Arkhangelskiy_A_Gumanitarnaya_politika_M_2006

прокуратура возбудилась до состояния уго­ ловного дела. Сорокина обвиняют в распро­ странении порнографии. Второго суд должен был обвинить или оправдать по делу о неза­ конном хранении оружия — но в очередной раз отложил рассмотрение. Оба сюжета со­ провождались мощным пиаром, освещались телевидением и газетами, оба по инерции вы­ страивались в один ряд. А зря.

Литератор Сорокин может нравиться, мо­ жет навевать скуку, а может вызывать присту­ пы тошноты; ничего от этого не меняется. Он остается профессиональным продавцом слов. И уголовное преследование против него не­ возможно. Потому, во-первых, что слова эти никак нельзя назвать порнографическими. Хотя вполне можно назвать их богомерзки­ ми — но эти вопросы находятся в юрисдик­ ции Страшного суда, а не в ведении москов­ ской прокуратуры.

Во-вторых, настоящее порно валяется на каждом уличном прилавке, хоть в книжном виде, хоть в кассетном. И никакой прокурор на него не реагирует. Очевидно, помня про малютку Скуратова.

В-третьих, если повнимательнее разо­ браться с законодательством, то оно запреща­ ет лишь незаконное распространение порно­ графии; так что, если вы впишете в устав своего ЗАО или ООО пункт о продаже продук­

8о

ции порнографического содержания, ни один целомудренный милиционер не сможет раз­ вести вас на деньги.

Литератор Лимонов также может нравить­ ся — людям не очень строгих вкусов. У цени­ телей изящной словесности он может пробуж­ дать желание швырнуть графоманский лепет

вкорзину, как это делает в своей книжной те­ лепрограмме «Графоман» Александр Шата­ лов. А может просто вызывать усмешку. Так, по преданию, Юз Алешковский в ответ на гор­ деливое восклицание Лимонова: «Я русский писатель!» — язвительно возразил: «Какой ты русский? Ты цитрусский». Главное, что тут случай принципиальный. Нелитературный.

Между тем на лимоновские слушания слетелась голодная (а может быть, и сытая) литературная стая. Национал-большевика поддерживал национал-бестселлер Александр Проханов, которого в принципе тоже могут привлечь за разжигание межнациональной розни, но пока лишь награждают. И все, от Проханова до Виктора Ерофеева, объясняли доверчивым журналистам: оно конечно, Ли­ монова взяли в доме, который превратился

всклад оружия. Но Эдуард — писатель, нату­ ра тонкая, ранимая. Он не всегда различает, где реальность, а где игра. Ему надо собирать жизненный материал, а власть у нас жесто­ кая, не делает различия между обычными

81

людьми и литературными... Вот опять же и Сорокин... Журналисты верили и охотно пересказывали эти бредни своим зрителям.

Но Сорокин, прошу прощения, не является лидером политической организации. А Лимо­ нов — является. Если завтра у Сорокина паче чаяния свинтят номера из-за отсутствия тех­ осмотра, кому придет в голову оправдывать его тем, что он книжки пишет? Такая же глу­ пость — делать какие-то скидки политику Ли­ монову за то, что в свободное от политиче­ ской борьбы время он составляет слова из букв, а предложения — из слов.

Он не виновен? Следовательно, должен быть оправдан. Как всякий гражданин. Он ви­ новат? Значит, должен быть осужден. На об­ щих основаниях.

Впрочем, ничего нового мы не наблюдаем. Привычка наделять литераторов, журнали­ стов, вообще «творцов» особыми граждански­ ми полномочиями — давняя, заложенная еще романтиками, а затем многократно опошлен­ ная. Помнится, несколько лет назад вся куль­ турная, телевизионная и газетная обществен­ ность была страшно возмущена арестом стихотворицы Алины Витухновской. Не по об­ винению в литературных грехах, а по подоз­ рению в продаже наркотиков. На защиту юной девы встал активно стареющий ПЕНцентр. Доводы были те же, что и в нынешнем

82

случае с Лимоновым: Витухновская — поэт, следовательно, наркотики может лишь упот­ реблять, распространять же ни-ни; руки прочь от нашей Алины.

Еще раз: если бы литературная обществен­ ность просто обороняла гражданские права Витухновской и требовала от милиции реаль­ ных доказательств ее вины — я был бы «за» обеими руками. Но вопрос тогда, как и сей­ час, ставился принципиально иначе. Она пи­ сатель. Из чего следует, что права перед зако­ ном по определению.

Но ничего из этого не следует. Кроме при­ ятного права получать роялти с проданного тиража.

15 июля

СРАСХОДОМ СВЕСТЬ ПРИХОД

Вконце минувшей недели я наконец-то со­ брался с духом и сделал то, что весь учебный год откладывал. А именно — получил зарпла­ ту в бухгалтерии Московской государствен­ ной консерватории, где в свободное от газет­ ной барщины время преподаю историю культуры. Получил — оптом, за период с сен­ тября 2001 по май 2002 года. Недели на две умеренной жизни хватит.

Мне лично грех жаловаться; не на эти до­

ходы я существую; не платили бы вовсе — все

83

равно продолжал бы читать лекции. Чтобы общаться с новым поколением. Чтобы думать не только о быстротекущей современности, но и о прошлом, которое не проходит. В конце концов, просто — чтобы не терять педагогиче­ скую форму. Мало ли как судьба повернется. Но речь не обо мне; речь о самой системе рос­ сийского высшего образования в частности — и о цене интеллектуального труда в целом.

Давайте попробуем откровенно сказать о том, что все знают, но о чем предпочитают стыдливо умалчивать. Кто сейчас может по­ зволить себе роскошь преподавания в отече­ ственном вузе? Тот, кто зарабатывает на хлеб в другом месте — и рассматривает вузовскую аудиторию как хобби. Тот, кто, грубо говоря, пилит деньги на входе, соучаствуя в экзамена­ ционной и репетиторской мафии. И тот, кого никуда больше не берут. Все. Остальные дав­ но уехали или переквалифицировались. Про­ фессуру третьей категории в рассмотрение не берем — равно как не обсуждаем стратегию поведения подвижников и праведников (они имеются везде, но для общей ситуации не ха­ рактерны). А вот о первых и вторых скажем.

Итак, первые. Хоббиты. От слова «хобби». Люди свободные, независимые, вольготные. Но заведомо лишенные возможности зани­ маться студентами всерьез. Отчитали лек­ цию, на вопросы ответили, задания разда­

84

ли — и до свидания. Их не сужу, затем, что к ним принадлежу. Но высшее образование нужно не только для умственной обработки и специальной доводки молодого ума; оно прежде всего дает вектор дальнейшего разви­ тия личности. Личность же формируется не учебниками, не общей суммой сведений, а преподавателями, которые должны плотно заниматься своими студентами. А занимают­ ся плотно своими делами.

Вторые. Репетилии. От слова «репетитор­ ство». Студентов обихаживают. Несут на себе основной груз университетских повинностей. Но глазки у некоторых бегают. За это их не любит Министерство образования. Оно бьет­ ся за единый выпускной экзамен, прозрачно намекая: университеты лишатся подпольного бизнеса на поступлении, потому и выступают против. Кто же будет платить профессуре по 50-100 долларов в час, если можно поступить без посредников? Минобраз прав; Минобраз не прав. Прав, поскольку конфликт интересов налицо; рынок при введении единого экзаме­ на и впрямь обвалится. Не прав, потому что вместе с рынком обвалится и сама система высшего образования. Из нее уйдут все, у кого есть ноги. Останутся те, кому нечего терять, кроме пенсионной книжки.

Прошу понять меня верно, я не оправды­ ваю взятки, прямые или косвенные, в виде за-

85

вишенных расценок на подготовку к экзаме­ нам; я всего лишь пытаюсь смотреть правде в глаза. Да, некоторых репетилий обуяла бес­ просветная жадность; да, они подчас валят — сами или через посредников — чужих абиту­ риентов, чтобы расчистить дорогу своим. Почеловечески, тем более по-христиански к ним можно и нужно предъявлять претензии. Но социальных претензий к ним нет и быть не может. Эти люди потратили лучшие годы жиз­ ни на профессиональную подготовку: 10 лет школы, 5 лет вуза, 3 года аспирантуры, еще 3 года докторантуры, в промежутках лет 6-7 полунищенского ассистентства. А в итоге им дали экзаменационный пистолет и сказа­ ли — крутись как хочешь.

Не они создали фундамент, на котором стоит российское высшее образование. Этот фундамент называется «кормление». Государ­ ство давно с себя сняло все моральные и мате­ риальные обязательства по отношению к про­ фессионалам, в чьих руках будущее страны. Взамен выдало им ярлык подношения и стыд­ ливо прикрыло глаза. Теперь оно решило вдруг прозреть. И ярлык отобрать. Очень хо­ рошо. Только почему-то оно забыло о глав­ ном, с чего следовало начинать зачистку уни­ верситетов. О системе обязательств, гарантий и финансовых вложений, которая должна вы­ теснить систему кормления.

86

Расчет (если он вообще есть) на то, что репетилии испугаются и сразу начнут жить че­ стно. Испугаться-то они испугаются. Но жить — не начнут. Потому что одни умрут с голоду, а другие прислушаются к инстинкту самосохранения и слиняют. Опять хотят как лучше. Продолжение известно. Впрочем, нам не привыкать стать.

22 июля

Эра Второго Нашествия

Все уважающие себя российские газеты — «Известия», разумеется, тоже — рассказыва­ ют в сегодняшнем номере о раменском фести­ вале молодых бездельников. Рассказывают подробно, репортажно, с интервью, мнения­ ми, цифрами — и правильно делают. Есть ин­ терес — есть информация.

Но ведь верно и обратное: есть информа­ ция — есть интерес. А если ее нет?

В самый разгар, в самый разгул фестиваля «Нашествие», 10 августа, пришло скромное сообщение о том, что в Риме в обстановке строжайшей секретности завершена рестав­ рация Туринской плащаницы. Сообщение на­ поминало, что решение о начале реставраци­ онных работ (заменена подкладка, убраны трещины, укреплена ткань) было принято на конференции в Турине осенью 2000-го, а в

87

следующий раз доступ к плащанице откроют на Пасху 2025-го. Двадцатилетним зрителям «Нашествия» будет тогда за сорок, а многие сорокалетние читатели сегодняшних газет

исмотрители нынешнего телевизора до этого момента просто не доживут. Хотя от всей ду­ ши желаем им многая лета.

Казалось бы, вот главная гуманитарная но­ вость минувших выходных, которая — с лю­ бой точки зрения — должна освещаться и об­ суждаться повсеместно; неважно, верит кто-то в реальность туринского чуда или нет. Не тут-то было. Возможно, я что-то пропус­ тил, но, видимо, лишь НТВ — и то в остаточной нарезке новостей — сообщило об отреставри­ рованной плащанице. Остальные каналы подачи актуальной информации предпочли в данном случае фигуру умолчания. А стату­ сом ключевого культурного события надели­ ли сами знаете что.

Все это крайне характерно и закономерно. Просвещенные социологи и высокодуховные публицисты слишком долго твердили миру, что идеологическая определенность, ясность этической позиции и требование ежеминут­ ного смыслового выбора — признаки тотали­ таризма, его родовые пятна. А в свободном, открытом, либеральном пространстве нет верха и низа, соответственно нет высокого

инизкого, первозначимого и второстепенно­

88

го, качественного и посредственного. А есть всеобщее равенство вещей, знаков и уровней, вселенская смазь смыслов.

Они так долго, а главное — так убежденно бубнили это, что мир поверил. И не заметил, как чудовищным образом обманулся. Потому что на самом деле изменилась только оптика, способ человеческого восприятия окружаю­ щей реальности. Сама реальность, о которой рассказывают газеты и которую показывает телевидение, осталась прежней. В ней, в этой реальности, по-прежнему имеется верх и низ, первостепенное и второстепенное, сакраль­ ное и профанное. Более того, есть все это и

в«картинке», в том образе реальности, кото­ рый ежедневно создают СМИ. Просто над со­ временным информационным пространством разлита ночь идеологий, а в темноте предме­ ты охотно меняются местами. То, что на са­ мом деле обладает серьезным значением, дав­ но уже оттеснено на задний план, понижено

взвании, разжаловано в маргиналитет. То,

чему место на задворках, в полуподвале, в подверсте, вылезло наружу. И развалилось на месте святе.

Философские бредни о безразличии пост­ индустриального общества к любым оценкам и предпочтениям, об информационном ра­ венстве и братстве глобализма — по-своему довольно опасны. Как всякая ложь. Выбор все

89