Пономарев_диссертация

141

хлам»162, неумелые проститутки, вышедшие на улицу от голода, перед витринами мясных лавок толпы живущих «пищевой фантазией», то Стокгольм

– эрзац Петрограда, северный город у Балтийского моря. Стокгольм за годы войны отстроился, Петроград строит новую жизнь. Для русских эмигрантов взыскуемое «возвращение в Петроград» оборачивается возвращением в Стокгольм, где пройдут наиболее жуткие и бесчеловечные акции белогвардейцев, окончательно разоблачающие их цель – банальный грабеж. В

Стокгольме же представители западноевропейских правительств демонстрируют свою классовую солидарность с бандой белогвардейских убийц. Лучшие же представители старого мира в лице шведа Карла Бистрема совершат пеший переход из Стокгольма в Петроград, чтобы защищать от интервентов отечество мирового пролетариата – Северную коммуну.

Переход границы под Сестрорецком из шпионского, враждебного акта (в «Гиперболоиде») превращается в акт дружбы и миролюбия. Петроград, город первой социалистической революции, предстает перед Бистремом как город-

миф, купающийся в лучах вечности. Превосходные степени эпитетов здесь всерьез значимы: блистательный Петербург стал лучшим городом мира.

Первым городом Европы, по ту сторону мира старого:

«Величественнейший, прекраснейший из мировых городов, казалось,

задремал на берегах полноводной реки, на грани двух миров, двух эпох,

отдыхая от пронесшихся бурь, от видений прошлого, окаменевшего в этих колоннадах, в бронзовых львах, вечно улыбающихся сфинксах, в черном ангеле на яблоке Петропавловского шпиля, и сквозь дремоту ожидая новых, еще неведомых потрясений, чтобы раскрыть гранитные глаза на вторую жизнь.

Бистрем, облокотясь о перила, поддался неизбежному очарованию Петербурга»163.

162Там же. С. 329.

163Там же. С. 374.

142

Панорама Петрограда (для Бистрема – человека еще старого мира,

стоящего посреди перерытого окопами города – Петербурга) – это видение будущего. Она, как часто у А.Толстого, вводит новое место действия. Именно под Петроградом, при прямом участии Бистрема (как Хуренито, он будет участвовать в митинге в цирке, но не сторонним наблюдателем, а одним из главных агитаторов, затем отправится на Путиловский завод и вместе с рабочими разобьет армию Юденича), будет нанесен «последний и решительный» удар мечтам эмигрантов о возвращении в Россию. Для эмигрантов непримиримых на европейской оси останется Париж, для опустошенных и доживающих свой век, понимающих свою роль отжившего класса (таких, как Вера и Налымов) – Стокгольм, похожий на Петроград. Он награждает, перефразируя М.А.Булгакова, покоем тех, кто не достоин пролетарского рая Северной коммуны.

Проверкой выстроенной схемы может стать обращение к любому заведомо пропагандистскому тексту. Универсальный текст для проверки – обнаруженное нами в РГАЛИ коллективное сочинение Н.А.Адуева, А.М.Арго,

Д.Г.Гутмана, Л.В.Никулина и В.Я.Типота «Европа – что надо» (1925), «пространное странствие странного странника по иностранным странам.

Кругосветное обозрение в 8-ми картинах с интермедиями». Главный герой – Павел Николаевич Поль – бежит из Москвы за границу в поисках спокойной жизни. Он последовательно пробегает «Корчму на литовской границе»

(пушкинская цитата демонстрирует странность факта: между Россией и Литвой снова пролегла граница), Польшу, Германию, Францию, Англию

(выступающую здесь в функции США – заокеанского хозяина) и нигде не находит спокойствия. В каждой стране в фарсовых тонах продемонстрированы внутренняя нестабильность и слабость правительства, не опирающегося на широкие народные массы. Каждая сцена завершается предвестием-

напоминанием о неминуемой революции.

143

Сначала Поль попадает в Восточную Европу, где в вагоне поезда

(название сцены «Польша на колесах» подчеркивает недолговечность, «чемоданность» созданных Версальским миром государств) ведут диалог польский министр и путешествующий инкогнито румынский премьер Оркестреску:

«Оркестр.: Займите нам... сколько-нибудь... до пятницы... в понедельник,

ей-богу, отдадим... французы обещали...

Министр: Вот тебе на! А мы тоже хотели... сколько-нибудь...»164.

Разговор изобличает лакейскую сущность лоскутных стран, живущих на французские кредиты, и, следовательно, проводящих угодную Франции

(капиталистическим акулам) политику. Противоречащую истинным интересам своих граждан. Сцена «Польша на колесах» заканчивается предвестием народных революций – вылазкой партизан, которые, как выясняется, активно борются с режимом в любой восточно-европейской стране. Фарсовые тона не только выводят министров на чистую воду, подчеркивая лживость лакейских правительств, но и приводят к мысли о законности возмездия господствующим классам. Итог этот подведет Поль: «Прощай, панове. У вас будет революция,

верьте мне. И очень паршивая. Потому что каждое правительство имеет такую революцию, какую оно заслуживает»165.

Здесь проявляется сущностный монологизм соцреалистической культуры, в каждый момент развертывания текста знающий единственную истину и в обязательном порядке эту истину высказывающий. Отрицательный герой Поль (мещанин, убежавший из СССР) формулирует объективное авторское мотто, ставящее точку в изображении Восточной Европы.

В интермедиях Поль выражает точку зрения обывателя, пытающегося добраться до истины и в этих поисках все дальше бегущего на запад: «Это же еще не настоящая Антанта, это же только малая Антанта. Это же еще не

164РГАЛИ. Ф. 2897. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 25.

165Там же. Л. 28.

144

настоящая Европа... Это же только барьер или... как его... буфер... что ли, не помню... Это еще не дворец культуры, а вроде как бы задний двор»166.

Поль пробегает Германию, там показывают кинофильм о Брунгильде: «Объяснит/ель/: Перед вами Брунгильда, олицетворение великой,

прекрасной /.../ и сильной Германии. Она герметически прикована к позорному столбу явно французского происхождения. Ей было русским языком сказано –

“Даешь золото”... /.../ так называемое “Черное золото” из рурского бассейна. В

котором французы плавают, как рыба в воде»167. Происходит точное попадание в пропагандистскую тему: так же через несколько лет назовет свой роман А.Н.Толстой. Здесь присутствуют все темы, сопровождающие Германию в советской литературе: хищническое угнетение немцев французами, жадная эксплуатация немецких природных богатств, апатия немецкого народа,

предательство правящей верхушки, которое охарактеризовано политически:

предательство купленных капиталистами немецких социал-демократов.

Наконец Поль высказывается авторским голосом по поводу всего увиденного: «Поль (из публики): /.../ я не хочу досматривать эту картину... я знаю, чем она кончится. /.../ Вторая серия прошла у нас в России с большим успехом»168.

Далее герой отправляется во Францию. В отличие от романов, в

пропагандистском фарсе изображение заграницы упрощено: награбленное богатство и купленные таким образом наслаждения заложены в название сцены

– «Институт красоты». Сложность романного замысла не укладывается в архитектонику жанра: комический жанр выигрывает от дословного повторения.

Подчеркиваются те стороны французской жизни, которые роднят ее с прочими европейскими сценами. Все действие построено (в духе марксистского

«отчуждения») вокруг здоровья мосье Франка, который то и дело норовит упасть. В подтексте мысль о том, что это неизбежно, как неизбежен крах капиталистических Польши и Германии. Поль изрекает весомую

166Там же. Л. 29.

167Там же. Л. 31.

168Там же. Л. 35.

145

соцреалистическую истину еще до финала: «Падшие женщины, падшее министерство... падший франк... падшая страна...»169. Заканчивается же французская история почти немой сценой «Ревизора» в советской обличительной трактовке: «На сцене появляется мосье Франк – рамоли. Его сопровождает группа банкиров, все дружными усилиями толкают его вверх по лестнице. /.../ Франк, поднявшийся было на несколько ступенек, падает на пол.

Грохот. За сценой французская шансонетка в миноре. Все действующие лица застывают в скорбных позах над распростертым трупом»170.

В интермедии Поль намечает дальнейший маршрут: «Боже мой, неужели же Европа не Европа /.../ Вот Англия это дело другое – за морем жили, на войне нажили»171. Англия играет роль максимально западной страны. В центре

«Кабинета чудес» – фокусник Чемберлен, который ставит фокусы как со своим английским пролетариатом, так и с угнетенными колониальными странами.

Правда, ни один фокус у великого чародея не получается. Узнав, что Поль – из России, он пытается поступить с ним так же, как с ассистирующим ему в качестве «простого народа» индусом – разрубить на две тысячи половин,

накрыть волшебным покрывалом и выбросить. Тут авторским голосом Поль произносит традиционную сентенцию: «Хорошенькие фокусы. Нечего сказать.

А еще просвещенные мореплаватели. Постыдились бы. /.../ У нас [sic! – Е.П.], в

Советской России, никаких тебе ни чудес, ни фокусов. Неприятности были – это верно. /.../ Но зато у нас все начистоту...»172.

Поль выполняет сразу две функции, объединяя двух героев соцреалистического текста – несознательного мещанина и положительного резонера, авторский всезнающий голос. С другой стороны, подытоживающие суть каждой сцены мнения Поля демонстрируют процесс его «перековки»: с

каждой сценой он все больше отождествляет себя с Советской Россией.

169Там же. Л. 50.

170Там же. Л. 50-51.

171Там же. Л. 52.

172Там же. Л. 60.

146

Понимая, что простому человеку везде приходится плохо: им манипулируют, а

потому «спокойствия» ему нигде нет. Напоследок судьба заносит Поля на Северный полюс, где он встречает рабочего, смазывающего земную ось.

Рабочий дает Полю самый мудрый совет, куда бежать в поисках

«спокойствия»:

«Рабочий: .../ А ваше дело, гражданин, плевое. Покою захотелось? Чтоб от переворотов застраховаться? Чтоб с полной гарантией? Есть такое местечко на примете...

Поль: Ради бога, умоляю. Скажите...

Рабочий: Чего не сказать. Можно. Москва»173.

Линия замкнулась. Пробег по карте привел в исходную точку. Герой возвращается в СССР, умудренный опытом, с новым сознанием. Европейский вектор, сохранив все присущие ему зоны, получил завершенность круга: любое движение по Европе приводит в реализованную утопию – оплот спокойствия и справедливости, вечное царство правды, Советский Союз.

Изучив предшествующую традицию русских путешествий на Запад и ознакомившись со схемой параллельного советскому травелогу географического романа, можно перейти непосредственно к путешествию на Запад 1920-1930-х годов – пиковой эпохе путешествий во всех европейских литературах.

173 Там же. Л. 81-82.

Глава 2. «Агитационное путешествие». Начало 1920-х годов

«Европейский роман» поделил Европу на зоны и прочертил ось идейных влияний. Новая советская культура, творя реальность по литературно-

философским образцам, не делала различия между искусством и жизнью,

событием и текстом. Живые люди заняли на европейской оси место рядом с литературными героями. Навстречу тем, кто ехал с запада на восток учиться опыту новой жизни, отправились дипломированные учителя. Европейским массам, не имевшим возможности посетить РСФСР, нужно было организовать уроки на дому. Рассказать Европе о советском строе должны были не «отбросы общества», выблеванные (в библейском смысле) новой жизнью, но сами творцы нового. Иными словами, русских в Европе должен был представлять не инженер Гарин, а уравновешенный и политически подкованный партиец Шельга1.

Первые советские дипломаты – европейски образованные, обаятельные и по-барски элегантные, открывают мастерклассы в Европе. Главной школой социализма после подписания Рапалльского договора становится посольство на Унтер-ден-Линден в Берлине. Однако Советская Россия не имеет дипломатических отношений с большинством европейских стран. Тут рядом с фигурой советского дипломата вырастает фигура советского писателя, за которым в РСФСР уже закрепили задачи массовой пропаганды. Так рождается мысль о поездке советского писателя на Запад. Прикрываясь целями культурного обмена, советские писатели едут в Европу работать для

1 Ср. с ретроспективной реакцией Н.Никитина: «Помнится мне: в 1922 году, когда впервые мы “прорубали” это окно, наши путешественники-“прорубатели” дрожали какой-то особенной дрожью при выезде за границу. /…/ Да и путешественники были совсем иного сорта. Эти птицы, увозившие драгоценности, зашивавшие в платье деньги и караты, при виде кожаной куртки надсмотрщика испуганно дергали руками, а левым глазом подозрительно косились на кобуру /…/» (Никитин Н. В Европу // Никитин Н. С карандашом в руке. Очерки и рассказы. М.;Л.: ГИХЛ, 1926. С. 57).

148

приближения мировой революции. М.Балина в своей статье описывает новую ситуацию: «/…/ путешествия за рубеж /…/ воспринимаются как исполнение чисто представительской функции. Советский человек едет за границу не просто так, а как “гость”, едет он не к конкретным людям – родственникам или друзьям, а к целой стране»2.

Инициатива писательских командировок за границу исходит одновременно от самих писателей и от высших руководителей РСФСР.

Писатель обращается с прошением, его горячо поддерживают на самом высоком уровне3: отправкой за границу Маяковского ведает нарком просвещения Луначарский, Эренбурга напутствует член Президиума ВЧК Менжинский (незадолго до этого – генеральный консул РСФСР в Берлине).

Писатели путешествуют вместе с первыми советскими дипломатами4, нередко

– с дипломатическими паспортами. Так, 10 мая 1923 года (перед третьим выездом Маяковского за рубеж) Луначарский обратился в Наркоминдел со следующим письмом: «Наркомпрос дает командировку известному поэту коммунисту Маяковскому. Цели, которые он преследует своей поездкой в Германию, находят полное оправдание со стороны Наркомпроса. Они целесообразны с точки зрения вообще поднятия культурного престижа нашего за границей. Но так как лица, приезжающие из России, /…/ натыкаются иногда за границей на разные неприятности, то я, ввиду всего вышеизложенного,

прошу Вас снабдить Маяковского служебным паспортом»5. 19 декабря 1923

года (подготовка следующей поездки) Луначарский пишет письмо «Товарищам полпредам, представителям НКП за границей и другим представителям

2Балина М. Литература путешествий. С. 904.

3Поддерживают, правда, далеко не всех писателей, желающих выехать за границу. В 1919 г. Политбюро ЦК РКП (б) отклоняет прошение Ф.Сологуба (Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917-1953 гг. М.: Межд. фонд «Демократия», 1999. С. 14), ВЧК и Политбюро запрещают выезд А.А.Блоку (Там же. С. 21-22, 25). В дальнейшем, правда, разрешения Сологубу и Блоку будут даны (Там же. С. 25, 29), но они ими уже не воспользуются.

4«В соседнем купе разместились наши дипкурьеры» (ЛГЖ 1, 369).

5Катанян В. Маяковский. Литературная хроника. М.: Сов. писатель, 1945. С. 112.

149

Советской власти»: «Известный поэт В.В.Маяковский командируется Наркомпросом в длительную поездку с широкими художественно-

литературными целями. Наркомпрос РСФСР просит всех официальных представителей российского и союзных правительств /…/ оказывать ему всемерную поддержку»6. Иногда дипломат и писатель вообще соединяются в одном лице: такова фигура А.Я.Аросева – чекиста, командира Красной армии,

дипломата, писателя. «Полпред стиха», как называл себя Маяковский, в этом контексте оказывается не метафорой, а обнажением подлинной роли выезжающего советского писателя. Так же, как полпред, он эмиссар Коминтерна. Его функции – установление культурного контакта

(преимущественно с рабочим классом той или иной страны) и пропаганда идей мировой революции7. Писатель часто живет в Европе непосредственно в советских представительствах, там же выступает с чтением своих произведений. Отличие от полпреда в том, что визит писателя возможен и в те страны, где советских представительств нет.

Первые заграничные поездки Маяковского (весна и осень 1922 года)

выстраивают маршрут первых советских путешествий на Запад: он начинается Ригой, обязательно захватывает Берлин и оканчивается Парижем. Маршрут продиктован политическими целями. Латвия – первое государство, с которым РСФСР установила дипломатические отношения. Франция – главное государство Европы, с которым Москве необходим официальный контакт.

Между ними – разоренная Германия, главный партнер России в послевоенной Европе.

Самим своим появлением писатель показывает Западу, что в новом государстве живут не дикари, а подлинные люди, имеющие свои культурные

6Там же. С. 119.

7Интересно, что пропагандистскую функцию Percy Adams выделяет еще в травелогах,

написанных до 1800 года (Adams P. G. Travel Literature and the Evolution of the Novel. P. 77).

Пропаганда, правда, направлена на «домашнего» читателя. Этот структурный момент во многом скорректирует и пропагандистскую задачу советского путешествия.

150

институты. «Вообще», как пишет Луначарский, формирует «культурный престиж» Советской страны. Визит – повод для перевода и публикации его сочинений, произведений советской литературы. Так, в ходе первой же поездки Маяковский обсуждает возможность издания ряда своих сочинений в Берлине

(на русском и немецком языках)8, в феврале 1923 года в Берлине (в

издательстве «Накануне») выйдет сборник «Избранный Маяковский»9 и т.д.

Поэт выступает в берлинском «Доме искусств», в советском полпредстве в Берлине, в Шубертзале в Берлине, на банкете в свою честь в Париже,

организованном французскими художниками10. Это европейский резонанс революционного творчества.

В выступлениях – устных и печатных – писатель открывает западным людям глаза на самих себя; он предлагает верный, классовый взгляд на вещи,

провоцируя политические скандалы (эта сторона пропагандистской деятельности закрыта для официального дипломата). С.А.Есенин, например, (не делая различий между эпатажем и пропагандой) запевает на литературном вечере в Берлине «Интернационал». Это символический жест: советский писатель привозит в Европу откровение революции. Чтобы продолжить путешествие, Есенин был вынужден обещать «/…/ держать себя корректно и в публичных местах “Интернационала” не петь»11. Тем более, что берлинский скандал закончился дракой.

Наблюдая разложение Европы, писатель не может его не «отразить».

Эренбурга отправляют во Францию писать «Хулио Хуренито», В.Г.Лидина – повесть «Морской сквозняк», проводящую один из основных тезисов советской внешней политики: нации выдуманы буржуазией для ведения империалистических войн. Лейтмотив повести звучит так: «Там, где

8Катанян В. Маяковский. Литературная хроника. С. 103.

9Там же. С. 108.

10Там же. С. 102-103.

11Есенин С. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3. М.: Правда, 1970. С. 254 (письмо заместителю наркома иностранных дел М.М.Литвинову с просьбой о помощи в получении бельгийской визы).