Мужские антропонимы в топонимической системе Воронежской области

Топонимическая система Воронежской области представлена почти 2000 названиями населенных пунктов (ойконимами), из них более половины — отантропонимические ойконимы, образованные, как правило, от личных мужских имен, фамилий или прозвищ, а также мужских имен православных святых (религиоойконимы). Преобладание мужских антропоойконимов объясняется более активной вовлеченностью мужчин в общественно-политическую и хозяйственную жизнь России XVII–XIX вв. — время массового заселения и освоения края. На основе их анализа можно восстановить принципы топонимической номинации, бытовавшие в прошлые века и используемые в настоящее время.

В данной тематической группе представлены названия, образованные от личных имен или фамилий с канонической базой (Александр) и неканонической (в их основе лежат прозвища людей: Бугай), а также названия, образованные от уменьшительно-ласкательной формы личного имени (Аношка): р.п. Кантемировка, пос. Федоровка, сл. Юрасовка.

В Воронежской области встречаются религиоойконимы — ойконимы, образованные на базе культово-религиозной лексики. До получения религиозного названия населенный пункт уже существовал и носил определенное наименование, мотивированное антропонимом, гидронимом, апеллятивом. При постройке православного храма его название, как правило, становилось новым названием старого поселения. Производящей основой религиоойконима становилась сокращенная форма названия храма, религиозных праздников или имя православного святого (как правило, мужской антропоним): Николай Чудотворец — Никола — Никольская церковь — с. Ни­кольское. Многие землевладельцы возводили храмы в честь своих небесных покровителей.

Таким образом, основными мотивационными признаками в сфере ойконимии Воронежской области оказались мужские антропонимы: имена, фамилии или прозвища первопоселенцев, землевладельцев и членов их семей, имена православных святых.

 

А.А. Пригарин Мужские стереотипы поведения в старообрядческой среде: на материалах русских-липован Подунавья

На основе оригинальных архивных и полевых материалов в докладе предпринята попытка проследить особенности мужского поведения у русских-старообрядцев (липован) Румынии, Болгарии, Молдовы и Украины. Эти задачи рассматриваются в диахронном (эволюция стереотипов на протяжении ХVIII–ХХ вв.; соотношение традиций и инноваций) и в синхронном аспекте (специфика мужской социализации, возрастные группы, жизненная стратегия в разных социо-корпоративных объединениях).

Исследование этих моментов позволяет глубже понять феноменальность конкретной этноконфессиональной общности. Ее культура характеризуется сознательным предпочтением «старого», обладая при этом значительным трансформационно-инновационным потенциалом, позволяющим эффективно приспосабливаться к новым условиям вот уже на протяжении более чем трех столетий. Во многом это обусловлено возможностями социальной и хозяйственной мужской жизнедеятельности.

М.В. Пулькин (Петрозаводск)

«Славнии учители самогубительныя смерти» (наставники старообрядцев-самосожигателей в конце XVII–XVIII в.)

В процессе своего развития старообрядческое движение создало особую группу религиозных лидеров — руководителей самосожжений, которые принимали на себя нелегкую обязанность «учители самогубительныя смерти» и умирали вместе со своими подопечными. Пути к спасению для них были отрезаны: к моменту самосожжения предназначенную для «гари» постройку окружали войска, и при попытке спастись «старцев» ожидал арест и, вероятнее всего, казнь. Эти наставники вызывали сильнейшую ненависть как значительной части местного населения, так и властей. Но и в старообрядческой среде отношение к ним было неоднозначным.

Последовательность действий наставника самосожигателей в подавляющем большинстве случаев оставалась неизменной. Во-первых, избиралось уединенное место, где приготовления к самосожжению не могли быть обнаружены и пресечены с самого начала. Подготовка к самосожжению включала также строительство специального здания (в источниках оно называется «згорелый дом») и заготовку легковоспламеняющихся материалов. Во-вторых, старообрядческий наставник собирал максимальное количество приверженцев — будущих жертв самосожжения, для которых отныне исчезала возможность отказаться от гибельного выбора. Некоторые из них и не подозревали, что примут участие в смертельном ритуале. В-третьих, имело место перекрещивание собравшихся по старообрядческим правилам и пострижение в монахи. В-четвертых, старообрядческий наставник вступал в полемику с представителями власти, присланными для «увещевания» старообрядцев и предотвращения их гибели. Наконец, старообрядческий наставник сохранял неусыпный контроль за собравшимися в «згорелом доме» до того момента, когда спасение от огня становилось невозможным.

Н.Л. Пушкарева (Москва)