- •Раздел I. Элементы теории повседневности
- •1.2. Общие черты повседневности и её персонификации
- •1.3. Просторечное выражение или философская категория?
- •1.4. Обыденное знание, естественный язык, философия здравого смысла
- •2. Фрагменты философской историографии повседневности
- •2. В составе диалектического и исторического материализма
- •3. На подступах к теоретико-методологической перестройке
- •4. Современные тенденции философской тематизации обыденного сознания
- •3. Повседневность как реальность, знание, философский принцип
- •4. Повседневность и миф
- •4.2. Функциональная интерпретация повседневности
- •5.2. Чувства в сфере повседневности
- •6. Относительность и противоречивость повседневности
- •6.1. Оппозиции-”лигатуры” повседневности
- •6.1.1. Ритуал
- •6.1.2. Праздник
- •6.1.3. Экстрим
- •6.1.4. Игра, учёба и труд
- •6.2. Кепка, берет, цилиндр. Маргинальная, богемная и элитарная зоны повседневности
- •Раздел II. Повседневность как предмет социально-гуманитарных наук
- •1.2. История повседневности
- •1.3. Этнология и культурная антропология повседневности
- •1.4. Этология и социобиология повседневности
- •1.5. Культурология повседневности
- •2.2. Понятие сommon sense в социологии
- •2.2.1. Повседневные и внеповседневные ситуации
- •2.2.2. Повседневное знание и научная деятельность. Интеллектуал и здравый рассудок
- •2.2.3. Повседневное знание и социальные микроструктуры
- •2.3. Повседневность как предмет социологической критики
- •2.4. Ориентация покупателя как форма социализации
- •2.5. Свое и чужое. Ситуация Эдипа глазами феноменолога
- •2.5.1. Персонажи и коллизии
- •2.5.2. Знание и социальная стратификация
- •2.5.3. Познание и страдание
- •2.5.4. Миграция как эпистемологический урок
- •2.6. Бунт против повседневности. Провинциальная астрономическая сказка
- •3. Психология повседневности
- •3.1. Психологические подходы к анализу повседневного знания
- •3.2. Приключения в мире техники
- •3.3. “Цивилизация юзеров”
- •3. «Общество риска»
- •3.4. К феноменологии повседневных форм
- •3.5.2. Стандарты и эксперименты
- •3.5.3. Самоочевидность и самопознание
- •3.5.4. Склонность и протест
- •3.5.5. Самозабвение и самолечение
- •4.1. К дефиниции понятия «язык»
- •4.1.2. Язык как описание
- •4.1.3. Оценки и ценности
- •4.1.5. Литературный язык, устная речь, обыденный язык
- •4.1.6. Этнолингвистика, фольклористика о повседневности
- •4.2. Логика повседневности
- •4.2.1. Понятийные стратегии
- •4.2.2. Обыденная логика и аргументация
- •4.2.3. К правилам пространственной категоризации
- •4.2.4. Серия местоимений как фигуративная языковая сеть
- •4.3. Обыденная интерпретация текста
- •4.4. К феноменологии естественного языка
- •4.4.1. Оговорка как откровенность
- •4.4.2. Полисемия как намек
- •4.4.3. Недоговоренность как конвенция (договоренность)
- •4.4.4. Сплетня как коммуникация
- •4.4.5. Эвфемизм как табу
- •4.4.6. Стилистическая инконгруенция как похвала, оскорбление или юмор
4.2. Функциональная интерпретация повседневности
Парадокс повседневности
Полемизируя с А.Шюцем, ряд социологов всерьез задаются вопросом: существует ли повседневность cама по себе?96 Т.е. можно ли ее рассматривать как некоторую область реальности или это только ее свойство, возникающее при некоторых условиях, в системе определенных взаимосвязей? Ответ на данный вопрос приводит к остроумной, на мой взгляд, гипотезе, согласно которой повседневность - это выражение “частичности” человека, его неспообности существовать только в одной сфере реальности. Повседневность представляет собой отношение между состояниями человеческого бытия, а именно некоторый баланс между рутинным благополучием, которым он изо в день обладает, и риском, на который надо пойти в надежде на мгновение достичь полного счастья. В таком спутывании между собой моментального состояния и длящейся жизненной формы и состоит парадокс повседневности. Чтобы сохранить благополучие, надо отвергнуть возможность еще большего блага, а чтобы рискнуть завоевать последнее, нужно отказаться от первого. При этом человек не в состоянии точно идентифицировать и выразить в языке, является ли его наличное состояние меньшим или большим благополучием по сравнению с тем, к которому он мог бы стремиться. Так или иначе, но повседневность блокирует возможность более полного раскрытия человеческих и межчеловеческих потенций, что порой приводит к ее самоуничтожению97.
Итак, во-первых, повседневность возникает как функция отношения между реальностью и нашим знанием о ней, знанием и языком, языком и реальностью. Знание формулирует смысл реальности, язык предоставляет смыслу знак и выделяет объект реальности как область значения. Однако данные операции в рамках повседневности регулируются не интерсубъективными синтаксическими и семантическими критериями, а логически неоформленными прагматическими установками индивида в контексте конкретной ситуации. Как полагает Р.Халлер, подобные ситуации - своеобразные прорехи человеческого бытия, образующие собой второй источник повседневности. Если в сфере разных специализированных видов практики, познания и языка образуется место, нерегулируемое определенными правилами, там берет на себя управление повседневность в ее различных ипостасях - как способ деятельности, как обыденное сознание, здравый смысл или как естественный язык98. В самом деле, когда возникает коллизия юридических норм, то ситуация разрешается отсылкой к обычному праву. В момент смены научных парадигм и изменения значения научных терминов преемственность обеспечивается именно с помощью обыденного языка. Столкновение двух моральных законов побуждает человека полагаться на повседневную интуицию. И так далее.
Таким образом, если место повседневности - на стыке областей и в прорехах бытия, если она существует лишь благодаря неплотности этих стыков и исчезает, как только прорехи затягиваются соответствующим материалом, то это аргумент в пользу функциональной интерпретации повседневности как реальности и знания.
6. Элементы повседневности
5.1. Обыденное представление о природе
Обыденный мир радикально изменяет свой облик, если мы принимаем функционалистскую интерпретацию повседневности. Он утрачивает свою монолитность, безусловную законосообразность и очевидность, становится изменчивым, фрагментарным, проблематичным. Это относится как к социальной, так и к природной реальности. В повседневном мире человека уживаются по крайней мере три основных типа природы. Прежде всего, все еще существенную роль играет изначальная природа как “биотоп” человека. Парадигмальность и плохо управляемая объективность таких событий как рождение, болезнь, смерть, неурожай, непогода властвуют над человеком и даже доминируют вплоть до начала XX в. Во-вторых, можно выделить так называемую природу второго уровня как изначальную природу, подчиняемую человеческому контролю и целям, антропоморфно трансформируемую при посредстве науки, техники и промышленности. Ее образ - это образ “домашнего скота”, составляющего новый сектор биотопа человека.
Наконец, в конце ХХ в. природа третьего уровня радикально потрясает биологический фундамент повседневности синтетическим производством живой материи. Это квазиприрода, представляющая собой угрожающую денатурализацию человеческого мира; она структурно и содержательно перестраивает повседневность, ломая ее пространственно-временные и информационные рамки, ее биохимию, физиологию и психологию. Отныне природные потребности человека должны согласовываться с искусственным миром, в результате чего человек находится в постоянно воспроизводящей себя “очереди”, в ситуации “отложенных потребностей”, порождающей либо утонченную и разветвленную систему мистификаций либо социальные санкции, подавляющие человека. При этом человек отчасти выигрывает, но превращается в “Бога с протезами” (З. Фрейд) - очки, коронки, химическое регулирование физиологических и психологических процессов (сна, пищеварения, секса, стресса) ставят повседневность в прямую зависимость от химиократии и химиокультуры. Человек переживает дефицит контакта с дикой флорой и фауной, заменителем которых выступают продукты “природы второго уровня” - покупные садовые цветы и домашние собаки и кошки.
Отчуждение человека от изначальной природы, деградация последней порождает страх перед природой вообще. Поэтому в сферу “особой природы” современный человек выделяет садовые сорняки и насекомых (мух, комаров, пауков и пр. – к примеру, паук как символический антипод цветка), которые подвергаются постоянному уничтожению по причине страха перед “отравлением”.
Деградация природы достигает своего предела в отходах человеческой деятельности, в “мусоре”. Проблема мусора как явления, с которым не в состоянии справиться природа сама по себе, приобрела особую актуальность с началом эпохи синтетических материалов. Сошлюсь для краткости опять на Турна: “Деградация органической жизни в мертвую и обезволенную вещь является тенденцией, которая возникает в повседневной жизни в значительной мере из потребности беспрепятственно действовать в послушном человеку мире. В соответствии с этим обыденный субъект часто предпочитает девитализированные природные дериваты самому биодинамическому естеству природы”99. Реализацией данной тенденции является широкое производство и использование синтетических материалов, соответствующих новым целям своими заданными качествами, способных перекрыть дефицит природных материалов в эпоху роста всеобщего потребления. Пластик завоевывает мир, становясь материалом для всего окружения человека и даже для его органов. Как утверждает Р. Барт, он даже начинает играть роль одного из повседневных мифов100.
Примечательно, что, как это и свойственно обыденному сознанию, принижающему сакральное и возвышающему профанное, использование пластика получает амбивалентную оценку и колеблется между высокой (строительные материалы, медицина, одежда) и низкой (упаковка). Вещи утрачивают индивидуальность, становятся легко заменимы, из этого возникает “выбрасывающее общество”, превращающее “природу третьего уровня” в “антиприроду” вообще. Живя в мире одноразовых предметов, человек и сам оказывается как бы на улице с односторонним движением, на которой его покупают, используют и выбрасывают за ненадобностью. Повседневная жизнь за пределами этого процесса утрачивает смысл, дестабилизируется в целом, поскольку дети, старики и умершие из нее выпадают.
Рост отходов как того, что не преобразуется в природные элементы естественным путем, ставит проблему мусора в ее материальном и идеальном выражении как глобальную проблему экологии повседневности. “Страх загрязнения индустриального человека рождается из идеологии чистоты, которая выходит далеко за пределы животных потребностей очищения и вызвана необходимостью учитывать постоянно растущий объем мусора... В конкретном процессе удаления мусора обыденный субъект действует с помощью стратегии переноса: то, что он сливает в канализацию, вместе с тем когда-либо и где-либо выливается на кого-то другого. И уже этому другому, будь то по работе или в повседневной жизни, приходится справляться с этими отходами как его заместителю”, - описывает ситуацию Турн101.
Уборка мусора, казалось бы, нарочито маргинальный процесс, становится матрицей социальных отношений между классами, расами и нациями, сотрудниками предприятия, членами семьи. Язык начинает приписывать человеку и формам его деятельности ксенофобические качества мусора: “дрянная девка”, “гнилой мужичок”, “грязные делишки”, “дерьмовая житуха” и т.п. Отношением человека к природе во многом определяется и его повседневная чувственность.