3.1.8. Хрестоматия

Под стилистикой принято понимать науку о стилях языка. Изучая закономерности употребления речевых средств, она оценивает, отбирает и культивирует лучшие образцы национальной речевой деятельности. Она раскрывает и обобщает удачные и наиболее целесообразные способы и приемы использования раз­личных средств языка. В силу этого стилистика является наукой о словесном мастерстве, о выразительных средствах языка. (Ефимов А.И. Стилистика русского языка. — М., 1969. — С. 23.)

Стилистика — наука, изучающая использование средств языка в обществе и воспитывающая у говорящих и пишущих навыки выразительной и правильной речи. (Гальченко И. Е. Основ­ные проблемы стилистики. — Орджоникидзе, 1982. — С. 5.)

...Стилистика... понимается как учение о наиболее эффектив­ных формах выражения мысли и чувств в самом широком смысле этого слова, о выразительных средствах языка, о целесообраз­ном отборе и комбинировании средств языка в определенных сферах общения, о закономерностях употребления языковых еди­ниц в актах речевой деятельности. (Кожин А.Н. и др. Функ­циональные типы русской речи. — М., 1982. — С. 10.)

Стилистику можно определить как лингвистическую нау­ку о средствах речевой выразительности и о закономерностях функционирования языка, обусловленных наиболее целесообраз­ным использованием языковых единиц в зависимости от содер­жания высказывания, целей, ситуации и сферы общения. (Кожина М.Н. Стилистика русского языка. — М., 1983.— С. 23.)

Стилистика — наука о богатстве и разнообразии системно связанных маркированных и немаркированных средств лите­ратурного языка, составляющих его функциональные стили, и об умении использовать это богатство наряду с нелитературными языковыми средствами, в зависимости от жанра, содержания, целей высказывания, а также ситуации и характера аудитории.

Стилистика, как учил В. В. Виноградов, включает в свой состав «три разных круга исследований, тесно соприкасающихся, часто взаимно пересекающихся и всегда соотносительных,однако наделенных своей проблематикой, своими задачами, свои­ми критериями и категориями»¹. В состав стилистики входят: 1) стилистика языка, 2) стилистика речи, 3) стилистика худо­жественной литературы.

Стилистика языка изучает факты стилистической окрашен­ности слов, фразеологизмов, грамматических форм и т. д. в сис­теме языка, а также его функциональные стили, их взаимосвязь и взаимообусловленность.

Стилистика речи изучает многообразие жанрово-ситуативных стилей (стилей речи). «На долю стилистики речи выпадает задача разобраться в тончайших различиях семантического и экспрес­сивно-стилистического характера между разными жанрами и об­щественно обусловленными видами устной и письменной речи. Ведь такие композиционные формы современной устной речи, как, например, выступление в дискуссии, лекция, консультация, пресс-конференция, доклад, беседа с той или иной аудиторией и т. п., обычно строятся на многообразном чередовании или смешении, взаимопроникновении элементов разговорного и книж­ного языка»².

Стилистика художественной литературы изучает специфику речи художественных произведений, индивидуально-авторские стили отдельных писателей, особенности стиля литературных школ и направлений. Строго говоря, стилистика художественной литературы есть особая область стилистики речи, поскольку здесь также рассматриваются вопросы, связанные с закономерностя­ми использования языка в зависимости от жанра, ситуации и т. д. Однако В. В. Виноградов вполне обоснованно выделил стилис­тику художественной литературы как самостоятельную область исследований (наряду со стилистикой языка и стилистикой речи), поскольку художественная речь характеризуется специфи­ческими признаками, которые можно обнаружить и понять лишь с учетом литературоведческого анализа текстов. Таким обра­зом, если стилистика языка и стилистика речи в своей сово­купности составляют лингвистическую стилистику, то стилистика художественной литературы — такая область знаний, которая в равной мере относится и к лингвистике, и к литературоведению (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 193 — 194).

Стилистика, когда она изучает и описывает лингвисти­ческие свойства отдельных стилей, по существу, должна выступать как комплекс исследований на уровне текста. Когда же она обращается к изучению системы стилей, она тем самым пере­ходит на уровень исследований языка как системы подсистем.

...На уровнях текста и языка как системы подсистем язы­ковые единицы рассматриваются как компоненты текста и в этом своем качестве не являются самостоятельным объектом иссле­дования. Однако языковые единицы могут быть выведены из текста не как элементы фонологического, лексического и других ярусов языка, а именно как типичные компоненты того или иного ряда текстов и сгруппированы по их так называемой стилистической окраске. Изучение языковых единиц в этой груп­пировке вне языковой реальности, представленной в текстах, очень условно. Тем не менее описание стилистически окра­шенных языковых единиц в отвлечении от текстов очень распрост­ранено и образует область лингвистических наблюдений, которую можно назвать стилистикой языковых единиц.

...По отношению к действительной стилистике, которую мож­но представить как единство двух стилистик — стилистики текста и стилистики языка как системы подсистем,— стилистика языковых единиц играет подчиненную, служебную роль. Но это, так ска­зать, в идеале. Реально же стилистика представляет собой об­ласть довольно разнородных наблюдений и часто противоречивых обобщений... (Горшков А.И. Теория и история русского ли­тературного языка. — М., 1984. — С. 12—13.)

Стилистическая помета — указание нормативного словаря относительно стилистической окрашенности слова или выраже­ния. Так, помета разг. (т. е. «разговорное») указывает на разго­ворный характер слова. Помета науч. (т. е. «научное») означает, что данное слово или выражение имеет окрашенность научного стиля.

Система помет одного нормативного словаря не совпадает с системой помет другого (в нашем сборнике представлены упраж­нения, где характеризуются разные системы стилистических по­мет). Такие расхождения объясняются трудностью самой задачи: дать исчерпывающую стилистическую характеристику каждой лексико-фразеологической единице. Это особенно трудно сделать в сравнительно небольших по объему словарях, таких, например, как однотомный «Словарь русского языка» С. И. Ожегова. Необ­ходимо учитывать, что нормативные словари обычно включают в свой состав лексико-фразеологические единицы современного русского литературного языка в широком значении этого выра­жения (современным русским литературным языком называют язык от А. С. Пушкина до наших дней). Между тем многие слова и фразеологизмы в продолжение ряда десятилетий измени­ли свою стилистическую окрашенность. Таким образом, словарь современного русского литературного языка, чтобы дать исчерпы­вающую характеристику этим словам и выражениям, должен быть одновременно и словарем историческим.

К сказанному следует добавить, что проблема стилистической окрашенности получает неодинаковое решение в трудах разных исследователей, что отражается и на результатах деятельности лексикографов; одни и те же слова характеризуются в разных словарях по-разному. Отсутствие необходимых стилистических помет в нормативных словарях отрицательно сказывается на учебной практике, а порою порождает и неправильные теоретические выводы. Так, почти во всех словарях современного русского литературного языка отсутствует специальная помета при словах и выражениях, имеющих публицистическую окра­шенность. Исключение составляет «Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова, где, однако, помета публиц. используется крайне редко и где, наряду с ней, выступают по­меты газет(ное), нов(ое) и нек. др. при стилистической ха­рактеристике всех тех же публицистических слов и выражений. При анализе словарных статей с этими пометами обнаруживаются элементы субъективизма, непоследовательность, настороженное отношение ко многим новым словам, которые уже ко времени выхода в свет «Толкового словаря русского языка» прочно вош­ли в состав публицистической лексики. В. В. Виноградов позд­нее и сам признавал: «Разработанная мною для «Толкового сло­варя русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова система стилисти­ческих помет была направлена не столько в будущее, сколько в прошлое. Ведь было очень трудно в 20—30-е годы текущего столетия — при происходивших тогда резких изменениях и коле­баниях стилистической окраски множества слов и при огромном количестве новообразований — определить устойчивые принци­пы стилистических оценок разных групп слов»¹.

Все это необходимо учитывать при обращении к «Толковому словарю русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова, что, однако, не должно порождать нигилистических оценок, очерняющих сло­варь, который во всех других отношениях и поныне остается образцовым.

Составители более поздних нормативных словарей русского языка, как уже говорилось, вообще отказались от употребления стилистической пометы публицистическое, а многие и от пометы книжное, что, разумеется, не привело к утрате стилистической окрашенности тех слов и выражений, которые остались в ряде словарей без необходимых стилистических помет. Однако не без влияния словарей отдельные исследователи пишут об утрате книжной окрашенности у таких слов, как привилегия, перспек­тива, ситуация, тенденция, элементарный и т. п.², а другие приходят к выводу о почти полном «отсутствии» публицистической лексики в составе современного русского литературного языка. Считают, что у слов агитбригада, агитационно-массо­вый, агрессия, администрирование, активизировать, активист, актуальный, аллилуйщик, аполитизм, аполитичный, боеви­тость, безыдейный, застрельщик, новатор и т. п. (или во всяком случае у многих из подобных слов) нет публицисти­ческой окрашенности.

А между тем простейший стилистический эксперимент дока­зывает обратное. Возьмем такое предложение из учебника по истории: «В своих воззваниях, «манифестах», Пугачев обещал всем крепостным крестьянам освобождение от господ, вечную волю, землю, леса, реки». Можно ли сказать: «Пугачев проводил агитационно-массовую работу среди крестьян»? Нет, нель­зя! И нельзя именно потому, что слово агитационно-массо­вый дышит современностью. Оно публицистично. Его публи­цистическая окрашенность, конечно, тесно переплетается с се­мантикой.

В журнале «Наука и жизнь» (1978.— № 6) читаем следую­щее: «В начале 1783 года Екатерина Романовна Дашкова назначена директором Петербургской Академии наук. Она первая женщина, занявшая в России государственный пост, не считая, конечно, «коронованных особ». Но что руководило Екатериной? (Здесь имеется в виду другая Екатерина — «коронованная осо­ба». — А.П.) ...Екатерина Алексеевна отлично умела использо­вать свои «кадры»³.

Как видим, слово кадры заключено в кавычки, и эти кавыч­ки очень уместны, потому что данное слово публицистично (оно принадлежит также официально-деловому стилю современного русского литературного языка, ср.: отдел кадров и т. п.) и без кавычек воспринималось бы здесь как чужеродное, как показа­тель стилистической беспомощности автора (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 199 — 201).

Я знаю, что огромная группа читателей-педагогов, быть может, даже большинство их, предъявит мне следующее возражение: в своих рассуждениях вы все время предполагаете сознательное стилистическое использование средств языка, тогда как в самое определение стиля вы этой сознательности не вносили и в дальнейшем сами нередко допускали бессознательные стилистические достижения. Фактически же стиль постигается и осуществляется почти всегда интуитивно. Мы не знаем, напр., до сих пор точно, в чем разница между стилем Л. Толстого, Достоевского, Тургенева, но мы отличим каждого из этих писателей от другого по небольшому отрывку, не зная заранее, кому из них он принадлежит. Можно даже интуитивно подделаться к любому стилю, и так поступают обычно фальсификаторы литературных находок, подобно тому как и разные эстрадные подражатели (физиономисты, звукоподражатели) отнюдь не аналитически приобретают свое искусство. Многие великие мастера стиля были очень слабы в грамматике и совсем не знали и не хотели знать стилистики. Стилистическое подражание одного писателя другому происходит тоже обычно бессознательно (часто вопреки желанию автора быть оригинальным). А если все это так, то не проще ли окружить ученика хорошими образцами речи, возбудить в нем любовь и интерес к чтению и предоставить все остальное великой силе естественного языкового подражания?

Прежде всего необходимо констатировать, что подобная точка зрения по отношению к самому обучению стилю носит явно ликвидационный характер. Если все дело только в подражании, то учить стилю и не нужно и невозможно. Ведь нельзя же в самом деле назвать обучением стлю простой совет «побольше читать» или простое присутствие на уроках, посвященных писанию сочинений! Точно так же нельзя назвать им и работу над произведением, проделываемую с другими целями (историко-литературными, социологическими), хотя бы эта работа косвенно, возбуждая интерес к произведению, и помогла развитию стиля. Все это не есть развитие стилистических навыков самих по себе. Между тем стилистическая работа, худо ли хорошо ли, в европейской школе фактически ведется, и сторонники «бессознательности» должны бы прежде всего доказать необходимость ликвидации этой работы за ее полной бесполезностью. Однако они не только не делали никогда таких попыток, но и вообще скрывали свою ликвидационную сущность, выставляя принцип заинтересованности ученика (сам по себе, конечно, основной в нашем деле), как своего рода метод обучения, что явно абсурдно. Далее, сторонники такого рода воззрений были бы только в том случае правы, если бы им удалось доказать, что степень стилистического уменья… всегда и везде прямо пропорциональна степени заинтересованности говорящего и пишущего и количеству предыдущей практики. Между тем жизнь на каждом шагу опровергает такую пропорцию: мы знаем огромное число лиц, всю жизнь на каждом собрании упорно говорящих и глубоко заинтересованных проводимыми ими идеями, но тем не менее говорить не умеющих; мы знаем большое число графоманов, всю жизнь пишущих и пишущих с увлечением, но писать не умеющих. Очевидно, практика, как ни необходима она в деле приобретения каких бы то ни было навыков, сама по себе не всегда обусловливает прогресс. Наконец, ссылка на великих писателей, плохо знавших или совсем не знавших грамматику и стилистику, явно не учитывает особой литературной одаренности этих лиц. На самом деле, правильную позицию в этом давнем методическом споре мы займем только в том случае, если будем исходить из положения, что стиль — искусство (так же, как и правописание и говорение на литературном наречии). А во всяком искусстве ести и теория (правда, в иных искусствах еще слабо или совсем не разработанная) и практика. И относительно всякого искусства можно категорически отстаивать следующие основные положения: 1) чем менее одарено данное лицо в области данного искусства, тем более нуждается оно для производства равного с одаренным лицом художественного эффекта в помощи теории, 2) как бы ни было одарено данное лицо, знание теории ему никогда ни в каком случае не повредит, а, напротив, еще более повысит качественно его художественную продукцию, 3) как бы ни было одарено или бездарно данное лицо, знание теории во всяком случае всегда и везде повысит количественно его продукцию, так как всегда и везде сбережет определенное количество времени как в овладении теми или иными ху­дожественными средствами, так и в последующем применении их. Вот те основания, которые заставляют меня последователь­но предпочитать в деле обучения письму, речи и стилю созна­тельные пути бессознательным, хотя я, конечно, понимаю, что в основе дела лежат вторые, а первые вырастают лишь на их почве (не касаюсь здесь вторичной бессознательности так наз. «привычных движений»). Но таков уж общий ход культуры: сознательное вырастает на бессознательном, подчиняя его себе, но отнюдь не игнорируя его исконности и его мощности. И всегда раздаются романтические голоса..., тянущие назад, к бессознательному, к «нутру», к «природе». Но не в их сторону движется колесо истории (Пешковский А.М. Роль грам­матики при обучении стилю // Избранные труды. — М., 1959. — С. 154 — 156.).

Синонимом в полном смысле следует считать такое слово, которое определилось по отношению к своему эквиваленту (к дру­гому слову с тождественным или предельно близким значением) и может быть противопоставлено ему по какой-либо линии: по тонкому оттенку в значении, по выражаемой экспрессии, по эмоциональной окраске, по стилистической принадлежности, по сочетаемости, а следовательно занимает свое место в лексико-семантической системе литературного общенационального языка (Словарь синонимов русского языка: В 2 т./ Под ред. А. П. Евгеньевой. — Л., 1970. — Т. 1. — С. 11.).

Синонимы — слова, обозначающие одно и то же понятие, следовательно, тождественные или предельно близкие по значе­нию (Словарь синонимов: Справочное пособие/ Под ред. А. П. Евгеньевой. — Л., 1975. — С. 3.).

Синонимы — слова, обозначающие одно и то же явление действительности. Однако, называя одно и то же, синонимы обычно называют это одно и то же по-разному — или выделяя и называемой вещи различные ее стороны, или характеризуя эту вещь с различных точек зрения. Именно поэтому синонимы (обозначая одно и то же), как правило, не являются словами, абсолютно идентичными друг другу как в отношении семантики, так и в отношении своих эмоционально-стилистических свойств. Они почти всегда отличаются друг от друга или 1) некоторыми оттенками в характерной для них семантике, т. е. лексическом значении, или 2) своей эмоционально-экспрессивной окраской, или 3) стилистической принадлежностью к определенному жанру речи, или 4) своей употребляемостью, или 5) способностью всту­пать в соединение с другими словами. Обычно различие между синонимами в таких случаях идет сразу по нескольким линиям (Шанский Н.М. Лексикология современного русского язы­ка. — М., 1972. — С. 52.).

Синонимы — это слова с предельно близкими, но не совпа­дающими значениями. Синонимы выполняют две главные функ­ции: а) либо называют одно и то же явление (предмет), причем замена одного синонима другим меняет оттенки выражаемой мысли: отличный, превосходный, прекрасный, изумительный, замечательный; б) либо называют очень близкие, сходные яв­ления, причем замена одного синонима другим ведет к варьированию выражаемых понятий: вежливый, учтивый, обходитель­ный, отзывчивый, деликатный (Головин Б.Н. Введение в языкознание. — М., 1977. — С. 98 — 99.).

... Синонимы можно определить как слова, относящиеся к той же части речи, значения которых содержат тождественные элементы, различающиеся же элементы устойчиво нейтрализуются в определенных позициях. Иначе говоря, синонимами могут быть признаны слова, противопоставленные лишь по таким семантическим признакам, которые в определенных контекстах становятся несущественными. Поскольку количество общих совпадающих семантических элементов у разных рядов слов неодинаково (как неодинаково и число позиций нейтрализации, т. е. тех позиций, когда различающиеся элементы становятся несущественными), можно говорить о разной степени синони­мичности для разных слов.

...Выделяются также стилистические синонимы, т. е. слова, отличающиеся в основном стилистической окраской, сфе­рой применения и т. д.

...К стилистическим синонимам обычно относят также слова, в значениях которых содержатся оценочные элементы... (Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика.— М., 1977.— С. 196—197.)

Лексические синонимы — это слова, относящиеся к одной и той же части речи, выражающие одно и то же поня­тие, но в то же время различающиеся оттенками значения или стилистически (Л.Ю. Максимов и др. Русский язык / Под ред. проф. Л. Ю. Максимова. — М., 1978. — С. 19.).

Синонимами в лексической системе языка называются слова, обозначающие одно и то же явление объективной дейст­вительности, но различающиеся как по своему звуковому составу, так и по оттенкам значения или стилистической принадлеж­ности...

В современном русском языке существует несколько разря­дов синонимов, выделяемых в зависимости от разного характера различий между словами при общей их смысловой близости: семантические, или идеографические, стилистические и семантико-стилистические.

Семантические синонимы (иначе их еще называют идеографическими или понятийными), обозначая одно и то же явление действительности, выделяют в нем разные его стороны и отличаются поэтому друг от друга оттенками своего значения.

Рассмотрим в качестве примера такую группу синонимич­ных существительных: безветрие — тишь — затишье. Все они обозначают понятие «отсутствие ветра», но отличаются друг от друга оттенками своих лексических значений. Слово безветрие имеет значение «полное отсутствие ветра, тихая погода»; слово тишь — «спокойствие, отсутствие шума, тихая обстановка»; слово затишье — «ослабление, временное прекращение ветра, шума» и т. п.

…Стилистические синонимы, обозначая одно и то же явление действительности, отличаются друг от друга своей стилистической принадлежностью. Они имеют различия также и смысловой выразительности и эмоциональной окрашенности. Примером стилистических синонимов могут служить слова спать — почивать — дрыхнуть. Глагол спать является нейт­ральным в стилистическом отношении, не содержит эмоциональ­ной окраски. Глагол почивать является устаревшим, по сти­листической принадлежности книжным (изредка употребляется в разговорной речи с шутливо-иронической оценкой). Простореч­ным по своей стилистической принадлежности выступает гла­гол дрыхнуть, которому свойственна эмоциональная оценка не­одобрения. Семантико-стилистические синонимы объе­диняют в себе свойства двух предшествующих разрядов. Они различаются и оттенками значений, и стилистической принадлежностью, и эмоциональной окрашенностью.

Примером подобного рода синонимов могут служить глаголы идти и плестись, обладающие близкими, но не тождественными значениями, а именно: идти — «двигаться, переступая ногами»; плестись — «передвигаться медленно, вяло». При одинаковом примерно объеме понятия у этих глаголов «двигаться, переме­щаться» следует отметить в семантике глагола плестись особый, «дополнительный» оттенок — «двигаться с трудом, едва перед­вигая ноги».

Синонимичные глаголы идти и плестись отличаются друг от друга и по своей стилистической принадлежности. Глагол идти является нейтральным в стилистическом отношении, гла­гол плестись — разговорным с эмоциональной оценкой неодоб­рения, иронии. Таким образом, оба эти слова являются семантико-стилистическими синонимами (Попов Р.Н. и др. Сов­ременный русский язык. — 2-е изд., испр. и доп. — М., 1986. — С. 75 — 76.).

Обычно говорят о наличии в язы­ке синонимов идеографических, стилистических и семантико-стилистических. Первые отличаются друг от друга оттенками значений, вторые — характером стилистической окрашенности, третьи — и тем и другим. Если иметь в виду лексико-фразеологические синонимы, то они, строго говоря, почти всегда оказы­ваются именно семантико-стилистическими, потому что стилисти­ческая окрашенность теснейшим образом связана с семанти­кой.

Так, в учебной практике слова щеки и ланиты обычно от­носят к стилистическим синонимам. И в самом деле, они разли­чаются между собой стилистической окрашенностью. Слово щеки — стилистически нейтральное (у него нулевая стилистическая окрашенность), его синоним ланиты — устаревшее традиционно-поэтическое слово. Сейчас оно употребляется только в ирони­ческом значении (если не считать переводов из авторов прош­лых столетий). Но и раньше здесь не было полного совпадения смыслов, хотя каждое из этих слов обозначало одно и то же понятие. Слово ланиты было уместно только в тех случаях, когда оно обозначало щеки девушки или молодой женщины, причем красивой, привлекательной, Недаром «Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова к слову ланиты дает такой иллюстративный материал: любовию горят младые свежие ланиты (Е. А. Баратынский).

Младые свежие ланиты — выражение, которое, казалось бы, предполагает антонимичное: старые сморщенные ланиты. Однако подобные словосочетания уместны (и ранее были уместны) только в сатирических или юмористических текстах, где авторы намеренно прибегают к разрушению привычных фразеологических связей, добиваясь комического эффекта. Кстати, комический эффект в данном случае как раз и возникает именно потому, что слово ланиты прямо противостоит словам старый, дрях­лый, сморщенный.

Тут ничего удивительного нет. В поэтических текстах воспе­валось прекрасное. Поэтому «поэтические» слова традиционно не вступали в соединение с определениями, выражающими ка­кие-то отрицательные качества. Прямым следствием этого явилось изменение семантики многих «поэтических» слов.

Еще один пример. Возьмем синонимические слова показать и предъявить. На первый взгляд, они тоже являют собой типич­ный пример стилистических синонимов. Показать — стилисти­чески нейтральное слово (точнее: слово, имеющее слабый отте­нок разговорного стиля, когда оно выступает в указанном зна­чении), предъявить — официально-деловое. Первое из них не имеет такой точности, как второе. Покажите ваши документы в официальной речи менее пригодно, нежели Предъявите ваши документы.

Показать документы можно так, что проверяющий не успеет прочитать там и двух слов. Показать — это еще не значит дать возможность обстоятельно проверить подлинность документа, установить принадлежность его именно тому лицу, которое этот документ показывает.

Слово предъявить исключает возможность каких-то побочных толкований. Предъявить — это как раз и означает «дать воз­можность осуществить проверку документов со всей тщательностью, какая предусмотрена служебными инструкциями».

Таким образом, и здесь на поверку оказывается, что мы имеем дело не со стилистическими, а с семантико-стилистическими синонимами.

В области грамматики чисто стилистические синонимы пред­ставлены широко. Это касается прежде всего синтаксических синонимов. А. М. Пешковский, впервые поставивший вопрос о синтаксических синонимах (именно он ввел в употребление термин «синтаксические синонимы»), приводил следующие при­меры:

Приедешь — переоденешься и Когда приедешь

переоденешься;

Человек, пришедший сюда, сказал… и Человек, который

пришел сюда

сказал...;

За неимением места при придется... и Так как не имеется

места, придется... ;

Он не пришел по болезни и Он не пришел,

потому что был болен;

Как видим, из двух синтаксических синонимов: Приедешь — переоденешься и Когда приедешь, переоденешься — первый име­ет ярко выраженную разговорную окрашенность, тогда как вто­рой стилистически нейтрален, что ощущается не особенно отчет­ливо вследствие употребления форм приедешь, переоденешься (обращение на «ты» характерно для разговорной речи). Во втором примере книжная конструкция противостоит стилистически нейтральной и т. д. (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 188 —189.)

Стиль языка (функциональный стиль языка, языковой стиль) — подсистема литературного языка, имеющая свою особую сферу функционирования, обладающая специфическими языковы­ми средствами (слова, фразеологизмы, грамматические формы и т. д.) и включающая в свой состав межстилевые средства языка, в том числе все стилистически нейтральные. Итак, в язы­ковой стиль входят:

а) специфически окрашенные средства языка (у каждого стиля свои);

б) языковые средства, принадлежащие двум или нескольким функциональным стилям;

в) стилистически нейтральные языковые средства, т. е. принадлежащие всем функциональным стилям.

Межстилевые, и в особенности нейтральные, средства языка связывают все функциональные стили, объединяют их в целостную стройную систему. Поэтому лишены оснований принадлежащие отдельным исследователям суждения о «замкнутости» функцио­нальных стилей.

Современный русский литературный язык на данном этапе содержит следующие основные функциональные стили: официаль­но-деловой, научный, производственно-технический, публицисти­ческий и разговорный.

<…>

Вопрос о стилях языка и стилях речи был впервые поставлен В. В. Виногра­довым. Подводя итоги дискуссии по проблемам стилистики, про­водившейся журналом «Вопросы языкознания» в середине 50-х годов, В. В. Виноградов писал: «...Понятие «стиля языка» и по­нятие «стиля речи» остались в результате дискуссии не вполне уточненными и совсем не разграниченными. И в этом — недо­статок дискуссии, так как от неотчетливости этих понятий очень страдает наша наука. Выражения «стиль языка» и «стиль речи» употреблялись участниками дискуссии безразлично, смешанно»¹.

В последующих своих трудах, и прежде всего в книге «Сти­листика, теория поэтической речи, поэтика» (1963), В. В. Ви­ноградов развил и конкретизировал высказанные ранее идеи, сформулировал важнейшие положения своего учения о стилях языка и стилях речи, которое имело и имеет основополагающее значение для современной стилистики.

Определяя понятия «стиль языка» и «стиль речи», В. В. Ви­ноградов указывал, что «стили речи — это прежде всего некие композиционные системы в кругу основных жанров или конструк­тивных разновидностей общественной речи»², в то время как стили языка — это частные системы в общей структуре языка как системы систем. «Если исходить из понимания общей струк­туры языка как «системы систем» (что вызывает отдельные возражения, не всегда достаточно обоснованные), — писал В. В. Виноградов, — то стиль языка — это одна из частных систем (или «подсистем»), входящих в общую систему. Понятие «стиля языка» в основном определяется теорией функций языка и их реальным разграничением. В этом аспекте стиль языка — это структурный облик функции языка в ее многообразных проявле­ниях»³. На базе языковых стилей, как указывал В. В. Виноградов

возникают и развиваются разнообразные стили речи: «...несом­ненно, что с развитием центростремительных тенденций в исто­рии национального литературного языка, с постепенным подчи­нением областных вариаций народно-разговорного языка общим нормам языка литературного, с все большей концентрацией струк­туры национального языка языковые стили становятся базой для дифференциации многочисленных и многообразных стилей речи, характеризующих усложненность и многообразие форм ре­чевого общения»⁴.

Итак, В. В. Виноградов:

1) поставил проблему соотношения стилей языка и стилей речи, подчеркнув ее важность для дальнейшего развития стилистики русского языка;

2) определил понятия «стиль языка» и «стиль речи»;

3) указал на системный характер языковых стилей;

4) высказал и аргументировал мысль об органической связи стилей языка со стилями речи, их взаимодействии и взаимозависимости;

5) наметил пути дальнейшего изучения языковых и рече­вых стилей, дифференцировав широкое и не вполне определенное понятие «стилистика».

Учение о стилях языка и стилях речи, основы которого бы­ли заложены в трудах В. В. Виноградова, явилось логическим завершением напряженных поисков в области стилистики, про­водившихся как советскими, так и зарубежными исследовате­лями. Работы Л. В. Щербы, Г. О. Винокура, Б. Гавранека, Й. М. Коржинека, Ф. Травничека, Л. Долежела и ряда других исследователей содержат немало идей, получивших развитие в трудах В. В. Виноградова или послуживших стимулом для его научных изысканий в области стилистики.

Современный русский литературный язык не похож на од­нообразную плоскую равнину. Его «ландшафт» сложнее: есть горы, холмы, есть спуски в долину, в поймы рек. Если гово­рить не метафорически, а прямо, то современный русский ли­тературный язык стилистически расчленен. Одни слова имеют вы­сокую, торжественную окраску, другие — разговорную. Наконец, очень многие слова стилистически прозрачны, они не имеют ок­раски: я, ты, он, быть, идти, думать, читать, работать, мать, отец, дом, жизнь, человек, цветы, дерево, лица, ясень, радость, мысль, смелость, большой, синий, хороший и т. д.

Стилистически разграничены не только слова, но и синтаксические конструкции. Примеры: Я позабыл, что надо отправить письмо (нейтр.) — А я и позабудь, что письмо-то отправить надо (разг.); Это неизбежно, ибо таково веление истории (вы­сок.) — Этого нельзя избежать, потому что так требует исто­рия (нейтр.). В последнем случае союзы ибо — потому что — синтаксическое средство, помогающее создать стилистический контраст. Огромное большинство грамматических конструкций принадлежит нейтральному стилю.

«Ломоносовская «теория трех штилей», — писал А. А. Рефор­матский, — заключает в себе очень важное теоретическое зерно: стили речи соотносительны, и любой стиль прежде всего со­отнесен с нейтральным, нулевым: прочие стили расходятся от этого нейтрального в противоположные стороны: одни с коэффициентом плюс как «высокие», другие с коэффициентом минус как «низкие» (ср. нейтральное есть, высокое вкушать и низкое жрать)…»¹.

Каждое разграничение в языке имеет смысл, оно что-то обозна­чает. Каков смысл стилистических разграничений? Этот смысл сло­жен. Во-первых, с помощью стилистических разграничений пере­дается отношение говорящего к его речи. Может быть, эта речь имеет всеобщее значение (она обращена к народу), эпохальное (к истории) или даже «вселенское» значение. Но речь может быть и непритязательной, говорящий предназначает ее для немногих лиц, и только для них она интересна, только сейчас и здесь.

Автор статьи раздает ее оттиски нескольким своим товарищам по работе и говорит: «Я пришел к вам, чтобы вручить свой труд...» И сам говорящий, и. его слушатели поняли, что речь не соответствует обстоятельствам, в этих условиях уместны были бы более скромные, более непритязательные слова: о простом деле не стоит говорить так торжественно и высоко. Уместен был бы нейтральный стиль: «Я хочу подарить вам свою статью...» Или даже несколько сниженный, разговорный: «Вот — написал, хорошо ли, плохо ли, не знаю, прочитайте и скажите».

Следовательно, в стилистических разграничениях выражается отношение говорящего к речи: она оценивается им как имеющая большое, даже всеобщее значение или как речь более «ограниченного пользования», для сравнительно ограниченного круга лиц, не претендующая на эпохальность.

Но из этого разграничения вытекает другое. Всенародная речь звучит в дни торжеств, праздников, в дни всеобщего ликования. Поэтому языковые единицы, принадлежащие высокому стилю, имеют <…> оттенок праздничности, торжественности. В них отразилась сама ситуация, в которой они употребляются.

<…>

Итак, сама обстановка, в которой произносится высокая речь, запечатлена в единицах высокого стиля: они имеют печать мужественности (в большей части праздничной, но иногда и скорбной).

Напротив, речь в разговорном стиле — это будничная речь. От этого она не становится плохой: будни имеют свое обаяние. В примере, приведенном выше («чтобы вручить...»), как раз разговорный стиль оказался хорошим и вполне уместным, а вы­сокий стиль — плохим, претенциозным. Следовательно, разго­ворный стиль имеет (в качестве второго, производного) зна­чение речи повседневной, непраздничной.

Наконец, в-третьих, сам объект называния может окраши­ваться по-разному в разных стилях. В ряду слов очи (высок.) — глаза (нейтр.) — гляделки (разг. или простореч.) сами объекты представляются разными. Слово очи вызывает иные представле­ния о называемом объекте, чем слово гляделки. Очи краси­вее, чем гляделки. С другой стороны, очи не просто «орган зрения», а «зеркало души», уста — это не «орган приема пищи», а «источник речей премудрых»². И приведенный пример («чтобы вручить...») можно понять так: реплика оказалась неудачной, потому что в ней действие получило более высокую оценку, чем оно заслуживало.

Однако и эта черта вторична, т. е. охватывает не все сти­листически окрашенные слова. Да, действительно, большинство высоких слов обозначают объекты, которые оцениваются поло­жительно (Отчизна, очи, дерзновенно), но есть и такие вы­сокие слова, объект которых либо никак не оценивается, ли­бо оценивается отрицательно (тиран, презренный, исчадие зла).

Поэтому основное значение стилистических различий надо видеть в том, что сама речь может оцениваться как важная, существенная для всех (или многих) или, наоборот, как имею­щая значение только ограниченное: здесь, сейчас, для присутст­вующих. Метонимически эти различия переносятся и на объект речи, на то, что́ называется; сами предметы, обозначаемые средст­вами высокого и разговорного стиля, могут представляться раз­личными. И, как уже было сказано, в высоком стиле может быть запечатлена торжественность, характерная для обстановки, в которой бывает уместна речь высокого стиля; неторжественность, повседневность (не в порицательном смысле) запечатлена в стиле разговорном. Таковы те смыслы, которые передают с помощью стилистических разграничений.

Нейтральные языковые единицы характеризуются тем, что они уместны в любой речи. Они не имеют тех красок, тех стилисти­ческих смыслов, которые свойственны высокому и разговорному стилю. Ни один текст (письменный, устный) нельзя создать средствами только одних окрашенных единиц. В любом тексте большинство слов и синтаксических конструкций — нейтрального стиля. Окрашенные единицы вводятся в среду нейтральных еди­ниц, и тогда мы воспринимаем весь текст как высокий или разговорный по стилю. Стакан чаю — это вода, слегка окрашенная чаем, но это не стакан воды, а именно стакан чаю. Так и высокий (или разговорный) текст: большинство его единиц — неокрашенные, нейтральные, окраску придают немногие высокие (или в другом случае — разговорные) слова.

Запомним: с помощью стилистической градации высокий — нейтральный — разговорный стиль оценивается сама речь; это — основа стилистических разграничений (Панов М.В. Стили литературного языка // Современный русский язык / Под ред. В. А. Белошапковой. — М., 1981. — Введение, гл. 2. — С. 14 — 16.).

Основные функциональные стили — это такие стили языка, которые играют наиболее важную роль в каждодневном обще­нии людей. Современный русский литературный язык содержит следующие основные функциональные стили: 1) официально-деловой, 2) научный, 3) производственно-технический, 4) публи­цистический и 5) разговорный.

Первые четыре являются книжными. В каждый из них входят слова, грамматические формы и т. д., имеющие общекнижную стилистическую окрашенность.

Нередко к числу функциональных стилей современного рус­ского литературного языка относят «художественный стиль», или «стиль художественной литературы». Между тем язык художест­венной литературы (речь художественных произведений писа­телей-реалистов) не образует особого функционального стиля. Реалистическая литература не знает каких-то особых языковых средств, которые можно было бы назвать «художественными». Она использует все богатство общенародного языка.

Признавая этот факт, многие исследователи, однако, пы­таются опровергнуть тезис об отсутствии в современном русском литературном языке «художественного стиля», указывая на то, что художественная речь использует языковые средства всех функциональных стилей (а также просторечные, диалектные и т. д.) в особой, эстетической функции. Но такой подход к реше­нию вопроса свидетельствует о смешении понятий «функцио­нальный стиль языка» и «стиль речи (жанрово-ситуативный стиль)», поскольку использование тех или иных языковых средств — это предмет стилистики речи, а не стилистики язы­ка (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 186.).

Стилистическая норма — разновидность литературной нормы (наряду с такими ее разновидностями, как орфоэпическая норма, грамматическая норма и т. д.). Здесь имеется в виду окрашенность языковых средств. Так, например, разговорная окрашенность таких слов, как картошка, чаек, нормативна. Это значит, что мы их употребляем в бытовой речи, и дружеских письмах и вообще там, где разговор не переходит в официальную «беседу» и т. п. В речи официально-деловой, произ­водственно-технической, научной подобные слова почти всегда оказываются неуместными. Если ученик, излагая условие арифме­тической задачи, скажет: «В магазин привезли 15 тонн картош­ки...», он допустит стилистическую ошибку, т. е. нарушит сти­листическую норму. Неуместным окажется слово картошка и в сельскохозяйственной брошюре, посвященной выращиванию кар­тофеля.

Что же касается ораторской, публицистической и художе­ственной речи, то там разговорные слова могут быть употребле­ны. Однако каждый случай их употребления должен быть сти­листически мотивирован. Например, в таких жанрово-ситуативных стилях, как стиль политического лозунга, стиль газетной пере­довицы, слова типа картошка неуместны. В фельетоне, очерке, напротив, разговорные слова часто оказываются незаменимыми. При решении вопроса об уместности или неуместности какого-либо слова следует учитывать не только жанр выступления, но и ситуацию, тематику, целевую установку высказывания и т. д.

<…>

Таким образом, проблема стилистической нормы тесно связана с вопросами стилистики речи. Без знания специфики жанро­во-ситуативных стилей невозможно установить, где нарушается стилистическая норма, а где нет.

Надындивидуальный характер жанрово-ситуативных стилей служит одним из проявлений стилистической нормы. Например, если кто-либо напишет справку или приказ не так, как это принято делать, проявит там «стилистическое новаторство», то такой документ будет составлен с нарушением стилистической нормы (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 194 — 196).

Стилистическая окрашенность языковых средств — перво­основа и главный ресурс стилистики. Она зависит прежде всего от сферы их употребления. Если языковые средства не ограни­чены в своем употреблении какой-то определенной сферой, то они лишены стилистической окрашенности и называются стилис­тически нейтральными (иначе: имеют нулевую стилистическую окрашенность). К числу стилистически нейтральных средств язы­ка относятся слова вода, воздух, город, два, железный, левый, мост, первый, работать, редко, свой, читать, широко и т. п., когда они выступают в прямом значении. Стилистически нейтраль­ными являются, например, формы настоящего, прошедшего и бу­дущего времени глагола, когда опять же они выступают в своем основном значении, т. е. формы настоящего времени обозначают действие или состояние, относящееся к настоящему времени, формы прошедшего времени — к прошедшему и т. д.

Те языковые средства (слова, фразеологизмы, грамматичес­кие формы и т. д.), которые выступают только или по преимуществу в какой-то определенной сфере (например, в сфере разговорной бытовой речи), становятся стилистически окрашенными, маркированными. Например, разговорными являются такие слова и выражения, как набедокурить, поставить на ноги, потасовка, рвать и метать, толчея, хвастать и т. п. Разговорную окрашенность имеют формы одного глагольного времени, выступаю­щие в значении другого. Так, в предложении Ну, я пошел! форма прошедшего времени глагола обозначает действие, которое еще не совершилось, а совершится в будущем (хотя и в недалеком будущем, вот сейчас, но все-таки в будущем). Разговорную окрашенность имеют также формы повелительного наклонения, выступающие в значении изъявительного (Она ему и скажи!) или сослагательного (Позвони ты минутой позже, нас бы уже дома не было!), а также формы сослагательного наклонения, выступающие в значении повелительного (Позанимался бы ты немножко! ).

Напротив, книжную (общекнижную) окрашенность имеют формы причастий берущий, кричащий, сидящий, читающий. Они употребляются только в книжной речи, являясь принадлежностью всех книжных стилей.

В тех же случаях, когда то или иное языковое средство вхо­дит в состав лишь одного книжного стиля, оно имеет не об­щекнижную окрашенность, а либо официально-деловую, либо публицистическую и т. д. Например, официально-деловую окра­шенность имеют слова и выражения препровождаться, уведомле­ние, удостоверение личности, явка и т. п. Публицистическую окрашенность мы отмечаем у таких слов, как вандализм, всемир­но-исторический, застрельщик, захватчик, труженик и т. д. Фольклорная окрашенность ярко проявляется у слов и выра­жений жили-были, красна девица, сине море, соловушка, тра­вушка и т. п.

Есть и другие виды стилистической окрашенности, которую называют функционально-стилевой. Что касается лексико-фразеологических средств языка, то они могут иметь двуплановую стилистическую окрашенность. Помимо функционально-стилевой (первый план стилистической окрашенности), многие из них обла­дают эмоционально-экспрессивной окрашенностью (второй план стилистической окрашенности).

Стилистическая окрашенность в системе языка тесно связа­на со стилистической окрашенностью в речи и в конечном счете ею и определяется. Однако нередки и такие факты, когда полно­го соответствия здесь не наблюдается. Например, жаргонизмы в системе литературного языка отсутствуют и, следовательно, не имеют какой-то стилистической окрашенности. Но в речи (именно в речи носителей литературного языка) они приобре­тают яркую стилистическую окрашенность.

Стилистическая окрашенность — явление объективное, не за­висящее от воли составителей словарей, грамматических спра­вочников, как это нередко представляется неспециалистам. Выше уже было сказано, что стилистическая окрашенность — одно из проявлений стилистической нормы.

Большинство языковых средств сохраняет свою стилисти­ческую окрашенность в продолжение многих десятилетий и даже нескольких столетий. Но вместе с тем отдельные средства языка утрачивают или изменяют стилистическую окрашенность сравни­тельно быстро. Так, если в 30 — 40-е годы текущего столетия слова вертолет, спутник (в значении «небесное тело, обращаю­щееся вокруг планеты»), телевизор осознавались как техни­ческие и научные термины, т. е. как сугубо книжные слова, что нашло отражение в нормативных словарях, то спустя два-три десятилетия, эти слова стали стилистически нейтральными. Это связано с их распространенностью, вызванной развитием науки, техники, ростом культуры и подъемом благосостояния советского народа (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 194 — 196).

Функционально-стилевая окрашенность. Этим термином час­то обозначают первый (а у многих языковых средств и един­ственный) план стилистической окрашенности. Название порож­дено тем, что этот тип стилистической окрашенности связан прежде всего с принадлежностью соответствующего языкового средства к тому или иному функциональному стилю. Но надо иметь в виду, что есть такие языковые средства, которые при­надлежат нескольким стилям (например, общекнижные), а также тем функциональным стилям, которые не относятся к числуосновных (например, народно-поэтическая окрашенность, указы­вающая на принадлежность к народно-поэтическому функцио­нальному стилю) или даже вовсе отсутствуют в стилистической системе современного русского литературного языка (например, «поэтическая» окрашенность слов типа дева, грёзы, чёлн и т. п., которые, как уже отмечалось выше, являются осколками ушед­шей в прошлое стилистической системы, включавшей в свой состав особый функциональный стиль —поэтический ).

Употребление термина «функционально-стилевая окрашен­ность» вызвано необходимостью, поскольку требуется какое-то обозначение той разновидности (того типа) стилистической окрашенности, которая не является эмоционально-экспрессивной (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 205 — 206).

Эмоционально-экспрессивная окрашенность — это второй план стилистической окрашеннос­ти. Она имеется и у отдельных грамматических форм (ср., напри­мер, имеющую оттенок «высокости» форму множественного чис­ла сыны, которая является осколком ушедшего в прошлое па­радно-риторического стиля, усвоенным стилем публицистичес­ким). Однако второй план стилистической окрашенности харак­терен главным образом для лексико-фразеологических средств. Эмоционально-экспрессивная окрашенность переплетается с семантикой слова (функционально-стилевая в этом отношении менее показательна). Например, когда мы употребляем публицистическое слово небезызвестный, то учитываем, что оно не просто обозначает всем известного человека. Этим словом обозна­чается не всякий известный всем, а только тот, кто нами оцени­вается негативно.

У некоторых публицистических слов отрицательно-оценочная окрашенность не только входит в семантику, но, по существу, и составляет все семантическое наполнение данных слов, например: оголтелый, махровый и т. п.¹

Напомним, что отрицательно-оценочная окрашенность может проявляться по-разному: слова и выражения могут иметь разную степень отрицательности.

Что касается положительно-оценочных слов, то у них в разной степени проявляется оттенок высокости. Особенно показательны в этом отношении такие слова, как доблестный, отчизна, непре­оборимый и т. п. Являясь реликтами распавшегося парадно-риторического стиля, они были усвоены публицистическим сти­лем. Не без их влияния, в силу системности стиля, оттенок высокости приобрели и те положительно-оценочные публицис­тические слова, которые к парадно-риторическому стилю ника­кого отношения не имели (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 206).

Стиль массовой коммуникации — это стиль газет, радио, телевидения, рекламы, ораторской речи. Иногда его называют публи­цистическим. Основная цель произведений стиля массовой ком­муникации — воздействовать на общественное сознание, инфор­мируя широкие круги населения о важнейших событиях совре­менности. Этот стиль реализуется в многочисленных жанрах, та­ких как информационная заметка, репортаж, очерк, интервью, корреспонденция, рекламное объявление, рекламная статья, выступление на митинге и многих других.

Известно, что каждый жанр предполагает свою систему построе­ния текста и свои языковые возможности максимального воздействия на читателя.

Основные задачи стиля массовой коммуникации предполагают, что журналист, соблюдая языковые стандарты, присущие тому или иному жанру, имеет свободу языкового творчества, экспрессивно подчеркивая, выделяя основную мысль, давая прямую оценку описываемому событию или факту. Таким образом проявляется очень важная категория текста стиля массовой коммуникации, которая объединяет столь различные языковые средства в единую систему, — образ автора. Образ автора в журналистском тексте имеет свои особенности. С одной стороны, проявляются черты человека, занимающегося общественной деятельностью и выражающего коллективные оценки и пристрастия. С другой — в тексте можно найти и черты автора как частного человека: индиви­дуальный выбор языковых средств, характер оценочности и другие черты речевого поведения.

Все тексты стиля массовой коммуникации, несмотря на раз­личные формы существования (письменную — в газетах и журна­лах и устную — в электронных СМИ и публичных выступлениях), по своим глубинным характеристикам относятся к книжно-пись­менному литературному языку (подготовленность речи, осознан­ный отбор языковых средств и т.п.). Однако исследователи отме­чают одну важную особенность современной речевой ситуации: благодаря электронным средствам массовой информации (радио и телевидению, Интернету), использующим новые средства об­щения — передачи «прямого эфира», спонтанные интервью на улицах, обратная связь со слушателями и зрителями через телефон или пейджер, — создается новая разновидность устной ком­муникации — устный литературный язык, который функциони­рует не только в бытовой сфере, но и в сфере публичных выступлений. Именно эта разновидность литературного языка оказывает наибольшее влияние на современную речевую ситуацию.

Таким образом, в современной журналистике можно наблюдать два почти равноправных стилистических варианта литературной речи: книжно-письменная и публичная литературная устно-разговорная (Дроняева Т.С. Стиль массовой коммуникации // Солганик Г.Я., Дроняева Т.С. Стилистика современного русского языка и культура речи: Учеб. пособие для студ. фак. журналистики. — 2-е изд. — М., 2004. — С. 21 —22).

Речевой штамп — это подделка под истинно творческое, чу­жая творческая находка, выдаваемая за «свою», употребляемая обычно десятки и сотни раз лицами, не способными или не же­лающими создавать что-то оригинальное в сфере искусства, в том числе и искусства речи. «Язык готовых выражений, штампов, каким пользуются не творческие писатели,— отмечал Алексей Толстой,— тем плох, что в нем утрачено ощущение движения, жеста, образа. Фразы такого языка скользят по воображению, не затрагивая сложнейшей клавиатуры нашего мозга...»¹.

Многие авторы употребляют слово «штамп» в расширитель­ном значении и говорят, например, о «канцелярских штампах», имея в виду такие выражения, как вещевое довольствие, выписка из приказа, денежное вознаграждение, постельные при­надлежности, трехразовое питание и т. п. Между тем здесь мы имеем дело с фразеологизированными выражениями, имею­щими официально-деловую окрашенность. Деловая речь по своей природе в максимальной степени стандартизирована и не требует проявления индивидуально-авторского начала. Поэтому в деловой речи и штампов быть не может.

Еще более грубую ошибку допускают те авторы, которые к числу речевых штампов относят публицистические выражения люди доброй воли, на общественных началах, миролюбивые силы, желтая пресса, марионеточное правительство и т. д. Публицистический функциональный стиль, так же как и любой другой стиль языка, имеет свою специфическую фразеологию. В ряде случаев такие обозначения трудно заменить синонимами, которые не являлись бы публицистическими фразеологизмами. Так, например, выражение люди доброй воли обозначает всех, кто независимо от своей национальной принадлежности, поли­тических убеждений, социального положения, отношения к ре­лигии и вероисповедания выступает против агрессивных действий империалистов, против расовой дискриминации и колониализма, выступает как борец за мир во всем мире. В содержание данного понятия входит и количественный признак: люди доброй воли — это все прогрессивное человечество или по меньшей мере прогрес­сивная часть населения целого континента. Поэтому тождест­венными по семантике (и сходными по стилистической окрашен­ности) здесь выступают такие фразеологизированные выражения, как миролюбивые силы, честные люди всей земли (всего кон­тинента) и т. п.

Нет необходимости стремиться к повсеместной замене подоб­ных выражений какими-то «оригинальными». Попытка выразить­ся здесь как-то «по-своему» может привести к искажению смысла газетной статьи или ораторского выступления, к утере необхо­димой тональности речи.

Весьма показательно, что публицистические фразеологизмы нередко используются при толковании тех или иных слов и выра­жений… (Панфилов А.К. Терминологические пояснения // Сборник упражнений по стилистике русского языка. — М., 1989. — С. 188 —189.)

Необходимо также учитывать, что ни регулярное употребление слова в определенных контекстах, ни то, что носители литературного языка регулярно наблюдают его в этих кон­текстах, еще не обеспечивает возникновения у этого слова соот­ветствующего признака. Так, несмотря на широкое использо­вание в газетно-публицистической речи, слова не приобретают окраску этой речи, а сохраняют свою общекнижную окраску (ср. слово диалог, широко применяемое в наше время в раз­личных газетных жанрах) и даже окраску разговорности (ср. бойня — о войне) (Петрищева Е. Ф. Стилистически ок­рашенная лексика русского языка. — М., 1984.— С. 43—44).