Гетерия Алкея и фиас Сапфо на Лесбосе VII–VI вв. До н.Э.

Доклад посвящен особенностям половозрастных объединений позднеархаического Лесбоса. Стихи Алкея и Сапфо были ориентированы на восприятие не читателями, а слушателями, широта или узость круга которых зависела от жан­ра поэм. Гимны в честь богов, или френы, посвященные павшим героям, могли быть адресованы всем, кто был на религиозном празднике, а застольные песни (у Алкея — также «песни мятежа») исполнялись в узком кругу сотрапезников или единомышленников.

Была ли знатность происхождения условием «членства» в гетерии Алкея? Существует проблема достоверности традиции о «худородст­ве» Питтака в свете данной им клятвы. Заменяла ли клятва пе­реход из одной возрастной группы в другую и прохождение ини­циации как условие вхождения в «круг посвященных»? Отличие такой гетерии от мужских союзов у дорян (Спарта, общины Крита) выражалось и в том, что педерастия как форма досуга у эолян (как и у ионян по данным вазописи) не столь явно выражала от­ношения господства и подчинения, а оторванность аристократов от семей и женского общества чаще объяснялась пребыванием вне полиса (аморская торговля, колонизация, наемничество), а не времяпрепровождением внутри общины (занятия охотой, атлетикой).

Будет обсуждена спорность вопроса о посвящении фиаса Сапфо Афродите и Музам. Был ли «Дом Муз» частным культовым сообществом, полис­ным или межполисным институтом? Все ли воспитанницы Сапфо по­кидали фиас по достижении брачного возраста? Статус учениц, не являвшихся уроженками Лесбоса; связи аристократок круга поэтессы с Лидией. Соперницы Сапфо внутри фиаса и вмешатель­ство властей Митилены в его деятельность. Изгнание поэтессы и ее возвращение к руководству митиленским фиасом.

С.В. Комарова (Санкт-Петербург)

Этнопсихологические стереотипы и современное искусство: рассказ о «Дяде Сереже»

Этнографические источники многократно подтверждают существование двух устойчивых гендерно окрашенных дихотомических взаимосвязей: женщина — ткань и мужчина — дерево, особенно ярко проявившиеся на Русском Севере. Современная художественная или творческая работа с деревом, наверное, может быть названа одной из наиболее «наглядных» линий продолжения «союза»: мужчина и ремесло (мужчина и материал), — характерного для традиционной русской культуры.Скульпторы, предпочитающие дерево другим материалам, волей или неволей чувствуют или осознают глубокую связь со всем объемом наработанной в рамках этой темы информацией, начиная от мифологизации материала, который Коненков называл «метафорой духа», до рефлексии на исторически сложившиеся культурные формы (дохристианская и раннехристианская скульптура, объемная резная икона, различные составляющие пространства дома, деревянная игрушка и др.). Поэтому, иногда именно художникам, благодаря интуитивной включенности в этот процесс, открывается доступ к редкой этнографической информации, существующей где-то на грани сознания и подсознания. Или они выбираются случаем для материализации этой информации, реализующейся в рамках сложившихся этнопсихологических стереотипов.

Петербургский скульптор Михаил Едомский, проживший в конце 1980 гг. около года в деревнях Каргополья, «путешествуя по бабушкам», получил возможность наблюдать «в жизни» известный этнографам, но практически не описанный архаичный ритуал замещения отсутствующего мужа куклой-двойником. Согласно рассказу, сопровождаемому серией графических работ, деревянная фигура-заместитель была создана женой по случаю ухода мужа на войну в 1942 г. После получения «похоронки» фигура осталась «жить» в доме в качестве полноправного «хозяина». Особенно интересным в рассматриваемом случае представляется включение «Дяди Сережи», как называли куклу все посторонние, в современное на тот период пространство жизни. Этот процесс, сопровождаемый большим количеством бытовых деталей, позволяет проследить механизмы приспособления архаичных форм сознания к конкретным фактам современной действительности.

Относиться к рассказу художника — человека творческого, как к реальной этнографической информации достаточно сложно, даже если этот рассказ подтвержден рисунками. Автор не работал с информатором по традиционной схеме: вопрос — ответ, а просто жил некоторое время рядом и наблюдал. Материал изобилует излишней фантастической живописностью и, наверное, правильнее будет воспринимать его как поэтический текст. Но сам факт возможности появления подобного текста у современного, окончившего советское художественное заведение городского молодого человека достаточно показателен. Видимо, подобные опирающиеся на определенные этнопсихологические стереотипы тексты формируются самостоятельно при посредничестве творческих личностей и стечении определенных обстоятельств.

И.С. Кон (Москва)