Б) Проституция и преступность

Долгое время о наличии проституции в нашем общест­ве мы умалчивали или объявляли ее ликвидированной. Написав эту стандартную фразу, я задал себе вопрос: зачем, собственно, повторять сказанное многими? Од­нако сделал я это вовсе не для повторения модных ны­не истин и «разоблачения». Просто у проституции та же судьба, что и у преступности. И если первую наша идеология объявила уже ликвидированной, то вторую предстояло ликвидировать «в ближайшее время». Об­щее между ними также и то, что как проституция все шире проникала в поры общества и становилась неоднозначной и разветвленной, так и преступность изме­нялась количественно (увеличивалась цифра ее) и ка­чественно (становилась все более общественно опасной). Кроме того, познав (точнее, признавшись в этом), что проституция есть реальный способ существования немалого числа женщин, профессия, явление, оскорб­ляющее общественную нравственность, но несмотря на все проклятия практически неистребимое, все броси­лись искать пути ее «ликвидации» (очередная кампа­ния и очередная иллюзия). Идеологически же парадокс этой кампании заключался в том, что, чем больше бы­ло криков «против», тем более снисходительным стано­вилось общество к проституции. Более того, многие ли­тературные произведения (как и показ этого явления в фильмах), «разоблачая» проституцию, стали ее эф­фективной рекламой. Если же к этому прибавить зах­лестывающий все секс, конкурсы красоты и многое другое, то лицемерно на данном фоне звучат призывы отнести проституцию к уголовно наказуемым деяниям. А между тем в законодательные органы вносились конкретные предложения по этому поводу, хотя, каза­лось бы, очевидно, что если в обществе появилось, или воспроизвелось, или стало явным какое-то социально вредное явление, то вначале надо искать его корни, потом принимать меры общесоциального плана, а уж потом прибегать к закону, причем к уголовному — в последнюю очередь, когда другие средства исчерпаны или не оправдывают себя.

Но здесь попытаемся ответить на вопрос: помогут ли в борьбе с проституцией уголовно-правовые нормы? А если помогут, то какие — те, что направлены непос­редственно против проституток (и только против них), или те, что будут бить, образно говоря, по соседним квадратам? Вопросы отнюдь не простые.

Обратимся к мировому опыту, поскольку у нас прос­титуция была «ликвидирована», и посмотрим, что же в нем содержится. В подавляющем большинстве стран проституция в уголовном порядке не наказуема (во всяком случае, в развитых). Там установлены правила поведения для проституток. И ответственность насту­пает не за самый факт занятия проституцией, а за нарушение установленных правил поведения. Законодатель справедливо занял позицию, согласно которой он признал реальностью проституцию и как явление, и как профессию. Но сказал, что поскольку обществен­ная нравственность шокируется (не более того), то нужно ввести какой-то порядок. И его ввели.

Уголовная ответственность за проституцию существует в Румынии, Венгрии, ЧСФР. Проституция гомо­сексуальная наказуема, в частности, в Болгарии, Венг­рии, Румынии, Афганистане, Аргентине, Австрии, Да­нии. При этом во многих странах гомосексуализм сам по себе является преступлением (в том числе у нас). Хотя следует заметить, что в западных странах весьма активно ведется «борьба» за декриминализацию гомо­сексуализма под лозунгом свободы личности.

В США проституция уголовно наказуема не во всех штатах.

В ФРГ уголовное наказание за проституцию уста­новлено за занятие ею в запрещенных местах (они спе­циально указываются в разных городах и местностях) и возле школ.

В Англии проституция уголовно не наказуема. В Италии — тоже (но нельзя содержать публичные до­ма).

Картина, таким образом, достаточно пестрая и не­однозначная. Она во многом зависит от нравственной оценки проституции как явления.

В нашей стране призывы к установлению уголовной ответственности за проституцию есть не что иное, как отражение взгляда, согласно которому все можно запре­тить, за все можно установить уголовную ответствен­ность и все исчезнет, ничего больше не будет. Прости­туция же все равно останется. Только уйдет в подполье. Кроме того, немаловажен и такой вопрос: кого наказы­вать — только проститутку или и ее партнера? Ведь в этом виде «преступления» две стороны — дающий и получающий. Почему же одного (одну) надо отправ­лять в тюрьму, а второго оставлять безнаказанным? А теперь задумаемся — сколько же новых преступни­ков (и преступлений) появится не только в статисти­ке, но и в жизни? Тот ли это путь, по которому надо идти? Ведь те страны, где давно поняли, что такое про­ституция, по пути установления уголовно-правовых мер не идут. И, вероятно, нужна официальная регистрация проституток именно как проституток без ложной боязни нарушить «права человека» — этого никто и нигде в мире не боится. Если проституция — реальность, то нужно установить правила поведения, за нарушение которых полагаются большие (именно большие) штра­фы. Поведение же, оскорбляющее общественную нрав­ственность, должно влечь не только штрафы, но и уго­ловную ответственность, например, как за хулиганство.

В то же время нельзя признать правильным, когда в свое время проституток привлекали к ответственности за тунеядство и высылали в другие местности, особен­но в сельские, где немедленно сказывалось их разла­гающее влияние и тысячи жалоб от населения летели в центральные правительственные органы. Это — стра­усовая политика и издевательство над здравым смыс­лом.

Нужна и «полиция нравов», причем не только для борьбы непосредственно с проституцией (а заодно — с наркоманией, алкоголизмом в тех местах, где кон­центрируются проститутки), но и с преступностью, ко­торая «близ» проституток весьма специфична.

Здесь мы подошли к вопросу о криминологической характеристике связи проституции с преступностью, ибо вышесказанное хотя и важно, но имеет общесоци­ологическое значение, в том числе и средства и мето­ды борьбы с проституцией как аморальным явлением. Криминологов больше интересуют другие стороны проблемы.

Проституция, хотя и не преступление, не уголовно наказуемое деяние, но она нередко крепко связана с преступностью. Вот в этих случаях во весь голос дол­жен звучать уголовный закон.

Прежде чем говорить об этих связях, скажу, что ряд явлений, близких к проституции, определены как преступные. Косвенно они должны влиять (и влияют, конечно) и на состояние проституции, и на эффектив­ность борьбы с ней. Здесь речь идет в первую очередь об ответственности за вовлечение в проституцию. Но это касается лишь несовершеннолетних (кстати, в гла­за бросается очевидное несоответствие: в прессе и в пропаганде утверждалось об отсутствии в нашей стра­не проституции, а в данной статье закона — как кос­венно и в некоторых других — указывается на уголов­ную ответственность).

Если уж вести речь об уголовной ответственности, то она как раз к месту была бы за вовлечение в прос­титуцию не только несовершеннолетних, но и взрослых.

Практически таким составом преступления, который, хотя и не прямо, но косвенно связан с вовлечением женщин в проституцию, являются содержание прито­нов разврата и сводничество. Однако ответственности здесь подлежат содержатели притоков, по не женщи­ны, которых они эксплуатируют. Правда, во многих случаях женщины идут в притоны сознательно, для за­работка либо из иных соображений, в числе которых половая распущенность играет не последнюю роль, и в этих случаях их никто не эксплуатирует.

Примыкает к названным видам преступлений и пор­нография — непременный спутник проституции как яв­ления (хотя и самостоятельный — тоже). К сожалению, в нашей стране (как и во многих других странах) порнография становится практически ненаказуемой. И да­же поощряемой, в чем особенно преуспевают ныне «пе­редовые» кинематографисты, считающие, что «все долж­но быть как в жизни». Нравственные ценности, накоп­ленные вековым опытом человечества, им ни к чему. И здесь наше «новое общество» не должно отставать от «мировых стандартов». Но коль скоро это так, то не надо ханжески возмущаться наличием проституции и преступности.

Сказав это, я и перейду к раскрытию криминоло­гической связи между проституцией и преступностью.

Проблема заключается в том, что преступники — в значительной части люди с разрушенными социально полезными связями, без семей и вообще без каких-ли­бо социальных тормозов. Однако они, находясь на сво­боде, ищут себе друзей (из мужчин) и сожительниц, чаще всего которыми становятся проститутки. Прес­тупники приобщают этих женщин к своему образу жиз­ни, вкладывают в их сознание свое понимание того, «как нужно жить» и какие нравственные, точнее амо­ральные, критерии должны быть руководящими в жиз­ни. Такая учеба находит отклик у женщин, и без того видящих изнанку жизни. Их клиенты, часто «развлека­ющиеся» богатые представители «руководящих» слоев общества, интеллигенции, имеющие жен и детей, не скрывающие от своих временных подруг-проституток то, что деньги, которые они на них тратят, — шальные, на­житые на различных комбинациях по должности. По­этому, когда уголовный преступник, вор, сожительству­ющий с проституткой, говорит, что ее клиентов нужно «пощипать», она охотно идет на это, ибо никакого ува­жения ее клиенты в ней не вызывают. Часто сентимен­тальная проститутка сочувственно относится к жене своего временного сожителя и из чувства женской со­лидарности с удовольствием наносит ему удар. Такова психология. Нередко проститутки становятся приманкой в руках опытных преступников для легковерных, желающих развлечься мужчин. В свое время было нема­ло профессиональных убийц (либо грабителей), имено­вавшихся «хипесниками» (от воровского наименования женского полового органа), убивавших и грабивших клиентов проституток в момент, когда разохотившийся клиент готовился к вступлению с проституткой в поло­вой акт. Есть такие и сейчас.

Проститутки наводят воров, грабителей и убийц на богатых, любящих кутить в ресторанах мужчин, хоро­шо зная, кто из постоянных посетителей злачных мест богат, а кто — нет.

Причем наводка идет не только для сиюминутного ограбления, но и для последующего совершения квар­тирной кражи или какого-либо иного корыстного прес­тупления, а то и убийства с целью завладения ценнос­тями, деньгами либо имуществом. Воры у проституток зачастую прячут ворованное и награбленное. Очевид­но, что во всех подобных случаях проститутки стано­вятся соучастницами убийств, ограблений, краж, иных насилий, обманов (при мошенничестве) и несут уголов­ную ответственность за эти преступления либо могут отвечать за укрытие заведомо добытого преступным путем. Занятие проституцией может быть учтено су­дом в таких случаях в качестве отягчающего обстоя­тельства, однако на практике так суды почему-то не поступают. Впрочем, препятствием этому служит уго­ловный закон, который подобного отягчающего обсто­ятельства не предусматривает, а выйти за рамки оп­ределенного законом перечня отягчающих обстоя­тельств суд не может. На мой взгляд, это является явным недостатком закона (суды, правда, в других слу­чаях «обходят» закон, ссылаясь на то, что «учтены осо­бенности личности», однако личность проституток их почему-то не прельщает как отягчающее обстоятель­ство) .

Как и везде, у нас проститутки сортов «высшего» и низших, вплоть до опустившихся и спившихся нес­частных женщин, промышляющих на вокзалах, около низкопробных питейных заведений и тому подобных места. Эти женщины становятся нередко жертвами собутыльников, умирают насильственной смертью ли­бо от алкогольного или наркотического отравления.

Те же, кто получил ранг «интердевочек» (или что-то близкое к этому), обязаны платить вымогателям за право заняться своим ремеслом. Так появился у нас слой сутенеров и рэкетиров, эксплуатирующих прости­туток. Между прочим, этот промысел запрещен меж­дународными законами. В нашем же законодательстве он должного отражения не получил.

Таким образом, проституция, не являясь сама уго­ловным преступлением, рождает преступность, причем преступность опасную, ибо рэкетиры и сутенеры дейст­вуют не только в отношении проституток, но и их кли­ентов, шантажируя и тех и других. Связь проституции с преступностью практически прямая.

Общая криминологическая характеристика проститу­ции и основных ее взаимосвязей с преступностью, ко­нечно, не исчерпывает проблемы, однако свидетельству­ет о многообразии существующих в обществе причин­ных связей преступности с другими социальными явлениями, ближе либо дальше отстоящих от преступ­ности.

К сказанному о связи проституции с преступностью, о взаимозависимости этих двух социальных явлений негативного плана следует добавить еще, что проститу­ция — источник заражения СПИДом, являющегося во всем мире тяжким преступлением. Если к этому доба­вить, что проституция, особенно уличная, беспорядоч­ная, практически неконтролируемая, особенно харак­терная для нашей страны, сопровождается не только распространением венерических заболеваний, но и за­ведомым (а часто и незаведомым) заражением им, что тоже есть уголовно наказуемое деяние, то и здесь очевиден общественно опасный характер проституции.

В социальном же плане проституция влияет на прочность семейно-брачных отношений (и на конфлик­ты в семьях, часто заканчивающиеся насильственными преступлениями). Как правило, женщины-проститутки не могут быть матерями либо дети их социально заб­рошены, идут с малолетства на панель (теперь особен­но распространена детская проституция) или пополня­ют собой армию воров (сначала воришек и вымогате­лей) и других преступников либо пьяниц и наркоманов.

И все это в той или иной степени характерно для лю­бой социально-политической системы.

Проституция — не только социальное явление. Она связана с неконтролируемым подчас сексуальным пове­дением, возникающим в данном процессе, — «призыве» одной стороны и «ответе» другой. Вопросы эти в науке рассматриваются неоднозначно. Как, например, и отсутствует ответ на вопрос: может ли быть изнасилова­на проститутка? И зачем ее насиловать, если она и без того на все готова (за деньги, конечно)? А, между тем, изнасилование проституток вовсе не редкость. Вообще проститутка не только приманка в руках преступников для совершения преступлений, но часто жертва прес­туплений, отношение к которой со стороны преступни­ков самое безжалостное.

Подведем итог рассуждениям о проституции, вспом­нив высказывания некоторых авторитетов.

«Проституция... является... необходимым социальным учреждением, подобно полиции, постоянному войску, церкви, предпринимательству»,⁵⁴ — писал Август Бе­бель о современном ему обществе. О проституции гово­рят и как о «древнейшей профессии». Но если это про­фессия, то как от нее отказаться? Отмирают ненужные профессии, которых не может быть, скажем, в связи с развитием научно-технического прогресса.

Но ведь и при «административно-командном» социа­лизме была проституция, только проституток стыдливо называли женщинами «легкого поведения», не гну­шаясь пользоваться их услугами.

Проститутка — товар. На него — спрос. Значит это тоже рынок. Собственно, история так и оценивает прос­титуцию, нисколько не задумываясь, компрометирует это «рыночные отношения» или нет. Поэтому, может быть, следует отказаться от таких, например, иллюзий, высказанных А. Коллонтай: «Проституцию породило товарное хозяйство и существование собственности. С упразднением и того, и другого не будет больше места и торговле женским телом».⁵⁵ Не правда ли, сколь на­ивно выглядит это суждение сегодня (хотя и вчера — тоже!), когда товарное хозяйство и рынок не только не изменяются (и тем более не отменяются), но и стано­вятся основой «нового социализма» (социализма ли?), во всяком случае «нового демократического общества». А уж о собственности и говорить не приходится: она стала еще многообразнее. Поскольку это так, то вывод о судьбе проституции и ее месте в жизни общества столь же очевиден. И «борьба с ней» (особенно уголов­но-правовыми методами), с одной стороны, — ханжество, а с другой — вынужденная мера, ибо с безнравственностью (хотя и без особого успеха) человечество всегда боролось, в то же время развивая индустрию вседозволенности. Вот почему и ханжество, и «борь­ба» с проституцией так уживаются друг с другом. Сегодня наше общество прекрасно демонстрирует это.

А ведь проституция и преступность бывают так близки!