Религиозные заимствования

Часто приходится сталкиваться с утверждением, что немалая часть Ветхого Завета представляет собой довольно пестрое собрание различных мифов и легенд, имеющих лишь косвенное отношение к собственно еврейскому народу.

Действительно, число совпадений с более ранними или современными отдельным ее частям семитскими и иными (восточными и древнейшими индоевропейскими) верованиями на многих страницах Библии весьма значительно. Например, черты вавилонских сказаний наиболее явственно проступают в истории Творения и Потопа. Есть также следы хеттского и персидского влияний.

Однако неверно представлять израильскую цивилизацию некоей механической эклектикой чужих традиций. Она создала из них свой особый, органический синтез. С самого начала Израиль инкорпорировал и переплавлял, отливая их в единые и целостные новые формы, духовные ценности Древнего мира, лучшее, что можно было найти в существовавших к тому времени мировоззренческих системах Египта, Междуречья, Передней Азии, а затем и эллинства, нашло свою кульминацию в ветхозаветной религии.

Аккумулирующий характер культуры иудеев в полной мере отразился в моисеевом учении, которому присуща известная двойственность. Например, миролюбие, смелость, терпимость, дружеское отношение к другим народам, идущие от Авраама (ибо Господь есть Бог, взыскующий правды и справедливости, он требует милосердия, все люди для него одинаково ответственны за свои поступки), и универсализм Пророков противостоят национальной узости законников.

С одной стороны, еврейский религиозный дух манифестирует себя как мессианский, с другой — тяготеет к национальной замкнутости. Удача Исхода запечатлела, что Ягве усыновил Израиль. Песах свидетельствует о появлении на земле Божьего уде-

287

ла, в коем заключено духовное будущее всех племен. Исключительность и универсализм уже здесь идут рука об руку. А с течением веков вера в Грядущего Царя и Царство будет становиться все крепче, светлее и одухотвореннее, превращаться в символ величайшего чаяния.

Рационализм и мистицизм

Мудрецы и пророки считали, что многие народные верования не соответствуют истинной вере, и противопоставляли им свою проповедь. Но они не становились высокомерными, не замыкались в отгороженную от паствы касту. Напротив, они без устали занимались воспитанием народа, служением ему, миссионерством. Они чувствовали свою ответственность за людей перед Вогом, а потому не искали индивидуального убежища в тайном эзотеризме.

Очевидно, медитативные и мистические практики поначалу составляли неотъемлемую часть общедоступного религиозного образования. Лишь со временем (как показывает, в частности, трансформация отношения к каббале) они были, ради исключения неизбежного при их профанации ущерба состоянию персональной и всеобщей духовности, обращены в знание избранных, требующее от того, кому оно открывается, специальной подготовки и особых обязательств.

Кредо Израиля сочетает в себе также одновременно и пламенную веру в спасение и избавление, и признание реальности и автономной ценности мира, творения, жизни, как упоение красотой бытия, так и императив самоограничения в подвижничестве пророка.

Пророки следуют аскезе. Все великие еврейские духовные деятели, начиная с Моисея, призваны поклониться Богу Авраама и получить от него — через внутреннее озарение — свое индивидуальное Откровение в пустыне или диких горах. Туда они укрываются, чтобы обратить свои взоры к небу. Там они общаются с Владыкой Вселенной и получают его поддержку в труд-

288

ную минуту. Там, в строгом уединении от остальных людей, с ними свершается таинственный переворот, превращающий рядового смертного в верного служителя Бога Незримого, постигшего Бога — Властителя судеб, в ясновидца и вождя, на которого он возложил теряющуюся в неясных прочим очертаниям будущего особую историческую миссию.

Завершающий плеяду Судей Самуил, нашедший по воле Бога израильтянам царя и обративший страну в монархию, своим обликом подобен Моисею, а прагматической деятельностью является предтечей позднейших мудрецов и наиболее авторитетных раввинов. Он не впадает ни в транс, ни в экстаз. Он именно таков, каков должен быть вождь, призванный стать служителем Бога и народа: трезвый и дальновидный, с характером непреклонным и властным, обладающий даром предвидения, способный разрешать тяжбы и советовать в житейских вопросах.

Самуил считает своей главной задачей духовное сплочение иудеев. Он проповедует покаяние и духовное возрождение. Он добивается раскаяния и клятвы покончить с языческими богами, истребления идолов. Его отношение к необходимости избрать царя очень неоднозначно, но именно ему суждено преодолеть острый конфликт между светской властью и религией Моисея, с чем он и справляется.

Особое место здесь отводится глубоко личному Откровению как высочайшему Богообщению, неразрывно связанному с высшим индивидуальным вдохновением. Начиная с Авраама перед нами проходит целая череда последовательных ступеней, связанных между собою звеньев Откровений, постепенно ведущих истинно верующих от более чувственного к полностью трансцендентному восприятию Предвечного.

Он не просто Божество огня и бури, хотя пламя обычно сопровождает его явление. Его Храм воспроизводит Вселенную. Аврааму Бог открывается сперва как таинственный Голос и странник с двумя спутниками, Моисею — сначала как просто Сущий (Ягве) в неопалимой купине и, наконец, как полностью отрешенный от всяких доступных органам чувств образов, не-

289

зримый физическим зрением Свет в Божественном Мраке на горе Синай. Там, во тьме туч, где тоже неистовствуют гроза и ураган, Бога скрывает мгла, окружающая его Тайну, у него нет никакого образа, и только голос его звучит с вершины.

Возвращаясь к идее Спасения, мы находим в ней источник библейского мессианизма, составляющего самую суть Священной Истории. Бго рождение связано с именем царя Давида, которому (основателю духовного центра — Иерусалима — и доступной нам псалмопевческой традиции) вообще принадлежит особое в ней место. Она описывает Давида как человека, которого возлюбил Бог и на котором почило его благословение.

Пророчество Нафана есть обетование воплотившему в себя веру и преданность Богу Израилеву. Творец возобновляет с На-фаном Завет. От него требуются праведность и страх Божий, которые являются залогом исполнения Творцом его обещания: из его рода выйдет идеальный Царь, который станет основателем Царства Божия на земле. Таков Мессия иудеев.

Неуязвимым Нафана делает вера: он глубоко предан Богу отцов: «И от заветов Его не отступал я... И опасался я впасть во грех» (Пс: 17 30, 32). Он искренне исповедует его постоянную помощь чистым, милосердным и непорочным, воспринимает всякого человека, а значит, и себя, как скромного проводника его Плана.

В ином случае тот же Нафан выступает обличителем и судьей правителя. Ведь в теократическом царстве не воля монарха, но Бога есть высший закон, никакое помазание не может служить оправданием преступлению. Поскольку Давид искренне признал свою вину, пророк подтверждает Сионский Завет, распространяя кару на одного только раскаявшегося нечестивца. Ему противопоставлен образ Саула: как только тот захотел поставить свою волю над Божественной, дух истинного Бога покинул его, и он стал бессилен и лишен будущего в своем потомстве.

290