Социальные отношения и преступность

1. Строго говоря, слово «социальные» — синоним слова «общественные». Поэтому когда мы говорили об общественных отношениях, то в первую очередь (или, как правило) имели в виду базисные, экономические отношения. Ныне, когда мы говорим о социальных отношениях (или, может быть, точнее — об отношениях в социальной сфере), то имеем в виду не столько экономические, производственные отношения, сколько отношения, определяющие условия жизнедеятельности человека: его труда и вообще трудовой занятости, жилищные условия, средства, на которые живет человек, и как он их добывает, сферу обслуживания, охрану здоровья, образование, быт, культурное обслуживание, наконец, межнациональное, межгрупповое, межличностное общение и т. д. Обобщенно говоря, речь идет о социальном бытии человека. Оно включает в себя также положение личности в обществе в целом, а также в различных микрогруппах, что накладывает отпечаток па ее поведение, практически предопределяет социальную позицию, поведение и социальную роль.

Нетрудно понять, насколько многогранна проблема, которую предстоит рассмотреть. Очевидно, что придется ограничиться специально отобранными вопросами, ибо «нельзя объять необъятное».

В криминологии всегда большое внимание уделялось; условиям жизни человека, в частности вопросам — имеет человек жилье или нет и если имеет, то какое. Криминологические исследования западных, а за ними и советских ученых показывали со всей очевидностью, что условия жизни, место, где живет человек, качество жилища, а в связи с этим и складывающиеся микроокружение и взаимоотношения с ним влияют на причины преступности. От более или менее «простых» наблюдений и выводов, например наблюдении, из которых явствовало, что люди, живущие в неприспособленных для жизни помещениях, испытывающие бытовые неудобства, страдающие вследствие этого от холода, болезней, недоедания (ибо в таких условиях живут мало- или просто неимущие), чаще, чем другие, становятся на преступный путь, ученые дошли до создания таких «глобальных» теорий, как теория урбанизации и миграции как причин преступности.

Традиционным для криминологии стало изучение трущоб, окружающих большие города, как, естественно, и их жителей, «бидонвилей» и им подобных «видов жилья», существующих и поныне, несмотря на гигантские шаги в развитии цивилизации.

Столь же «простым» был и вывод: преступность — порождение трущоб, а преступники — по преимуществу жители трущоб.

Советская криминология принимает этот вывод. Более того, мы использовали его для критики не столько этой самой криминологической теории, сколько капиталистической системы, рождающей преступность. Все это было бы правильно, если бы мы не обходили свою собственную действительность. Критикуя «ту» систему, мы делали вид, будто у нас дела обстоят совсем не так и что, скажем, трущоб у нас нет. Между тем абсолютно негодное жилье в стране всегда было, есть, и не очень скоро данная проблема решится. Кроме того, те, кто в таком жилье живет, это наши изгои, люди, оказавшиеся ниже того статуса, который позволил бы им достаточно быстро решить свою жилищную проблему.

Западные криминологи с наличием преступности связывают и характер застройки городов. Огромные, многоквартирные, без необходимых удобств дома, скученность, антисанитария, то, что они называют унылой застройкой, тоже ведет к соответствующему образу жизни, межличностным, групповым конфликтам и преступлениям.

В нашей теории долгое время обходились эти острые вопросы. Или же ученые вдавались в область «более глубоких» рассуждений, вроде того, что социализм ведет к постоянному улучшению жизни людей. Если даже принять данный не очень-то оправдавшийся в действительности тезис, то и при этом нельзя уходить от изучения конкретных причин и условий преступности в виде ненадлежащего жилья или делать вид, будто у нас их практически нет. Да, «бидонвилей» не было, но полуразвалившихся деревянных и кирпичных домов — сколько угодно. И живут в них обездоленные люди, как и рождающиеся у них ребятишки. А уж о скученности, о полуобвалившихся домах-общежитиях и говорить нечего. Ныне советские криминологи с абсолютной четкостью фиксируют криминогенный характер условий жизни в таких местах проживания людей.

В западных странах есть целые улицы и кварталы, заселенные бедными, «цветными», иммигрантским и преступным людом (одно переходит, как правило, в другое), в этих же районах расположены сомнительные развлекательные, питейные заведения, игорные и иные притоны и т. п. Это — своеобразная, но по-своему дальновидная политика. Те, кто совершает преступления, собираются властями в одно место. Так легче следить за людьми, вставшими на преступный путь, стравливать между собой преступные группы. Ученым тоже «легче» изучать преступную субкультуру.

Бывают и иные варианты: трущобы как бы «выносятся» за город, примыкают к нему либо, образно говоря, нависают над ним, не сливаясь в то же время с ним. Но за этой подчас незримой чертой все иное: и жилища, и бытовые условия (водопровод, газ и пр.), и сфера обслуживания, и «культурные» учреждения, и, конечно, полицейская охрана.

Вывод естествен: урбанизация в том виде, в каком она существует, есть одна из причин преступности.

Подобной картины, четкого разграничения «чистого» города и условий жизни в нем от «нечистого» у нас нет. Но с запущенными кварталами в городах, где селится отнюдь не элитное население, мы можем встретиться повсеместно. Даже такие города, славившиеся своей высокой культурой, как Петербург, ныне больны серьезно. Причем если говорить о Петербурге, то нее «поселение» преступного элемента и деклассированных людей было ограничено вполне определенным районами, например Лиговкой, известной своими ночлежками, Перцевским домом, где жили воры, проститутки и прочий аналогичный контингент, садом Сангали или кварталами Сенной площади. Теперь же разваливающееся жилье и многокомнатные, напоминающие общежития в худшем их варианте, квартиры, где, естественно, концентрируются обитатели, которым либо дадут по закону лучшего жилья как недавно приехавшим или по иным причинам либо приехавшим по так называемому оргнабору, находятся в историческом центре города, который и становится вследствие образа жизни людей, проживающих в таком жилье, криминологически опасной зоной.

В других городах имеют место свои особенности. Например, в Москве ранее местом концентрации преступного элемента была так называемая Марьина Роща. Политика новой застройки столицы «сняла» непосредственную опасность данного района, но «размыла» проблему по новым районам. Аналогичные процессы происходят и в других городах, о преступности в которых можно прочитать в произведениях старых русских писателей, особенно А. И. Куприна. Это — Одесса, Киев, Ростов и др. Но дело, конечно, не в городах самих по себе (общий вывод о том, что преступность в городах выше, чем в сельской местности, сделан давно и не нами), а в том, что в определенных местах, где селятся люди, условия для них не равны и не однозначны. Неравенство условий социальной жизни ведет не только к тому, что одни живут лучше, а другие хуже, — этом, вероятно, не преодолеть никогда, — одно это еще не достаточный повод для острейших конфликтов, — но и к созданию специфического микроклимата человеческого конгломерата, постоянно живущего в недостатке, нужде, а отсюда в психологической атмосфере, непринятия как своей жизни, так и особенно того, что выходит за рамки понимания этих людей. Непопулярный ныне К. Маркс писал, что если рядом стоят два дома — один большой, а другой маленький, то владелец маленького дома будет открыто ненавидеть владельца большого дома. Преодолеть полностью этот психологический настрой, очевидно, невозможно. К сожалению, зависть — непреодолимое человеческое чувство. Но свести его от ненависти и соответствующей поведенческой реакции (в том числе преступлений) до, скажем, недовольства, не выражающегося в столь острых формах, вероятно, все-таки, можно. И если человечество, в частности люди нашего общества (не будем говорить обо всем человечестве), будут иметь нормальное жилье со всеми необходимыми в наш век цивилизации условиями, то можно рассчитывать и на меньшее количество преступлений (от этой конкретной причины зависящих, во всяком случае). На мой взгляд, межличностных конфликтов, вызываемых скученностью, антисанитарией, станет меньше. А ведь это немалая доля преступности.

Криминологи констатируют, что в общей массе совершаемых преступлений процент их на почве межличностных конфликтов составляет от 10 до 25%—цифра приблизительная и неточная. По-моему, она больше.

Преступность на почве межличностных отношении, переходящая в «публичное» ее выражение — от убийств, изнасилований до разбоев и хулиганства, — есть своего рода ядро преступности, основная ее часть. Об этом говорили советские криминологи еще в 20-х годах.³² Следует иметь в виду и то, что преступления, возникающие в подобных условиях, чаще всего носят насильственный характер, иногда просто дикий по своим внешним проявлениям. Но распространены также и кражи. В тех случаях, когда преступники — «выходцы» из трущоб — совершают преступления «вовне», их характер не меняется, а, может быть, даже усугубляется.

В то же время социальное бытие человека — это не только жилье, но и одновременное наличие других условий, облегчающих или затрудняющих его жизнедеятельность. Это и то, трудится ли он вообще, постоянно или временно. Какое вознаграждение он за это получает, справедливо ли оно, соответствует количеству и качеству затраченного человеком труда или это своего рода подачка — от государства ли в виде непомерно малой заработной платы или от кооператора или иного «хозяйка» в виде тоже своего рода подачки («сколько хочу — столько плачу»). Отсюда — что сколько человек может купить для себя и своей семьи.

Известно, что прожиточный минимум в нашей стране определен произвольно и не соответствует действительности. Прожить на этот минимум чрезвычайно трудно и даже невозможно. А это, естественно, ведет к поиску дополнительных средств к существованию, в том числе и преступным путем (сюда укладываются все мелкие кражи и хищения, совершаемые «обычными» преступниками, а не профессионалами и коррумпированными липами).

Однако мало иметь «минимум» денег. Надо еще иметь то, что на них можно купить. Причем купить, не «доставая» и не покупая у спекулянтов и дельцов черного (и обычного) рынка. Если при этом иметь в виду психологическую атмосферу, складывающуюся на фоне не просто социального и материального расслоения общества, но на фоне быстро усугубляющегося расслоения, то удивляться растущей преступности не стоит. Постоянный дефицит жилья, еды, одежды — того, что обусловливает социальное бытие человека, — это столь же постоянные причины преступности, как и причины растущей в обществе неудовлетворенности я озлобленности людей, уже теряющих способность к трезвой оценке происходящего и взвешенному подходу к самой жизни и тому, что ее движет, к столь же взвешенной оценке политических лидеров и конкурирующих с ними претендентов в лидеры, самого социального строя и путей его развития. Общество со стабильно неустойчивыми социальными отношениями — это общество со стабильно высокой и растущей преступностью.

2. Социальная неудовлетворенность в обществе к государстве складывается, вроде бы, из «мелочей». Эти «мелочи», к сожалению, при «административно-командной системе» действительно относились к разряду мелочей, ибо людей направляли на достижение глобальных заоблачных высей, хотя и там, в высях, человек должен есть, пить, простите, стирать белье, чинить телевизоры, одежду, лечиться, покупать лекарства, читать книги и т. д. и т.п. Ныне говорят, что «мелочи» и есть именно «то самое», ради чего.., но жизнь становится все напряженнее, появляются легализованные преступники, орудующие в городах, еще более ухудшающие социальную атмосферу.

Вся сфера социально-бытового обслуживания населения работала плохо, а ныне работает еще хуже. Низкое качество материалов и столь же низкий уровень обслуживания, нехватка учреждений сферы обслуживания, хамство работающих в них, бесконечные очереди и многое другое — все это а конечном счете психологически настраивает население против власти. «Превосходство» же над людьми, зависимыми от них, ощущаемое работниками сферы торговли и обслуживания, ведет к преступлениям уже с их стороны: поборам, взяточничеству, хищениям.

Организованная преступность, орудующая в сфере торговли и распределения, в угоду политическим амбициям определенных кругов сказала свое слово, вызвав и взрыв недовольства населения, и взрыв преступности. История знает, что эти методы давно испытаны в разных государствах силами, которым выгодна нестабильность в обществе. Безошибочны эти методы и в качестве средства усилить недовольство населения системой, которая и без того дискредитировала себя если не полностью, то в значительной степени.

В теории криминологии существует положение, согласно которому бытовое преступление³³ есть деяние, совершенное на почве конфликтных личностно-бытовых или общественно-бытовых отношений с потерпевшим.³⁴ Это верно, если бытовые отношения рассматривать в традиционно узком смысле слова. Мне, однако, представляется, что, не снимая «внутриличностного» их характера, необходимо видеть их как отражение социальных отношений, как условий жизнедеятельности человека. Тогда даже убийство по так называемым бытовым мотивам, совершенное вследствие постоянных конфликтов по поводу плохих условий жизни, вечной нехватки чего-нибудь, невозможности в сложных ситуациях найти выход, ссоры, на почве этого переходящие в ненависть к конкретному лицу, часто близкому, получают совершенно иную окраску, вовсе не говорящую о том, что бытовые убийства «лучше», чем разбойные убийства на улицах. Только выявить истинный мотив убийства не всегда умеем: жертвы уже нет, а убийца бывает слишком примитивен для объяснения столь глубоко содеянного. Однако и от такого убийцы мы можем иногда узнать, что ему все, весь мир надоел, что он всех ненавидит.

Ненавидит всех, а убил одного. Впрочем, в подобных случаях человек может убить всех «подвернувшихся».

3. Социальные конфликты межличностного характера выплескиваются на поверхность и в виде конфликтов между различными микрогруппами, что характерно для молодежи либо сформировавшихся «по интересам» антиобщественных и просто преступных группировок, ведущих войну как между собой, так и с обществом, в том числе с представителями органов, охраняющих общественный порядок. Эти преступления совершаются в общественных местах и криминологами относятся к так называемой досуговой преступности, т. е. совершаемой в свободное время. Однако, не отрицая сказанного, и на данный вид преступности надо смотреть глубже. Нередко это не просто форма «проведения досуга», а форма протеста против сформировавшихся (установленных) в обществе порядков. На досуге формируются, как правило, наиболее опасные преступные группы и совершаются тяжкие преступления. Не будем говорить, насколько такая форма протеста справедлива. Чаще всего — она от амбиций. А может быть, неподтвержденность амбиций и толкает человека на путь преступлений, в том числе насильственных? При исследовании личностей, совершающих подобные преступления, сталкиваешься с удивительно низким уровнем социальной воспитанности, культуры, убогими запросами, которые истоками своими имеют, как правило, неудовлетворяющие человека социальные условия (те же жилье, материальную обеспеченность и т.п., сопровождающие напряженную жизнь в ближайшем окружении), рождающие неприязнь, а затем и злобу ко всему, что лежит за пределами «мира», в котором он повседневно общается.

Мы называем такую преступность досуговой, западные криминологи говорят о наличии субкультур различных видов преступных группировок. Многие преступления подобного рода есть проявления длительно накапливающегося недовольства жизнью своей и тех, кого наблюдает преступник, с кем общается, от чего складываются его привычки, нравы, «субкультура», в истоках своих отрицающая официальные структуры. Если, к тому же, до сознания такого преступника доходит (пусть подсознательно, инстинктивно) то, что в обществе существует социальное и имущественное (соответственно) расслоение, что одни — богаты, а другие нет, что у одних есть все (так, во всяком случае, думает преступник, хотя он нередко и ошибается, и «протест» его идет «не в ту сторону», ибо незаконно обогащающиеся нередко вызывают у него восхищение и эти последние даже подкармливают бунтующих социально незрелых людей), а у других, в частности у него, этого нет. Сейчас это становится особенно актуальным, ибо средства массовой информации, открыв огонь по бюрократам, прямо навели преступников на тех, против кого надо «протестовать», но полностью обходят тот факт, что в обществе растет слой людей, действительно богатых, деньги которых дурно пахнут. Впрочем, преступный мир на указанную социальную несправедливость и без «подталкивания» со стороны средств массовой информации откликнулся по-своему: рэкет — это и есть «восстановление социальной справедливости», правда преступными методами. Такова естественная реакция на условия

социальной жизни.

4. Обстоятельства, обусловливающие становление людей на преступный путь, лежат и в сфере условий их труда. Здесь важно разобраться, удовлетворяет ли человека та сфера труда (приложение способностей человека), где он трудится; если нет, то почему он трудится именно на этом поприще, а не где-либо в ином месте; каковы условия труда, имеет ли он возможность заниматься чем-либо еще и занимается ли; какова оплата труда и может ли при этой оплате он чувствовать себя достаточно комфортно? Могут быть и иные вопросы, способствующие углублению понимания связи труда с поведением человека вообще и с преступным в частности.

Следует иметь в виду, что всегда есть большая армия людей, не работающих вовсе, не занятых в сфере общественного производства, частично работающих (работающих неполный день или неполную неделю), «наемных рабочих» (что получает все большее распространение в связи с развитием кооперации) и т. д.

Мы не о всех перечисленных категориях людей имеем данные, позволяющие судить о том, каков их «вклад» в преступность. Однако если просто вдуматься в проблему трудовой занятости, то можно определить, когда человек испытывает недовольство своим социальным статусом как занятый определенной формой труда, а когда — нет.

Занятый трудом человек менее подвержен «соблазну» встать на преступный путь. Хотя это и не абсолютная истина. Ближе к разгадке поведения человека, о том числе становления его на путь преступлений, мы подходим тогда, когда разбираемся в условиях его труда и вознаграждения за него. Столь же большое значение имеет и характер труда, ибо удовлетворение им или, наоборот, неудовлетворенность создает особый психологический настрой человека, определяющий его взгляды и поведение вне сферы непосредственно того труда, которым он занимается.

При этом в поведении человека в таких случаях могут быть варианты: он может заместить свою неудовлетворенность каким-то дополнительным (побочным) занятием и тем самым снять в значительной степени психологическую неудовлетворенность, но может и просто «на все махнуть рукой», и тогда он, конечно же, становится более уязвимым для негативных влияний. Впрочем, и при «замещении» возможны варианты: он может выбрать социально полезные формы возмещения, а может и социально вредные. Пример второго варианта: не очень хорошо зарабатывающий художник, ставший таковым по призванию, но не достигший тех высот, на которые он рассчитывал, начинает рисовать фальшивые деньги, а потом приступает и к их изготовлению и пуску в оборот.

Бывает, что все в труде устраивает человека: и характер, и оплата, а значит, социальный статус (положение) в обществе, а он, используя ту сферу, где трудится, совершает преступления (что наиболее характерно для должностных лиц).

При всем многообразии ситуаций, характеризующих проблему «труд — преступление», попробую выделить наиболее характерные.

Прежде всего по статистике, в разные годы, из общего числа лиц, привлеченных к уголовной ответственности на момент совершения преступления, не работало в «лучшие годы» — 15—20%, а ныне — 30—32%. Это, как и анализ категории людей, именуемых тунеядцами либо бомжами, которые ходят по лезвию ножа, но не всегда совершают преступления (или не изобличаются в их совершении), а также подростков и вообще молодых, нигде не учащихся и не работающих, позволяет сделать вывод, что незанятость трудом (либо учебой) есть прямая дорога к преступлениям — не сегодня, так завтра.

Между тем в стране существует постоянная и весьма значительная армия таких лиц. Если исходить из того, что ежегодно совершается 2,5 млн. преступлений, то 30—32% преступников, не занятых трудом, — это достаточно внушительная цифра. По отдельным видам преступлений, например по кражам, не работал каждый второй.

Правда, не все эти люди, «хронически» неработающие, законченные бездельники. Некоторая часть из них оказалась вне сферы общественно полезного труда именно на момент совершения преступления. До этого человек где-то работал, часто постоянно, но в силу стечения каких-то обстоятельств оказался без работы. Криминологические исследования показывают, что немало преступлений совершается людьми именно в этот период и потому, что они выбиваются из привычной жизненной колеи.

Криминологически категория «личности неработающих» неоднородна и требует дифференцированной оценки, отпочкования убежденных противников труда от тех, кто оставил работу временно.

Характер труда тоже чрезвычайно важен. В экономической и социологической литературе многие годы справедливо говорится о влиянии характера труда на формирование взглядов, поведения, психологии человека, о том, что изнуряющий, «неинтеллектуальный» труд огрубляет личность и т.д. В качестве примеров речь шла о системе «потовыжимания», разоблачении «тейлоризма» и «фордизма» при полном замалчивании подобного в нашей стране.

В криминологии (точнее, в статистике о преступности среди различных слоев населения) это получило выражение в том, что существовали (и существуют) графы о преступности рабочих (столько-то процентов от общего числа), служащих, учащихся, не работающих и не учащихся. Итог (выводы) из этого сопоставления всегда был таков: наибольшее число преступлений совершают рабочие. Желающий делать «политические» выводы или обвинить криминологов в «клевете на рабочий класс» всегда найдет в этих цифрах почву для себя. И находили, «политические выводы» делали. (Более того, в 80-х годах бывшее тогда руководство МВД «возмутилось» клеветой на «нашу молодежь», когда криминологи, лишь приведя цифры, отметили криминогенно ее наиболее активной. Кстати, в этом возрасте молодежь и социально наиболее активна. На беду руководства МВД это были уже не те «годы», и, кроме увольнения неугодных или «проработки» их, на большее оно было неспособно, хотя и такие меры использовало в полной мере, практически, безнаказанной.)

Однако, если отвлечься от идеолого-политических нюансов, с позиций научных, общая графа рабочие (как, впрочем, и служащие) требует расшифровки, поскольку нет такой безликой категории «рабочие». Есть представители конкретных профессий. (К сожалению, немало литераторов сегодня, открыв для себя, что по статистике рабочие наиболее многочисленный «отряд преступников», делают выводы, в частности, о невозможности говорить о рабочем классе как «гегемоне». Может быть, и нельзя, но уж не в связи со сказанным.) И с позиций интересов общества необходимо знать не только, скажем, территориальные различия преступности, но и криминогенную пораженность различных социальных слоев общества, ибо это связано с установлением того, почему именно та или иная отрасль народного хозяйства поражена, какие меры предупреждения необходимо предпринимать, как вести воспитательную работу с людьми.

Криминологические исследования показывают, что более часто совершают преступления люди, занимающиеся тяжелым и неквалифицированным трудом, имеющие, соответственно, более низкий уровень образования и культуры, примитивные интересы и запросы. Досуг таких категорий преступников до совершения преступлений был заполнен «простейшими» его формами: пьянством, в первую очередь, дискотеками худшего образца и т. п. В личной жизни процветала грубость и неуважение к человеческой личности. Такую реальность старательно и длительное время скрывали наши идеологи, утверждая (в целом), что у нас чуть ли нет даже и самих форм тяжелого и деморализующего личность труда, в то время как у нас отсутствуют в достаточной мере передовые технологии, высококлассные станки и механизмы, а уж база для неквалифицированного и тяжелого труда более чем достаточная. Тяжелые формы труда вообще, думаю, неизбежны, образовательный и культурный уровень людей, занятых на таких работах, ниже, чему остальной части трудящихся, досуг людей, особенно наиболее сложных групп населения, был организован так, что не снимал негативного влияния тех форм воспитания, в которых оказывались эти люди в начале жизненного пути. Деморализация таких людей в дальнейшем была обусловлена изнуряющими, тяжелыми формами труда, после занятия которым естественным было желание «разрядиться». Но как это сделать, они не знали вследствие низкого уровня культуры.

На Западе некоторое время тому назад прошла кинокартина под названием «Женщины в окнах». Это фильм о проститутках и в то же время не о них, а об изнуряющем труде шахтеров, без намека на какую-либо технику добывающих уголь в течение дня в лежачем или полулежачем состоянии, после окончания работы бросающихся в объятия «женщин в окнах», в безудержное пьянство и совершающих насильственные преступления. В фильме показано, как складываются микросоциальные и межличностные отношения между людьми под влиянием изнуряющего физически и духовно труда. И так изо дня в день, без какого-либо намека на облегчение. Отсюда — ранние смерти, алкоголизм, безразличие к окружающим и их жизни, разрушение семей, преступность.

Выборочные исследования, проведенные советскими криминологами у нас, рисуют такую же картину.

Напротив, рабочие, труд которых связан с использованием современной технологии, производится на станках с программным управлением, в условиях компьютеризации и т. п., крайне редко совершают преступления. Труд их увлекает, способствует раскрытию способностей, творческих начал.

Я привел эти две полярные рабочие специальности для показа того, что, во-первых, статистическая категория «рабочие» криминологически вовсе не однозначна, во-вторых, пока мы будем сталкиваться со столь различным характером труда, а значит, и со специфическими социальными и межличностными отношениями, необходимо и воспитательную работу строить дифференцированно. В жизни, к сожалению, существует традиция оказывать всяческое внимание высококвалифицированным рабочим и практически ничего не делать для тех, кто как раз и требует повышенного внимания. Между тем эта группа занятых трудом лиц достаточно многочисленна и невнимание к их социальному статусу, к ним как личностям, вызывает недовольство, социальный протест, преступления.

Неудовлетворенность трудом, как и социальным статусом, создающая дискомфорт для человека в системе социальных отношений, и является одновременно одной из психологических причин преступлении.

Когда мы говорим о преступности лиц, не занятых в сфере общественного производства, нельзя обойти вопрос о безработице, которую криминологи всех без исключения социально-политических систем относят к причинам преступности. Как уже говорилось, идеологи утверждали, что социализм исключает безработицу. Социологи, обязанные изучать подобные явления, этот тезис не опровергали, В то же время реально безработица (особенно в скрытом виде) существовала, хотя не имела угрожающих размеров, а преступность лиц, не занятых в сфере общественного производства, как видим мы сейчас и как это всегда видели практики из органов, ведущих борьбу с преступностью, и ученые-криминологи (тоже, однако, из идеологических соображений не называвшие безработицу безработицей), занимала немалое место в общей массе преступлений. В то же время необходимо отчетливо представлять разницу между преступностью лиц, не занятых в сфере общественного производства, — всякого рода людей по разным причинам, в том числе субъективным, потерявших общественно полезные связи—бомжей, тунеядцев, «убежденных» противников постоянного труда, балансирующих на грани преступного, и т. п., и безработных, потерявших работу потому, что государство и общество сами, своими порядками, сознательно (или осознанно) «отправили» их на улицу, «одарив», в лучшем случае, пособием по безработице.

Но если безработица, часто скрытая, имела место при плановом «административно-командном» социализме и преступность на ее почве тоже была, то рыночный социализм обещает еще более впечатляющую картину. Причем, пишу это не для опорочивания рыночной системы, а потому, что мировой опыт диктует сказанное. Криминологически рынок неотрывен от безработицы, ибо есть не только рынок товаров, но и рынок рабочей силы со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе негативными, в виде высокой преступности. На момент написания книги я не имел точных данных о числе безработных в нашей стране, а безработица в неприкрытом ее виде лишь начиналась. Однако она, по мере перехода на хозрасчет, самоокупаемость предприятий, учреждений, организаций, становилась реальностью, а даже самое начало развития рыночных отношений стимулировало ее (или заставляло добросовестных ученых и даже политиков прогнозировать неблагоприятные тенденции в ее развитии). Так, в 1990 году в прессе появились прогнозы о цифре, близкой к 2 млн. безработных. Об этом говорили и представители правительства страны. Украинские ученые были еще менее оптимистичны. Они называли 2 млн. безработных лишь на Украине, в целом же по Союзу — 4 млн. Очевидно, что это огромный резерв преступности, особенно в неподготовленной к буму безработицы стране, подобно нашей. Впрочем, в любой стране. Пример других стран, стремительно уходивших от социализма (Польши и других), также достаточно ярко показал это.

Социальная практика как самих стран с рыночной экономикой, так и переходящих на нее, ведет & потерям льгот огромной массой людей. Причем это обычные льготы, полученные за труд, особые его условия, заслуги и т. п. Тем самым предопределена преступности этого слоя людей, потерявших жизненные перспективы. Данный вывод — не догадка и не политическая оценка, а констатация всего прежнего опыта человеческого бытия в условиях рыночной экономики и происходящих в сегодняшнем бурном мире событий.

Рынок рабочей силы ведет к ее экспорту. А люди, «проданные на экспорт» или уехавшие из своей страны в поисках заработка и лучшей жизни, далеко не всегда получают эту лучшую жизнь. Чаще всего они оказываются в бесправном или полубесправном положении, без необходимых средств к существованию и нормальных жизненных условий и пополняют армию преступников. Таково, например, положение турок, арабов, югославов в европейских странах. В Соединенных Штатах в аналогичном положении находятся негры, мексиканцы, вообще латиноамериканцы, да и другие, не имеющие американского гражданства.³⁵ При этом наплыв «излишних» иностранных рабочих рук ухудшает положение коренных граждан страны. Такое положение чревато не только экономическими осложнениями и ростом преступности, но и осложнениями политическими. Многие политические партии и движения ведут борьбу за власть (часто под откровенно фашистскими и расистскими лозунгами), ратуя за изгнание из страны иммигрантов, отстаивая, как они утверждают (кстати, совсем не беспочвенно), что защищают права и интересы коренных жителей страны. И имеют успех, как, например, Ле Пен во Франции. На этой почве совершаются преступления против иммигрантов. А разве наша страна не столкнулась с проблемой беженцев, а следовательно, безработицы, особенно русскоязычных, или осетин и других, терпящих лишения в прежних местах проживания?

Таковы далеко не полные криминологические последствия рынка рабочей силы, нейтрализовать которые весьма трудно, если вообще возможно. Это надо отчетливо осознать всем, особенно политикам, и не будоражить людей лозунгами о ликвидации преступности, а делать все для того, чтобы в условиях неизбежных негативных последствий рыночных отношений, влекущих увеличивающуюся безработицу и миграцию свободных рабочих рук, контролировать преступность и удерживать ее на возможно более низком уровне.

Незанятость человека трудом — явление (состояние), противное самому его существу, ибо труд и только труд делает человека не биологическим, а социальным существом. Те, кто отлучает людей от труда, совершают преступление перед человеком (кстати, нередко объявляя отчужденных обществом же от труда — преступниками). Об этом писали все прогрессивные мыслители прошлого и настоящего — социалисты, несоциалисты, теологи и др. Политические лидеры тоже считаются прогрессивными, когда в своих программах имеют пункт если не о ликвидации безработицы, то хотя бы о достижении наибольшей трудовой занятости людей.

Ныне же наблюдается странное, мягко говоря, положение. Борьба за власть заслонила очевидные вещи: более того, если говорить о проблеме безработицы как источнике больших бед для многих людей, то о ней рассуждают как о чем-то само собой разумеющемся, малозначительном. Ни один теоретик, ни одного из направлений (ни «левые», ни «правые», никакие другие) даже не вспоминают, сколько бед человечеству уже нанесла, наносит и будет наносить безработица. Теоретическое рассуждение можно было бы игнорировать (исходя из политических соображений, что делается довольно часто), но это — реалия, истина, подтвержденная всем ходом истории.

Однако все спокойно рассуждают в прессе, по телевидению о неизбежности безработицы. Считают будущих безработных (исключая, конечно, себя и своих сторонников) на сотни тысяч и миллионы. Утверждают, что общество будет лучше, совершеннее, чем нынешнее (недоказанное постулирование), говорят о мерах борьбы с безработицей (каких — неясно), ну а если эти «меры» результата не дадут, то будут платить пособие по безработице. Но ведь сунуть человеку в «совершенном обществе» подачку и дармовой суп один раз в день — не значит сделать человека полноправным и полноценным членом общества. Не значит сиять проблему.

Без занятия трудом, общественно полезной деятельностью никто и ничто, никакие супы и даже деньги на всю жизнь не сделают человека личностью. Тот, кто не занят трудом, либо полностью опустится как личность, станет обузой обществу, от которой само же общество и отвернется (об этом много написано лучшими умами человечества), хотя оно же и довело человека до состояния пария, либо станет преступником. Это логичный и неизбежный результат хода событий.

Парадокс заключается в том, что от людей как бы скрываются трагические последствия безработицы. Люди же (огромное их большинство) не осознают грозящей опасности. Они, конечно, «придут в себя», когда безработица станет реальностью, затронет тысячи и тысячи семей и когда новый вал отверженных и преступности захлестнет общество.

Что же останется тогда политикам: репрессии?