Глава 14

АРЬЕРГАРДНЫЕ БОИ ЭПОХИ ПОЗДНЕГО ХРУЩЕВА

ПОСЛЕ НОВОЧЕРКАССКА: КОНФЛИКТНАЯ СИТУАЦИЯ В СТРАНЕ

После событий в Новочеркасске волна массовых волнений явно пошла на убыль. Если за полтора года (1961 — первая по­ловина 1962 г.) произошло 5 крупных массовых выступлений (Краснодар, Муром, Александров, Бийск и Новочеркасск), то за два с половиной года (вторая половина 1962—1964 гг.) нам изве­стно только два события, более или менее сопоставимых по сво­ему размаху с краснодарским бунтом, и ничего похожего на Но­вочеркасск. Режим выбирался из кризиса, демонстрируя значи­тельные ресурсы жизнестойкости. На почве разочарования в романтических утопиях «немедленного коммунизма» народ и власть вырабатывали новые «правила игры» и двойной морали, которые в будущем определили социально-политическую физио­номию явления, получившего название «застой», и превратили любые массовые выступления против режима в событие экстра­ординарное. Подобный поворот во взаимоотношениях власти и народа вряд ли мог состояться под цветами Хрущева, прикован­ного цепями собственных многочисленных ошибок к «карете про­шлого». Однако поиски выхода из тупиков «хрущевизма» партий­ная элита и бюрократия начали еще при Хрущеве.

Не сразу, но все-таки откатилась назад и беспрецедентная волна «антисоветских проявлений». В июне 1964 г. председатель Комитета государственной безопасности Семичастный констати­

216

ровал, например, «значительное снижение» числа распростра­ненных подпольно оппозиционных анонимных документов. За первые пять месяцев 1964 г. было обнаружено 3 тысячи листо­вок и анонимных писем, содержавших призывы к свержению Советской власти, «неверие в построение коммунистического общества», «недовольство материальными условиями жизни». ЭТО было почти в четыре раза меньше, чем во втором полуго­дии 1963 г. (11 тысяч)⁹²².

Напуганные событиями в Новочеркасске власти все-таки суме­ли удержаться от распространения в критическом 1962 г. «примор­ского опыта»: «подведение» под статью об уголовной ответствен­ности за массовые беспорядки инициаторов и участников коллек­тивных невыходов на работу (забастовок). Дело обстояло следующим образом. 31 мая 1961 г. все 70 ловцов плавучего завода «Чернышевский», занятого крабовым промыслом в Охотском море у западного побережья Камчатки, отказались выйти на работу. Они Требовали повышения оплаты труда. Поводом стало Снижение сдельных расценок по сравнению с предьщущим годом⁹²³.

Расследование показало, что инициаторами и активными уча­стниками забастовки были два коммуниста, впоследствии ис­ключенные из партии: помощник старшины мотобота Иван Пукман, 30 лет от роду, член комитета комсомола завода, и двад­цатичетырехлетний ловец Алексей Ивлев. Иван Пукман первым высказал идею. Алексей Ивлев был первым, кто ее поддержал. Он же перевел разговор о забастовке в практическую плоскость: «Завтра, как договорились, на работу не пойдем. Кто пойдет на мотобот, тому грузилом сверху»⁹²⁴. Еще одним участником «сго­вора» стал 32-летний ловец Александр Семеренко. В конце кон­цов Ивлев и Семеренко через своих знакомых связались с лов­цами других мотоботов и заручились их поддержкой.

31 мая Пукман сказал своим товарищам, что забастовку надо продолжать, пока не увеличат зарплату. Показательно, что ни орга­низаторы, ни участники событий, ни «начальство» в своих разго­ворах ни разу не употребили крамольного слова «забастовка», вся­чески избегая связанных с этим революционным термином аллю­зий и ассоциаций. Они заменяли «забастовку» различными эвфемизмами, подсознательно уходя в разговорах от «неприятно­го» слова, связывавшего Советскую власть с «капитализмом», а их самих чуть ли не с «антисоветчиками» и «врагами народа».

405

В день событий администрация и партийная организация провели общее и партийное собрания. Общее собрание только подлило масла в огонь. На нем выступил капитан-директор за­вода Левченко, который не утруждал себя дипломатическими изысками и оказался единственным оратором: «Кто не хочет работать, пусть пишет заявление об увольнении». Возмущенные рабочие дружно разошлись. На следующих собраниях выступав­шие рабочие, в том числе Семеренко, потребовали восстановить расценки прошлого года. Больше того, оформили это решени­ем судового комитета профсоюза⁹²⁵.

Не сумев преодолеть солидарное сопротивление ловцов, на­чальство применило эффективный в таких случаях метод «ин­дивидуального убеждения». Прежде всего обратились к комму­нистам и потребовали от них выполнения партийного долга — немедленного выхода на работу. Стремясь не выпасть из систе­мы существующих отношений, Пукман после долгих уговоров начальства вынужден был принять решение о возобновлении ра­боты, но другим ловцам сказал, чтобы они на это внимания не обращали и продолжали действовать, как задумали. Даже Ивлев, который 31 мая вел себя наиболее активно (неоднократно захо­дил в ловецкий кубрик, чтобы поддержать боевой дух товари­щей, говорил, что надо стоять на своем, и даже угрожал колеб­лющимся физической расправой), покинул ряды забастовщиков после того, как вечером 31 мая с ним провели «беседу» капи­тан-директор и замполит. Он, подобно Пукману, призвал осталь­ных не принимать свой поступок, во внимание. Однако дело было сделано. Организаторы «сломались», и рядовым забастов­щикам, которые с самого начала чувствовали себя неуютно, это­го было достаточно, чтобы от своих требований отказаться.

1 июня, когда стало известно, что некоторые из наиболее за­метных забастовщиков уволены с работы, к Пукману вернулось мужество. Он предложил, чтобы в знак протеста все ловцы по­дали заявление об уходе с плавучего завода. Но было уже поздно. Пукмана никто не поддержал.

Собственно, в событиях на плавучем заводе «Чернышевский» не было ничего экстраординарного. Но эти события произошли за день до начала волнений в Новочеркасске, что и привлекло к ним повышенное внимание приморского начальства и превра­тило нескольких наиболее активных забастовщиков в «козлов отт пущения». На них власти, испуганные новочеркасским восста­нием, сорвали свою злость и растерянность. Состав преступле­

Там же. Л. 27.

406

ния активистов забастовки был определен неправильно. Их об­винили в организации массовых беспорядков, т. е. «подвели» под статью о государственном преступлении. Причем сделано это было не на основе юридической квалификации (участие в заба­стовке советский уголовный кодекс преступлением не считал), а по прямому указанию обкома КПСС⁹²⁶.

3 октября 1962 г. Иван Пукман и Алексей Ивлев были осуж­дены к трем годам лишения свободы, Александр Семеренко — к двум годам⁹²⁷. Квалификация «преступления» была явно при­тянута за уши. Это сразу же поняли опытные законники из Про­куратуры СССР. Прокурор отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности Степанов в своем заключении по делу Пукмана и других 26 марта 1963 г. решился оспорить неправиль­ную квалификацию состава преступления. В случаях массовых коллективных невыходов на работу в Приморском крае Степа­нов не увидел ничего из ряда вон выходящего по своему разма­ху или политической направленности — отдельные локальные конфликты, вызванные, в основном, «нераспорядительностью или неправильными действиями администрации»⁹²⁸. Более того, как писал Степанов, само бюро крайкома КПСС признало «не­достатки в организации оплаты труда рабочих и обязало руко­водство Крабофлота упорядочить вопросы оплаты труда лов­цам»⁹²⁹. (Фактически ловцы добились своей цели, заплатив за это обычную цену: сломанная судьба троих «зачинщиков».)

Прокурор предлагал внести протест в президиум Верховного суда РСФСР «об отмене приговора и прекращении дела произ­водством в отношении Пукмана И. Ю., Ивлева А. Ф. и Семерен­ко А. Н. за отсутствием в их действиях состава преступления, предусмотренного ст. 79 УК РСФСР». Генеральный прокурор СССР Руденко во внесении протеста отказал.

К счастью для участников других коллективных невыходов на работу, «приморский прецедент» не стал началом массовых реп­рессий против недовольных оплатой труда рабочих в 1962—1963 гг. Знак равенства между забастовщиками и погромщиками постав­лен не был, что пошло на благо и самой власти, балансировав­шей у опасной черты потери доверия рабочего класса, объявлен­ного официальной доктриной «ведущей и направляющей силой» советского общества. Приравнять недовольных зарплатой или ус-

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 93517. Л. 10-12. Там же. Л. 25. Там же. Л. 28.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 93517. Л. 28.

217

ловиями труда рабочих к погромщикам значило только усилить сопротивление режиму, но совсем не успокоить население. К сча­стью для самой власти, она воздержалась от тактики массового запугивания недовольных по образцу сталинских экономических репрессий 1947 г. Немногие известные нам случаи трудовых кон­фликтов (сведения о большинстве из них до высших московских властей, как правило, не доходили) разрешались в 1962—1963 гг., в основном, полюбовно.

Режим уже в конце правления Хрущева вступал в пору зре­лости и бюрократической стабилизации. Новая партийная, со­ветская и хозяйственная элита начала реализовывать свою по­требность в «стабильности», что в конце концов привело к от­ставке Хрущева. Уроки начала 1960-х гг. подтолкнули партийных руководителей к поискам некоторого компромисса в конфлик­те «власть—население». «Население», в свою очередь, осваива­ло новую для него политическую и экономическую ситуацию, превратившуюся впоследствии в «застой», и также обнаружива­ло склонность к «умиротворению». Питательная почва для мас­совых волнений и бунтов постепенно иссякала. Прокуратура СССР начала обращать больше внимания на нарушения «соци­алистической законности» в органах правопорядка, что также не могло не оказать успокаивающего влияния на население⁹³⁰. Хро­ническая болезнь массовых беспорядков в конце правления Хру­щева вступила в «холодную» фазу и обнаружила себя лишь не­сколькими редкими, хотя и поучительными рецидивами.

КРИВОРОЖСКАЯ «ПЕТИЦИЯ» ХРУЩЕВУ (июнь 1963 г.)

Город Кривой Рог Днепропетровской области Украинской ССР, где в начале 1960-х гг. велось крупное индустриальное строитель­ство, а значит, было сосредоточено большое количество взрыво­опасного человеческого «материала», в первый раз попал в «конфликтные хроники» Прокуратуры СССР весной 1961 г. 26 марта старшина милиции Е. Прудник около 16 часов попытался задержать Е. Соболь, продававшую семечки на рынке в поселке строителей Центрального горно-обогатительного комбината. Уви­дев милиционера, торговка отошла в сторону, а Прудник разоз­лился и рассыпал семечки. Оказавшийся поблизости молодой дружинник возмутился бесцеремонностью представителя власти и сделал ему замечание. В ответ Прудник угрожающе предложил

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 7068. Л. 35.

218

молодому человеку «пройти» в отделение милиции. Тот отказал-ся; и рассвирепевший милиционер потащил его силой. Свидете­лями инцидента стала небольшая группа посетителей рынка, ко­торые, осуждая представителя власти, отправились следом.

В милиции дружинника немедленно освободили. Но «эскорт» не расходился. К нему присоединились некоторые из расходив­шихся после киносеанса зрителей. В толпе, как водится, оказа­лась группа хулиганов, которые начали требовать выдачи Пруд-ника для расправы. Обстановка накалилась. Появление подраз­деления ■ войск МВД еще больше раздразнило толпу. Отделившаяся от нее группа (около 50 человек) забросала поме­щение милиции камнями, проломила стену, перевернула и по­дожгла милицейскую автомашину. Два работника милиции по­лучили легкие телесные повреждения. Среди гражданского на­селения пострадавших не было. К 10 часам вечера порядок был восстановлен. Четверо участников нападения (один уже имел су­димость, другой носил с собой финский нож) были вскоре аре­стованы. Старшину милиции Прудника как «допустившего не­правильные действия» из органов милиции уволили⁹³¹.

Массовые беспорядке в городе Кривой Рог 16—17 июня 1963 г., происшедшие через два с лишним года после первого «опыта», по своей фабуле повторяли в чем-то весенний эпизод двухлетней дав­ности, а кроме того, были одной из вариаций многократно звучав­шей темы о «бедном солдатике». Около 11 часов вечера пьяный солдат Алексей Тараненко сел в вагон трамвая. Он курил, толкал пассажиров и ругался матом. На счастье пассажиров и на беду Та­раненко, в вагоне оказался участковый уполномоченный милиции Панченко, который призвал хулигана к порядку. Солдат курить бросил, но набросился на милиционера с руганью. Панченко ос­тановил трамвай и стал высаживать скандалиста из вагона. Тара­ненко сопротивлялся, рабочие, ехавшие в трамвае, помогли мили­ционеру. На улице солдат поггытался скрыться. Панченко погнал­ся за ним. Но в события вмешалась новая группа «актеров».

Человек 15 молодых людей побежали за милиционером с кри­ками: «Не трогай солдата». Они отбили Тараненко и помогли ему сбежать с места событий. Кто-то из рабочих сообщил встречному милицейскому патрулю о происшествии. Два работника милиции направились на помощь Панченко, остановили бежавшего солда­та, но тот сбил с ног одного из преследователей, перепрыгнул че­рез поверженного противника и помчался дальше. Недалеко от районного отдела милиции Тараненко был, наконец, остановлен.

" ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп: 32. Д. 6589. Л. 123-124.

409

Подоспевшая группа молодых людей, все время следовавшая за погоней, еще раз попыталась отбить солдата. Один из милиционе­ров три раза выстрелил в воздух, подоспела помощь из райотдела, и Тараненко был задержан. Молодые люди, пытавшиеся освободить хулигана, куда-то исчезли, но, как оказалось, ненадолго. Вскоре около здания милиции снова собралась группа молодежи (около 15—20 человек). Они требовали отпустить задержанного.

На шум стала собираться толпа. Выяснилось, что Тараненко при задержании кто-то ударил по голове и проломил череп. Люди из толпы вызвали «скорую помощь». Однако милиция не сразу передала раненого врачам. В конце концов здание райот­дела окружило около 200 возбужденных людей. Послышались выкрики: «Бей милицию, чего вы на нее смотрите». На предло­жение разойтись из толпы полетели камни, некоторые начали толкать стоявших около милиции сотрудников. Дежурный по управлению милиции приказал не применять оружия, и, дей­ствуя уговорами, рассеять толпу. Однако кто-то из прибывших на место работников милиции все-таки выстрелил вверх, затем последовали новые выстрелы. Всего их было около 20.

Толпа сразу разбежалась. Вскоре выяснилось, что стреляли возбужденные милиционеры не только в воздух. Вскоре в боль­ницу доставили двух пострадавших с огнестрельными ранения­ми — юношу 17 лет и девушку 23 лет. Позднее выяснилось, что легкие ранения получили еще два человека — 24-летняя рабо­чая и восемнадцатилетний юноша. Легкие телесные поврежде­ния получили также 5 работников милиции. В больницу попал и Тараненко — с проломленным черепом. Где и как его ранили, по уверению милиции, сразу установить не удалось. Что поду­мали об этом жители города — понятно⁹³².

Новые нюансы в традиционное антимилицейское выступле­ние внес рабочий Трофимов, который вместе с группой возму­щенных жестокими действиями милиции людей отправил теле­грамму на имя Хрущева. В ней он сообщал о незаконном при­менении оружия милицией и жертвах, просил вмешательства московских властей⁹³³.

На следующий день возле Дзержинского районного отдела милиции собралось около 100 человек, возмущавшихся незакон­ными действиями милиции при задержании солдата и, особен­но, жестокой стрельбой. Весь городской партийный и комсо­мольский актив был поднят на ноги. В 11 часов обком и гор­ком КП Украины собрали совещание секретарей райкомов партии и парткомов. Почти сразу началась массированная «разъяснительная.работа». Собравшимся у здания милиции обе­щали, что виновные будут установлены и наказаны. Толпу уве­ряли, что пострадавшие живы и им оказана медицинская по­мощь. В течение всего дня в толпе находились партийные и советские активисты, работники КГБ и милиции. На улицы го­рода было выведено около 400 дружинников.

Толпа не расходилась и на уговоры не поддавалась. В течение дня она то становилась меньше, то увеличивалась. Время от вре­мени раздавались требования выдать виновных милиционеров для самосуда и расправы⁹³⁴. К 6 часам вечера у милиции собралось около 600 человек. Здание было блокировано. Звучали требования выдать виновников ночного происшествия и заменить весь личный состав райотдела. Попытка разогнать толпу с помощью пожарных машин закончилась неудачей. Она только раззадорила собравших­ся. От толпы отделилась активная группа. Она ворвалась в здание райотдела и устроила там погром. Милиционеры оказались зажа­тыми в коридоре и снова начали беспорядочную стрельбу. В резуль­тате два человека были смертельно ранены (один из них — подро­сток), восемь рабочих Криворожского металлургического завода и один милиционер получили огнестрельные ранения различной тя­жести. 12 человек (из них семеро милиционеров) отделались «раз­личными телесными повреждениями»⁹³⁵.

Начавшиеся массовые волнения удалось погасить только с помощью группы солдат войск министерства охраны обществен­ного порядка Украинской ССР (так теперь называлось преобра­зованное МВД) и присланных им на подмогу военных. Некото­рые участники беспорядков были задержаны, однако сведений об их судьбе в надзорных производствах Прокуратуры СССР об­наружить не удалось.

Криворожские события были наиболее крупным, но не един­ственным антимилицейским выступлением на закате правления Хрущева. 18 апреля 1964 г. в г. Ставрополе толпа около 700 че­ловек попыталась освободить пьяного хулигана, задержанного, по ее мнению, несправедливо. Конфликт закончился по обыч­ному сценарию: погром милиции, поджог милицейской маши­ны, избиение «виноватого» милиционера, приезд пожарных ма­шин и солдатских патрулей, арест зачинщиков⁹³⁶.

Там же. Л. 78—79.

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 6913. Л. 78-79. ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 32. Д. 7069. Л. 98.

219