vitgenshtein_liudvig_izbrannye_raboty

К О Р И Ч Н Е В А Я К Н И ГА

тивоположное тому, куда указывает стрелка? Не находится ли каждое объяс! нение того, как ему следовать стрелке, в позиции другой стрелки? Что бы вы сказали на такое объяснение: человек говорит: «Если я укажу на этот путь (показывает правой рукой), это подразумевает, что ты должен идти так (показывает левой рукой тот же путь)»? Этот пример просто показыва! ет вам те экстремумы, между которыми варьируется использование знаков.

Давайте вернемся к (39). Некто посещает племя и наблюдает использо! вание его членами знаков их языка. Он описывает язык, говоря, что его предложения содержат буквы abcd, использующиеся в соответствии с таб! лицей (33). Мы видим, что выражение «Игра играется в соответствии с правилом так!то и так!то» используется в случаях, аналогичных (36), (37), (38), но даже и в тех случаях, когда правило не является ни инструментом

втренировке, ни в практике игры, но находится в том отношении к ней,

вкаком наша таблица находится к практике игры (39). Кто!то может в этом случае назвать таблицу естественным законом, описывающим пове! дение людей в этом племени. Или мы можем сказать, что таблица являет! ся достижением, принадлежащим естественной истории этого племени.

Заметим, что в игре (33) я четко разграничивал выполняемый приказ и применяемое правило. С другой стороны, в (34) мы называли предло! жение «cada» правилом, и в то же время это был приказ. Представим так! же такой вариант:

41)игра похожа на (33), но ученика здесь не тренируют использовать единственную таблицу; цель тренировки состоит в том, чтобы заставить ученика использовать любую таблицу, соотносящую буквы со стрелками. И вот под этим я подразумеваю не более того, что это тренировка особо! го типа, грубо говоря, аналогичная той, которая была описана в (30). Я бу! ду называть тренировку, более или менее похожую на ту, что была описа! на в (30), «общей тренировкой». Общая тренировка образует семью, члены которой очень сильно отличаются друг от друга. Предмет того типа, о ко! тором я думаю, по большей части состоит из: а) тренировки в ограничен! ном числе действий; b) предоставления ученику ключа к расширению это! го количества и c) случайных (random) упражнений!тестов. После общей тренировки приказ состоит из предоставления ему знака такого типа:

rrtst

s

Он осуществляет выполнение приказа, двигаясь следующим образом:

251

Л Ю Д В И Г В И Т Г Е Н Ш Т Е Й Н

Здесь, как я полагаю, мы можем сказать, что таблица, правило, явля! ется частью приказа.

Заметьте, что мы не говорим, «что такое правило», но просто даем раз! личные применения слову «правило»: и мы безусловно делаем то же са! мое, давая применение словам «выражение правила».

Заметьте также, что в (41) нет ясного случая, который говорил бы против называния всего данного символа предложением, хотя мы можем разграничить там предложение и таблицу. Что в этом случае особенно склоняет нас к этому разграничению, так это линеарное написание той части, которая находится за пределами таблицы. Хотя с определенной точки зрения мы могли бы назвать линеарный характер предложения су! губо внешним и несущественным, но этот характер и подобный ему игра! ет большую роль в том, что мы, как логики, склонны сказать о предложе! ниях и высказываниях. И поэтому, если мы рассматриваем символ в (41) в качестве некоего единства, это может заставить нас понять, что может собой представлять предложение.

Давайте теперь рассмотрим две такие игры.

42)А отдает приказ В. Они пишут знаки, состоящие из точек и тире. В, выполняя это задание, составляет фигуру, вытанцовывающую опреде! ленные па. Так, приказ «— .» осуществляется посредством шага и прыжка; приказ «. . — — —» — двумя прыжками и тремя шагами и т. д. Тренировка в этой игре является «общей», в том смысле, который объяснен в (41); я бы мог сказать: «Отдаваемые приказы не ограничивают число движений. Они осуществляют комбинации любого числа точек и тире». — Но что это значит, сказать, что приказы не ограничивают число движений? Раз! ве это не нонсенс? Когда бы ни отдавался приказ в практике игры, он конституирует ограниченное количество. — Хорошо, то, что я имел в ви! ду, говоря «приказы не ограничивают число движений», означало, что ни в обучении игре, ни в самой ее практике ограничение на количество не играет доминирующей роли (см. (30)). Или, как мы можем сказать, ранг игры (здесь искусственным было бы говорить «ограниченный») яв! ляется просто расширением реальной (акцидентальной) практики. (На! ша игра в этом смысле подобна (30).) Ср. это со следующей игрой:

43)Приказы и их исполнение — как в (42); но используются только три знака: «—», «— . .», «. — —». Мы говорим, что в (42) В, исполняя приказ, является ведомым данным ему знаком. Но если мы спросим себя, действи! тельно ли три знака в (43) ведут В в его исполнении приказов, то кажет! ся, что мы можем сказать и «да» и «нет», смотря по тому, как мы смотрим на исполнение приказов.

Если мы пытаемся решить, является ли В (43) ведомым знаками или нет, то мы склонны дать такие ответы, как следующие: а) В является ведо!

252

К О Р И Ч Н Е В А Я К Н И ГА

мым, если он не просто смотрит на приказ, скажем, «. — —», как на нечто целое и затем действует, но если он читает его слово за словом (слова, ко! торые используются в нашем языке, это «.» и «—») и действует в соответ! ствии со словами, которые он прочитал.

Мы могли бы лучше прояснить эти случаи, если бы представили, что чтение слова за словом состоит в указании на каждое слово в предложе! нии пальцем, в противоположность указанию на целое предложение, ска! жем, посредством указания на его начало. Действия же в соответствии со словами мы для простоты будем представлять как состоящие из действий (шаг или прыжок), следующих после каждого слова предложения. b) В яв! ляется ведомым, если он проходит сквозь сознательный процесс, кото! рый осуществляет связь между указанием на слово и действием шагания и прыгания. Такую связь можно представить многими различными путями. Например, у В есть таблица, где тире соотносится с картинкой, на кото! рой изображен человек, делающий шаг, а точка — с картинкой, на кото! рой человек прыгает. Тогда сознательный акт связывания чтения приказа и его выполнения может заключаться в консультировании с таблицей или

вконсультировании с образом памяти перед «мысленным взором». c) В в! ляется ведомым, если он не просто реагирует, глядя на каждое слово при! каза, но испытывает при этом специфическое напряжение «попытки за! помнить, что означает знак», а в дальнейшем — расслабление этого напря! жения, когда значение, или идея правильного действия, приходит ему

вголову.

Все эти объяснения кажутся в той или иной форме неудовлетвори! тельными, а неудовлетворительными их делает ограничение, которое мы накладываем на нашу игру. Это выражается в объяснении того, что В является ведомым определенной комбинацией слов одного из наших трех предложений в том случае, если бы он также мог выполнять прика! зы, состоящие из других комбинаций точек и тире. И если мы говорим это, то кажется, что «способность» выполнять другие приказы является специфическим состоянием личности, выполняющим приказы типа (42). И в то же время мы не можем в этом случае обнаружить чего!либо, что мы могли бы назвать состоянием.

Давайте посмотрим, какую роль в нашем языке играют слова «мочь» или «быть в состоянии». Рассмотрим такие примеры:

44) представим, что для некоторой цели или некоторыми людьми ис! пользуется определенного типа инструмент; он состоит из доски с отвер! стием в ней, которая управляет действием крючка. Человек, использую! щий этот инструмент, опускает крючок в отверстие. Существуют доски с прямоугольными отверстиями, круглыми отверстиями, эллиптически! ми и т. д. Язык человека, использующего этот инструмент, имеет выраже!

253

Л Ю Д В И Г В И Т Г Е Н Ш Т Е Й Н

ния для описания движений крючка (колышка) в отверстии. Они гово! рят о его движении по кругу, по прямой линии и т. д. Они также облада! ют значениями, описывающими использование доски. Они делают это

втакой форме: «Это доска, в которой колышек можно двигать по кругу». Кто!то предпочел бы в этом случае назвать слово «мочь» оператором, посредством которого форма выражения, описывающая действие, прев! ращается в описание инструмента.

45)Представим, что у людей в этом языке нет таких форм предложе! ния, как «книга в ящике» или «вода в бутылке», но тем не менее они мо! гут использовать подобные формы, говоря: «Книгу можно вынуть из ящика», «Воду можно вылить из бутылки».

46)Действия людей в некоем племени направлены на то, чтобы про! верять палки на прочность. Они делают это, пытаясь согнуть палку рука! ми. В своем языке они имеют выражения формы «Эту палку можно легко согнуть» или «Эту палку согнуть трудновато». Они используют эти выра! жения так же, как мы используем выражение «Эта палка ломкая» или «Эта палка крепкая». Я хочу этим сказать, что они не используют выраже! ния типа «Эта палка может быть с легкостью согнута» так, как мы исполь! зуем предложения типа «Я с легкостью сгибаю эту палку». Скорее, они используют свои выражения таким способом, который побудил бы нас сказать, что они описывают состояние палки. То есть они используют та! кие предложения, как «Эта хижина построена из палок, которые легко погнуть». (Подумайте о способе, с помощью которого мы формируем отглагольные прилагательные при помощи суффикса «able» (быть в сос! тоянии), например «deformable» (сгибаемая)).

Теперь мы можем сказать, что в этих последних трех случаях предложе! ний формы «произошло то!то и то!то» описываются состояния объектов, но при этом существуют значительные различия между этими примерами. В (44) мы видели, как состояние описывается у нас перед глазами. Мы ви! дели, что у доски было круглое или прямоугольное отверстие и т. д. В (45),

внекоторых случаях по крайней мере, это был пример, когда мы могли ви! деть объекты в ящике, воду в бутылке и т. д. В этих случаях мы употребля! ем выражение «состояние объекта» таким способом, который соотносит! ся с тем, что кто!то может назвать неподвижным чувственным опытом.

Когда, с другой стороны, мы говорим о состоянии палки в (46), мы наблюдаем, что с этим «состоянием» не соотносится никакой определен! ный чувственный опыт, который бы заканчивался в тот момент, когда за! канчивается состояние. Вместо этого определение критерия для чего!ли! бо, находящегося в этом состоянии, заключается в некоем тестировании.

Мы можем сказать, что машина делает 20 миль в час, даже если она на! ходится в пути лишь полчаса. Мы можем объяснить нашу форму выраже!

254

К О Р И Ч Н Е В А Я К Н И ГА

ния, которая говорит, что машина движется со скоростью, позволяющей ей преодолевать 20 миль в час. И здесь мы также склонны говорить о ско! рости машины, о состоянии ее движения. Я думаю, что мы не стали бы использовать это выражение, если бы мы не обладали другими «опытами движения», чем нахождение тела в определенное время в определенном месте, а затем в другое время в другом месте; если, например, наш опыт движения был бы того типа, как тот, который мы наблюдаем, когда мы видим, что часовая стрелка передвинулась с одной точки на другую.

47)Некое племя имеет в своем языке команды для побуждения людей

копределенным действиям, такие как «Огонь!», «Бегом!», «Ползком!» и т. д. Они также обладают способом описания строения человеческого тела. Подобное описание имеет форму «Он может быстро бегать», «Он может далеко бросить копье». Что оправдывает меня, когда я говорю, что эти предложения являются описаниями строения человеческого те! ла, так это употребление предложений данной формы. Так, если они ви! дят человека с развитыми мышцами ног, но который, как бы мы сказали, по той или иной причине не может ходить, то они говорят, что это чело! век, который может быстро бегать. Нарисованный образ человека, кото! рый демонстрирует огромные бицепсы, они описывают как образ, представляющий человека, «который может далеко бросить копье».

48)Люди в этом племени проходят своего рода медицинское обследо! вание, прежде чем идти на войну. Экзаменующий проводит человека че! рез ряд стандартизированных тестов. Он заставляет его поднимать тя! жести, размахивать руками, прыгать и т. д. Затем экзаменующий выносит свой вердикт в форме «Так!то и так!то бросает копье» или «Умеет бросать бумеранг», или «Пригоден для того, чтобы преследовать врага» и т. д. В языке этого племени нет специальных выражений для действий, пре! дусмотренных этими тестами; те же, которые мы привели, применяются только как тесты для определенных действий во время ведения войны.

Существует важное замечание относительно этого примера. Можно возразить, что, давая описания языка этого племени и приводя примеры их языка, мы заставляем их говорить по!английски, тем самым уже пред! полагая англоязычный фон, т. е. наши обычные значения слов. Так, если я говорю, что в определенном языке нет специального глагола для поня! тия «метания копья», но что данный язык вместо этого использует фор! му «прохождение теста на бросание бумеранга», то кто!то может спро! сить, как я должен охарактеризовать использование выражений «прохо! дить тест на» и «бросание бумеранга», чтобы они удовлетворяли замене этих английских выражений на какие бы то ни было реальные слова, обозначающие эти понятия у туземцев. На это мы должны ответить, что можем давать только беглое определение практики нашего вымышлен!

255

Л Ю Д В И Г В И Т Г Е Н Ш Т Е Й Н

ного языка, в некоторых случаях только намеки, но так, чтобы кто!либо другой мог сделать эти описания более полными. Так, в (48) я мог бы ска! зать, что экзаменатор использует приказы, побуждающие человека про! ходить тесты. Эти приказы начинаются с одного и того же выражения, которое я могу перевести на английский язык словами «Пройди тест». И этому выражению следует каждый, кто в реальных военных условиях ис! пользуется для определенных действий. Так, существует команда, по ко! торой люди бросают свои бумеранги и которую поэтому я бы переводил как «Бросай бумеранги!» Далее, если человек дает отчет о сражении сво! ему начальнику, то он опять!таки использует выражение, которое я пере! вел как «бросать бумеранг», на этот раз в виде дескрипции. И вот, что ха! рактеризует приказ как таковой или дескрипцию как таковую, или воп! рос как таковой, это — как мы должны были бы сказать — та роль, которую употребление этих знаков играет в целостной практике языка. Так сказать, тот факт, правильно ли некоторое слово из языка нашего племени переведено на английский язык, зависит от той роли, которую это слово играет в целостной жизни племени: случаи, в которых оно употребляется, выражения эмоций, которыми оно обычно сопровожда! ется, те идеи, которые оно обычно пробуждает или побуждает их выска! зать и т. д. и т. д. Разве упражнение спрашивает у вас: в каких случаях вы бы сказали, что определенное слово, употребляемое людьми племени, является приветствием? В каких случаях вы бы сказали, что оно соответ! ствует нашему «до свидания» или «привет»? В каких случаях вы бы сказа! ли, что слово иностранного языка соотносится с нашим «возможно»? — с нашими выражениями сомнения, доверия, достоверности? Вы обнару! жите, что оправдание для называния чего!то выражениями сомнения, осуждения и т. д. по большей части, хотя, конечно, не всегда, состоит из описаний жестов, игры лицевой мимики и даже интонации голоса. Вспомним в этой связи, что индивидуальные переживания эмоций отчас! ти должны быть строго локализованы; поскольку, если я злобно нахму! рился, то я испытываю мускульное напряжение бровей и лба, а если я плачу, то ощущения вокруг моих глаз безусловно являются частью и при этом важной частью того, что я чувствую. Это именно то, я думаю, что имел в виду Уильям Джеймс, когда он сказал, что человек не плачет, по! тому что ему грустно, но ему грустно, потому что он плачет. Причина, по которой эта идея часто остается не понятой, заключается в том, что мы думаем о выражении эмоции так, как если бы это был некий искусствен! ный прием, направленный на то, чтобы дать другим знать, что мы чувствуем. И вот не существует четкой границы между такими «искус! ственными приемами» и тем, что можно назвать естественным выраже! нием эмоций. Ср. в этом плане случаи, когда: а) плачут; b) поднимают го!

256

К О Р И Ч Н Е В А Я К Н И ГА

лос, будучи рассерженными; с) пишут злобное письмо; d) звонят в зво! нок, чтобы вызвать слугу, которого хотят выбранить.

49) Представим себе племя, в языке которого есть выражение, соот! носимое с нашим выражением «Он сделал то!то и то!то», и другое выра! жение, соответствующее нашему «Он мог сделать то!то и то!то». Это пос! леднее выражение, так или иначе, используется тогда, когда его употреб! ление оправдано тем же фактом, который оправдывает употребление предыдущего выражения. Но что заставляет меня так говорить? Они об! ладают формой общения, которую мы бы назвали повествованием о прошлых событиях, потому что об этом говорят обстоятельства, при ко! торых эта форма употребляется. Существуют также такие обстоятель! ства, при которых мы задаем и отвечаем на такие вопросы, как «Может ли то!то и то!то сделать это?» Подобные обстоятельства можно описать, например, сказав, что начальник одевает подчиненного в удобную форму для совершения определенного действия, скажем, переплывания реки, взбирании на гору и т. д. В качестве определяющего критерия того, «что начальник одевает подчиненного в форму, удобную для его действий», я не буду брать то, что он сказал, но лишь другие особенности ситуации. Начальник в этих обстоятельствах задает вопрос, который в той степе! ни, до которой распространяются его практические последствия, можно было бы перевести как «Можно ли так!то и так!то переплыть через ре! ку?» Так или иначе, на этот вопрос могут ответить утвердительно те, кто в действительности переплывал через реку. Этот ответ не дается в тех же словах, которые он использовал бы в ситуации, характеризующей пове! ствование о том, что он переплыл через реку, но ответ дается в терминах вопроса, заданного начальником. С другой стороны, этот ответ не дает! ся в случае, в котором мы бы определенно дали ответ: «Я могу переплыть через реку», если, например, я совершал и более трудный подвиг пере! плывания через реку, а не просто переплыл через эту обычную реку.

Между прочим, имеют ли две фразы «Он сделал то!то и то!то» и «Он мог сделать то!то и то!то» одно и то же значение в этом языке или они облада! ют в нем разными значениями? Если вы подумаете об этом, нечто вас будет склонять к тому, чтобы один раз сказать одно, а другой раз — другое. Это по! казывает лишь, что в вопросе нечетко определено значение. Все, что я мо! гу сказать, это следующее: «Если тот факт, что он говорит лишь “Он мо! жет...”, если он сделал...» является вашим критерием для одного и того же значения, то, значит, два выражения имеют одно и то же значение. Если обстоятельства, при которых выражение используется, формируют его значение, то, стало быть, значения различны. Употребление, которое про! изведено словом «может», — выражение возможности в (49) — может про! лить свет на идею о том, что то, что может произойти, должно было прои!

257

Л Ю Д В И Г В И Т Г Е Н Ш Т Е Й Н

зойти раньше (Ницше). Так же интересно будет взглянуть в свете наших примеров на утверждение о том, что то, что происходит, может произойти.

Прежде чем мы продолжим наши рассуждения об употреблении «вы! ражения возможности», давайте проясним ситуацию, связанную с тем от! делом нашего языка, в котором говорятся вещи, связанные с прошлым и будущим, т. е. с употреблением предложений, содержащих такие выраже! ния, как «вчера», «год назад», «через пять минут», «перед тем, как я это сделал» и т. д. Рассмотрим такой пример:

50)представим себе, как можно натренировать ребенка в практике «повествования о прошедших событиях». Вначале его тренируют, зада! вая вопросы об определенных вещах (как бы давая ему приказания, см. (1)). Часть этой тренировки заключалась в упражнении на «именование вещей». Так, он должен был научиться называть (и задавать вопросы о) дюжину своих игрушек. Теперь мы скажем, что он играл с тремя из них, например, с мячом, палкой и погремушкой, затем их у него отобрали,

ивот взрослый говорит следующую фразу: «У него есть мяч, палка, по! гремушка». В некоем сходном случае он приостанавливает перечисление

ипредлагает ребенку закончить его. В другом случае, может быть, он просто говорит: «У него есть...», предоставляя ребенку дать полное пере! числение. И вот «побуждение ребенка продолжать» может быть таким: взрослый приостанавливает перечисление с определенным выражением лица и подъемом тона голоса, таким, какой обычно бывает у нас, когда мы зовем кого!то. Все остальное зависит от того, отреагирует ли ребенок на «побуждение» или нет. И вот существует странное непонимание, кото! рым мы все повязаны и которое заключается в том, что мы рассматрива! ем «внесловесные способы», используемые учителем, чтобы побудить ре! бенка продолжать, так же, как то, что мы можем назвать косвенными способами заставить его самого понять ребенка. Мы рассматриваем этот случай так, как если бы ребенок уже освоил язык, на котором он думает,

ичто работа учителя состоит в том, чтобы побудить его выбрать значе! ние в царстве значений, простирающемся перед его, ребенка, мыслен! ным взором, как если бы ребенок мог на своем индивидуальном языке за! дать самому себе вопрос вроде «Он что, хочет, чтобы я продолжал или повторил то, что он сказал, или еще что!то?» (Ср. (30)).

51)Другой пример примитивного типа повествования о событиях прошлого: мы живем в местности с характерными естественными ориен! тирами на горизонте. Поэтому не представляет труда запомнить то место, в котором садится солнце в определенное время года. В нашей местности мы располагаем несколькими характерными картинами солнца в различ! ных положениях. Давайте назовем этот ряд картин солнечным рядом. У нас есть также несколько характерных картин поведения ребенка — ле!

258

К О Р И Ч Н Е В А Я К Н И ГА

жащего в кровати, встающего, одевающегося, завтракающего и т. д. Это множество я назову жизненными картинами. Я представляю, что ребенок обычно может наблюдать положение солнца на протяжении своего днев! ного поведения. Мы обращаем внимание ребенка на положение солнца в определенном месте, в то время как ребенок занимается определенными вещами. Затем мы просим его посмотреть на картину, изображающую его занятия, и на картину, показывающую солнце в его положении на этот мо! мент. Так, мы можем приблизительно рассказать историю дня ребенка посредством ряда жизненных картин, и сверх этого посредством того, что я называл солнечными картинами, — два ряда в тесной соотнесеннос! ти. Мы будем затем продолжать просить ребенка дополнить историю, изображенную на картине, которую мы оставили неполной. И я хочу ска! зать, что такая форма тренировки (см. (50) и (30)) является одной из ха! рактернейших особенностей использования языка или мышления.

52)Вариант (51). В детской висят большие часы, для простоты пред! положим, что у них есть только часовая стрелка. Рассказ о дне ребенка происходит так же, как выше, но здесь нет солнечного ряда; вместо это! го мы записываем один из номеров циферблата против каждой жизнен! ной картины.

53)Заметим, что могла бы существовать сходная игра, в которую также было бы включено время, оно в этом случае просто накладывалось бы на жизненные картины. Мы могли бы играть в эту игру с помощью слов, ко! торые соотносились бы с нашими «до» и «после». В этом смысле мы можем сказать, что (53) включает в себя идею «до» и «после», но не идею измере! ния времени. Нет нужды говорить, что, сделав небольшой шаг, мы придем от повествований типа (51), (52) и (53) к повествованиям при помощи слов. Возможно, кто!то, рассматривая подобные формы повествования, может подумать, что в них еще вовсе не включена подлинная идея време! ни, но лишь некая грубая замена ее, положение часовой стрелки и т. п.

Ивот если человек заявляет, что существует идея пяти часов и что часы здесь не при чем, что часы — это только грубый инструмент, лишь указыва! ющий на то, когда бывает пять часов, или что существует идея часа, кото! рая не связана с инструментом для измерения времени, то я буду возра! жать ему, но сначала я попрошу его объяснить мне, в чем заключается его употребление слов «час» или «пять часов». И если эти слова не включают в себя идею часов (clock), то, значит, это какие!то другие слова; и потом я спрошу его, почему он использует термины «пять часов», «час», «долгое время», «короткое время» и т. д. в одном случае в связи часами, а в других случаях — независимо от них; это будет иметь место благодаря определен! ным аналогиям, содержащимся между двумя этими употреблениями, но у нас сейчас нет двух употреблений этих терминов, и нет никакой причины

259

Л Ю Д В И Г В И Т Г Е Н Ш Т Е Й Н

говорить, что одно из них более подлинное и чистое, нежели другое. Это можно прояснить при помощи следующего примера.

54)Если мы отдаем человеку приказ: «Произнеси вслух любое число, какое тебе пришло в голову!», — он в общем может исполнить его момен! тально. Предположим, было обнаружено, что произнесенные такими об! разом числа увеличиваются — у каждого нормального человека — на про! тяжении дня; человек начинает утром с некоторого маленького числа и достигает очень большого перед тем, как ложится спать. Посмотрим, что могло бы склонить кого!либо назвать описанные реакции «способом из! мерения времени» или даже сказать, что это настоящие верстовые стол! бы в ходе времени, солнечные часы и т. д., будучи при этом лишь косвен! ными маркерами. (Исследуем утверждение о том, что человеческое серд! це есть подлинные часы, лучше всех других часов.)

Давайте теперь рассмотрим дальнейшую языковую игру, в которую входят выражения времени.

55)Она происходит из (1). Если выкрикивается приказ типа «Пли! та!», «Колонна!» и т. д., то В натренирован выполнять его немедленно. Теперь мы введем в эту игру часы. Приказ отдается таким образом, что мы тренируем ребенка не выполнять его до тех пор, пока стрелка часов не достигнет точки, на которую указывают пальцем. (Это может быть, например, сделано таким образом: сначала вы тренируете ребенка вы! полнять приказ немедленно. Затем вы отдаете приказ, но придерживае! те ребенка, отпуская его только тогда, когда стрелка часов достигает точ! ки на циферблате, на которую мы указываем пальцем.)

На этой стадии мы могли бы ввести слово «сейчас». В этой игре у нас есть два типа приказов: те, которые используются в (1), и приказы, сов! мещенные с жестом, указывающим точку на стрелке циферблата часов. Для того чтобы сделать различие между этими двумя типами приказов более эксплицитным, мы можем добавлять специальный знак к приказам первого типа, скажем, «Сейчас плиту!»

Теперь будет легко описать языковые игры с такими выражениями, как «за пять минут до», «полгода назад».

56)Давайте теперь возьмем случай описания будущего, предсказание. Кто!то, может быть, например, пробудил в ребенке напряженное ожида! ние, которое проявляется в его всепоглощающем внимании к изменяю! щимся огням светофора. У нас тоже есть красный, зеленый и желтый диски, и, указывая попеременно на один из дисков, мы предсказываем цвет, который сейчас появится. Легко себе представить дальнейшее раз! витие этой игры.

Глядя на эти языковые игры, мы не проходим через идеи прошлого, настоящего и будущего в их проблемном или даже мистическом аспекте.

260