Arkhangelskiy_A_Gumanitarnaya_politika_M_2006

щества и одновременным усилением профес­ сиональной составляющей. То есть неуклонно двигаться в сторону профессиональной ар­ мии. И есть столь же необратимая, железная необходимость притормаживать процесс, считаться с символическими датами и ожида­ ниями той косной среды, без поддержки кото­ рой либеральные перемены в нашей армии невозможны.

Я имею в виду ветеранов и пенсионеров. Они сейчас с трепетом ждут вовсе не перемен, а начала сталинградского юбилея. Это пред­ последний «информационный повод», воз­ можность заставить молодеющую страну погрузиться в мир уходящего военного поко­ ления, разделить его ценности и иллюзии. Хо­ тя бы на словах.

Последний будет в 2005-м, но в силу понят­ ных демографических причин эта дата вызовет еще меньший отклик у молодежи, а после это­ го Великая Отечественная война окончательно перейдет в разряд грандиозных исторических преданий, о которых люди помнят, но которые лишены для них актуальности. Как «гроза 12 года». Как Полтава. Как Поле Куликово.

Уже летят петиции по всем кремлевским адресам: верните городу Волгограду его ис­ конное историческое имя; понятно, что под «исконным» имеется в виду вовсе не Цари­ цын, а Сталинград. Пойти им навстречу нель­

130

зя; отказать невозможно. Повторю еще и еще раз: главный политический ресурс президен­ та, единственная его надежда на проведение эффективных экономических реформ — рей­ тинг популярности как раз у «антиреформаторских» слоев населения.

И вот подворачивается идея с красной звездой. Ход опробованный, отработанный. Как с тем же гимном. Интеллигенция возму­ тится, помитингует, поворчит. Ее никто не услышит. Она и успокоится. А решение будет уже принято. И утешит убогих.

Как, собственно, к этому относиться? Можно — романтически. Напоминая о жут­ коватой истории этого знака, о его коммуноидальной природе. В ответ мы услышим, что не все однозначно, что есть и другая сто­ рона пятиконечной медали. Та же победа над фашизмом неразрывно связана с симво­ лом красной звезды... Можно — прагматиче­ ски. По принципу: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Если за реально необхо­ димую реформу отечественной армии нужно заплатить ничтожно малую цену, глупо сопротивляться, упрямствовать. Отдайте ке­ сарю кесарево, пенсионеру пенсионерово, ветерану ветераново. И неостановимо дви­ гайтесь вперед.

Но где гарантии, что звезда, будь она три­ жды неладна, — это цена вопроса, а не сам

131

вопрос? Если вы уверены, что политическая энергия, как то уже не раз бывало, не уйдет на подготовку дымовой завесы, за которой ничего не окажется, никаких реформ, ника­ ких действий, — что ж, действуйте. Сожмем зубы и стерпим. Если же нет... Но на нет и су­ да нет.

2 декабря

Фашизм крепчал

Когда заходит речь о современном фашиз­ ме, все по инерции кивают на маргиналов. На подонков общества. Которые нацелены на «низовую» борьбу видов — мелкие лавочники против мелких лавочников, русские лабазни­ ки против кавказских торгашей. Отечествен­ ные фашисты предстают сейчас в образе недо­ рослей-скинхедов, футбольных фанатов, немногочисленных бритоголовых, совсем уже редкоземельных национал-большевиков и по­ лубезумного вождя этой экзотической партии Эдуарда Савенко, по кличке Лимонов.

Благонамеренный читатель газет и зри­ тель ТВ ужасается, трепещет, но волей-нево­ лей утешается: это творится где-то там, на темных улицах, у детей подземелья; быдловатые армяне наезжают на быдловатых русских, те их немножко рэжут; авось меня пронесет. Да не пронесет, вот в чем беда.

132

Кого бояться?

Главное происходит не внизу. А где же, на­ верху, что ли? Есть такое мнение. Чаще всех высказывает его Владимир Познер. Будучи че­ ловеком убежденным, ангажированным (в хо­ рошем смысле) и последовательным, в своей программе «Времена» он систематически демонстрирует публике то краснодарского ксенофоба Ткачева, то московского жидобора Миронова, который занялся партийным строительством... Это уже посерьезнее, чем подростки в черном с металлическими прута­ ми в исколотых наркотических руках; это не быт, это, братцы вы мои, политика.

Здесь на случайность, маргиналитет и спонтанный выплеск социальной агрессии ничего не спишешь.

А некоторые (о ужас! правда, не публично) показывают пальцем в потолок. Дескать, там, в кремлевских небесах, таится главная беда. Слишком многие чекисты в глубине души со­ чувствуют ткачевским выплескам и миронов­ ским выкрикам; слишком очевидно делают ставку на этих самых мелких лавочников как на главную опору своего режима.

Все так, все правда. Скинхеды все чаще устраивают показательные кровопускания на московских рынках, с фанатами лучше вообще не пересекаться, чекисты недаром используют сленговое выражение «все пучком» — образ

133

«пучка», «связки» лежит в этимологической ос­ нове слова «фашизм». Национальная политика губернатора Ткачева опасна, Миронов ничем не лучше генерала Макашова, который собирался писать в еврейские окна. Но ведь ничем и не ху­ же. Спор о том, где прячется главная угроза но­ вого фашизма, где таится зло, в нижних или верхних слоях политической атмосферы, напо­ минает мне очередную бессмертную фразу Вик­ тора Степаныча Черномырдина. Сказанную о конфликте нижней и верхней палат парламен­ та. «Вот многие говорят, где лучше, сверху или снизу. По мне, так снизу оно даже спокойнее».

Приходится признать: главная угроза — не в ощерившихся маргиналах, не в зажравших­ ся фанатах, не в обнаглевших партийцах. И даже не в скучных чекистах. Она — в том самом благонамеренном, обычном, внешне мирном, спокойном, работящем и обыденном слое, который в нормальном обществе служит опорой буржуазной стабильности, а в нашем, больном и усталом, вполне может стать заква­ ской ядовитого теста.

Выйдите за пределы охраняемых офисов, пообщайтесь с таксистами, продавцами, мас­ терами сервиса, ремонтерами, маклерами, чи­ новниками средней руки, военными, консьер­ жами, мастерами на хороших заводах, редко — учителями, чаще — университетски­ ми преподавателями, еще чаще — мелкими

134

клерками крупных бизнес-структур. И вы уло­ вите один и тот же мотив, который на разные лады повторяется людьми разных поколений, разных жизненных ориентаций, разных уров­ ней дохода, разных бытовых укладов. Этот мо­ тив: вокруг незримые враги; демократия защи­ тить не может; силе способна противостоять только сила; их ненависть к нам должна быть уравновешена нашей ненавистью к ним.

Причем роль его, роль настоящего врага — вопреки устарелому Макашову, он же Миро­ нов, он же Ткачев и батька Кондрат, —давно уже отобрана у братьев-еврейцев. Нет в России массового антисемитизма, что бы нам ни твер­ дили авторы газеты «Завтра» и их пламенные враги — публицисты-шестидесятники. Болезнь наша носит другое название, стало быть, и ле­ карство следует искать другое. Имя этой болез­ ни — ксенофобия; в разные эпохи она прини­ мает разные обличья, направляется на разные объекты. То под руку и впрямь попадутся ев­ реи. То — свой, русский, сосед, просто прибыв­ ший из соседней обдасти, а потому—чужак.

Ныне главными врагами нации стали «черные».

Прислушайтесь к ропоту толпы. Попробуй­ те различить ее невнятное бормотанье. И то­ гда вы уловите вполне четкое, вполне одно­ значное, по-своему логичное и очень жесткое противопоставление. Они — и мы. Они нам

135

бандита Закаева — мы им героя Буданова. Они нам террориста Бараева — мы им рядово­ го Иванова, который придет на зачистку во всеоружии и покажет им кузькину мать. Все, что выходит за рамки этой примитивной логи­ ки, отторгается напрочь. Или преобразуется, приспосабливается к нуждам среднего уровня.

Так произошло со сложными, путаными фильмами Алексея Балабанова.

Ну что, «Брат»? «Война», брат

В «Брате» Балабанов впервые зафиксиро­ вал появление молодого героя, который ли­ шен четких нравственных представлений. За­ то в избытке наделен жаждой справедливости.

Чем-то бодровский типаж похож на молодого немца после Веймарской республики до прихода нацистов. Данила аккуратен, работящ, душевно чист, не обременен чрезмерным интеллектом и не знает, как применить себя в мирной жизни, как какой-нибудь Ганс или Фриц, которых спустя несколько лет Гитлер увлечет перспективой на- ционал-социального обустройства Германии. Именно они станут его опорой, его пушечным мясом, его орудием и его жертвой. Именно что — потом. Так и Данила. Кто предложит ему Большую Идею, кто ответит на мучительный во­ прос «в чем сила, брат?», тот и распорядится ко­ гда-нибудь его молодой мощью.

Потом. Не сейчас. Но очень скоро.

13б

В фильме «Война» Балабанов сделал сле­ дующий шаг в заданном направлении. Его но­ вый герой смел, субъективно честен, добр и силен, как Данила. Но в конце концов пре­ дан всеми — и своими, и чужими. Англичани­ ном, увлекающим его на вызволение невесты (Ингеборга Дапкунайте) из чеченского плена.

Ичеченцем, полубоевиком, полупастухом, дающим ложные показания. И родным рос­ сийским государством, которое герой Балаба­ нова защищает от этих самых чеченцев и ко­ торое отправляет его в кутузку.

Он молод, он нуждается в наставнике, ко­ торый даст ему формулу смысла жизни (опять— «в чем сила, брат?»). В том, кто предложит нравственный пример. Но мужест­ венный пленник-лейтенант в исполнении все того же Бодрова, на которого юный герой го­ тов равняться, — сам предан государством, сам брошен на произвол судьбы.

Ужас той ситуации, о которой говорит со своим зрителем Балабанов, — в том, что смысл

усовременной жизни появляется только на грани смерти. А единство со страной и ар­ мией возможно лишь в катастрофических об­ стоятельствах — когда беглецы, окруженные чеченами, вызывают на помощь нашу авиа­ цию. .. Как только война окончена — забудьте.

Ио единстве, и о взаимопомощи, и о соли­ дарности, и о смысле, и об армии, и о государ­

137

стве. Сидите себе в тюрьме. Пока не придет ка­ кой-нибудь вождь, который предложит вам все это: смысл, государство, солидарность...

Такие вот сложные конструкции. Все про­ ходит по грани — между пацифизмом и мили­ таризмом, между культом силы и апофеозом слабости. Балабановские фильмы — о пред­ чувствии завтрашней беды, которая подготов­ лена днем сегодняшним. Между тем в его фильмы вчитали, вдумали очень простое, поч­ ти примитивное содержание. Многие, слиш­ ком многие зрители увидели в них проповедь фашизоидных настроений, опознали античеченскую пропаганду и различили военизиро­ ванное, маршеобразное звучание. И в этом ка­ честве — приняли, признали, подняли на щит.

И вот тут самое время для следующего по­ ворота смыслового сюжета. А именно: слу­ чайно ли общая тяга к примитивной просто­ те, однозначности, четкости совпала с резким ростом массовой неприязни к образованному сословию, которая в нынешнем году оберну­ лась бесконечной чередой избиений извест­ ных московских и питерских интеллигентов?

В очках и ишяпе

«Известия» недавно написали об этом. В на­ чале года в Петербурге избивают до смерти пре­ старелого академика Глебова. Нападают на ре­ жиссера Алексея Германа. В Москве убивают

138

директора института психологии, избивают де­ кана истфака... Напали на киноведа Нею Зор­ кую*. Печальный список я могу продолжить, ос­ танавливаюсь лишь из экономии места. Тем не менее системность происходящего очевидна.

Вчем она? В том, что жертвами хулиганов

имелких грабителей оказываются люди при­ близительно одного социального типа, сопо­ ставимого уровня достатка, близких поколе­ ний. Зачем нападать на университетского профессора, ученого, критика? Не затем же, чтобы ограбить, в самом деле. Много с них не возьмешь. Нет, тут, кажется, дело в ином. Их потертые портфели — не более чем внешний повод для выплеска подсознательной агрес­ сии. Как чернявость кавказца-торгаша и его крючковатый нос. Маргиналы никогда не действуют сами по себе; они тупы и неориги­ нальны. Зато чутки, как антенны, улавливаю­ щие общее умонастроение. И если они сего­ дня с одинаковым остервенением бросаются на рыночных кавказцев и российских интел­ лигентов, значит, нечто общее между теми

идругими обыватель находит.

* Это было написано в 2002 году. С тех пор по той же чудовищной схеме, примерно в том же районе Москвы, было совершено еще несколько нападений на ученых. Боюсь, в этом же страшном ряду — внезапная смерть выдающегося филолога Александра Чудакова в октябре 2005 года: то ли удар виском при падении, то ли — скорее — падение в результате удара в висок.

139