3. Социальный строй общества в 17 веке.

С.Г. Пушкарев. Обзор русской истории. Стр. 204-218.

Что касается социального, сословного деления общества, то здесь легко понять, что пирамида начи­налась с крепостных крестьян, которые были у помещиков и бояр. В это время помещичья и боярская вотчины начинают сливаться. Были холопы - совершенно бесправные люди, которые, в отличие от кре­постных, не имели собственной земли. Были крестьяне черносошные, которые платили государственные подати; они были прикреплены к земле, но не за каким-то определенным лицом. Было посадское населе­ние, состоявшее из ремесленников и купцов; было духовенство - тут своя иерархия, естественно. Нако­нец, дворянство - служилое сословие, не платившее тягла (налогов). Боярство становится уже не со­словием, а должностью. Боярин - это должность в то время, и скоро последуют указы об отмене местничества при Федоре Алексеевиче. И, наконец, сам монарх.

Мы знаем, что первой характерной чертой Московского го­сударства был его боевойстрой. Вторую его особенность со­ставлял“тягловойхарактер внутреннего управления и общест­венного состава” (Ключевский).Все сословия или классы об­щества обязаны были служить государству и отличались одно от другого лишь характером-возложенных на них повинностей. Часть населения,служилые люди,несли непосредственно бое­вую службу; другая часть,тяглые люди,несли “тягло” в пользу государства и служилых людей.

1. Боярство.Во главе служилого сословия стояла неболь­шая группа, около сотни боярских фамилий, в большинстве ти­тулованных,- потомков бывших великих и удельных князей. Они владели обширными вотчинами и пользовались большим влиянием в государстве; они входили, по назначению государя, состав боярской думы и занимали все высшие должности в военном и гражданском управлении. Однако опричнина Гроз­ного, тяжелый хозяйственный кризис концаXVIв. и потрясения Смутного времени расшатали экономическую силу боярства и ослабили его социальное влияние. Многие княжеские и бояр­ские роды в XVII в. “захудали” и опустили на уровень сред­него служилого класса, а другие, по выражению Котошихина, “без остатку миновалися”. В XVII веке, особенно во второй его половине, не раз царь “сказывал боярство” некоторым из сред­них служилых людей, а в конце этого века боярство представляло собой, по выражению современника, "зяблое, упадшее дерево".

2. Государевы служилые люди: дворяне и дети боярские. Поместная система.

Главную массу московского служилого составляли в XVI-XVII вв. дворяне и дети боярские. По­следние первоначально были действительно детьми бояр, но “позднее этим термином стали называть всех служилых людей сортом помельче, чем бояре (Сергеевич). Дворянами перво­начально назывались дворовые слуги великого князя или млад­шие дружинники, проживавшие в его дворе, но вместе с возвышением власти великого князя возвышается и социальное положение его дворян. В XVI и XVII вв. происходит слияние дворян и детей боярских в один класс “государевых служилых людей”. Класс этот по своему социальному и национальному составу отличается чрезвычайной пестротой. В него входят по­томки “захудавших” княжеских и боярских родов и потомки бывших слуг княжеских и боярских; и выхддцы из тяглых людей; и “поповичи”, и казаки; и выходцы из Литвы, и “новокрещены” из татар. Первоначально всем свободным классам об­щества был открыт доступ в этот класс “государевых служилых людей”, и лишь в XVII в. он постепенно приобретает характер более замкнутого сословия.

Главным средством содержания массы государевых слу­жилых людей были поместья. Это были участки “государевой” (т, е. государственной) земли, которыми царь-государь “жало­вал” своих служилых людей под условием службы, т. е. как вознаграждение за службу и вместе с тем как средство для не­сения службы. Для того чтобы помещики могли нести — “конны, людны и оружны” - военную службу, они, разумеется,должны были получать достаточный доход со своих, поместий и потомукрестьянам тех сел и деревень; которые отдавались в поместье, правительство предписывало “его помещика слушати и пашню на него пахати и доход ему помещиков платити”.

Кроме поместного “жалованья” государство давало своим служилым людям денежное жалование.

Низшие слои служилого класса составляли служилые люди "по прибору" - стрельцы, пушкари, служилые казаки и др.

Крестьяне государевы и владельческие.Основным фактом хозяйственной и социальной истории Московской Руси являются огромные земельные просторы при постоянном недостатке рабочих рук для их обра­ботки.Чтобы добраться до пашни, крестьянин должен был расчистить лес, срубить и спалить деревья и выдрать корни, и потом уже “деревню распахати и поля огородити”. Трудовая заимка была основанием крестьянского права на владение землю; границы владений каждого двора определялись стереотип­ии фразой: “куды коса да соха да топор ходили". Землю, приобретенную трудовой заимкой, каждый кре­стьянский двор считал своею, но верховное право собствен­ности и на всю территорию принадлежало великому князю.И великий князь и все частные землевладельцы, преиму­щественно бояре и монастыри, были заинтересованы в том, чтобы “называть” на свои земли как можно больше крестьян-“новоприходцев". Чтобы привлечь последних на свои земли, они предоставляли им на несколько лет льготы от платежей и повинностей, а также давали им “ссуду” и “подмогу” для пер­вого обзаведения на новом месте.

Крестьянин, взявший ссуду, обязуется “жити вечно во крестьянстве”, и “никуды не сбежати и ссуды не снести”, “и за иных помещиков и вотчинни­ков не заложитися”. Мало того, что крестьяне по ссудной записи отказываются навсегда от права выхода,— в некоторых ссудных записях они распространяют это обязательство и на свои семьи, на жен, детей и даже внуков! Таким образом “крестьянство по ссудной за­писи возникает из займа и является вечной и потомственной крестьянской страдой за долг и за долг с процентами” (Дьяконов).

В 1640 г. последовал указ об установлении вместо 5-летней 10-летней давности для сыска беглых крестьян. Уложение 1649 г. в главе XI (“Суд о крестьянех”) содержится пред­писание: “А отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов под писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет”. На тех, кто принял бы к себе чужого крестьянина, был наложен очень высокий денежный штраф. Так кончилась свобода крестьянского перехода на владельческих землях. “Личная крестьянская крепость по дого­вору, по ссудной записи, превращалась в потомственное ук­репление по закону”

В Московском государстве (в отличие от великого княжества Литовского) владельческие крестьяне не были освобождены от государственных податей. Помещичьи крестьяне должны были, таким образом, тянуть двойное тягло, и помещичье и государево, и помещик, стал вмешиваться в хозяйственную жизнь своих крестьян и руководить ею.

Власть помещиков над крестьянами непрерывно возрас­тала в течение всего XVII в. Правда, государство и после из­дания Уложения не отказывается видеть во владельческих крестьянах своих подданных: они платят государевы подати, они не лишены личных прав (хотя помещик уже получает полно­мочие выступать в суде - “искать и отвечать” - за своих крестьян); помещикам запрещается “пустошить” свои поместья; правительство не отказывается и от права наказывать злоупо­требления помещичьей властью.

В конце XVII в. практика распоряжения личностью кре­постных крестьян, частично признанная законом, “становится тем открытое и безобразнее.Владельцы меняют крестьян на крестьян и даже на людей (т. е. холопов), закладывают, дарят, продают. В хозяйстве своем владельцы бесконтрольно распо­ряжаются трудом своих крестьян, облагают их по усмотрению сборами, а за ослушание своим распоряжениям подвергают их наказываниям включительно до битья нещадно кнутом” (Дья­конов).

Так крепостные крестьяне к концу XVII в. в своем социаль­ном и юридическом положении постепенно приближаются к состоянию холопов. В то же время значительная часть холопов, которых господа их сажали на пашню (под именем “задворных” или “деловых” людей), в своем экономическом положении сбли­зились с крестьянами. Этот двойной процесс подготовлял то полное слияние крестьян с холопами в один класс помещичьих “подданных”, которое произошло в XVIII веке.

Положение крестьян государевых в Московском государст­ве было гораздо более благоприятным, чем положение владель­ческих крестьян. Прежде всего они несли только одно тягло государево, а не двойное тягло как крестьяне помещичьи. За­тем они сохраняли свое самоуправление и все свои личные граж­данские права - правда, с одним ограничением. Крестьяне-дворохозяева, записанные в податные списки не могли покидать свои дворы и земельные участки, не найдя себе заместителей.

Были весьма богатые крестьяне, занимавшиеся не только земледелием, но и торговлей и промыслами и пользовавшиеся наемным трудом; были среднезажиточные, и совсем “маломочные”. Были бобыли, ремесленники и рабочие, но были и“пашенные бобыли”, владевшие пахотными участ­ками, Особый разряд населения составляли“половники”, об­рабатывавшие чужую землю, с платежом известной доли урожая владельцу земли.

4. Городское население (посадские люди). Государст­венное хозяйство.В Московском государстве не было сильной и влиятельной, самостоятельно организованной буржуазии, ка­кая была во многих странах средневековой Европы.Преобла­дание земледелия в хозяйственной жизни страны и преобла­дание военно-землевладельческого класса в социальной жизни оттесняли торгово-промышленный класс (“мужиков торговых” по современному выражению) далеко на задний план.Конечно, важным торговым центром была Москва,было еще несколько торговых городов.

Были в Москве богатые купцы, “ворочавшие” десятками (в валюте XIX века сотнями) тысяч рублей торговых капиталов носившие, по царскому пожалованию, почетное звание “гос­тей”, но их было всего “блиско 30 человек” (Котошихин).Ме­нее богатые, но всё же состоятельные купцы и промышленникибыли организованы в двух московских сотнях в “гостиной сотне” и в “суконной сотне", организованные московским правительством путем набора московских и провинциальных торговых людей для несения службы по казенному хозяйству и финансовому управлению.

Посадские людив провинциальных городах также состав­ляли тяглые общества и также выбирали своих старост и “целовальников”.

До Уложения между посадским и уездным населением не было резкой разницы и формальных границ. “Уездные люди” держали в посадах лавки и занимались ремеслом, а вокруг по­садов были расположены слободы, принадлежавшие боярам, епископам и монастырям, где проживали их “закладчики”, которые также занимались ремеслами и торговлей, пользуясь в то же время свободой от государева посадского тяг­ла.Это вызывало постоянные жалобы тяглого посадского насе­ления, и поУложению 1649 г. все подгородние слободы с “за­кладчиками” велено было “взяти за государя”и включить в посадские тяглые общества. Посадским тяглецам был запрещен выход из посадов и вместе с тем было постановлено, чтобы впредь в городах отнюдь никому, кроме государевых посадских тяглых людей, тяглыми дворами, лавками, погребами и амбарами не владеть.

5. Холопы и вольные гулящие люди.Полные холопы в Мос­ковском государстве, как и прежде, были вместе со своим по­томством полною собственностью своих господ и их наследни­ков. Люди, по­ступившие в домашнее услужение, выдавали своему господину слу­жилую кабалу, или “кабалу за рост служити”, т. е. их служба во дворе кредитора рассматривалась как уплата процентов по зай­му. Их служба была личной и пожизненной; со смертью креди­тора обязательство службы прекращалось и кабальный получал свободу.

Общество церковных людейсостояло из тех же элемен­тов, как в Древней Руси. Однако оно чрезвычайно возросло ко­личественно ввиду роста земельных владений монастырей, под управлением которых находилось теперь множество мо­настырских слуг, крестьян, бобылей и всяких работных людей. Лишь Уложение 1649 г. категорически запретило монастырям приобретение новых вотчин.

Помимо всех перечисленных разрядов населения в Московском государстве находилось еще очень много “вольных, гулящих людей”, которые не находились в частной зависимости и не были записаны в государевых тяглых посадских или во­лостных общинах. Это были “поповичи”, не пошедшие в священники, дети подъячих, не поступившие на службу, дети служилых людей, не “поверстанные” поместьями, дети посадских и. крестьянских тяглецов, не зачисленные в тягло, и разные неимущие люди, добывавшие пропитание различными способами — наемные рабочие, бродячие музыканты и певцы (“скоморохи”), нищие .и бродяги. Из массы вольных гулящих людей обычно на­бирались в случае надобности “служилые люди по прибору” и солдаты полков “иноземного строя”, формировавшихся во вре­мя войны.

Билет № 21

2. Новгород Великий в XI-XIII вв. (ВО Ключевский “Русская история” в 3-х тт., т.1, стр.375-422), С.Ф.Платонов “Лекции по русской истории”, стр. 147-154

Центром исторической жизни северной Руси в удельный период был Новгород. Московское княжество, некогда одно из многих удельных и потом вобравшее в себя все уделы, не было единственной политической формой на Руси в те века. Рядом с ним существовали две другие формы, в которых общественные элементы находились совсем в других сочетаниях. То были: 1) казачество, 2) вольные городские общины. Таких общин в это время было три: Новгород Великий, его “младший брат” Псков и его колония Вятка, основанная в XII веке. Новгород был родоначальником и типическим представителем остальных двух вольных городских общин.

Политический строй Новгорода Великого, т.е. старшего города в своей земле, был тесно связан с местоположением города. Он расположен по обеим сторонам реки Волхова, недалеко от истока ее из озера Ильменя. Новгород составился из нескольких слобод или поселков, которые сначала были самостоятельными обществами, потом соединились в большую городскую общину. Следы этой самостоятельного существования составных частей Новгорода сохранялись и позднее в распределении города на концы. Волховом Новгород делится на две “стороны”. Восточная носила название “Торговой” от находящегося здесь рынка, другая – “Софийской” от храма во имя Святой Софии. Обе стороны соединялись большим волховским мостом, находившимся недалеко от Торга и называвшимся в отличие от других Великим. К торгу примыкала площадь, называвшаяся Ярославовым или Княжим двором, потому что здесь некогда находилось подворье Ярослава, когда он княжил в Новгороде при жизни отца. На этой площади возвышалась степень, помост, с которого новгородские сановники обращались с речами к собравшемуся на вече народу. Близ степени находилась вечевая башня, на которой висел вечевой колокол, а внизу ее помещалась вечевая канцелярия. Новгородская крепость называлась “детинец” или кремль. Стороны делились на пять концов. То, что концы были отдельными самостоятельными слободами, подтверждается их особым управлением, часто враждебными столкновениями между ними. Кругом Новгорода лежали громадные пространства земли, принадлежащие Новгороду и называвшиеся “землей св. Софии”. Эта земля делилась на пятины и области. Число пятин соответствовало числу концов. В пятинах находились пригороды Новгорода: Псков, Изборск, Великие Луки, Старая Русса, Ладога и др. Пригороды были в зависимости от Новгорода, принимали участие в его делах и призывались на новгородские веча. Из них только Псков в XIV веке достиг государственной независимости и стал называться “младшим братом Новгорода”. За пятинами находились новгородские “волости” или “земли”, имевшие отличное от пятин устройство, число их в разное время было различно. Из них наиболее известными были: Заволочье или Двинская земля, Пермская, Печорская, Терская (на берегах белого моря) и др. Новгородская территория расширялась преимущественно посредством военно-промышленной колонизации.

В начале истории Новгородская земля по устройству своему была совершенно похожа на другие области Русской земли и отношение Новгорода к князьям мало отличались от тех, в каких стояли другие старшие города областей. При переселении из Новгорода в Киев князь Олег обложил его данью в 300 гривен и назначил ему посадника. По смерти Ярослава Новгородская земля была присоединена к великому княжеству Киевскому и великий князь обычно посылал туда для управления своего сына или ближайшего родственника, назначая в помощники ему посадника. Со смерти Владимира Мономаха новгородцы все успешнее приобретают преимущества, ставшие основанием новгородской вольности.

Успешному развитию этого политического обособления помогли различные условия, которые отличали Новгород от других русских городов. Одни из них были географическими, другие историческими, третьи касались его внешних отношений. Удаленность от Киева, неплодородие почвы, близость к большим торговым дорогам создали условия для того, что промышленность и торговля стали основанием местного хозяйства.

В XII веке усобицы князей уронили княжеский авторитет. Новгород шире всех воспользовался этим для освобождения от давления князя. Став на окраине Руси, с нескольких сторон окруженный враждебными инородцами и притом занимаясь преимущественно внешней торговлей, Новгород всегда нуждался в князе и его боевой дружине. Княжеские усобицы сопровождались частыми сменами князей на новгородском столе. Пользуясь этими усобицами и сменами, новгородцы внесли в свой политический строй два важных начала, ставшие гарантиями их вольности: избирательность высшей администрации и ряд, т.е. договор с князьями. В промежутках между частой сменой княжений, оставаясь без высшего правительства, новгородцы привыкали выбирать себе посадника и требовать от князя утверждения его в должности. Новгородцы очень дорожили этим правом. Из представителя и блюстителя интересов князя перед Новгородом посадник превратился в представителя и блюстителя интересов Новгорода перед князем. Рядом с посадником был другой важный сановник – Тысяцкий, т.е. начальник городского полка, называемого тысячей (делившийся на сотни с сотским во главе). Были еще старосты концов и улиц, автономных административных единиц.

Со второй половины XII века новгородцы начали избирать и своего епископа, собираясь всем городом на вече и посылая избранного в Киев к митрополиту для рукоположения. Епископ выбирался из трех кандидатов (назначаемых вечем), три жребия с именами клали на престол в храм Святой Софии и давали мальчику или слепому взять два из них. Чей жребий оставался, считался избранным Божией волею.

Так во второй половине XII века высшая новгородская администрация стала выборной. Усобицы князей дали возможность Новгороду выбирать между князьями-соперниками и налагать на выбранного князя известные обязательства, стеснявшие его власть. Сами князья поддерживали эту привычку.

Вместе с успехами самоуправления общественная жизнь Новгорода принимала все более беспокойное, шумное течение и делала положение новгородского князя все менее прочным, так что князья сами отказывались править своевольным городом, даже тайком ночью бегали из него.

“Ряды” с князьями (договоры), скрепляемые обычно крестным целованием, определяли отношения князя к Новгороду. Так из дошедших до нас грамот 1264-65 и 1270 гг. с Ярославом Тверским, мы видим, что князь мог управлять только под контролем посадника. Получая определенный доход, он и его дружина не имели права приобретать в собственность земли и людей. Князь был высшей правительственной и судебной властью, но только в присутствии и содействии посадника. Князь не имел права лишить должности избранного без суда. Кроме того, князь обязан был не только дать льготы для торговли новгородским купцам в своем уделе, но и вообще покровительствовать торговле. Фактическое положение князя зависело от силы партии, которая его призвала.

Новгородское вече было, в отличие от других, созывалось не периодически, а тогда, когда в нем была необходимость, князем, посадником или тысяцким. Всякий свободный и самостоятельный новгородский (с пригородами) гражданин мог идти на вече. Вече призывает князей, изгоняет их и судит, избирает посадников и владык, решает вопросы о войне и мире и законодательствует. Решения постановлялись единогласно, в случае несогласия вече разделялось на партии, и сильнейшая силой заставляла согласиться слабейшую. Иногда, как результат распри, созывались два веча; одно на Торговой, другое на Софийской стороне; раздор кончался тем, что оба веча сходились на Волховском мосту, и только вмешательство духовенства предупреждало кровопролитие. При таком устройстве веча ясно, что оно не могло ни правильно обсуждать стоящие на очереди вопросы, ни создавать законопроекты; нужно было особое учреждение, которое предварительно разрабатывало бы важнейшие вопросы, подлежащие решению веча. Таким учреждением был в Новгороде особый правительственный совет “совет господ”, т.к. он состоял из старых и степенных посадников, тысяцких, сотских и носил аристократический характер. Городские пригороды и волости получали от Новгорода полную самостоятельность.

Таким образом, политической формой новгородской жизни была демократическая республика, - демократической потому, что верховная власть принадлежала вечу, куда имел доступ всякий свободный новгородский гражданин. Население Городские пригороды и волости получали от Новгорода полную самостоятельность.

А было разделено на классы и слои, на лучших и меньших людей. Население делилось еще на три класса: высший класс – бояре, средний – житьи люди и купцы и низший – черные люди. Меньшие не были меньшими по политическим правам, а лишь по экономическому положению и фактическому значению. Экономическим неравенством при полном равенстве юридическом (являлось противоречие права и факта), и обуславливаются все новгородские смуты, начиная с XIV столетия. Они и содействовали полному упадку Новгородского государства. В XV веке управление фактически перешло в руки немногих бояр, вече превратилось в игрушку немногих боярских фамилий, выродилось в охлократию. Было также и равнодушие областей к судьбе главного города. И когда Москва стала думать о подчинении Новгорода, она не встретила крепкого отпора со стороны новгородского населения. Таким образом, причина падения Новгорода была не только внешняя – усиление Московского государства, но и внутренняя. Если бы не было Москвы, Новгород стал бы жертвою иного соседа, его падение было неизбежно, потому что он сам носил в себе следы разложения.

Соловецкий бунт (А.В.Карташев “Очерки по истории Русской Церкви” т.2, стр. 227)

Приморский север Европейской России, колонии старого Новгорода, которые не знали крепостного права, таили в себе дух вольности от приказов Москвы.

Сопротивление книжной справе Никона в самой Москве быстро передалось северному центру монашества – Соловкам. Еще до ухода Никона с патриаршества Соловецкий иноческий собор, возглавляемый игуменом Илией, составил приговор (8 июня 1658 г.) о неприятии новых книг. В этот момент из Москвы не раздалось никакого возражения против Соловецкого выступления. Бунтовское знамя Соловков было как бы молчаливо легализовано, и из Соловков разливалась открытая пропаганда по всему северу, пока безнаказанно отвергавшая все обрядовые и книжные исправления. Антиниконовская атмосфера Москвы благоприятствовала тому, чтобы соловецкая оппозиция никак не обсуждалась и замалчивалась. Приемник скончавшегося игумена Илии, Варфоломей, поставлен был на игуменство в Москве в 1660 г. без всяких инструкций о принятии входивших в употребление новых книг и обрядов. Почти через 4 года, в 1664 г. Варфоломей вновь был в Москве и был милостиво принят царем. Положение Варфоломея, дипломатически безвластного, было довольно щекотливым. Москва постепенно, состязаясь с Никоном по вопросу о власти царской и патриаршей, практически шла твердо по пути введения новоисправленных книг и давала почувствовать Соловецкому игумену, что его монастырская братия стоит на опасном пути. Действительно, в 1663 году, перед поездкой Варфоломея в Москву, она снова связала своего игумена приговором: – не принимать в Москве никаких “нововводных чинов”. Когда Варфоломею в 1666 г. пришлось быть на Большом Московском Соборе, соловецкие иноки обременили его писаной протестующей челобитной. Собор, одобривший книжные и обрядовые исправления, не мог уже замалчивать бунтующего положения Соловецкого монастыря и предпринял ряд административных мер к ликвидации бунта. Некоторые монахи были вызваны в Москву для личного допроса, а в Соловки командирован ревизором архимандрит Ярославского Спасского монастыря Сергий. Монахи не приняли Сергия. На царские угрозы отвечали, что они оставят монастырь, уйдут в пустынь, но не покорятся, изложив это в виде новой челобитной. Москва сменила бессильного Варфоломея и послала в 1667 году нового игумена Иосифа. Иосифа опять не приняли, и бунтовская решимость усилилась. Бунтовщики отправили на имя царя новую челобитную с претенциозным названием “О вере”. Это был уже ультиматум. Монахи писали: “Не присылай, государь, напрасно к нам учителей, а лучше, если изволишь, книги менять, пришли на нас свой меч, чтобы переселиться нам на вечное житие”. Казначей Геронтий написал и послал в сентябре 1667 г. пространную челобитную, которая изложила все мотивы старообрядческого восстания, стала как бы манифестом явившегося на сцену истории старообрядческого раскола. Эта знаменитая отныне челобитная исходила из твердого убеждения, что близится кончина мира, что повсюду в христианском мире идут отступления за отступлением, что главные отступники греки, нельзя идти за ними, и между тем Москва совершила целую серию отступлений от старой веры. Приводится длинный список отступлений. Вывод: - скорее умереть, чем принять этот путь к антихристу.

Царь распорядился оккупировать все береговые вотчины монастыря военными силами и начать фактически островную изоляцию или осаду монастыря. Озлобление осажденных из религиозного превратилось в тотальное, в психологию гражданской войны. В деле о бунте сказано: “а все то пошло от архимандрита Никанора, казначея Геронтия, келаря Азария и от Фадюшки Бородина”.Тяжело было московскому правительству пустить в ход оружие против священных стен монастыря и поэтому тактически повели осаду, рассчитанную на то, чтобы взять бунтовщиков измором, и такая осада длилась целых 8 лет (!). Сменялись главнокомандующие, но цель ускользала из рук. Это была блокада, а не осада и само снабжение монастыря, по-видимому, не прерывалось окончательно. В 1670 г. бунтовщики первыми начали стрельбу по царским войскам. Не все из братии были согласны решиться на артиллерийский бой. В числе их был и сам Геронтий. Но активисты взяли верх. Царские войска, однако, не стреляли. Блокада тянулась. Мятежники утомлялись. В конце 1673 года собрался монастырский собор. Постановлено: “за великого государя богомолье оставить”. Иеромонахи и священники отказались это сделать. Их бросили в тюрьму на голодовку. Началось внутреннее разложение. Стали увеличиваться перебежчики по льду в царский стан. От голодовки началась цинга. Умирали во множестве, без причастия. Хоронились без чинного отпевания. Наступал решительный момент. Из Москвы от царя пришел приказ: “искоренить мятеж”. Мещерский приступил к тесному обложению и осадным работам. Перебежчик, старец Феоктист, указал воеводе секретный ход в калитку у белой башни. Войско проникло внутрь ночью 22 января 1676 года.

Военная победа не сменила духовной атмосферы севера. Во время осады вереницы богомольцев, возвращавшихся безуспешно от стен осажденного монастыря, были всюду пропагандистами о страдающем благочестии и нечестии царя. 29-го января 1676 года, как раз после победы, скончался царь Алексей. Проползла легенда, что перед смертью царь “познал” свое “преступление” и посылал приказ – отступить. Да было уже поздно. Побежденные монахи прославлялись, как “новые страстотерпцы, преподобномученики”.

БИЛЕТ 22