Заславский (2)

слова! Полет человека ныне выше птичьего. «Птичья точка зрения» на высоте лочти трех километров имеет свои особенности. Она дает возможность охватить невооруженным глазом Стену на большом протяжении, в* перспективе десятков километров, дает ее общую картину.

Стена тянется непрерывной лентой, светлой на темном фоне гор, то по их склонам, то по их гребню. Она либо вся на виду, временами прямая, временами извилистая; либо пропадает за крутыми отрогами и снова появляет-

ся, уходя	все дальше я дальше, растворяясь	постепенна
в тумане	горной дали.
Мы знаем, что так тянется она по прямой		линии" на

полторы тысячи километров, а со всеми своими зигзагами и серпантинами — почти на четыре тысячи километров. Мы знаем, что Стена имеет у основания шесть метров, а в высоту — десять и что это —самое грандиозное сооружение мировой древности, оставившее за собой и пирамиды Египта и каменную кладку с акведуками на дорогах античного Рима. Мы это знаем, но это нелегко уложить в своем воображении. В больших числах есть своя'поэзия и даже фантастика. Точно так же, не побывав в Китае, трудно воображением постичь волнующую картину — представить себе все население великой стра« ны —больше 600 миллионов китайцев. Это не просто внушительное число. Это новый вид социальной энергии.

С «птичьей точки зрения» Великая китайская стена кажется такой, какой она была две с лишком тысячи лет назад. Кажется, что и сейчас по ней, как по широко-

му проспекту, могут пройти многочисленные армии с обозами и с тяжелыми орудиями каменобитной артиллерии. Следы разрушений сверху неразличимы. Тем ;больше поражает ее архитектурно-инженерное "совершенство. Кар-

тина строительства должна была 'быть подлинно фантастичной. Миллионы китайцев трудились здесь в горах

под руководством искусных инженеров. Конечно, они трудились» под кнутом рабовладельцев. Конечно, не благосостояние народа было целью грандиозного строительства, а укрепление феодальной власти монархии и богачей. Но все же одна из Древнейших культур открывается перед нашими изумленными глазами.

Вся Европа еще была погружена в глубокий мрак дикости, солнце цивилизации еще не всходило над Западом,

151

когда здесь, на Востоке, талантливые и ученые люди на основании математических расчетов чертили сложные проекты, заготовляли миллионы кубометров тесаного камня, строили подсобные здания, налаживали транспорт, прокладывали пути в неприступных горах, создавали сложнейшее снабженческое хозяйство.

Стена не единственный памятник древней китайской строительной культуры. Чего стоят старинные гидротех- н^ческие сооружения на великих китайских реках!

Строили Стену не так уже долго — десятки лет, а выстроили с колоссальным запасом прочности, на века, на тысячелетия. С большой высоты Стена кажется нетронутой, целехонькой, и хотя', как известно, она во многих местах изрядно попорчена, но простоит еще много-много лет как величественный памятник древнейшей цивилизации. И это первое, непосредственное впечатление от Китая, еще в преддверии его, еще на пороге, говорит о многовековом опыте народа, о великой его мудрости, о выдающихся способностях.

Китайские самолеты ныне перелетают через Стегну. Железная дорога проложила себе путь сквозь нее. Новая, социалистическая жизнь возникает не на голом месте. Богатейшее культурное наследство —это и помощь новому поколению, это и нагрузка старины, которую надо преодолевать,

В Китае есть и другие памятники старины — их больше, чем где-либо в других местах. Много древних хра-

мов, похожих на причудливые игрушки. Все они моложе Стены. Они тоже говорят о старинной культуре, об огром-

ном строительном и художественном опыте, но они говорят и о старинных религиозных верованиях, о суевериях и невежественных предрассудках, о мистическом тумане, владевшем умами и враждебном разуму. Они были всегда бесполезны, если не считать общественной пользой то, что они служили эстетическим'запросам народа и воспи-

тывали в нем художественный вкус.

В Стене нет ничего божественного. Религиозная Мистика чужда ей. Это один из величайших в мире памятников Разуму, никак не затемненный религиозными предрассудками. Это титанический памятник Науке и Про-

грессу.

Великая китайская Стена потеряла овой реальный

152

исторический смысл как оборонительное крепостное сооружение Она приобрела в Европе символический смысл как государственное средство самоизоляции страны, как средство консервации древней культуры

Укрывшийся за своей Великой Стеной Китай феодального средневековья казался европейцам очевидным отрицанием исторического развития Гегель отказал китайской нации в праве на участие в развитии исторического духа Идеалистическая схема объявила китайцев внеисторическим народом, живым обломком истории, неспособным к самостоятельному движению Европейские и американские колонизаторы применяли эту идею в политике, не заглядывая в «Философию истории». Апологеты фео-

дализма в Европе восхваляли Китайскую Стену как отвлеченный образ исторической неподвижности. Своеобразие китайской старины было возведено в абсолютный и вечный закон Китая.

Однако как раз историческая судьба Стень! свидетельствовала о тщетности всяких искусственных попыток заградить путь историческому развитию. Толстейшие крепостные стены не могли охранить Китай от вторженця завоевателей Слабы были не стены огромной толщины: слаб был внутренний строй И главная опасность для китайского народа пришла не с севера, не от гор, а с запада, со стороны океана. С громом орудий капиталистическая буржуазия вошла на кораблях в устья полноводных китайских рек «Внеисторический Китай» стал ареной значительнейших исторических событий.

Идеалистическая схема показала свою вздорность. За

Великой китайской Стеной никогда не прекращалось социальное, классовое движение Пусть и замедленными темпами, развивалась жизнь. Правящим классам удавалось на долгий срок закупорить Китай словно в консервной банке, но никогда не удавалось герметически запаять эту «банку» Новые общественные формы зарождались с трудом, разложение старых общественных формаций шло непрерывно. Ни одно государство не пережило «только внутренних потрясений, в том числе мощных крестьянских войн, как китайское За сменой династий скрывалась борьба крестьян против нестерпимого феодального гнета, против деспотизма, продажности, хищничества чиновников и феодалов

153

Чем продолжительнее было сопротивление рабовла- дельчески-феодального строя новым требованиям жизни, тем сильнее должны были быть взрывы народного возмущения. Их гигантская социальная энергия рассеивалась, пока не было того класса, который мог бы объединить народные движения, направить в единое русло бесчисленные потоки недовольства и протеста, дать всенародному движению передовую программуи теорию, создать мощную организацию. Таким классом явился пролетариат. Таким вождем народных масс явиласькоммунистическая партия. И когда это совершилось, изъеденный, насквозь, разложившийся, ^прошивший, старый строй распался под ударами революции, к величайшему удивлению всех тех, кто уверовал в «неподвижность» и «внеисторичность» Китая.

Маркс пророчески предвидел этот исторический момент. Он предсказал мировое значение китайской революции. Примерно сто лет назад он писал, что она окажет огромное влияние на судьбу народов Европы. Он открывал на это глаза американским читателям в большой американской газете, и теперь можно было бы сказать, что новый, революционный и социалистический Китай окажет огромное влияние на судьбу народов Америки

Великая китайская Стена рухиула. Свободные ветры коммунистической культуры веют с севера. На обратном пути из Китая наш поезд «Пекин — Москва» прошел че-

рез пролом <в Стене. Это поезд великой дружбы китайского и советского народов.

Долго держалось, да еще и теперь держится, представление, будто Великая китайская Стена и IB буквальном и. в переносном, символическом смысле рождала в китайском народе чувство вражды к иностранцам.Вряд

ли это верно. Скорее она могла рождать лишь чувство отчужденности. Наверно, китайцы были равнодушнык иностранцам, пока не знали вдс. Первый русский человек, Федор Байков, попавший в качестве посланникав Китай в XVII веке, жаловался на враждебное отношение к нему со стороны сановников и чиновников, а народ был приветлив и относился к чужестранцу радушно.

Именно тогда, когда китайцы узнали иностранцев-за- хватчиков, родилась и ненависть к ним, оформился ранний китайский национализм Он стал огромной силой, ко-

154

гда иностранцы-захватчики оказались столь же рьяными охранителями старого, феодального строя, как л отечественные угнетатели. Все^антиеомещичьи движения окрашиваются в яркую националистическую краску. Лозунг освобождения Китая становится и лозунгом изгнания иностранцев. Они «дьяволы» для китайскогокрестьянина.

Со времени Октябрьской социалистической революции меняется прежнее общее отношение к иностранцам. Мы, советские люди, не «иностранцы» для китайского народа. Нас называют «старший советский брат». Нас встречают с горячей и ласковой любовью, и это чувство дружбы охватывает нас, когда, перелетев через Великую китайскую Стену, мы попадаем на пекинском аэродроме в объятия наших китайских Друзей.

Нет стены между советским и китайским народами. Мы вместе живем в одном новом мире.

Стены —это внешнее выражение феодализма. В Европе стены разрушала буржуазия. Падение стен Бастилии знаменовало победу буржуазной революции.

В Китае буржуазия вместе с интервентами охраняла стены. Весь старый Пекин в стенах, внешних и внутренних. Это город правильно расчерченных прямоугольных кварталов. Если взглянуть на него сверху, то это коробки и коробочки, вложенные друг в друга. Самая большая коробка внутри Пекина — огромный квадрат императорского дворца. Его стены —лабиринт. Посреди каждой коробки — павильон с деревянными стенами — чудом худо-

жественной резьбы. В самой		маленькой коробке — не-
большая личная жилплощадь		императора. Пробраться
к нему через,десятки	стен дворов, ворот могли лишь не-
многие смертные. Иностранные послы допускались			лишь
в ближние дворы .и дворцы. Для народа весь этот			город-
дворец был «запретным» местом.
Когда >в Пекине	отстроился особый посольский квар-
тал, то и он оградил	себя каменными стенами и колючей
проволокой.

Ныне идет разрушениестен. Народная революция выполняет задачи, которые бессильна была выполнить китайская буржуазия, сама ограждавшая себя стенами от революционного народа.

155

В толстейшей стене, охватившей Пекин, делаются широкие проломы. Прежние ворота не в состоянии пропустить все более растущий 'бурный поток пешеходов, велосипедистов, педикебов, автомашин, грузовых телег на ослиной тяге. Новые дороги прорезывают бестолочь старых переулков, снося стены частных домов. Старый Пекин жил по общему правилу древнего Востока —спиной к улице, к людям, скрывая внутреннюю жизнь от постороннего глаза. Новый Пекин строит дома, обращенные окнами к улице.

Но как бы ни перестраивался старый Пекин, дворец, ставший музеем, стоит на пути реконструкции. Он ценный памятник старины. Правда, и его стены уже раскрылись в некоторых местах, и появились в нем новые жильцы: старые дворцовые павильоны превращены в обширные залы Народного собрания, в Национальную библиотеку и др. Все же бесконечная ограда, отхватившая в столице десятки квадратных километров, не дает возможности развернуть новое гигантское строительство.

Ж'изнь выходит за старые пределы Пекина. Вне его

стен подымаются десятки новых прекрасных	зданий.
Растет новый Пекин — широкий, , просторный,	с мно-

гоэтажными зданиями, с великолепными дорогами, весь в зеленя... Это прежде всего учебный город: университет, институты, школы, жилые здания для профессоров и для студентов. Китай спешит наверстать потерянное китайской буржуазией время. Она почти не строила новых учебных зданий, в особенности технических. Высшее образование было в значительной мере захвачено империалистами — английскими, американскими, французскими, японскими.

Им не нужна была китайская промышленность, китайская техническая наука. Они враждебно относились к китайским инженерам. На «благотворительные» фонды строились колледжи и институты для подготовки миссионеров, врачей, торговых агентов —той служилой китайской интеллигенции,которая нужна была империалистам для удушения Китая китайскими руками. Мы посетили институт, созданный на средства «фонда Рокфеллера» по образцу английских и американских колледжей. Сразу видно, что это были педагогические инкубаторы для сынков китайской компрадорской буржуазии. Не

156

большие уютные здаййя, скрывающиеся среди густой зелени, спортивные площадки, бассейны.

Китайская буржуазия отдавала своих детей на идей- но-политическое развращение в этих инкубаторах или посылала наследников за океан в американские и английские университеты. Для сыновей и дочерей китайских рабочих и крестьян эти иностранныетеплицы были столь же запретными, как и дворец императора.

Мы видели теперь в прекрасных-парках университета пролетарскую, демократическую молодежь. Но где же в этот былой аристократическийнаперсток вместить колоссальную волну народного подъема! Создаются сотни новых институтов, новых факультетов в многоэтажных зданиях, первыми зелеными ростками подымаются насаждения будущих обширных парков,и уже всюду, при каждом

факультете, три каждом институте, свои большие спортивные площадки.

На огромной площади развертывается новое городское строительство, и это только начало, только первые шаги в жизни нового Пекина, большого Пекина, у которого стены дворца-музея будут окраиной столицы.

Мы не нашли в новом Шанхае старых, знакомых нам стен Круглого города. Онипали вместе с падением сеттльмента. Это проклятое слово, пропитанное кровью,пропахшее гнилью гангстерского подполья, проституции, притонов грабежа, навсегда вычеркнуто из словаря живой китайской речи.

Сеттльмент —порождение колониального разбоя. Это суверенные гнезда империалистов на чужой,захваченной территории, поставившие себя вне законов страны, в которой они находятся.

Шанхайский сеттльмент был одним из старейших.и самым крупным. Англичане называли его «образцовым» сеттльментом и гордились его внешним благоустройством. Бесстыднейший грабеж китайского народа прикрыт был лоском англо-американской буржуазной «культуры». На красивейшем Банде, большой набережной, выстроились в струнку дворцы-банки, асфальтированные проспекты

прорезывали город прямыми геометрическими линиями. На широчайших просторах в зелени парков разместились

157

уютные Особняки-Виллы. Здесь выросли В холе поколений «шанхайлендеров», английских и американских собствен-

ников, смотревших на весь Китай, как на свою наследсгвенную вотчину.

Эти великолепные прямые улицы, превосходно освещенные, с оживленным автомобильным движением, с роскошными, сверкающими витринами, богатыми магазинами внезапно упирались <встены Круглого города — того древнего поселения, которое существовало здесь издревле и которое осталось неизменившимсячужеродным

телом среди сеттльментского великолепия. За стенами в невероятной скученности, тесноте и грязи, без света, без воды жило многочисленноекитайское население, .прежние хозяева этих мест, ныне среди своих стен словно заключенное в англо-американский концентрационный лагерь. Китайская буржуазия предпочитала жить в сеттльменте под покровительством иностранных законов. Жители Круглого города были бесправны и 'беспризорны. Факти-

ческие хозяева Шанхая не тратили ни одного цента на благоустройство, на оздоровление этого осколка старины.

Под напором Народно-освободительной армии коренные «шанхайлендеры» смывались из Шанхая с такой же быстротой, как и хлынувшие сюда после войны тучи американских гангстеров. Сеттльмент завершил свой вековой позорный путь. В самом многолюдном городе Китая, с высокоразвитой промышленностью теперь новые хозяева — коммунисты. Разрушение стен Круглого города, •входит составной частью в общий план реконструкции города. Подлинная культура впервые входит в путаницу кварталов и улиц. А рядом возникает новый Шанхайс сотнями новых рабочих жилищ.

А где стены некогда знаменитых «садов Хардуна»? Мы тщетно ищем их на улице, которая прежде называлась по-ашглийоки Бабблинг-уолл, а теперь является продолжением центральной Нанкин-лу. Это были стены сравнительно недавнего происхождения, стены нового, феодально-империалистического строя.

Эти стены, вдвое выше человеческого роста, охватывали огромный квартал,— глухие и слепые, словно тюрем-

ные стены, в которых была проделана лишь одна-щель

158

О «садах Хардуна» сложились легенды. Говорили об их чудесной красоте, скрытой от всех посторонних глаз. Говорили об огромном гареме старого богача, ревниво охраняющего своих жен. А всего 'больше говорили об этих садах как о притоне бандитов, как о руководящем центре контрабандистов, преимущественно торговцев опиумом.

Здесь стряпались реакционные заговоры, здесь находили убежище и приют убийцы-террористы.

Саосун, Хардун, Эзра —эти три семьи арабских вы-

ходцев, лотомственные пираты— были первыми завоевателями сеттльмента. Еще не столь давно из каждых трех

домов Шанхая одии принадлежал либо семейству Саосун, либо семейству Эзра. Они были собственниками значительной части территории сеттльмента, участниками в промышленных, торговых предприятиях, воротилами в судоходстве, во внешней торговле. Прадеды были просто ростовщиками, правнуки —директорами банков. Но основным источником несметного богатства было отравле- «ие китайского народа опиумом. Потомки Сассуна ныне заседают в английской палате лордов. Их интересами определяется в немалой мере китайская политикаанглийского правительства.

Наиболее разбойничий характер сохраняли коммерческие операции Хардуна. Ему подчинялись полиция сеттльмента, таможенная охрана, портовая администрация. Днем не было заметно движения вокруг «стен Хардуна». Ночью сюда из гавани мчались таинственные грузовики. Полицейские стыдливо отворачивались. Портовые чиновники созерцали небо и звезды. На распределительном пункте за молчаливыми стенами пышных садов разгружалась контрабанда. И тут же происходила кровавая расправа с ненадежными бандитами. Сюда уходили и начала и концы правительственных переворотов.

„Мы тщетно искали зловещие стены в новом Шанхае. Их нет. Они снесены волной народного гнева и демократической реконструкцией города. На месте садов деловито клюкЛ землю экскаваторы. Здесь теперь обширная территория выставки советской техники.

Страшное многовековое	бедствие китайского наро-
да — производство опиума	и одурманивание опиумом —

уничтожено народной властью.

Мы видели стены в китайскойдеревне. Они еще сохра-

15Q

Нились физически. Их социальное значение ликвидировано. Мы проходили узкими тропами между рвами, отделяющими одну крестьянскую усадьбу от другой. На серой глинистой равнине хижины были такими же серыми, сбитыми из глины. Все жалось здесь к земле, словно не смея поднять головы. А среди этой общей приниженности возвышались стены, ярко окрашенные, и над ними подымались крыши с характерными чертами китайской архитектуры. Это бывшая помещичья усадьба.

За наружными стенами —двор с хозяйственнымипостройками, с жильем для слуг и батраков. И снова стены— внутренние. Они ограждают от нескромных взоров дом самого помещика, флигель для вторых жен, наложниц. Помещик был из средних, 'поэтому у него было только два двора. У богатых усадьба строилась так же, как у императора в Пекине: коробочки,вложенные в коробки.

Стены остались, помещика нет. Он был сравнительно мирный помещик, не замешанный в гоминдановских зверствах. Поэтому его нетрудно найти. Он поселился тут же, неподалеку от бывшей своей усадьбы, за ее стенами. В кооператив его не приняли. Он собственными руками возделывает на отведенном ему участке ароматическую травку, которую кладут в чашки с.чаем. За стенами, во дворах, открытых для всех жителей, разместились правление кооператива, школа, мастерские. Помещик и его семья покорны, вежливы, уступчивы и вслух мечтают о том, чтобы их приняли в кооператив. А о чем они думают, глядя на стены своего прежнего жилища, кто знает? Сдер-

жанность и бесстрастие	на их лицах. Они понимают, что
за ними зорко следят	сотни глаз.

Такие усадьбы с неразрушенными стенами тысячами разбросаны по всему Китаю. Они в известной мере помогли разрешить трудный вопрос о размещении школьных зданий, которых почти не было <в деревнях старого

Китая. Новый Китай быстро идет по ПУТИ ликвидации неграмотности.

КУРТКИ И ХАЛАТЫ

Прихлебывая ароматический чай из тоненьких фарфоровых чашек, мы слушали в приемном зале Национальной библиотеки сообщение ее директора тов. Фына

160