Заславский (2)

Провожая нас, советских гостей, песнями на русском языке, молодые строители одного барака провозгласили:

— Ние сме 'последователи на советска та младеж! Эти же слова выведены красками на плакатах, вы-

ложены камешками на зеленом дерне перед	бараками.
И это не только слова. Болгарская молодежь	учится у

советской, перенимает ее опыт. Каждый отряд носит имя либо национального героя Болгарии, либо героя со-

ветского народа, либо/ популярного персонажа из советской литературы. Есть отряды имени Олега Кошево-

го, Александра Матросова, Павла Корчагина, Чапаева, Мересьева и др. Вся бригада, работающая на строительстве Димитровграда, носит имя «Молодая гвардия».

Социалистическим соревнованием охвачены все отря-

ды. Они соревнуются между собой, и газета «Млада гвардия» отмечает «первенцев». Есть отряды, выполняю-

щие 200—'300—400 процентов нормы. А вся бригада «Молодая гвардия» заключила договор о соревновании с такой же бригадой «Христо Ботев», работающей на строительстве железной дороги Самуил — Силистрия.

Бригадиров — так они называются — вы встречаете всюду в Болгарии. У них есть своя форма: синий ком'би-

незон, синие береты, значок Союза народной молодежи на груди. Они строят шоссейные дороги в горах, про-

кладывают автостраду на гору Витошу, у подножия которой раскинулась София. Они сооружают «язовиры» —

водоемы для горных электростанций. Их руками преображается Болгария. Они оказывают помощь сельским

кооперативам в отрядах молодых косарей. Они ведут большую культурно-просветительную работу.

Всеобщий порыв так велик, что втягивает и людей более солидного возраста и даже людей такой профессии, которая всего меньше имеет отношение к строительству новых городов и заводов: есть отряды, организованные болгарским духовенством.

Мы говорили о добровольном молодежном строительстве. Им руководит Союз народной молодежи — организация, насчитывающая до 600 тысяч членов, руководи-

мая, в свою очередь, коммунистической партией. За короткое время эта важнейшая в жизни новой Болгарии

организация прошла через несколько этапов. Сначала ей угрожала опасность превратиться во «всеобщий», не-

201

определенный и разношерстный союз, не имеющий отчетливого политического облика, совмещающий в себе и рабоче-крестьянскую молодежь и сынков болгарской буржуазии. В союз проникали враждебные влияния.Бес-

партийность была ширмой для подпольной деятельности старых, обанкротившихся буржуазных партий.

При	реорганизации была перегнута палка. Иные не
в меру	ретивые руководители требовали от поступаю-

щей в союз молодежи чуть ли не теоретической подготовки.

Ныне Союз народной молодежи развивается на здоровой основе. Это массовая организация, имеющая определенный классовый облик. Это союз трудящейся молодежи — рабочей, крестьянской и принадлежащей к передовой части интеллигенции.

Димитровград — это больше чем город и строительство. Это показательная страница социалистической летописи Болгарии. Здесь наиболее ярко выражено лицо молодой республики, виден ее путь в будущее. Молодежь

жизнерадостна, полна веры				в победу		социализма,
горда тем, что строит город в честь					Г. М. Димитрова.
Здесь	нет	старины, которая		еще	сковывает кое-где
движение вперед и которую успешно					преодолевает но-
вая, молодая		Болгария. Здесь яснее, чем где-либо, видно,
что у	страны		народной демократии		один	путь — путь
к социализму.
г, Димитровград.			1949 год.

ЧЕРТЫ СОВРЕМЕННОЙ ДАНИИ

Некий иностранный журналист, восхищенный внеш-

ним цветущим видом датских островов, сказал весьма влиятельному датскому государственному деятелю:

— Как приятно из разрушенных городов Европы попасть в страну, которая не пострадала от войны!

Эти слава задели датского государственного деятеля

202

за живое. Он возражал очень энергично. Он говорил об

ущербе, который понесли промышленность и сельское хозяйство Дании во время оккупации, о том, что датский на-

род тоже пострадал от войны и, может быть, не мень-

ше, чем некоторые другие.

В его словах была правда, но надо условиться о точном смысле слова «страдать». Дании нелегко жилось под немцами — это не подлежит сомнению. Датский народ испытал тяжесть фашистского ига, испил до дна горькую чашу национального унижения. Дания до сих пор ощущает последствия войны и оккупации. Это также несомненно. Но ничего не возразишь против той очевид-

ности, что в Копенгагене нет руин, что, проезжая по стране, не видишь сожженных деревень и изуродован-

ной земли. Нет особого щегольства в платье, но нет и той его изношенности,которая так выразительно говорит

отяжких военных годах в других странах.

Спервого взгляда, Копенгаген ж'ивет, чкак жил до

войны. Сотни тысяч велосипедистов придают этому городу своеобразный вид. Его улицы заполнены движущейся толпой, все не просто идут вперед, а мчатся, на пере-

крестках перед закрытыми светофорами в один момент скопляются толпы людей на колесах. И хотя датча-

не — народ тихий, скромный и Копенгаген приятен своеобразным уютом городской архитектуры, но повальный велосипедизм делает его, пожалуй, наиболее оживленным из больших городов Европы. В Копенгагене более миллиона жителей и до полумиллиона велосипедистов. На велосипеде едут чиновник на службу, толстая домо-

хозяйка с авоськой на рынок, дряхлый пенсионер для прогулки под солнышком и бесчисленные школьникиворобьи. Перед фабриками длиннейшими рядами тянутся стойки для велосипедов,—их "оставляют на улицах без присмотра.

Нарядные витрины магазинов, пышная зелень много-

численных парков, • исправные автомашины разных европейских и американских марок, заполненные столи-

ки в летних открытых кафе, шумная, веселая толпа в «Тиволи» — все это как будто свидетельствует о сравнительном благополучии страны.

Но изнанка внешнего'благополучия обнаруживается с первого же момента приземления самолета в аэро-

203

порту у Копенгагена. Иностранца вежливо опрашивают, сколько времени он намеренпробыть в Дании.

— Восемь дней?

Ему вручают восемь карточек, каждая на 30 граммов масла. Карточка на масло в стране масла! Это кажется неожиданным. В этом есть нечто анекдотическое. Неужели знаменитое коровье поголовье Дании не может обеспечить население маслом? Оказывается, во-первых, поголовье сократилось и, во-вторых, масло в Дании — это

экспорт, это валюта, и государство тщательно сберегает все излишки для экспорта.

Иностранец из аэропорта едет в отель. Отель вполне комфортабелен; он сохранил довоенный стиль всесторон-

него сервиса, и так же услужливы портье, кельнеры и мальчик у лифта. Но когда, блаженно улыбаясь после

утомительного пути, иностранец предвкушает удовольствие от горячей ванны, его постигает разочарование: из

крана для горячей воды льется холодная. Увы, топливо в дефиците. А топливо — это импорт. Надо экономить

топливо.

Так, сразу же нынешняя экономика Дании предъявляет характерные черты своего экспорта и своего импорта. А на внешней торговле основана подавляющая часть народного хозяйства Дании.

Иностранец заходит в парикмахерскую. Оскудение текстильной промышленности без всякой статистики выражено в той бумажной салфетке, клочки которой парикмахер после бритья собирает на подбородке своего

клиента.

В магазине иностранец видит почтенных датчанок,

которые, перед тем как купить изделие из легкой ткани, долго всматриваются в свою книжечку с талонами и с яв-

ной грустью дают эти талоны в неумолимую власть ножниц продавщицы. А легкая ткань далеко не высшего ка-

чества. Датская промышленная продукция никогда не пользовалась славой в Европе. Состоятельному поку-

пателю предлагались немецкие, шведские, английские товары. Их теперь и днем с огнем не сыщешь в магазинах Копенгагена. Все это импорт. А импорта нет.

Конечно, люди, привыкшие к добротным импортным товарам, могут подождать. Но вот, к примеру, коровы, привыкшие к импортным жмыхам, ждать не могут. По

204

Маслу и ncf яйцам Дания до войны занимала первое место в мировом экспорте. Главным покупателем была Анг-

лия. Туда же шел датский бекон. Копенгаген был огромным масляно-яично-'беконным предприятием. Он ждет старых покупателей, но старые покупатели жмутся: нет валюты. В Лондоне яйцо стоит шиллинг. Его покупают для детей, к-ак предмет роскоши. Я видел, как некоторые иностранцы набрасывались на яичницу, как на сладкий пирог. Они увозили с собой в Англию большие пакеты с яйцами. В последний день Международного конгресса журналистов иностранные делегаты получи-

ли от датских фермеров иодарок из масла, сыра и ветчины...

В Дании, как в зеркале, отражаются нелепые противоречия капиталистической системы. Европа голодает, тоскует по жирам, мечтает о масле. Но датское масло не по средствам нищей Европе. Вот уже больше года, как прекратилась война и оккупация. Дания, казалось бы, могла восстановить свое народное хозяйство. Но она не может этого сделать своими собственными средствами.

В катере объезжаем гавань Копенгагена. Это обшир-

ная гавань, один из лучших, технически «аиболее совершенных портов Европы. Отсюда и начал свое существо-

вание Копенгаген — Кебнгавн, коммерческая гавань. Это и ныне душа Копенгагена. Здесь начала и концы

его внешней торговли.

Проплывают чудесные набережные, все в зелени. Развертывается панорама одного из красивейших городов мира. Город словно увенчан величественным куполом дворца, в котором помещается риксдаг. Шпили старинных готических башен вонзаются в синее небо. Своеобразен витой шпиль капища Копенгагена —> его биржа.

Мосты легко подымаются перед пароходом, и мы ви-

дим, как сейчас же необозримые колонны велосипедистов выстраиваются по обеим сторонам. Мы проходим

мимо огромных верфей. Торчат колоссальные ржавые остовы старых пароходов, брошенные немцами, полу-

затопленные, поднятые из воды. Они годны только на слом, их отдают даром желающим, но никто не хочет

брать.

205

Один причал следует за другим, Их много, они обору-

дованы могучими кранами, но лишь у немногих стоят парохоДы. Огромный порт еще не пришел в себя после оккупации. До войны ежемесячный оборот измерялся почти 700-тысячным тоннажем судов. Оккупация свела оборот почти к 65 тысячам тонн, а число судов — к 600. В апреле 1946 года порт посетили 1 211 судов — это еще далеко от довоенной нормы. Порт, конечно, возрождается, но медленно, и нет твердости и уверенности IB его развитии.

Мы видели в порту причал, который прежде предназначался для морского товарооборота с Исландией. Те-

перь у пустого причала стоял одинокий и тоже пустой пароход. Это не значит, что пусто и в портах Исландии.

Там стоят американские пароходы, нагруженные раз^ личными товарами, которые трудно назвать предметами первой необходимости для населения Исландии. Мы заметили, что об Исландии здесь говорят сдержанно и нехотя. Однажды на одном из гостеприимных приемов встретился нам современный Ганс-Исландец. Анисовая водка, популярный у датчан напиток, придавала образность и колоритность его речи. В выражениях, лишенных дипломатической щепетильности, он выразил на-

строения современного жителя Исландии, не свыкшегося с американской оккупацией.

По мере приближения к открытому морю порт расширяется, и у самого выхода находится «свободная гавань», копенгагенское порто-франко. Датчане считают свой порт одним из наиболее значительных интернациональных пунктов мировой торговли. В «свободной гавани» происходило перераспределение товаров для зна-

чительной части Европы. Состояние мировой	торговли
выразительно иллюстрируется полной пустотой	«свобод-
ной гавани».

По прекрасным дорогам автобус пересекает равнину Зеландии. Позже из окна вагона мы видим поля острова

Фюн и всхолмленный ландшафт Северной Ютландии. Дания — это 495 (больших и малых островов и один полуостров. Проливы изрезали страну, как каналы. Тем не менее можно проехать из одного конца Дании в другой,

206

не	выходя из вагона.	Поезда совершают свой путь
по	морю, как по суше:	в трюмах огромных морских

'паромов.

Дания — страна богатого животноводства. Красная датская корова завоевала мировую славу. Замечательны датекие лошади. Но мы не видели ни одного коровьего стада, ни одного табуна. Вся страна разгорожена на средние и мелкие участки. Посреди каждого — усадьба. Деревень нет. Но фермами усеяно все видимое пространство. На зеленой площадке почти у каждой фермы несколько коров, несколько лошадей. Но даже и они не ходят вместе. Они привязаны к колышкам, вбитым на равном расстоянии один от другого. Каждой корове отведен свой участок.

С первого взгляда вся Дания — это страна мелкого крестьянского хозяйства. Так о ней иногда и говорят ее

апологеты. Но «первый взгляд» часто обманчив. «Второй взгляд» открывает существенные различия между фер-

мами. Есть крупные усадьбы с обширными службами, с земельными угодьями, не слишком обширными, но и не столь уж мелкими. Есть усадьбы поскромнее, под черепичными крышами, с пятью-шестью коровами на участке. А есть небольшие домики под соломейными крышами, без всяких служб, без сараев и без участков с коровами. При них только огороды. В этих бедных домиках живут сельскохозяйственные рабочие, и таких домиков немало рассыпано среди зажиточных ферм.

Общий пейзаж убедительно говорит о Дании, как о стране капиталистического земледелия, где состоятельный фермер — это, по сути, современный помещик. В Да-

нии несколько злоупотребляют словом «крестьянин», и когда иного министра называют «обыкновенным крестья-

нином», то надо так понимать, что он обыкновенный помещик в датском стиле.

Мы заметили немало конных сельскохбзяйственных машин и на большом пространстве только один трактор. Но трактору, а тем паче комбайну негде разойтись среди загородок, плетней, за'боров, пограничных рвов. Тем не

менее посевы, чистые, густые, ровные, говорят о высокой агротехнике.- Датчане — народ трудолюбивый. Сельское хозяйство, работающее на экспорт, издавна стало их специальностью. Природа «е отличается здесь щедростью,

207

почва сама <по себе бедна, все плодородие основано на удобрениях, которые Дания в значительной мере импортировала. Импортировала она также и корма. Вот почему от сравнительной пустоты в копенгагенском порту со-

стояние тревоги в душе каждого датчанина. Человек может ограничить свои вкусы и запросы. Но корова г^ри всей незлобивости упрямо требует своей порции кормов, а собственная кормовая база Дании далеко не доста-

точна.

Ландшафт Даниил-мягок, поэтичен. Хотя и.нет здесь гор, глубоких долин, водопадов, и только голубые ленты проливов ласкают взор своеобразной красотой, но можно понять глубокую привязанность датчан к своей стране. Подавляющее большинство населения связано с землей. Правда, четверть населения живет в Копенгагене. Это слишком большой город для небольшого государ-

ства. Но почти у всех в жизни есть нити, которые ведут к маленьким домикам среди зеленых участков.

Мы посетили образцовую молочную ферму. Правитель-

ство гордится ею. Научно-исследовательская работа соединена здесь с производством высококачественного сыра. Под фруктовыми деревьями на изумрудной траве была поставлена кафедра, нам прочитали лекцию о молоке,

сыре и масле. Молодые люди в ослепительно белых халатах водили нас -по залам с огромными сепараторами, как

по палатам большой клиники. Мы дышали несколько часов культом молока и масла. Мы видели бесчисленные

стеллажи для готовых головок сыра, и эти стеллажи были загружены едва «а (четверть.

И за всей этой наукой и культурой незримо ощущалась драма датского экспорта. Она проходит через всю

жизнь Дании, через ее политику, 'печать, литературу. Она трансформируется в философию тревоги, неуверен-

ности, скептицизма. Долгожданный мир пришел. Дания свободна. Но в огромной молочной лавке пустовато: мало товара, нет покупателей.

В современной Дании, в ее жизли, в ее быту есть ощу-

тительные элементы старины, уходящей корнями в феодальные времена. В архитектуре новых зданий угады-

ваются новейшие современные течения, художники

208

склонны к модернизму, интеллигенция следит за запад-

ноевропейскими и американскими новинками. Но тяготение к передовым формам буржуазной жизни уживает-

ся с консерватизмом фермерского быта. Эта смесь современной культуры е патриархальной косностью причуд-

лива. Значительная часть датчан ревниво держится за старые порядки и боится всего нового. Фашизм не мог

преуспевать в этой стране. Но политическая реакция, слепая и ограниченная, пустила довольно глубокие корни.

Датский народ дорожит своей независимостью.

Тем более странно встретить и сейчас на главной ули-

це Копенгагена надпись на отеле: «Только для офицеров британской армии». Странно видеть таблички с обозначением' адресов английской военной полиции. Стран-

но встречать на улицах Копенгагена английских солдат. Датчане никак не Смогут объяснить это удивительное явление.

Некогда Дания была воинственной страной. Ее отважным вождям — викингам — удалось даже лет на пятьдесят подчинить себе Англию. Это 'было давным-дав- но. Но о викингах вспоминает с романтическим удовольствием датская литература. Викингам поставлены памятники, и иной руководитель масляно-яичной фирмы не прочь почувствовать себя этаким суровым потомкомгроз-

ных завоевателей, когда речь идет о борьбе с новыми веяниями в политике и литературе.

В Северной Ютландии над могилой одного знатного викинга поставлен большой камень со старинной надпи-

сью. Викинга звали Гамлет. Он жил в VI столетии. Сагу о нем Шекспир положил в основу своей трагедии, .со-

вершив при этом хронологический скачок вперед на тысячу лет. Своего Гамлета, принца датского, Шекспир по-

местил в Эльсиноре, на месте 'позднейшей крепости Кронбор. ГамЛет получил новую жизнь, более 'реальную,

чем та, которой жил его предшественник. Дания гордится именно этим Гамлетом.

• Мы бродим по залам Эльсинора, и гид совершенно серьезно показывает нам покои, где был заколот Поло-

ний, двери, у которых несчастный принц объяснялся с Офелией, зал, в котором был убдт король-преступник,— как если бы все это происходило в действительности. По-

14. Д. Заславский. Т. II.

209

том с вала крепости нам показывают тропу, nu которой

шествовал призрак отца Гамлета...

На крепостном валу стоит и сейчас часовой. Напро-

тив, в трех километрах через Большой Зунд, отчетливо виден высокий 'берег Швеции. Некогда, в те 'времена, когда Кронбор был не мувейным экспонатом, а настоящей

крепостью, Дании принадлежали оба берега Зунда и корабли всех стран, проходя из Северного в Балтийское море и обратно, должны были платить датчанам знаменитую «пошлину Зунда». Это сделало Кронбор — Эльсинор знаменитостью своего времени. Поэтому и Шекспир поместил своего Гамлета здесь, на берегу Зунда.

Теперь это место приобрело новую славу. Она связана с героическим движением Сопротивления. В темные ночи смельчаки на утлых ботах, а то и вплавь переправ-

лялись на другой берег. Пролив не так широк, но течение обладает исключительной силой. Сотни и тысячи людей были спасены от немецко-фашистских палачей. Много антифашистов и евреев было переправлено на

шведский берег с опасностью для жизни датской молодежью, проявившей подлинную доблесть.

Мы смотрим на пролив, овеянный романтикой старого и нового времени, а когда затем возвращаемся в за-

мок, то во дворе его ^неожиданно встречаем Гамлета, принца Датского, и Офелию, и Полония... Это не мистика.

Это актеры норвежской труппы. Они оживленно гадают о том, будет ли сегодня вечером дождь. Каждое лето во

дворе Эльсинора какая-либо труппа играет «Гамлета» под открытым небом. Установлены прожекторы и гром-

коговорители. На скамьях может поместиться до полутора тысяч человек. Подмостки сооружены под стиль

замка. На спектакль приезжают зрители из Копенгагена, и билеты бывают обычно распроданы за несколько

дней. Но нам не повезло. Дождь спугнул «призраки». Спектакль не состоялся.

Домик в городе Одензе, где провел жизнь Ганс Христиан Андерсен, превращен в национальный музей его

имени. Сказки Андерсена — это ценнейший вклад датского народа в мировую литературу. Домик под черепич-

ной крышей низок, беден, трогательно прост. Мы ви-

210