Заславский (2)

они могли бы жить наряду с другими животными. Но в действительности положение крокодилов в Советской стране ужасное. Надо открыто сказать: для крокодилов

эта страна отвратительная.

Вообразите себе, дорогие соотечественники: нет ни одной реки, где крокодилы могли бы жить и свободно питаться неосторожными людьми. Если бы какой-ни- будь крокодил вздумал зарыться в тину где-нибудь в бодоте, его немедленно открыли бы, арестовали и по-

суадили в зоопарк за решетку.

Так мы и живем за решеткой, наблюдая отсюда злых

и бессердечных большевиков. Так гибнет здесь наше молодое поколение, ни разу не отведав человечьего мяса. Ах, ах!»

Так заканчивалась прочувствованная статья в «Ниль-

ском	крокодиле», и, взглянув на		старого крокодила
в клетке, я действительно увидал			тяжелую, свинцо-
вую	слезу, катившуюся	по чешуйчатой коже. Да, не-
легка	работа «нашего	собственного	корреспондента» в

Москве!

Что мог возразить я моему коллеге из далекого Нила?

Решительно ничего. Он был прав. Крокодилам действительно скверно живется в Советском Союзе. Мало того,

что держат их за решеткой и кормят-—на крокодильский изысканныйвкус — очень плохо, их, кроме того, еще

открыто презирают за дурной нрав и за лицемерие. Слезам крокодила не верят!

А между гем мой крокодил не лгал и даже плакал, наверно, совсем искренне. Я не мог опровергнуть ни од-

ного факта в статье корреспондента «Нильского крокодила». Ведь верно это, что нельзя крокодилу свободно

жить и нападать на людей в Советской стране. И верно, что скучно, неудобно, даже прямо противно жить кроко-

дилам у нас. В Ниле	куда лучше, вольготнее, интерес-
нее. Но ведь, с другой	стороны, мы никогда и не брали
на себя обязательства	создавать удобные условия жиз-

ни для хищников.Даже как будто напротив. Так что, если старый крокодил и страдает и слезы льет, то пусть он и прав со своей точки зрения, а на наше сочувствие он не может рассчитывать. У нас точка зрения другая и крокодильей прямо противоположная. Что нам здорово, то крокодилу смерть.

271

С «нашим собственным корреспондентом» из реки Нила мы столковаться не можем, и понять он нас не может, но одно достоинство мы решительно за ним, как за корреспондентом, признаем: он прямо говорит, что крокодилам плохо живется в Советской стране, и именно

поэтому он против наших советских порядков, но он ничего не говорит о людях и не пытается свои крокодильи

вкусы и понятия приписатьлюдям. Вот в этом его огромное преимущество перед мистером Чолертоном, москов-

ским корреспондентом «Дэйли телеграф».

Наше странное видение было навеяно статьей Чолертона. Она так иначинается:

«Нам часто задают вопрос: как живется богатым

людям в России, кто они и как накопляют/и хранят свои богатства? На'этот вопрос ответить не так легко, пото-

му что коммунистическая теория резко расходится с советскими фактами».

Расхождение теории с «фактами» заключается в том, что советские кодексы не запрещают богатства, но факти-

чески положение капиталиста в Советской стране ужас-

ное.

Если бы Чолертон этим ограничился, нам нечего было бы возразить ему, как не возражали мы и корреспон-

д^нту «Нильского крокодила». Да, капиталисту жить в Советской стране положительно неуютно. Да, скучная

у капиталиста жизнь в Советской стране. Ах, ах! Мы хотели бы выразить сочувствие Чолертону и утереть его слезу. Но не выходит у нас сочувствие.

Вот, скорбно вздыхает Чолертон, какой ужас: хочет,

к примеру, какой-нибудь совсем невинный коммерсант завести частную розничную торговлю с небольшой эта-

кой симпатичной спекуляцией. Закон ему этого не запрещает. Нэ приходит фининспектори отравляет существо-

вание невинному коммерсанту. Или вот другой «кошмар»! Хотите вы, например, закатить пятиэтажный дом и четыре этажа сдать внаем. Не делайте этого, предостерегает Чолертон. Не делайте, если не хотите потерять спокойствие и хороший сон! А отсюда вывод:

какая неприятная, несимпатичная, скучная эта Советская страна!

Что может возразить против этого советский журналист? Решительно ничего! Ни крокодилам, ни всяким

272

другим хищникам — четвероногим и двуногим — жизнь в Советской стране не сулит никаких удовольствий.

Банкиру и лавочнику, лорду и попу лондонский климат несравненно полезнее, чем московский. Дело до того даже дошло, что живого крокодила в Москве гораздо

легче встретить, чем банкира. Поэтому .и тот вопрос, которым мистер Чолертон открывает свою статью, в сущности, вопрос нелепый. Как живется богатым людям в Советской стране?'А никак не живется. Вообще не живется. В живом виде их не сохраняют, как крокодилов. А в музеях они на картинах. Была буржуазия, да вся

вышла.

Если бы Чолертон так написал, то он не погрешил бы против действительности и был бы честным корреспондентом «Дейли телеграф». Он мог бы, конечно, удариться по этому поводу в лдрику и пролить много слез. Он мог бы послать проклятия такой стране, в которрй была и приказала долго жить буржуазия. Мы поняли бы его чувства. Мы не назвали бы крокодиловыми эти слезы. Мы сказали бы, что он так же честно выполняет свой капиталистический долг, как выполнял свой крокодилий

долг собственный корреспондент «Нильского крокодила». К сожалению, мистер Чолертон не так простодушен.

Статья, которая констатировала бы отсутствие буржуазии в социалистической стране, не представляет интереса. Это честно, но скучно. Чолертон, как буржуазный журналист, ищет сенсационных новинок. Он находит

их, не выходя за пределы той кофейни, в которой для буржуазных журналистов сосредоточивается весь совет-

ский мир! В Советской стране есть, оказывается, буржуазия. Есть богатые люди. Их открыл Чолертон. Это про-

летарские писатели! Это советские работники!

Чолертон даже сравнивает их с Рокфеллерами. Помилуйте, они одеваются прилично, хорошо питаются, пользуются автомобилями, они живут на дачах и даже выезжают на Кавказ и в Крым. Рокфеллер был бы поражен, если бы узнал, к чему сводится его капиталистическое могущество. Он думал до сих ri'op, что богатые — это те люди, которые владеют собственными землями, заводами, банками, люди, на которых трудятся тысячи рабочих и рабов, люди, которые сами имеют полную возможность ничего не делать. Рокфеллер был убеж-

18. Д. Заславский Т. II.

273

ден, что таких, как он, только немного в США, и нет ни одного, равного ему, в Европе. А в Советском Союзе, оказывается, тысячи, десятки тысяч Рокфеллеров, и с каж--

дым годом их будет все больше и больше, потому что автомобиль и приличное платье станут вскоре достоянием широких масс. Если все это «богатые» люди, если все это «буржуазия», то не будет на земиом шаре страны более «богатой» и «буржуазной»!

Мы охотно прощаем мистеру Чолертону его забавные

глупости. Он так долго уверял читателей своей газеты, что Советская страна — это страна нищих и голодаю-

щих, что ему приходится теперь выпутываться из всей прежней лжи. Он это делает, нагромождая на старую гору вымыслов новую. Выходит, как он и сам это донимает, не очень умно. Продержаться на такой позиции

совершенно невозможно. Если бы в Советской стране были Рокфеллеры, то Чолертон проливал бы не слезы

скорби, а слезы умиления и восторга и стоял,бы он горой за теснейшую англо-русскую дружбу.

Факты говорят за себя даже из статьи Чолертона. Да, Советская страна может уже и сейчас обеспечить своим лучшим людям, своим героям, своим ударникам, своей з н а т и , выдвинувшейся социалистическим трудом,

революционной самоотверженностью, уютную, комфортабельную жизнь, может предоставить лучшим людям страны, рабочим и колхозникам, бывшие царские и княжеские дворцы, прекрасные уголки на Кавказе и в Кры-

му. Да, социалистическая страна провозгласила зажиточность большевистских колхозов лозунгом борьбы и строительства, и у нас есть уже свои «Рокфеллеры» — колхозы-миллионеры.

И это верно: нигде, ни в какой стране писатели не обеспечены в такой мере, как в Советском Союзе! Миллионный читатель щедро награждает любимых своих писателей и поэтов. Их произведения расходятся в та-

ких тиражах, о которых и мечтать не могут писатели и поэты в капиталистическихстранах. Как счастлив должен быть иностранный корреспондент, которому удалось попасть в такую страну, в которой самые «богатые» люди — это не банкиры, не ростовщики, не хищники всякого рода, не бандиты, не шулеры, не лорды и короли, а писатели и поэты! Какова же культура в такой стране!

274

Какое же уважение в такой стране к печатному слову, к

искусству, к мысли, к науке!	1
Вероятно, и сам Чолертон	понимает, как неудачно

было с его стороны называть писателей новой «буржуазией». И он изворачивается, как может. А ловко извернуться ему трудно. И, перевернувшись, он попадает в исходное положение. «Да,— скорбит он,— писателям и

поэтам хорошо живется в Советской-стране, но только тем, которые служат социализму». И снова слезы на его

глазах. «Ах, как прискорбна судьба тех писателей, которые стали бы служить в Советской стране капитализму!» Это верно. В социалистической стране обеспечено существование писателей, которые служат в своей работе рабочему классу и-трудящимся. Совсем незавидно положение писателей, которые стали бы агентами и слугами капитала. Что' же тут удивительного? В капиталистической стране как раз обратное: господствующий класс

осыпает своими милостями тех писателей и журналистов, которые служат ему. А нищета и голод угрожают

тем писателям и поэтам, которые, скажем, в Англии, стали бы проводить коммунистические идеи в своих про-

изведениях. Мы и не упрекаем мистера Чолертона за то, что он служит капиталистической газете. Мы понимаем: он не хочет стать безработным. А это непременно стало бы с ним,если бы он написал в своей статье, что буржуазии в Советской стране нет и не может быть, а писатели пользуются все же и почетом и комфортом, и богатеют не отдельные люди, а вся страна.

Мы и не требуем от мистера Чолертона героизма. Мы

входим в трудное положение корреспондента капиталистической газеты в Москве. Но мы указываем ему на при -

мер честного крокодила. Нам нечего возразить, когда он утверждает, что крокодилам неприятно и скучно жить в Советской стране. Мы верим в этом случае его слезам. Но мистер Чолертон утверждает, ч го Советская страна

неприятна не только хищникам,но и людям. Он переносит понятия из мира хищников на мир социалистическо-

го труда, и это называется шулерством. Корреспондент капиталистической газеты обладает бесспорным правом

не понимать того,	что ^происходит перед его глазами.
Лгать он не имеет	права.

1935 год,

275

ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ АМАЗОНОК

«Корабли они построят, в море выйдут и на нас Поплывут, как в дни былые Артемисия плыла. А не то, так в конном строе нападут, тогда беда! Нет того, кто пересилил женщин в верховой езде. Из седла уж их не выбить! Амазонок вспомни

рать,

На конях мужей разящих»...

(Аристофан «Лизистратй»).

Морская конференция пяти держав в Лондоне про-

валилась с треском. Империалисты не сумели прикрыть наготу своих замыслов. Даже часть капиталистической прессы пишет о том, что это была конференция не по разоружению, а по вооружению. Подготовка новой мировой войны пойдет теперь еще более лихорадочным темпом. Это совершенно ясно, и только вконец изолгавшаяся социал-демократическая печать и дурачки пацифизма могут теперь твердить о возможности и желании международного сговора о сокращениивооружений.

Вся капиталистическая печать кричит о военной опасности... Со стороны империалистических прави-

тельств? Нет, конечно, нет. Со стороны Советского Союза! Это старая, испытаннаятактика всех грабителей, как в уличном масштабе, так и в мировом: криком и шумом

отвлечь	в сторону внимание обывательской массы и в
это время грабить ее карманы. Военные бюджеты		растут
и.пухнут	во всех капиталистических странах, и	продаж-

ная печать только выполняет свою прямую военную задачу, когда кричит об опасности со стороны Красной Армии. Это входит в подготовку войны.

Но обывателю-мещанину надо поднести ложь в занятной форме. Сухие цифры мало говорят воображению. Кроме того, по части цифр дело обстоит слабо. Империалистические цифры, говорящие о флоте, военной технике, авиации, выглядят несравненно более внушительно, чем цифры необходимой советской обороны.

Газетное капиталистическое искусство требует в гаких условиях фальшивок и басен. Они изготовлены. Слово «Осоавиахим» уже само по себе должно пугать обы-

вателя-мещанина, если произносить это слово ужасно зловещим голосом и с многозначительным ударением.

276

«Чего там распространяться о провале лондонской конференции, о новых броненосцах и крейсерах, о

явной подготовке войны против Советского Союза? — говорит пресса монополий.— Смотрите, добрые люди, новая опасность с Востока — ужасная, страшная картина: пять миллионов амазонок, готовых ринуться на мирный капиталистический Запад!»

Эта тема о советских амазонках усиленно разрабатывается капиталистической печатью. Газеты поскромнее говорят об одном миллионе, те, что поразвязнее,— о пяти миллионах. У страха глаза велики, но публицисты буржуазной печати не столько сами боятся, сколько стараются других запугать. Они берут за основу факт, не скрываемый никем: подготовку для обороны советской женской молодежи,— и таращат глаза в мнимом испуге: пять миллионов новых бойцов, вооруженных по последнему слову военной техники!

Не будем приводить всего, что размазывается "капиталистической печатью на эту тему. Военная подготов-

ка женщин кажется чем-то невероятным буржуазии, хотя в этом есть солидная доля обыкновенного притвор-

ства. Уже в империалистическую войну женщины принимали участие в различных областях военного дела, а их роль в гражданской войне хорошо известна. Парижская коммуна 1871 года видела женщин-работниц с ружьями

в руках рядом с рабочими на баррикадах, и она же потом видела женщин из буржуазии, которые шли за солдатами Тьера и добивали раненых коммунаров. Зонтики действовали в их руках, как копья. Шутовские женские

батальоны Керенского вызвали восторг со стороны буржуазной печати, пока не лопнули они бесславно.

Но буржуазная печать не только делает страшные глаза, когда говорит о советских «амазонках». Она и

прищуривает глаза с цинической насмешкой, она хихикает с дрянной злобой. Одна газета («Журнал д-Ивер-

дон») пишет: «Общество Осоавиахим задалось целью

обучить в два года пять миллионов женщин и девушек обращаться с винтовкой и пулеметом... Ночи в окопах бу-

дут менее тягостны с женским элементом».

Газета выбалтывает тут тайну невозможности для буржуазии привлечь женщин к активной обороне. Буржуазия не может представить себе общение мужчин с

277

женщинами иначе, как в форме разврата. Она права для себя. Женские батальоны буржуазии превратились бы неминуемо в подвижные дома терпимости. Это вытекает из положения женщины в буржуазном обществе и из взгляда буржуазии на роль мужчины и женщи- "ны. Мужчина, с точки зрения буржуазии,— это непременно «сильный пол», а потому они должны быть вой-, нами, а женщины — это непременно «слабый пол» и существует для того, чтобы служить мужчине. Как бы ни разукрашивать это, как бы ни прикрывать неравенство рыцарскими фразами, в основе остается взгляд на женщину как на «слабый пол», который носит в себе соблазн, а потому опасен на войне.

Исходя из этого, буржуазия была всегда против совместного обучения мальчиков и девочек. Она видела только разврат в стремлении женщин проникнуть в университеты, которые были не так давно такой же монополией для мужчин, как и армия.

Но работница давно завоевала для себя подожение, равное с мужчиной, на фабрике. Понятие «слабый пол»

отходит в прошлое. Женская молодежь обучается на одиой школьной скамье с парнями. Особые школы для мальчиков и для девочек показались бы в советской обстановке чем-то диким, И постепенно женщина заворвывает свое место в армии. Это явление естественное, на вызывающее у нас ни сомнений, ни затруднений. Только пошляк может^с усмешкой отнестись к девушке, обучающейся некоторым основным правилам воинской подготовки. Между мужской и женской частью рабочей молодежи в Советском Союзе существует отношение това-

рищества, незнакомое и непонятное капиталистическому миру.

В древнегреческой комедии Аристофана «Лизистрата» старики говорят:

«Разве дело, чтобы стали граждан женщины учить, Чтобыженщины посмели о**доспехах рассуждать»

Это остается до сих пор старческой мудростью капиталистического мира. Старые бабы в штанах высокомерно рассуждают о «слабом поле».

Бешеный вой капиталистической печати дает нам воз-

278

нежность лишний раз констатировать преимущества советской системы и пролетарской общественности перед капиталистическими порядками: только в Советском Союзе возможны массовые добровольные организации обороны и массовое участие женщин в о'бороне.

1930 год.

БОЖЬИ СТРАННИКИ

Вряд		ли кто у нас	в Москве обратил		особое		внима-
ние на старенького человека, который вместе						с	женой-
старушкой бродил недавно по улицам,					пытливо и бес-
покойно всматривался			в дома, в людей и все чего-то ис-
кал,	словно потерял... Говорили			они	по-английски,
видно	было, что люди		приезжие,	и сопровождала их
молодая		советская женщина. По		лицу этой		женщины

видно было, что она устала отвечать на их бестолковые вопросы.

А спрашивали они все больше о боге. Где бог, да верит ли она в бога, да есть ли у нее знакомые, которые ве-

рят в бога, и где москвичи молятся богу? Тщетно она показывала этим старым людям, приехавшим из Англии,

все то новое, интересное, чем изобилует Москва. Тщетно обращала вниманиена новые дома, на парки, тщетно говорила о,росте культуры в нашей стране, о новой молодежи. Старенькие люди все сворачивали разговор на

божественное.

Старички, мало того, что были бестолковые и упорные, как типичные божьи странники, которые некогда шатались по русским дорогам, были люди с хитростью. Они задавали вопросы с ехидством и все понимали както странно, по-своему.

—Почему молодые люди ходят у вас без шляп? — спрашивал старичок будто быневинно.

—Жарко летом, вот и ходят без шляп,— объясняла молодая женщина.

—Гм, гм,— иронически хмыкал божий странник поанглийски. И видно было, что он не верит тому, что молодые советские люди просто так ходят летом без шляп.

279

—А почему вот этот молодой человек не смеется? —

спрашивал снова с каким-то ехидством старичок.

'— Не смешно ему, вот и не смеется,— отвечала молодая женщина уже с некоторым ожесточением,

—Да, да, не смешно. А почему вы такая скучная?

Хотелось молодой женщине сказать старичкам, почему она скучная, но неудобно: надо вежливость соблю-

дать.

Походили английские божьи старички по Москве, дорвались даже до какой-то церкви и с умилением посмотрели на каких-то русских божьих старичков и, нако-

нец, благополучно отбыли к себе в Англию. Сотрудница «Интуриста» провожала их на вокзале, и они впервые

увидели ее счастливую улыбку. Она смеялась и с удовольствием махала им рукой.

Так и прошло бы незамеченным их странствованиепо Москве. Но, приехав в Англию, они стали делиться своими впечатлениями, а английский журнал «Спектэйтор» дал место их болтовне. Так стало нам известно,

что зовут старого божьего человека Эвелин Ренч, что он сорок лет назад уже побывал в России и врезалось в его

память только то, что замечательные бородатые офицеры в сапогах ходят по улицам русских городов, и очень

много волосатых попов в России, и много молящихся в церквах людей. Отсюда мистер Ренч вывел глубокомыс-

ленное заключение:

«Церковь и царизм — это были две такие силы, которые, казалось, никогда не будут свергнуты».

Он искал, оказывается, вот эту старую Москву, с бородатыми офицерами и волосатыми попами, и никак не мог найти. Он смотрел на новую Москву и все объяснял

себе по-своему. Молодежь ходит без шляп. Значит, она так бедна, что не может купить шляпу. Она не носит летом пиджаков,— подозрительно. Видимо, чет пиджа-

ков больше в стране. Девушки попадаются летом без чулок — бедные девушки! Сотрудница «Интуриста» скучна

и угрюма. Ах, совсем		не смеется советская молодежь!
А главное, самое ужасное, невообразимо: не верит
советская молодежь	в	бога!
Обо всем этом с	трепетом и негодованием повествует

божий странник в английском журнале. Точно так же, с такой же дрожью в голосе некогда божьи странницы

280