Рассказ о первых штанах: об одном устойчивом сюжете в мужских автобиографических текстах

В потоке биографического дискурса выделяются рассказы с повторяющимися из текста в текст сюжетами и мотивами. Нет никаких оснований сомневаться в том, что эти «личные» истории конкретных людей достоверны по причине их повторяемости. Вопрос состоит в том, почему «личные» рассказы так похожи? Какие ментальные, поведенческие, экономические предпосылки и стереотипы формируют матрицу рассказывания? Репрезентативное количество «рассказов о себе» в биографическом дискурсе ХХ века касается темы преодоления критических ситуаций жизнеобеспечения (недостатка необходимого минимума одежды, еды, жилья). Преодоление или переживание этих критических ситуаций люди часто предъявляют в качестве самоидентификации.

В работе использованы материалы собрания «Музей биографий. Русская провинция. ХХ век», сформированного в результате сбора биографического материала в Белозерском и Вашкинском районах Вологодской области, а также публикации интервью в «мужских» журналах для сравнения текстов мегаполиса и провинции.

Среди собранных материалов примерно треть составляли объемные биографические тексты с подробным отчетом «о пройденном жизненном пути», авторами которых были мужчины. Речь в них шла в основном о крупномасштабных эпопеях. В этих исторических полотнах встречаются антропоморфные персонажи, но как будто бы нет ни автора, ни героя, ни события. Персонажи движутся в истории по занятым и оставленным пунктам, высотам, по раскрытым уголовным делам, по выполненным директивам партсовещаний, полученным грамотам и т.д., человеческие силуэты проявляются только на фоне незатейливых нужд. У людей случались переживания, но заданному масштабу эти события не соответствовали, и рассказчики рассказывают о них только по причине того, что события эти ярче остальных: «Особенно запомнился случай со штанами из мешка»; в жизни случились «штаны».

Задача данного доклада состоит в выявлении стереотипии одного из таких повторяющихся сюжетов, а именно мужских рассказов «о первых штанах» на уровне семантики, структуры и прагматики текста.

В.В. Воронин (Краснодар)

Отец в семье кубанских казаков: статус и функции

Батько, папа, папаша — эти термины являются основными для обозначения отца в кубанской казачьей традиции. Институт семьи для кубанского казачества явление позднее. Особенно это касается черноморских казаков, наследников запорожской казачьей традиции.

Важнейшей функцией мужчины-отца в казачьей семье являлась хозяйственно-экономическая. В досоветский период на Кубани бытовали малые и большие семьи. Сохранение последних, в столь позднее время, объясняется рядом причин: экономические, — на каждого члена мужской семьи выделялся пай; с уходом казака на службу временная потеря рабочих рук в таких семьях не так ощущалась. Социальные: воспитание у членов семьи чувства коллективизма, готовности к взаимозамене (в случае гибели казака роль отца могли выполнять другие мужчины члены большой семьи).

По мере роста семьи роль отца, как главной рабочей силы, изменялась. Взрослые сыновья брали на себя все тяготы по хозяйству, а отцу оставалось лишь распределять обязанности и осуществлять контроль. При нерадивости хозяина, его безответственном поведении, пьянстве, в казачьей традиции практиковались такие методы воздействия как, например, высылка его станичным обществом из станицы для исправления поведения.

Отец в казачьей семье был не только хозяином, но и учителем: «Як батько робыв, так и тэбэ учив». Напрямую отцовское воспитание касалось лишь мальчиков, и имело определенные возрастные рамки. В раннем возрасте ребенка, казак-отец не только не вмешивался в его воспитание ребенка, но и не помогал жене по уходу за ребенком, что закреплялось в некоторых формах поведения. Примерно с 7–8 лет начиналось обучение, и по мере того, как ребенок взрослел, оно принимало более сложный хозяйственный характер. Под присмотром отца мальчики, помимо выпаса и кормления скота, присмотра за лошадьми, работой «погонычами», начинали овладевать навыками хлеборобства, учиться азам народных знаний. Естественно, что все навыки отца, его нравственные качества, привычки во многом передавались сыновьям: «Якэ дерево, такый и тын, якый батько, такый и сын». Показателен и тот факт, что во многих семьях именно отец водил детей в церковь, обучал молитвам.

Важная роль отца в казачьей семье подчеркивалась и системой наказаний / поощрений. В большинстве случаев право наказания за небольшие провинности и проступки-«шкоды» оставалось за матерью. Отцовское наказание было более жестким, хотя и не всегда влекло за собой физическое воздействие, которое могло иметь место при тяжких проступках. В большинстве случаев отец наказывал сыновей, дочери же оставались под присмотром матери, в связи с чем, у женщин сохранялся в памяти образ отца как ласкового и доброго человека. Поощрение со стороны отца чаще всего выражалось в «добром слове», реже в подарках или игрушках (кстати зачастую сделанных руками отца) — «коныках», «шаблях». Наказание взрослого сына могло проявиться при его «отделении»: в большинстве случаев отец старался дать сыну все для самостоятельной жизни, однако в случае серьезных нарушений (оскорбление родителей, брак без благословения и т.п.) сын мог «выделиться без ничего». В конечном итоге отец во многом определял судьбу каждого члена семьи («отделение» сынов, обучение ремеслу, благословение на брак, усыновление).

Высокий статус отца/батьки в семье являлся основополагающим и в этикете. За столом он занимал главенствующее место (в Святом углу), резал хлеб, заранее перекрестив его, читал молитву за столом, первым начинал есть и первым выходил из-за стола. Беспрекословное подчинение отцу-хозяину всех членов казачьей семьи являлось важнейшей характеризующей чертой, что отразилось в фольклоре: «Як батько сказав, так и будэ»; «Отец сказал — закон».

Таким образом, статус отца/батьки был очень высок в казачьей семье, что объясняется его важной ролью в деле воспитания детей, хозяйственно-экономической и обрядовой жизни, сохранении и передачи знаний в области системы ценностей, хозяйствования.

А.И. Ганчев (Одесса)