Arkhangelskiy_A_Gumanitarnaya_politika_M_2006
.pdfшенко. Но, положа руку на сердце, разве они узурпаторы власти? Разве народ — иракский, белорусский — в массе своей не поддерживает
их искренне? Кого поддерживает белорусский народ, с тем и приходится иметь дело.
—Наверное, поддержка есть. Как есть она
уполковника Каддафи или у Фиделя Кастро. Что касается Лукашенко, то его первичное из брание несомненно. То были чистые выборы. Другое дело, что на выборы ходит около поло вины избирателей, еще чуть больше полови ны голосует «за» — вот вам 25 процентов ре альной поддержки.
—Но белорусский президент и сейчас име ет опору в массе...
—Да, его искренне поддерживают кресть яне-пенсионеры. Они ведь никогда так хоро шо не жили. Деньги, бумажки с «зайчиками», печатаются исправно. На работу ходить не надо — коллективное хозяйство рухнуло; пенсию платят вовремя, хлеб и водку завозят в лавку раз-два в неделю, а картошка, моло ко, овощи и кабанчик свои. Да еще в день пенсии безработные чада из города приезжа ют за этими «зайчиками». Бабки молят Бога, чтобы Александр Григорьевич правил по дольше.
—А во-вторых, белорусская оппозиция не смогла выдвинуть лидера, который хотя бы эти самые 25 процентов собрал...
170
—На выборы 1994 года и Шушкевич, и По зняк шли с прекрасными идеями. Это были идеи возрождения Белоруссии. А Лукашенко говорил просто. Как Ленин в 17-м году. Запус тим промышленность, посадим воров. Элек торату нужны не идеи. Ему нужны батареи. Такова политическая культура народа.
—Мы с вами — в Праге. В XIX веке чешские гуманитарии усилием интеллектуальной во ли сформировали национальную идею, подтя нули чешский язык до общеевропейского уров ня. И — достучались до этого самого народа...
—Да перебили белорусскую интеллиген цию, особенно в сталинские годы постара лись. Но сначала, во время коллективизации, уничтожили опору национальной культуры, тех, без кого никакие интеллигенты ничего сделать не смогут, — цвет белорусского кре стьянства. Город белорусский, он традицион но был или польско-, или русскоязычным.
Агенератором национальной культуры была деревня. Не на кого белорусской элите опи раться в «толще» народной...
—А дальше что?
—Быть пессимистом порядочному человеку почти неприлично. Но что делать — я песси мист. Не вижу ничего светлого для Белоруссии в будущем. Вот Шушкевич, которого я очень ува жаю, думает, что если Россия аннексирует Бело руссию, то на очень короткое время. А я уверен,
171
что если мы потеряем в ближайшие годы неза висимость, то навсегда исчезнем как государст во с карты мира. Вряд ли еще когда-нибудь представится такой уникальный случай, какой выпал на нашу долю после Беловежской пущи в 91-м. Тогда вмешались какие-то силы, божест венные или дьявольские, не знаю...
—А сейчас какие вмешиваются?
—А сейчас идет сознательный разгром на циональной культуры. Расчистка. Ради буду щей интеграции. Разогнан Союз писателей, за менено руководство журналов, вынуждены уехать из Белоруссии Светлана Алексиевич, бывший руководитель Союза писателей Некляев; белорусский язык, и без того превратив шийся в смесь, в «трасянку», власти оконча тельно перестали поддерживать — и прямо сказали, что он нам не нужен. Свято место пус то не бывает — роль национальной культуры властно передается провинциальному вариан ту масскульта, всем этим «Славянским база рам»...
—Но ведь народу нравится?
—Народу — нравится.
—Большую часть жизни вы сейчас вынуж дены проводить за границей. На чужбине. Ес ли бы в разгар перестройки, на волне успеха, демократической окрыленности вам сказали бы, что дело кончится этим, новым дисси дентством, — поверили бы?
172
—Я был готов. Вообще никогда ничего хо рошего не ждал ни от каких режимов. В моей жизни был коротенький период, связанный
сГорбачевым, когда мне дали вздохнуть сво бодно. Печатали, премии давали — даже Ле нинскую, как раз за «Знак беды». А до этого?
Ипосле? Что говорить. Был у меня хороший друг, Алесь Адамович, он политикой больше меня занимался. И вселял в меня надежду. Но он же сказал как-то: если перестройка не уда стся, наше общество будет отброшено гораздо дальше, чем находилось до нее. Надо сказать, тогда я не поверил. Но вот Адамович умер, а все произошло, как он сказал.
—На родине-то бываете?
—Редко.
—Когда в последний раз?
—Прошлой весной. Я обычно еду в Моск ву, а оттуда, чтобы не очень светиться на гра нице, в Минск. Но это наивно. Все равно все известно становится властям в тот же вечер.
—А кем вы себя здесь ощущаете? Каков ваш внутренний, по самоощущению, статус?
—Есть много видов изгнанничества. Когда я приехал в Прагу, Олег Осетинский в «Известиях» написал, что я просил и полу чил в Чехии политическое убежище. Это заяв ление меня напугало. В Минске спят и видят, чтобы я стал невозвращенцем. Не дождутся. Это моя, если хотите, политическая пози
173
ция — не хочу нигде просить убежища. Я ощу щаю себя здесь человеком, который уехал, но надеется вернуться.
—Надежда реальна?
—Была у меня уже попытка — после Фин ляндии. Я приехал в Минск: И в тот же вечер получил мощный информационный удар. По телевидению, в газетах объясняли, что я лите ратурный полицай, предатель своего народа, враг России, который требует возврата Бело руссии многих российских областей — Рязан ской, Смоленской, а еще от Литвы — Вильню са, а еще от Польши — Белостоцкого края...
—Да вы империалист...
—Хотя у меня не было и быть не могло да же кулуарных высказываний на сей счет...
Катаке подключились мои коллеги-литерато ры. В том числе из России. Например, Вален тин Распутин. С ним мы когда-то общались, а теперь он коммунопатриот... Мои фронто вые друзья, однополчане, пять человек, напе чатали в газете заметку «С Быковым в разведку больше не пойдем». Оставалось только ждать всенародной просьбы к президенту посадить Быкова. И тогда мои немецкие друзья предло жили срочно уехать в Германию. Так что в Минске я прожил тогда всего две недели...
—И больше не повторите попытку?
—Знаете, я — как старый еврей: загады ваю только до субботы. А когда нарушаю соб
174
ственное правило и все-таки загадываю, все летит в тартарары. Я хочу перезимовать
вПраге, а там посмотрим. Да Боже ж ты мой,
очем можно судить наперед? Я старый чело век, мне 79-й год, в долгожители я не мечу, здоровье неважное, почти все друзья ушли. Единственное желание — умереть в собствен ном доме, в своей постели. Но пока такая пер спектива не просматривается.
—Ас кем общаетесь из западных интел лектуалов?
—Круг общения узкий. Очень узкий. Для меня это было огромным разочарованием. Я понял: то, о чем когда-то говорили дисси денты и чему я слабо верил, — горькая правда. Мы, инакомыслящие с Востока, представляем интерес для западных интеллектуалов-демо кратов только до тех пор, пока обитаем там. Как только мы сваливаемся им на голову, они теряют к нам всякий интерес.
—Создается впечатление, что вы совсем одиноки.
—Да. Но я привык к одиночеству. По при роде своей я индивидуалист. И писательство к тому же подталкивает: профессия требует отъединенности. Да и то сказать: в такие-то годы я продолжаю работать. Написал две по вести. Хотя каждый раз обещаю сам себе: все, хватит, больше не буду писать. Бессмысленное занятие. Денег не дает. Хорошо хоть печатают.
175
—В Белоруссии?
—Ну, вот из Минска вчера звонили, сказа ли, что маленькая книжка скоро выходит. Но
восновном печатаюсь в России.
—Хотим мы того или нет, Василь Влади мирович, но процесс объединения России и Бе
лоруссии...
—Поглощения.
—... скорее всего, неостановим. И есть ос нования предполагать, что завершится он к середине второго путинского срока. Но объе динение...
— Поглощение.
—... дело обоюдное. Не только Россия при соединит Белоруссию, но и Белоруссия вольет ся в Россию. Что привнесет она в российскую жизнь? Прежде всего политическую.
— Я давно уже наблюдаю, со второй поло вины 90-х, что Белоруссия во многих отноше ниях является политической лабораторией России. Некоторые ваши будущие начинания обкатываются в Минске. Особенно преуспели в этом коммунисты. По большому счету, в слу чае интеграции Россия получит мощную инъ екцию — антидемократическую, диктатор скую, кагэбистскую. Вам, со всеми вашими сложностями и противоречиями, предложат чистый, дистиллированный продукт. Даже КГБ в Белоруссии никогда не переименовы вался. Да, собственно, инъекция эта уже
176
поступает. До всякой интеграции. И спец службы сотрудничают, и Дума ваша не выле зает из Минска, и администрации двух прези дентов давно уже переплелись.
—Да президенты друг друга терпеть не могут и уже не в состоянии скрывать это от
публики.
—Ничего, стерпится — слюбится. Руко водство Белоруссии в свое время предлагало судить Ельцина за развал Союза. Дружбе по литической это не помешало.
—Скорее уж Путин задушит Лукашенко в своих объятиях...
—Не задушит. Незачем.
—А экономика Белоруссии — она после этого не встанет на ноги?
—Я человек культуры, мне, в конце кон цов, наплевать на экономику, которая в им перских условиях никогда не развивается. Никогда. Но мне жалко культуры. И россий ской. И белорусской, моей культуры. И мне жалко европейской культуры, старенькой, дряхлой, но все-таки хорошей культуры, кото
рая не выдержит натиска глобализации. И сдастся на милость масскульта.
Быков прощается. Перед самым его ухо
дом вновь вспоминаем о том, что завершает
ся эпоха Гавела. Быков тяжело вздыхает.
В этом вздохе — и сожаление о том, что ро
мантическое время «бархатной» революции
177
завершается. И доля зависти к чехам, кото
рые нашли крупного лидера для своей ма
ленькой страны. Не допустили возврата про
шлого. И сумели вписаться в новый поворот
европейской истории в качестве самостоя
тельной государственной «единицы».
Прага—Москва, 4 февраля
Цветной телевизор и логика серости
Вчера вышел последний выпуск програм мы Леонида Парфенова «Намедни». Поне дельничный номер «Известий» подписывает ся раньше, чем «Намедни» выходят в эфир. Поэтому — речь не о самой программе. И да же не об очередных потрясениях на НТВ. Хотя в коридорах телекомпании говорят об отказе Татьяны Митковой занять пост заместителя гендиректора по информационному вещанию и о ее намерении повторить демарш Парфе нова. То есть уйти в долгосрочный отпуск с ту манными перспективами возвращения. Что будет означать настоящую творческую ката строфу для канала.
Речь — о той логике выстраивания властных вертикалей, которая в конечном счете к этим потрясениям привела. Не могла не привести.
Дефицит по-настоящему масштабных кад ров и ставка на аккуратное большинство —
178
болезненная примета нашего времени. Новые заметные фигуры на политическом и государ ственно-экономическом горизонте — ред кость. Ну Дмитрий Козак. Ну Сергей Иванов. Ну, допустим, Герман Греф. На всякий случай ставим многоточие. Большинство же ключе вых игроков на этом поле сформированы и выдвинуты предшествующей эпохой. А но вой — в лучшем случае не задвинуты.
Яркий пример новой серости (в том смысле, что серость тут ярко высвечена лучами софи тов) — партийное «Единство». Недаром в пред дверии очередной избирательной кампании в партию власти спешно рекрутируют всяче ских актеров, телеведущих и режиссеров, а также ведут тайные переговоры с раскручен ными политиками из других станов. (Ходят упорные слухи о скором вступлении в ряды «Единства» Дмитрия Рогозина с перспектива ми спикерства в будущем составе Думы.)
Но если бы дело ограничивалось парламен том... Тут хоть некоторое оправдание имелось бы. Благодаря голосовательной машине про ведены ключевые реформаторские законы; иг ра стоила свеч; издержки ниже результата. Но Думой все не ограничивается. В нынешнем кадровом вакууме на ключевых экономиче ских и политических постах то и дело появля ются безликие люди. Люди, которых не знает профессиональная среда и с которыми не счи
179