26
.pdfГлава 8. ЭТНОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ |
131 |
—наша нация, наш народ нуждаются в законодательном, юридическом обеспечении своих прав на территорию, ресурсы, на такое, а не иное языковое поведение и т.п., в первую очередь, лишь в силу этнической принадлежности, несмотря на то что подобное правотворчество может ущемлять интересы других этносов и этнофоров.
Эти и подобные построения, разумеется, имеют характер конфликтогенных доктрин, а не научных теорий; тем не менее их рационалистические тон и способ высказывания оставляют — пусть небольшое — место для дискуссии, которая при наличии доброй воли или при отсутствии сил продолжать межэтнический конфликт может открыть путь для компромисса и прекращения прямой конфронтации. Существенные черты такого рода конфликтов видны во многих фактах, связанных с распадом СССР и СФРЮ, а также в событиях в других регионах мира.
Третью разновидность межэтнических конфликтов обычно связывают со
столкновениями политических институтов (организаций). Политические институты (партии, политические движения, органы государственной власти, вооруженные формирования и т.п.), национальные по составу своих участников и членов, а также по принятой фактически или даже официально идеологии, выступают в межэтнических конфликтах в качестве социальных структур, обладающих властью, влиянием и силой. Они в той или иной степени имеют реальную возможность приказывать, направлять, создавать организованные группы, подчиненные некоторой дисциплине и способные выполнять поставленные задачи. Полагают, что вступление в межэтнический конфликт политических институтов (так называемая институционализация конфликта) знаменует собою внешнюю стадию его развития, а кроме того, создает предпосылки для начала его ослабления и прекращения путем выработки компромисса с помощью переговоров. Проще говоря, возникают стороны (субъекты), которые могут вступить в переговоры.
Впрочем, наличие сторон еще не обеспечивает не только успеха переговоров, но даже их начала, а также сколько-нибудь длительного их продолжения. История дает много примеров, что переговорный процесс — существенное, но не единственное и не универсальное средство для прекращения межэтнических конфликтов на институциональном уровне. Примеры такого рода конфликтов обильны в Индии, в районе Африканского Рога, в бывшем СССР и других регионах планеты.
Другой способ классификации межэтнических конфликтов имеет в качестве основания направленность, стратегическую цель этносоциального (национального) движения. При рассмотрении под этим углом зрения среди конфликтогенных движений различают:
автономистские, ставящие целью защиту интересов этнических общностей (примером чего служат разнообразные этнонациональные движения в Индии, приведшие к формированию штатов по этноязыковому принципу, требование автономии гагаузами в Молдавии);
сепаратистские движения, стремящиеся к отделению от полинационального государства;
132 |
Раздел I. ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ЭТНОЛОГИИ |
ирредентизм, т.е. сепаратистские движения, выступающие за отделение некой территории, населенной частью этноса, с целью последующего присоединения к соседнему национальному государству: например, движение части греков-киприотов за энозис (воссоединение) с Грецией, части молдаван — за присоединение к Румынии и др.;
этноэгалитаристские движения, выдвигающие задачу уравнивания представителей этноса (или этносов) в правах, в занятии руководящих должностей
вгосударственных органах и других руководящих и престижных сферах жизни и т.п. (подобные случаи нередки, среди них достаточно типичны борьба за равные права и возможности берберов в Северной Африке, евреев — во многих странах Европы и Америки, негритянских этнорасовых общностей — в США и Южной Африке и др.);
антииммигрантские (почвеннические) движения — весьма типичные для развитых стран Западной Европы (антиалжирские во Франции, антитурецкие —
вГермании и т.п.);
наконец, движения по поводу определенных сторон культуры, религии, языка
и др.
Разумеется, возможны и научно продуктивны и иные способы группировки случаев межэтнических конфликтов и столкновений, способствующие пониманию их сущности, особенностей и типичных свойств. При этом на первый план неизбежно выдвигается вопрос о возможностях и способах выхода из межэтнических конфликтов, их ослабления и прекращения. В решении части этих задач принимает участие прикладная этнология.
3. Проблемы прикладной этнологии
Сведения о соседних племенах и народах с древнейших времен, несомненно, практически использовались в межэтнических общениях. Известно также, что с возникновением в середине XIX в. этнологической науки материалы этой дисциплины время от времени фигурировали при обсуждении и решении политических и иных практических вопросов.
Вместе с тем, как уже указывалось, постановка прикладных целей и задач
в рамках самой этнологической науки, включение практических выводов и рекомендаций в состав планируемых исследовательских результатов — такая проблематика была впервые выдвинута сторонниками функционалистского направления в первой четверти XX в. Несколько позднее, а отчасти синхронно с функционалистами (в то же время резко критикуя их теоретические и методологические принципы) практические задачи ставили и решали советские этнографы 20—30-х гг. ХХ в. Позднее прикладные этнологические исследования становятся обыденным явлением в мировой науке.
И хотя практика (известно, что теория ищет, но лишь практика находит подтверждение истины) будто бы говорит о существенной роли прикладных этнологических разработок, нельзя оставить без ответа вопрос: а может ли общество сколько-нибудь существенно воздействовать на этнические (или межэтнические) процессы, в состоянии ли оно и, если да, то в какой мере, влиять на них? Не иллюзия ли это (особенно в свете наблюдаемых жесточайших и кажущихся нескончаемыми межэтнических конфликтов в разных регионах
Глава 8. ЭТНОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ |
133 |
планеты) — надеяться на возможность, благотворность управленческих решений и действий в сфере этнических процессов и межэтнических взаимоотношений?
На эти вопросы нет простого ответа. Управленческие воздействия в этнической сфере по сложности нисколько не уступают подобного рода акциям в любой другой области социальной жизни (экономике, администрации, культуре и т.п.), превосходя их по трудности исполнения, в частности, по причине отсутствия специального аппарата управления. Сложность усугубляется особой трудностью получения достоверной информации. Нет сомнения также, что при обсуждении данной темы следует с особой тщательностью отделять достаточно точные и правдивые данные, собранные и зафиксированные с соблюдением требований научной достоверности, от чрезмерно эмоционально окрашенных сообщений, основанных на «здравом смысле», обыденном сознании, включающем в свой состав негативные стереотипы по отношению к «этническому врагу».
Имеются и другие трудности, в том числе научного характера. Известно, что чем более развита наука, чем полнее разработана ее теория, методология, методика и исследовательская техника, тем шире ее прикладные возможности, тем более она готова и способна выдвигать конструктивные практические идеи. Чем лучше изучены законы строения этноса в целом и его отдельных компонент, тем содержательнее могут стать прикладные исследования и разработки этнологов, эффективнее — их советы и рекомендации. И хотя в современную эпоху достигнутый этнологией уровень развития далек от желаемого, мобилизация и использование (по сей день явно недостаточные) ее теоретикометодологических возможностей для решения практических задач могли бы во многих случаях оказать значительную помощь и уж по крайней мере уберечь от существенных ошибок.
Ответ на поставленные выше вопросы в общей форме, каковы бы ни были трудности, возникающие на пути практического использования этнологических знаний, следует дать положительный. Да, этнические явления и процессы поддаются управленческим воздействиям и существуют социальные силы, средства и инструментарий, с помощью которых можно влиять в желаемом направлении на функционирование и развитие этих объектов.
Такие управленческие акции, однако, следует решительно отличать от произвольного и нередко злостного манипулирования социально-этническим сознанием отдельных этнических общностей (ведущего к кровавым вспышкам, националистическим погромам и т.п.). Когда речь идет о серьезных попытках управления этническими явлениями и процессами, под этим подразумевается прежде всего научное знание реальных глубинных тенденций функционирования и развития этносов и создание на этой основе оптимальных условий для их развертывания и протекания. Оптимизация в рамках закономерности — вот принцип научного управления, не имеющий ничего общего с волюнтаристским произволом.
Одним из приемов прикладной этнологии, ранее других нашедших применение в практической жизни, является метод профессиональной экспертизы. Впрочем, добросовестность такой экспертизы может в значительной степени зависеть от социально-политической ориентации экспертов. Ярким примером тому служит Мултанское дело (1892—1896) по обвинению группы крестьян-
134 |
Раздел I. ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ЭТНОЛОГИИ |
удмуртов в якобы совершении ими человеческого жертвоприношения. Приглашенный первоначально в качестве эксперта этнограф, отличавшийся консервативными взглядами казанский профессор И.Н. Смирнов, исходя из наличия, как он полагал, в фольклоре удмуртов следов (пережитков) человеческих жертвоприношений, пришел к выводу, что и в современную судебному процессу эпоху нельзя исключить возможности оживления этого пережитка.
Вывод, что и говорить, был предвзятым, содержал в себе не только исто- рико-этнологическую и логическую ошибки, но и выглядел как прямое прислужничество перед государственным обвинением. И лишь при пересмотре дела, которое состоялось благодаря вмешательству российской демократической общественности (В.Г. Короленко, А.Ф. Кони и др.), и привлечении объективных и демократически настроенных экспертов-этнологов (С.К. Кузнецова и Г.Е. Верещагина) защите удалось добиться оправдания ни в чем не повинных людей.
Как уже говорилось, в 20—30-е гг. ХХ в. использование этнологических (социально-культурно-антропологических) знаний получило заметное развитие. Известный ученый, один из основоположников функционалистского течения в этой науке, Б.К. Малиновский выступал с лекциями перед чиновни- ками-администраторами британских колоний; некоторые из последователей Б.К. Малиновского и А.Р. Рэдклиффа-Брауна сотрудничали с колониальной администрацией, иные из них вносили предложения, направленные на улучшение положения колониальных народов. Российские этнологи немало сделали для приобщения народов Севера и Сибири к современным формам культуры (создание письменности и учебников на местных языках, внедрение гигиенических навыков и мн. др.); принимали деятельное участие в сложной и длительной кампании по преодолению обычая кровной мести у народов Северного Кавказа; участвовали в работах по составлению карт расселения народов страны и т.п.
Нужно, правда, с большим сожалением отметить, что уже в 30-е гг. и позднее (в период сталинского автократизма и террора) не только прикладные исследования и разработки в области этнологии (этнографии) были прекращены, но и сама наука оказалась сведенной до уровня вспомогательной исторической дисциплины. И лишь в наше время — очень медленно и постепенно — прикладной этнологии удается заявлять о своих практических возможностях и служить делу взаимопонимания и сближения народов.
Задачи и возможности прикладной этнологии следует понимать широко и разносторонне. Этнос — многокомпонентное социальное образование, и данные прикладной этнологии могут быть полезны в разных случаях и по разным поводам. Вот некоторые из них:
—деятельность (теоретическая и практическая) по преодолению межэтнических конфликтов и противоречий;
—обнаружение (прогнозирование) потенциальных межэтнических конфронтаций и их предупреждение;
—содействие государственной и (или) общественной этнологической службе в стране, способной взять на себя заботу по многостороннему изучению народов России и сопредельных стран и по разработке программ их сотрудничества и сближения;
Глава 8. ЭТНОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ |
135 |
—участие в экспертизе различных хозяйственных проектов, законопроектов и т.п.;
—проектирование культурных программ кросс-культурного обмена и взаимодействия;
—исследование возможных последствий крупных технико-экономических проектов и, в случае необходимости, создание программ этнозащитных мероприятий;
—изучение этнических аспектов экономических программ (например, изучение этнического своеобразия покупательского спроса на те или иные изделия промышленности);
—распространение этнологических знаний в самых широких кругах народов путем преподавания основ этой науки в школах (в том числе написание учебных программ, учебников и иных пособий) и т.п.
Любой этнический процесс осуществляется через деятельность и общение людей по поводу производства, социальной жизни, культурной активности и многих других форм и проявлений социального и индивидуального бытия. Поэтому для прикладной этнологии существенны не только выражения этнического сознания и самосознания (значение которых, впрочем, никто не отрицает), но также внутренняя организация этноса, его субэтническая стратификация на разнообразные слои, круги, группы, общины и институты, сложные взаимодействия которых обусловливают психологические установки, воздействуют на формирование ценностных (среди них этнических) ориентаций, влияют на формирование потребностей и интересов, в том числе имеющих этнический оттенок.
Полезно также принять во внимание, что среди разнообразных страт, кругов, сословий и иных крупных социальных структур обычно удается различить такие, что занимают в данном обществе доминирующее положение и чьи интересы могут быть более или менее определенно установлены.
Из сказанного видно, что в определении этнических интересов, тенденций, противоречий и т.п. необходимо исходить из позиций, занимаемых этими влиятельными, нередко доминирующими слоями, а уже после этого учитывать программы, лозунги и призывы политических организаций, движений, партий и союзов. Сделать это отнюдь не просто, но эффективность прикладных разработок и рекомендаций зависит от того, насколько удастся преодолеть такого рода трудности. Ибо разные слои, фракции и сегменты этносов по одному и тому же «этнически окрашенному» вопросу чаще всего занимают различные позиции и придерживаются неодинаковых взглядов. Полное этническое единство постоянно декларируется, но очень редко отвечает реальному состоянию сознания и положения социальной мобилизации масс.
Таков один из важнейших методологических принципов, необходимый в качестве отправной точки для начала серьезного прикладного этнологического исследования. В современной науке разработан обширный набор конкретных методов и приемов, с помощью которых осуществляются такого рода исследования и разработки. Разумеется, что в них используются все методы, которыми пользуется этнологическая наука.
136 |
Раздел I. ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ЭТНОЛОГИИ |
Вместе с тем реализация прикладных этнологических исследований требует и специальных методов. Выше уже упоминалось о методе профессиональной экспертизы, о прогнозировании межэтнических напряженностей и конфликтов. При улаживании такого рода конфликтов может оказаться полезным метод переговоров между противоборствующими сторонами. В ряде случаев бывают эффективными использование пропагандистских приемов, включение в процесс взаимодействия аппарата государственного управления, общественных и религиозных организаций и проч. Однако, как бы то ни было, каждый этнолог, работая в области прикладной этнологии, не может не руководствоваться мыслью, высказанной великим французским ученым Луи Пастером: «Я непоколебимо верю, что наука и мир восторжествуют над невежеством и войною, что народы придут к соглашению не в целях истребления, а созидания и что будущее принадлежит тем, кто более сделает для страждущего человечества».
Раздел II
НАРОДЫ ДАЛЬНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Г л а в а 9
АВСТРАЛИЙСКИЕ АБОРИГЕНЫ И АНГЛОАВСТРАЛИЙЦЫ
Австралия — это континент и государство. Географическая среда этого самого маленького континента — площадь его около 7,7 млн км2 — обладает многими уникальными
особенностями, существенными для исторического развития общества и жизни людей. Австралия — самый низко расположенный из континентов: средняя высота суши составляет всего 210 м, причем в центре она опущена до 11 м ниже уровня моря. Гор в Австралии мало и они невысоки. Средняя высота самой большой горной системы — Большого Водораздельного хребта — около 600 м, а самая высокая гора Костюшко имеет всего 2240 м.
Север и северо-восток Австралии — это зона влажных тропических лесов. На востоке, между Большим Водораздельным хребтом и Тихим океаном, простираются уникальные светлые австралийские леса субтропического и теплого умеренного климатических поясов. Большую часть территории Австралии в этих же климатических поясах занимают сухие саванны, области колючего кустарника («скрэб») и пустыни. Речная сеть развита весьма слабо. Относительно хорошо обводнены север, восток и юго-восток континента, поэтому в прошлом и сейчас на востоке сконцентрировано абсолютное большинство населения. «Пустынное сердце Австралии» — это центр континента, куда текут некоторые реки, но они теряются в песках, образуя соляные озера, в которых в сухие сезоны нет воды. Как бы компенсируя недостаток влаги на поверхности, Австралия богата подпочвенными запасами воды. Аборигены знают способы извлечения ее, и поэтому могут жить в условиях, казалось бы, полного безводья.
Растительный и животный мир Австралии большей частью эндемичен, т.е. представлен видами, которые не встречаются на других континентах. Высших (плацентарных) млекопитающих, если не считать полудикой собаки динго и крыс (появление которых, скорее всего, связано с расселением человека), здесь никогда не было. Это обстоятельство полностью исключает Австралию из зоны антропогенеза. Оно же сыграло не последнюю роль в том, что аборигены никогда не делали попыток доместикации (одомашнивания) животных. Впрочем, обитающие в Австралии многочисленные сумчатые (до 100 видов) — от гигантских рыжих до карликовых кенгуру и пр. — прекрасные объекты охоты.
138 |
Раздел II. НАРОДЫ ДАЛЬНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ |
В любой из природных зон, включая полупустыни и пустыни, аборигены могли в разные времена года собирать достаточное количество дикорастущих кореньев, клубней, плодов и семян. Пригодных же для земледельческой культивации растений в Австралии почти нет, если не считать некоторых видов дикого ямса. Это обстоятельство нужно учитывать, рассматривая вопрос об отсутствии у аборигенов земледелия.
Население Австралии (более 18 млн человек) в настоящее время на 97% состоит из выходцев из европейских стран и их потомков (англоавстралийцев) и лишь примерно на 2% — из коренных обитателей континента — аборигенов. Эти две группы населения уже более 200 лет живут бок о бок, но их культуры до сих пор резко отличаются друг от друга. Если культура «белой Австралии» представляет собой один из вариантов западноевропейской цивилизации, то культура темнокожего аборигенного населения отличается своеобразными чертами, выработанными за более чем 30 тыс. лет самостоятельного существования на изолированном от остального человечества континенте.
1. Австралийские аборигены: традиционная культура и общественная организация
Австралийские аборигены относятся к особой расе (или, по другой классификации, субрасе), именуемой веддо-австралоидной, характерные черты которой — темно-коричневая кожа, черные волнистые волосы, густые бороды у мужчин, крупные черты лица (широкий нос, толстые губы, выступающие надбровные дуги), вытянутая к темени голова, средний или высокий рост.
До прихода европейцев в конце XVIII в. на территории Австралии проживало предположительно не более 300 тыс. аборигенов. Австралийские языки (их около 500) образуют особую лингвистическую филию (группу языковых семей). Всего лингвисты насчитывают в этой филии до 26 языковых семей. Самая крупная из них — пама-ньюнга. Языки этой семьи раньше были распространены на большей части континента. До 2/3 всех аборигенов, сохранивших в настоящее время знание родного языка, говорят на языках этой семьи. Наиболее крупные этносы этой лингвистической группы — мабуиаг (самая крупная этническая общность, насчитывающая свыше 14 тыс. человек), варлпири,
валмаджари, аранда, питжанджара.
Остальные языковые семьи австралийской филии (ньюлньюл, бунаба, ворора, джерага, джаминджуг и др.) сосредоточены на крайнем севере континента, каждая из них насчитывает в настоящее время от нескольких десятков до нескольких сотен говорящих. На протяжении многих тысячелетий Австралийский континент был заселен очень неравномерно, что определялось природными условиями. Большая часть племен обитала в ограниченной по площади благодатной зоне на юго-востоке Австралии, где достаточное количество осадков, съедобных растений и животных обеспечивало существование большого количества людей.
Происхождение аборигенов Австралии долгое время оставалось загадкой. Их внешний облик не позволял безоговорочно связать их прошлое ни с одним народом из числа принадлежащих к одной из трех больших рас человечества. Отсутствие у аборигенов морских судов делало непонятным их проникновение на континент, изолированный от остальной обитаемой суши океанскими про-
Глава 9. АВСТРАЛИЙСКИЕ АБОРИГЕНЫ И АНГЛОАВСТРАЛИЙЦЫ |
139 |
сторами. Лишь к середине XX в. наука накопила достаточно фактов для решения вопроса о происхождении аборигенов. Обнаружены окаменевшие костные останки древних людей, орудия труда из камня, возраст которых, по данным современных точных методов датировки, достигает 30—40 тыс. лет. Наиболее древние костные останки человека найдены у озера Манго к западу от Сиднея. Их возраст (по радиоуглеродному методу) равен 26 тыс. лет. В этой же местности в слоях, отстоящих от нашего времени на 32 тыс. лет, были найдены следы древнего кострища и орудия из камня. Аналогичные находки примерно такого же возраста сделаны и в других районах Австралии. В 1978 г. в долине реки Мерчисон (штат Западная Австралия) археологи обнаружили несколько десятков каменных орудий в слоях, имеющих возраст около 100 тыс. лет. Сообщения о подобных и даже более древних находках появлялись и позднее.
Многие специалисты, правда, сомневаются в надежности методов датировки этих находок. Если же их точность будет подтверждена, то проблема происхождения аборигенов приобретет совершенно новый вид, так как это будет означать, что первыми людьми, пришедшими в Австралию, были существа, похожие на неандертальцев, и процесс формирования биологического вида Homo sapiens протекал и на территории этого континента в условиях изоляции. Останки древних людей аналогичного типа были найдены в Юго-Восточной Азии и на островах Малайского архипелага. Именно отсюда в весьма отдаленные эпохи предки аборигенов переселились на территорию Австралии. Они смогли это сделать, так как морские пространства между Азией и Австралией были тогда гораздо уже:´ то было время широкого развития материкового оледенения на Земле («ледниковый период»), когда полярные шапки забрали из мирового океана массу воды, понизив его уровень на десятки метров.
На новых землях пришельцы обнаружили множество сумчатых животных. Некоторые из них достигали более 3 м высоты и становились легкой добычей первобытных охотников. К тому же в древней Австралии отсутствовали опасные хищники.
Основой жизни всех без исключения племен служили охота и собирательство. Нигде в Австралии не обнаружены даже примитивные формы земледелия и животноводства. Орудия труда очень просты и их набор ограничен. У мужчин это несколько деревянных копий с каменными наконечниками, каменный нож, каменный топор, деревянная дубинка или бумеранг (чаще всего не возвращающийся; возвращающиеся бумеранги известны не всем племенам и там, где они есть, обычно служат не оружием, а скорее для развлечения). «Снаряжение»
140 |
Раздел II. НАРОДЫ ДАЛЬНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ |
женщин еще проще — корытца из коры и сплетенные из травы сетки для собирания семян и плодов, а также заостренные палки для выкапывания кореньев
иразрывания нор мелких животных.
Убольшинства племен жилище как таковое отсутствовало, лишь у некоторых племен принято было сооружать временные хижины из веток и коры, но чаще всего обходились примитивными ветровыми заслонами. Обычно же аборигены располагались на стоянках прямо под открытым небом.
Одежды в нашем понимании аборигены не знали, а ходили круглый год обнаженными, но у ряда племен известен обычай ношения набедренных повязок из травы. На юге континента и на острове Тасмания, где климат прохладнее, были известны накидки из шкур кенгуру.
Обычный образ жизни аборигенов — это постоянные переходы с места на место. Пребывание на одной стоянке редко продолжалось больше одной-двух недель. Такая жизнь обусловливалась охотничьим и собирательским хозяйством, однако не следует думать, что это было беспорядочным бродяжничеством. Каждая группа аборигенов, будь то племя или локальная группа (см. ниже), обладала земельным пространством, которое считала своим, и передвигалась по нему по существовавшим на протяжении столетий маршрутам, которые соответствовали временам года и природным циклам.
Тысячелетия приспособления аборигенов к неласковой, порой жестокой, но, тем не менее, родной для них природе привели к тому, что их общество и культура образовали с ней неразрывное единство. Аборигены до тонкостей знали флору и фауну своей земли, повадки, жизненный цикл и сезонные миграции животных. Каждый абориген-мужчина в любое время мог точно сказать, где на землях его племени находится дичь и куда она может направиться в ближайшем и более отдаленном будущем. Женщина так же хорошо знала, где и на какой стадии созревания можно найти съедобные растения. Такого рода знания и определяли направления передвижений аборигенов.
В пищу у аборигенов могло идти многое такое, что европейцу и в голову не придет считать съедобным: змеи, ящерицы, личинки насекомых, не говоря уже о крупных сумчатых (кенгуру, опоссумах и др.); используются и растительные ресурсы — дикорастущие злаки, корнеплоды и др.
Сравнительно недавно, путем тщательных наблюдений удалось установить, что эффективность традиционной охотничьей и собирательской деятельности аборигенов настолько высока, что на добывание пищи у них уходит в среднем не более двух-трех часов в день.
Основными формами общественных объединений аборигенов служили племя,
локальная группа (община) и семья. Племя в Австралии — это группа, насчитывающая в среднем около 500 человек. Оно обладает определенной территорией, самоназванием, его представители говорят на одном языке и осознают себя особой культурной общностью, отличной от других таких же общностей. Племя, однако, не имеет общего вождя и других органов власти, оно редко собирается в полном составе и его члены почти никогда не участвуют сообща в военных или охотничьих действиях. Последнее обстоятельство дает основание утверждать, что австралийское племя — это общность не социально-полити- ческая, а прежде всего этнокультурная и языковая. Однако и в этом качестве ее границы очень часто весьма неопределенны. Для аборигенной Австралии в высшей степени свойственна ситуация первобытной языковой непрерывности,