴⁶. Но осуж­денные были лишь каплей в море по сравнению с количеством арестованных за мелкое хулиганство и подвергнутых админист­ративному наказанию по решениям народных судов — почти полтора миллиона человек в 1957 г.¹⁴⁷ Рост уголовных репрессий и административных наказаний сочетался с входившими в моду мерами «общественного воздействия» (взятие на поруки трудо­выми коллективами, «проработки» на собраниях, «профилакти-рование» правонарушителей в милиции). Все это говорило как об усилиях властей обуздать уличную преступность, так и том, что хулиганская эпидемия продолжала распространяться по стране.

¹⁴⁴ ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 466. Л. 92-93.

¹⁴⁵ ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 482. Л. 134—136.

¹⁴⁶ ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4320. Л. 48; Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 5602. Л. 37-43,

¹⁴⁷ См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 5602. Л. 37-43:

99

Жалобы населения на безнаказанность мелких хулиганов не пре­кращались, хотя хулиганство вместе с нанесением телесных по-, вреждений (обычно тоже по пьянке и «на почве хулиганства»).; составляло больше 40 процентов всех зарегистрированных пре­ступлений.

Все больше становилось «неисправимых» и «отпетых» хули­ганов. Если в 1953 г. доля повторно осужденных за хулиганство составляла 5 процентов, то в 1957 г. она увеличилась почти вдвое — 9,6 процента. Более 10 процентов осужденных за хули­ганство уже имели тюремный опыт¹⁴⁸. Росло число убийств «на почве хулиганства», из-за ревности, ссор и других бытовых при­чин¹⁴⁹. Большинство осужденных хулиганов составляли рабочие (71,3 процента), затем колхозники (16,8 процента) и служащие (4,1 процента). «Индустриально-урбанизационная» составляющая «хулиганского кризиса» очевидна. Процент рабочих среди осуж­денных за хулиганство в конце 1950-х гг. значительно превышал долю этой социальной группы в населении страны. 9,9 процен­та от общего числа осужденных за хулиганство составляли лица без определенных занятий и люди, «оставившие работу» — дру­гими словами, классические пауперы¹⁵⁰.* Для понимания ситуа­ции в целом следует иметь в виду, что нищие или бродяги, воп­реки утверждениям официальной пропаганды, были в то время довольно обычной частью городского пейзажа (за исключением, может быть, Москвы и Ленинграда). В первом полугодии 1957 г. более 75 тыс. таких людей были задержаны милицией, в тот же период 1958 т. — более 80 тыс.¹⁵¹

Хулиганство было естественной прерогативой молодого и зрелого возраста. Вообще «крайне высокая преступность среди молодежи» существенно влияла на социальную конфликтность населения страны в целом. Молодые люди составляли почти половину всех привлеченных в 1956 г. к уголовной ответствен­ности, а в Казахстане, Армении, Грузии и Белоруссии их доля была даже выше¹⁵². Повышенную криминализацию молодежи МВД СССР напрямую связывало с социальным явлением, су­ществование которого официальная пропаганда полностью от­рицала — с безработицей. По неполным данным, только в Московской области насчитывалось около 20 тыс. чел. в воз­расте до 25 лет, не занятых учебой или работой, в том числе

См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 5602. Л. 38-39. См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 499. Л. 175. См.: ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 5602. Л. 38—39. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 492. Л. 34. См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 482. Л. 203-208.

100

свыше 8 тыс. выпускников средних школ. Во многих крупных городах и промышленных центрах страны руководители пред­приятий отказывали молодежи в приеме на работу¹⁵³. Особые затруднения при трудоустройстве испытывали молодые люди в возрасте до 19 лет (мужчины). Их, как правило, старались во­обще на работу не брать, поскольку администрация предприя­тий не хотела тратить деньги и время на подготовку работни­ков, которые через год-другой все равно должны были уйти на службу в армию¹⁵⁴. Десятки тысяч молодых людей, только что покинувших школу, находились вне зоны действия каких-либо социальных институтов (кроме милиции), накапливали опыт асоциальных действий и конфликтного поведения.

«БЛАТНЫЕ» ГРУППИРОВКИ: ХУЛИГАНСКИЕ «ОККУПАЦИИ» И «ВОЙНЫ» С МИЛИЦИЕЙ

Особенностью молодежного хулиганства был его групповой, криминально-организованный характер. Благодаря этому спло­ченные группировки молодых людей, связанных «блатной» кру­говой порукой и часто находившиеся под контролем опытных уголовников, способны были стать «дрожжами» крупных массо­вых беспорядков. Чаще всего в таких сообществах уже «работа­ли» нормы существования, заимствованные из уголовного мира. Иногда хулиганские цели группировки как бы декорировались юношеской романтикой, игрой в «секреты» и т. п., что, впрочем, никоим образом не стесняло хулиганской активности молодых «романтиков» и не влияло на их готовность вступить в конфликт с милицией.

Вечером 7 января 1954 г. в Ленинграде, на катке Централь­ного парка культуры и отдыха им. Кирова милиционеры задер­жали неизвестного подростка за нарушение общественного по­рядка. По пути в отделение на них набросилась большая груп­па молодых людей (человек 30 или 40), отбила задержанного и разбежалась. Три работника милиции получили телесные по­вреждения. Одного из нападавших удалось задержать. Им ока­зался шестнадцатилетний Н., член ВЛКСМ, учащийся 9 класса, из рабочей семьи. При личном обыске у него был изъят фин­ский нож и записка:

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 482. Л. 204. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 482. Л. 205.

53

«Я, член банды гангстеров „чистокровные американцы", пе­ред лицом нашей банды клянусь, что я буду выполнять все при­казы банды, хранить все наши дела в тайне, выполнять наш девиз — убивать тех, кто посягнет на честь нашей банды. Если я изменю, то вы меня прикончите как последнюю собаку или устроите суд „Линча"».

Дальше шли фамилии и подписи шести человек. Большин­ство из них оказались, как говорится, детьми порядочных роди­телей — полковника Советской армии, начальника отдела круп­ного завода, механика института, директора магазина. Все «чи­стокровные американцы» были членами ВЛКСМ, имели неплохую репутацию в школе и хорошо учились. Ничего особен­но опасного в действиях молодых людей милиция не увидела. Только один из всей группы был привлечен к уголовной ответ­ственности за хулиганство и хранение холодного оружия. Может быть, к счастью для молодых людей (мы не знаем их дальней­шей судьбы), они были остановлены в самом начале своей «блатной» карьеры, после первого серьезного криминального эпизода — нападения на работников милиции.

Для нас эта история интересна с точки зрения «механики» возникновения преступных молодежных сообществ. «Чистокров­ные американцы» впервые объединились в ходе обычного моло­дежного, даже полудетского, столкновения с другими подрост­ками в школе¹⁵⁵. Но, почувствовав силу сплоченной шайки, они стали использовать эту силу уже вне школы, подчиняясь зако­нам групповой солидарности и вдохновляясь ощущением соб­ственного «могущества». Возможно, шестерка была частью дру­гой, более обширной (и опасной) молодежной группировки: Откуда иначе взялись 30 или 40 участников освобождения задер­жанного?

«Чистокровные американцы» были не единственным и не са­мым типичным примером воплощения гулаговских алгоритмов самоорганизации. Упрощенным вариантом жизни блатных на зоне стал modus vivendi учащихся ремесленного училища № 5 латвийского города Лудза. Как сообщал в Генеральную прокура­туру в сентябре 1953 г. прокурор Латвийской ССР В. Липин, все­го в училище обучался 201 человек. Половина — бывшие дет­домовцы, подростки из Белоруссии, потерявшие родителей в годы войны. Дисциплины и порядка не было. Воспитанники совершенно отбились от рук. Мастера вели себя грубо, но это только раздражало учащихся. Чувствуя свою беспомощность,

ГАРФ. Ф. Р-9401. On. 1. Д. 4222. Л. 23-25.

102

воспитатели все чаще обращались за помощью к работникам милиции, вызывая их в училище. Возник антагонизм между подростками и милицией, усиленный круговой порукой и внут-ригрупповой солидарностью учащихся. 1 сентября 1953 г. учени­ки старших групп к занятиям не приступили. Они дезорганизо­вали работу школы. Силой отбирали одежду, обувь и другие вещи у младших, избивали их. В училище процветало воровство. Старшие не только воровали сами, но и заставляли воровать других — в садах и огородах местных жителей.

Криминальная активность «блатных» детдомовцев в конце концов выплеснулась в город. В середине сентября началась на­стоящая хулиганская «война». Ученики безобразничали на ули­цах города, приставали к жителям, пьянствовали и дебошири­ли. 17 сентября 1953 г. один из подростков был задержан мили­цией за некие «хулиганские действия у памятника погибшему подполковнику Советской армии» (подробности неизвестны). Товарищи задержанного явились в районный отдел милиции, чтобы потребовать его освобождения, а в случае отказа —< осво­бодить силой. Только узнав, что задержанный ученик уже отпу­щен, подростки разошлись, но не успокоились.

Вечером 19 сентября группа учеников окружила и избила ми­лиционера. 20 сентября, заподозрив, что комендант общежития жаловался на учеников директору, ученики 8-й группы пытались вломиться в его комнату. Выломать двери комнаты не удалось. Тогда пролезли в разбитое окно, избили и порезали комендан­та, поломали мебель. В тот же вечер подростки ворвались в об­щежитие младших классов. Они избили несколько человек, за­брали их вещи. Жаловаться запретили, пригрозив расправой.

Вечером 21 сентября — новое нападение на милиционера. Его окружила группа учеников и ударила камнем. Тот, в свою оче­редь, хлестнул нападавших уздечкой и спрятался в здании рай­онного отдела милиции. «Пострадавшие» и их товарищи побе­жали в общежитие, заявили, что милиция бьет учеников, и по­требовали, чтобы все немедленно пошли «бить милицию». Угрозами и силой им удалось собрать «ополчение» ремесленни­ков, которое побежало к милиции, вооружившись палками и камнями. Здание забросали камнями, выбили 20 окон. После нападения в помещении милиции нашли 55 тяжеленных камней (до полутора килограммов каждый).

Милиция растерялась. Не получив отпора, хулиганы занялись поисками милиционеров. Одного из них нашли на занятиях в вечерней школе и избили. Ночью с 22 на 23 сентября город фак­тически был «оккупирован» подростками. Вооружившись палка­

54

ми и камнями, они до 4 утра патрулировали по улицам. В ту же ночь взломали двери гардероба общежития и разграбили все вещи учеников. Награбленные вещи спрятали в кустах и у жи­телей города. Напуганные хулиганским террором, учащиеся младшего класса бросили учиться. Часть из них разъехалась по домам. Школа прекратила занятия.

Для наведения порядка потребовалась специальная милицей­ская операция, в результате которой 43 бывших детдомовца были задержаны. 17 чел., насильно втянутых «блатными» в преступле­ния, в тот же день вернули в школу. 14 чел. направили на учебу в другие училища. 8 подростков арестовали, троих или четверых милиция предлагала направить в колонию для малолетних пре­ступников¹⁵⁶.

В 1955 г. события, подобные луздинским, произошли в Сы-чевском районе Смоленской области. Группа учащихся школы механизации Сельского хозяйства (более 50 чел.), вооружившись ножами и камнями, ворвались в отделение милиции и устрои­ли дебош — выбили в окнах стекла, сломали дверь в камере предварительного заключения и освободили своего соученика, задержанного за изнасилование местной жительницы. Защищав ясь от, нападавших, работники милиции применили оружие и ранили двух человек¹⁵⁷.

Аналогичные сражениях милицией вели в 1955—1956 гг. молодежные группировки Магнитогорска (из числа все тех же ремесленников)., Масштабы явления, так же как и продолжи­тельность конфронтации значительно превосходили не толь­ко сычевский, но и лудзинский эпизод. В 15 строительных школах, ремесленных и технических училищах г. Магнитогор­ска обучалось различным специальностям более 5 тыс. моло­дых людей. Все эти учебные заведения, заполненные «трудны­ми подростками», страдали обычными для таких заведений болезнями: низкая дисциплина; плохое преподавание, хули­ганство.

По вечерам, весной, начиная с апреля, на окраине города не­сколько сот ремесленников (в основном, татар и башкир) соби­рались на стихийно возникшую танцевальную площадку. Снача­ла использовали освещенную асфальтированную улицу. Но по­том, по требованию милиции, пришлось перебраться на темный пустырь, рядом с мусорной свалкой. На танцы большинство яв­лялось в пьяном виде. Иногда возникали драки и потасовки, в

ГАРФ. Р-8131. Оп. 32. Д. 2232. Л, 133-136. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 465. Л. 67.

104

которые милицию старались не втягивать — разбирались между собой. Это был особый мир, солидарно противостоявший вне­шним вторжениям.

Вечером 27 апреля 1955 г. во время очередных танцев мили­цейский патруль, состоявший из двух человек, вмешался в дра­ку и задержал двух молодых людей. Для «выяснения личности» задержанных отвели в красный уголок ближайшего общежития. Обиженная вмешательством в свои «внутренние дела», молодежь начала ломиться в двери и требовать освобождения товарищей. Выйдя на улицу, один из милиционеров "предложил толпе разой­тись. В ответ раздалась матерная ругань, затем посыпались кам­ни. Чтобы сдержать разбушевавшихся молодых людей, сотруд­ник милиции два раза выстрелил в воздух из пистолета. Едва он вернулся в красный уголок, как опять начался стук в двери, снова в окна полетели камни. На этот раз милиционер вместе с подоспевшими бригадмильцами, задержал одного из пьяных ху­лиганов.

Милиция начала стягивать к общежитию свои силы. Подо­шло еще несколько милиционеров. Чтобы разрядить обстанов­ку, одного из задержанных отпустили. Двух других повели в отделение милиции. Одна группа милиционеров пошла с за­держанными, другая двинулась по Уральской улице к пусты­рю. По дороге на нее напало несколько сот молодых людей и стали забрасывать камнями. Милиция ответила выстрелами в воздух. Обороняясь, милиционеры ранили одного из напа­давших в тот момент, когда он готовился бросить камень. (Впоследствии было признано, что сотрудник милиции выст­релил правильно, пытаясь защитить своего коллегу. Его даже наградили медалью).

На протяжении весны — начала лета отношения милиции и хулиганов продолжали обостряться. 13 июня 1955 г. начались но­вые «бои». Встретив ночной патруль (около 12 часов ночи), не­известный молодой человек сбил с одного из милиционеров фу­ражку. Возник конфликт, в результате которого большая группа ремесленников (около 100 чел.) начала забрасывать милиционе­ров камнями. В ответ раздалось два выстрела. Один учащийся был легко ранен в ногу.

Услышав выстрелы и узнав о ранении товарища, толпа уча­щихся ФЗУ (уже около 300 чел.) бросилась к отделению мили­ции и потребовала освобождения задержанного. Уговоры сотруд­ников милиции не помогли. Посыпался град камней. Были раз­биты окна, электрические лампочки и даже вывеска отделения. Дежурный по отделению пошел на компромисс и впустил в по­

55

мещение «делегацию» из трех человек. Они убедились, что сре­ди задержанных нет ремесленников. Но почувствовавшая свою силу толпа потребовала освобождения неизвестного задержанно­го «героя» (сбил фуражку с милиционера) и даже выдачи для расправы «милиционера в белой гимнастерке» — одного из уча­стников столкновения.

Когда на дежурного, вышедшего на крыльцо, посыпались камни, милиционеры ответили 12 выстрелами вверх. Но толпу удалось рассеять только после прибытия воинской части, от­крывшей огонь в воздух из автоматов. Суд признал, что массо­вые беспорядки были спровоцированы ранением ремесленника. Милиционер, произведший выстрел, был впоследствии по дру­гому делу (за избиение задержанного) приговорен к двум годам лишения свободы.

Ремесленники затаили обиду. Милиция готовилась к новым столкновениям. Конфликт перестал быть обезличенным. Судя по всему, обе стороны находились в постоянном психологическом напряжении. Но самое главное — хулиганский террор не пре­кращался, а власти, кажется, не знали, что делать. Осенью 1956 г. (12 октября) произошло новое столкновение с милицией. Все на той же танцевальной площадке был задержан ремесленник, по­дозреваемый в избиении неизвестного молодого человека. Тол­па учащихся ФЗУ (около 40 чел.) напала на сотрудников мили-* ции с камнями, требуя, по обыкновению, освобождения задер­жанного. Отбиваясь, милиционеры без колебаний выстрелили вверх. И все же задержанному молодому человеку удалось уйти от работников милиции. Вместо него в отделение милиции по­вели одного из участников «освобождения». Тут же собралось около 100 чел. учащихся. Снова требовали освобождения. Сно­ва бросали камни — в окна отделения милиции и в квартиры мирных обывателей. Снова разбили вывеску отделения. Только с помощью сотрудников из других отделений милиции толпу удалось разогнать, а некоторых участников нападения — задер­жать. Всего работники милиции произвели 117 выстрелов из пистолетов вверх.

Партийные власти города спохватились. Что-то явно не по­лучалось ни у администрации школ ФЗО, ни у милиции. Один директор школы ФЗО был снят с работы, двое других получили партийные выговоры. Строгий выговор получил и начальник многострадального 7 отделения милиции — «за непринятие мер по предупреждению хулиганских действий учащихся и за бес­цельную стрельбу работников милиции». Заявления учащихся об избиении их в милиции проверка не подтвердила. Однако маг­

106

нитогорский скандал уже дошел до Москвы. В него вмешались ЦК ВЛКСМ и Прокуратура СССР. Расследование показало, что город буквально оккупирован хулиганами. С 1954 по 1956 г. чис­ло «хулиганских проявлений» увеличилось почти в два раза. Московские ревизоры признали одной из причин непрекращав­шихся столкновений «неправильное поведение отдельных работ­ников милиции». Заодно выяснилось, что в 1955 и 1956 гг. 5 ра­ботников милиции Магнитогорска были привлечены к уголов­ной ответственности за превышение власти¹⁵⁸.

Хулиганские «оккупации» и «войны» 1953—1956 гг. показа­ли, что власти явно не успевали за новыми мутациями старой социальной болезни. А милиция, к тому же, не имела и доста­точных технических навыков контроля больших стихийных скоплений людей. Ее действия по наведению порядка в горо­дах (иногда разумные, но часто поспешные и непродуманные) все чаще наталкивались на ожесточенную встречную агрессию хулиганов, в какой-то мере использовавших «воровские» и «су­чьи» алгоритмы организации массовых волынок в лагерях. Милиционеры не знали, как обуздать хулиганов, не нарушая, в духе новых либеральных веяний, их законных юридических прав. Еще в конце августа 1953 г. на встрече с заместителем министра внутренних дел Масленниковым милиционеры резерв­ного полка задавали вопрос о своих реальных служебных пра­вах: «При задержании нарушителей общественного порядка и особенно при доставлении в отделения милиции хулиганов и пьяных, милиционеры подвергаются оскорблениям и нередко побоям. Не имея возможности оформить привлечение к ответ­ственности таких лиц за указанные действия, так как во мно­гих случаях граждане, могущие быть свидетелями, уклоняются от этого, ссылаясь на занятость или на боязнь мести остающих­ся безнаказанными хулиганов, милиционеры оказываются по­ставленными в условия, при которых они вынуждены сносить унижающие достоинство человека и работника милиции оскор­бления словом и действиями».

Участники встречи были смущены тем, что «находящиеся на постах милиционеры совершенно беспомощны в обстоятель­ствах, когда при многочисленном скоплении публики, некото­рые недисциплинированные граждане не подчиняются их закон­ным требованиям, а другие возбуждают публику против мили­ционеров, всячески поносят и оскорбляют работников милиции», и требовали при разбирательстве таких дел в «судах