Хозяйственные основы этнокультурных контактов

Хозяйственное общение народов всегда было важнейшей основой развития ЭКК. В первую очередь это торговля, а для Кавказа (как и других регионов с ярко выраженной вертикальной зо­нальностью) — отгонное скотоводство. Большую роль в развитии контактов играло отходничество.

Хозяйственные контакты — самостоятельная обширная тема этнографического исследования. Приводимые же здесь некоторые факты должны лишь проиллюстрировать связь ЭКК с хозяйст­венной деятельностью этносов.

Торговля населения Горного Кавказа была крайне слабо раз­вита и ограничивалась в основном внутренними районами края ⁸. Местные жители совершали взаимный обмен необходимы­ми продуктами (зерно, кукуруза, масло, сыр, мед, воск, фрукты) в изделиями домашнего производства (ткани, одежда, обувь, го­ловные уборы, утварь, оружие); в торговом обмене были также «кот, в первой половине XIX в. служивший эквивалентом денеж­ной единицы, металлы (свинец, железо и др.) и порох. Подоб­ные торговые связи для большинства народов Горного Кавказа были особенно характерны в дореформенное время, хотя ча-

162

163

б*

стично обмен продуктами и товарами сохранился и позднее, ког­да в горные районы Кавказа стали проникать товарно-денежные отношения.

Значительная природно-географическая изоляция, трудности дорожного сообщения объективно затрудняли для народов Гор­ного Кавказа развитие торговых и других хозяйственных связей с жителями равнин и предгорий. Поэтому в горах, например у сванов и хевсур, преобладала внутренняя торговля. У других гор­ских народов (адыгов, абхазов, абазин, убыхов) и в первой: по­ловине XIX в. главными были внешние торговые сношения. Ка­рачаевцы, балкарцы, вайнахи, осетины, мохевцы, мтиулы, туши­ны имели довольно налаженные хозяйственные, в том числе торговые, контакты с равнинным населением Грузии и Северного Кавказа, что особенно усилилось с переселением групп горцев на равнину ⁹.

Слаборазвитая внутренняя торговля между западноадыгски-ми «племенами», как и с соседними горцами, в дореформенное время происходила в виде обмена продуктами, сырьем (кожи, шкуры, меха), а также изделиями традиционного ремесла (по­лотно, оружие, сафьян, сукно) ¹⁰. Нередко торговые сношения внутри Черкесии осуществлялись черкесо-гаями, издавна жив­шими среди адыгов и имевшими с ними куначеские и даже ата-лыческие связи^и. Небольшие торги местного значения в пер­вой половине XIX в. возникали по Черноморскому побережью и в Прикубанье вокруг фортов и укреплений. Так, в форте Велья-миновском (устье р. Туапсе) и укреплении Новотроицком (устье р. Пшад) жители близлежащих селений в верховьях р. Псезуа-псе обменивали продукты и изделия своего производства, а так­же скот па необходимые им товары и продукты, в частности соль и свиней. Основная торговля абхазов в первой половине XIX в. происходила в устье р. Кодор, куда из Турции приходили лодки с товарами. Здесь абхазы обменивали кукурузу, самшит, буковое и пальмовое дерево, мед, воск на железо, соль, оружие, порох, шелковые и хлопчатобумажные ткани, сафьян разных цветов. В Абхазию же против с. Соуксу (Лыхны) — резиденции абхазских владетельных князей Шервашидзе — приплывали с то­варами лодки адыгов. Это был центр, где торговый обмен с абха­зами помимо адыгов вели убыхи и южные абазины. С 1820-х годов центром внутренней торговли абхазов постепенно становил­ся Сухум-кале, в котором происходили еженедельные базары. Местное население приобретало здесь соль, железо, различный «красный товар», привозимые торговцами из черноморского пор­та Редут-кале в обмен на шерсть, мед, воск. Из Кутаиси купцы по рекам и морю везли на продажу в Сухум и Поти шелковые и хлопчатобумажные ткани, лен, лисьи и куньи меха ¹².

•Торговля карачаевцев и балкарцев в XIX — начале XX в. в значительной мере велась с грузинами — рачинцами и сванами. Основным центром торговли для карачаевцев и части балкарцев в это время был Они (центр грузинской области Рача), хотя, как

164

отмечал Гюльденштедт, чтобы дойти до него, чегемцам, напри­мер, требовалось два дня пути. Однако, несмотря на трудности дорожного сообщения, чегемцы, как и жители других обществ Балкарии, еженедельно появлялись на местном базаре. Балкар­цы привозили свои изделия — сукна, войлоки, бурки, башлыки, меха — и получали в обмен на них соль, хлопчатобумажные и шелковые ткани, хозяйственные мелочи, золотые и серебряные блестки для отделки одежды, табак, трубки; на продажу приго­няли также скот.

Особенно тесные торговые связи были у балкарцев с жителя­ми горнорачинских селений Геби и Чиора. Последние имели на­лаженные торговые контакты и с Карачаем, где во второй по­ловине XIX — начале XX в. рачинцы устраивали постоянные лавки. Жители горнорачииского селения Глола торговали в ос­новном с Дигорией, куда они ходили через Мамисонский перевал. Для обмена на кукурузу рачинцы несли главным образом суше­ные фрукты, а также вино, которое закупали в Нижней Раче.

Постоянные торговые связи с Карачаем и Балкарией имели и сваны. В Балкарии на свои продукты (сушеные фрукты, глав­ным образом груши, водку, лечебную сосновую смолу и др.) они выменивали кукурузу, шерстяные ткани домашнего произ­водства, верхнюю одежду (черкески, бурки), войлоки (киизы), деревянную утварь; закупали также скот. Реже на продажу его пригоняли в Сванети сами балкарцы; скот сваны закупали также в Карачае. Постоянные торговые связи карачаевцы и балкарцы осуществляли также с жителями северокавказских равнин и предгорий — с кабардинцами и ногайцами. Балкарцы, например, на зиму перегонявшие скот на равнину в Кабарду, здесь же про­изводили обмен своих товаров — шерсть, грубое сукно, прялки, войлоки, лисьи и куньи меха, сера, порох — на соль, хлопчато­бумажные ткани, полотно, сафьян ¹³.

Для части осетин и ингушей, а также этнографических групп грузин — мохевцев и частично мтиулов — ближайшим центром торговли с начала XIX в. стал Владикавказ, куда они привозили на продажу сыр, масло, пригоняли скот и закупали необходимые им кукурузу, муку и прочие товары. Постоянные и активные тор­говые связи имелись между вайиахами и горцами Восточной Гру­зии. Для жителей Пирикит Хевсурети (северные склоны ГКХ) наиболее доступными были соседние районы Чечни и Ингуше­тии. С равнинной же Грузией сообщение было затруднено ввиду бездорожья. В Чечне хевсуры приобретали кукурузу, медную ут­варь, оружие, традиционные металлические пояса. Чеченцы и ин­гуши, приходившие для торгового обмена в Хевсурети, приносили соль, овчинные шубы (хевсуры называли их кистуристкави, букв, «кистинские кожи», т. е. шуба), турьи шкуры, шерсть, де­ревянную утварь. Особенно тесные торговые связи пирпкитские хевсуры имели с ближайшими к ним горными обществами Чеч­ни в верховьях р. Аргуна — Малхистой, Майсты, Хильдыхарой (здесь хевсуры закупали скот и лошадей), Тускарой. Жители

165

Рис. 16. Грузины-мохевцы. Фотография конца XIX в.

этих обществ также бывали в Хевсурети и, по утверждению ста­рожилов-чеченцев, «знали народ пхий (т. е. хевсур.—Я. В.)». Другая часть хевсур, соседствующая с Ингушетией, торговала с ингушами. Через их земли — общества Хамхи, Цори — хевсуры попадали в равнинные районы Северного Кавказа, где закупали необходимые им продукты и товары. Самая западная группа хев­сур — жители с. Джута — торговала главным образом с Влади­кавказом, где они приобретали зерно и продавали скот, сыр, масло ¹⁴.

Торговые связи одной части тушин — жителей Пирикит Туше­ти на северных склонах ГКХ — в основном были направлены в территориально близкие им и наиболее доступные соседние гор­ные общества Чечни. Здесь тушины покупали кукурузу, чеченцы приводили в Тушети лошадей хорошей породы, которых обмени­вали на овец местной породы, приносили соль, керосин и, по сло­вам старожилов-тушин, «очень красиво сделанную деревянную утварь». Кроме Чечни, часть тушин имела торговлю — обмен продуктами и скотом — с ближайшими дидойскими селами в Да-

166

гестане. Для другой части тушин — жителей Пиракет Тушети, т. е. по южную сторону хребта, более доступны были равнинно-предгорные районы Кахети. Эти связи еще более укрепились с переселением групп тушин на равнину в Кахети в Алвани¹⁵.

Такая же закономерность была характерна для некоторых горных обществ Чечни, например по р. Аргуну, имевших торго­вые связи с равнинными районами Чечни. Здесь они в обмен на мед, воск, шерсть, грубое сукно, ковры, шкуры, бурки, сафьян приобретали зерно и соль. Равнинные же чеченцы производили об­мен этих товаров через чеченцев — жителей Надтеречных селе­ний — с торговцами, приезжавшими из г. Кизляра. Население Восточной Чечни (Ичкерия), граничившее с Дагестаном, торго­вало с аварцами и андийцами, которые в обмен на фрукты, вой­локи, бурки, нефть (ее использовали для освещения жилища) приобретали главным образом кукурузу. В дагестанские села че­ченцы приводили на продажу лошадей, приносили собственного производства седла и сбруи ¹⁶.

Приведенные факты характеризовали в основном торговлю в период до 70-х годов XIX в. Позднее, с развитием на Кавказе товарно-денежных отношений, в хозяйственной жизни края мно­гое изменилось. Обширную торговлю скотом не только в пределах Кавказа, но и вне его начали вести тушины. Рачинцы из с. Геби ездили в Тифлис и Москву, где закупали ситцы и другие ткани, везли их в Терскую и Кубанскую область, меняли там на шер­стяные ткани местного производства и бурки, которые продавали во внутренних районах Грузии, преимущественно в Картли. И все-таки даже к началу XX в. Горный Кавказ все еще сохра­нял значительную хозяйственную изолированность, а торговые связи его населения чаще всего осуществлялись путем обмена продуктов и товаров ".

Таким образом, внутри исторически возникших КЗ Горного Кавказа в XIX — начале XX в. происходил постоянный обмен разнообразными продуктами, сырьем, товарами домашнего произ­водства (ткани, одежда, головные уборы, утварь, оружие и др.). Без сомнения, такое постоянное поступление товаров и продуктов во многом способствовало появлению в быту соседних народов идентичных форм материальной культуры. В широком торговом обмене были различные элементы одежды, войлочные ковры, де­ревянная и медная утварь, оружие. Несомненно имел значение и обмен продуктами, который в известной мере способствовал развитию у горцев довольно единой по набору продуктов системы питания. Но не только этими, хотя и важными фактами исчер­пывалось значение торговых связей в развитии ЭКК. Постоянная торговля, как и другие формы хозяйственного общения, давала возможность установления самых широких контактов между на­родами Горного Кавказа, вызывала настоятельную необходимость в развитии двуязычия или многоязычия, в мирных условиях спо­собствовала заключению межэтнических браков, нацеливала мно­гие традиционные институты на межэтнические контакты.

167

Отгонное скотоводство ¹⁸, как и торговля, составляло один из важных факторов развития ЭКК на Кавказе. Общение между народами постоянно осуществлялось и на скотопрогонных пу­тях, и на сезонных пастбищах, где из года в год на определен­ный период в соседстве оказывались представители разных этно­сов. Такое совместное проживание скотоводов на пастбищах, как и постоянное их общение с разными народами во время перего­нов скота, конечно, так или иначе отражалось в культурных тра­дициях народов. Уже само местоположение сезонных пастбищ, которыми пользовались народы Горного Кавказа, создавало боль­шие возможности для возникновения ЭКК. На Северном Кавказе зимними пастбищами служили равнины Прикубанья, Кизлярские и Ногайские степи, Кумыкская равнина, земли Кабарды и Севе­ро-Западного Прикаспия; в Закавказье это были Алазанская до­лина, Ширак, Карабахско-Мильская и Ширванская степи. Об­ширные летние пастбища находились в Триалети, Рача-Лечхуми, Имерети, Гурии, Аджарии, Мегрелии, Абхазии и других местах.

На зимние пастбища в Шираки скот отгоняли грузины — из Эрцо-Тианети, Мтиулети, Хеви, Пшави, Тушети, т. е. картлийцы, пшавы, мтиулы, гудамакарцы, мохевцы, тушины, а также армя­не, азербайджанцы, дагестанцы. Часть мохевцев и мтиулов отго­няла свои отары вдоль Терека и Сунжи до Кизляра, т. е. мимо ингушских, чеченских и русских селений. Такие перегоны у мо­хевцев ярко описал Александр Казбеги в своих «Пастушеских воспоминаниях» ¹⁹.

Летние пастбища пшавов находились в Триалети, куда свой скот на лето перегоняло и население Эрцо-Тиапети. Тушины, ле­том выпасавшие скот в горах Тушети, иногда дополнительно брали в аренду летние пастбища соседних обществ Дагестана. Цова-тушины имели летние пастбища в Чечне в горном обще­стве Майсты. На Северном Кавказе часть осетин, ингушей и че­ченцев использовала зимние пастбища в Ногайской степи, часть чеченцев — жителей селений Восточной Чечни — на Кумыкской равнине. Летние пастбища восточных чеченцев располагались в Дагестане — в Аварии, Гумбете (чеченок. Мелардой) и Анди. Зимние пастбища карачаевцев находились на северных склонах ГКХ в долинах рек Теберды и Хасаута; здесь же зимой свой скот пасли абхазы — жители Цебельды. Балкарцы зимой держа­ли скот на равнинных землях Кабарды и поэтому, как отмечали бытописатели первой половины XIX в., находились в зависимо­сти от кабардинских князей. Часть осетин, а также балкарцы из Баксанского ущелья отгоняли скот в верховья р. Ингури в Воль­ную Сванети, на земли Мулахского и Мужальского обществ. В Абхазии некоторые горные пастбища в первой половине XIX в. находились в совместном пользовании абхазских общин (напри­мер, Атара, Члоу) и горцев-медоевцев (Мдзаа — общества Псху, Аибга, Ахчипсы). Убыхи из-за недостатка пастбищ часть года держали скот на землях адыгов-абадзехов, снабжавших их това­рами с Кавказской линии ²⁰.

168

Такое постоянное, из года в год повторявшееся совместное проживание на сезонных пастбищах грузин, армян, азербайд­жанцев, вайнахов, осетин, кумыков, абхазов, карачаевцев, бал­карцев, ногайцев, кабардинцев, западных адыгов, аварцев, андий­цев, дидойцев создавало основу для развития многообразных ЭКК, осуществлявшихся в самых различных сферах бытовой культу­ры. Возникали, например, новые формы сезонного жилища, соз­давались новые породы скота. Имели место и прямые заимство­вания — в языке (скотоводческая терминология), в материальной культуре. В качестве примера можно привести факт появления в быту мтиулов особой печи гумели, заимствованной ими у ското­водов в Кизлярской степи ".

Одним из крупных центров широкого общения многих наро­дов в Закавказье в XIX в. были зимние пастбища в Шираки. Здесь совместно зимовали отары грузин (карталинцев, кахетин­цев, мтиулов, мохевцев, пшавов, тушин), кистин Грузии, азер­байджанцев, армян, дагестанцев, происходил широкий обмен то­варами и продуктами. Тушины, например, у кахетинцев меняли шерсть, мясо, сыр на зерно и вино, у азербайджанцев — на соль. Осуществлялся обмен хозяйственными традициями, завя­зывались куначеские связи, развивалось двуязычие²². На такие факты обратила внимание, в частности, Р. Л. Харадзе, исследо­вавшая семейную общину грузин. «На зимних пастбищах,— пи­шет она,— тушины-овцеводы непосредственно общались со свои­ми соседями-лезгинами (дагестанцами.—Я. 5.), а также с азер­байджанцами, у которых арендовали земли. Поэтому тушины с детства обучали мальчиков азербайджанскому языку, определяя их для этого обычно на год в семьи своих кунаков-азербайджан­цев. Почти в каждой семейной общине тушин имелся по крайней мере один член, знающий азербайджанский язык. Такой член об­щины назывался «меене» (букв, «специалист по языку, толмач.» — Н. В.}. Он помогал общине устанавливать взаимо­отношения с соседними народами» ²³.

Аналогичные факты тесного общения разных народов на се­зонных пастбищах были характерны и для Северного Кавказа. Балкарцы, например, в первой половине XIX в. осенью и весной перегоняли скот на Кабардинскую равнину, где устраивали свое­го рода военный лагерь — Басиат-кош. Здесь балкарские таубии, уздени и известные стрелки упражнялись в военном искусстве. В такой лагерь для изучения военного дела, как пишет Мисост Абаев, нередко являлись из соседних горских обществ и «сосед­них дружественных племен» ²⁴.

Большое значение в развитии ЭКК имел отход горцев на сезонные работы. У некоторых кавказских народов отходничест­во приобрело широкий размах главным образом во второй поло­вине XIX в.²⁵, зачастую мужчины уходили на заработки в дру­гие районы Российской империи; на долгие годы в поисках ра­боты горцы уезжали даже за пределы страны, например в Аме­рику. Большинство народов Горного Кавказа (карачаевцы, бал-

169

карцы, ингуши, чеченцы, сваны, мтиулы, мохевцы) уходили в от­ход лишь в ближайшие к ним области. Сваны, например, сезон-но работали в Карачае, Балкарии, Абхазии, Лечхуми, Мегрелии, где пахали, косили, рыли канавы, обрабатывали землю под вино­градники. В 1905 г. по официальным данным сваны-отходники составили около 28% общего числа мужчин Сванети, однако циф­ра эта, видимо, ниже реальной, так как часть сванов уходила без паспортов. Мтиулы нанимались на уборку урожая, ломку куку­рузы в равнинные ингушские села, под Моздок и в другие райо­ны Северного Кавказа, а на Военно-Грузинской дороге — на очи­стку снега. Кроме того, они сезонно работали в Кахети и Карт-ли. Мохевцы были каменщиками, а также выполняли разные сезонные работы. Чеченцы и ингуши — жители сел, ближайших к Тушети и Хевсурети, нанимались здесь чабанами и пастухами. Среди вайнахов также были каменщики, возводившие в Хевсуре­ти и Тушети дома и башни ²⁶.

Иным было отходничество у осетин и грузин-рачинцев. Осе­тины работали в равнинных районах Северного Кавказа, в Бал­карии, Ингушетии, Грузии, где нанимались пастухами, чабанами, на разные сельскохозяйственные работы. В Раче пастухами были осетины-кударцы (Кударо — область в Южной Осетии). Осети­ны-отходники уезжали на работы далеко за пределы Кавказа — в Россию и даже в Америку. Большие масштабы в XIX — нача­ле XX в. приняло отходничество у рачинцев. Мужчины зимой ра­ботали плотниками, столярами, кузнецами, поварами, буфетчика­ми в Кахети, Картли, Мегрелии, Гурии, Абхазии, Сванети, на Северном Кавказе (в Балкарии, Карачае, Осетии), в том числе в городах. Во многих районах Грузии и Северного Кавказа рачин-цы занимались строительством деревянных домов и изготовлени­ем деревянных деталей жилища — столбов, балок, наличников и др. В течение многих лет они работали во Владикавказе, Москве, Петербурге, а также за границей, например в Америке. Часть мужчин уходила лишь на сезонные работы в августе после по­коса и возвращалась обратно весной. Обычно для сезонных работ отходники составляли своего рода бригаду из нескольких чело­век (нередко это были братья), работавших вместе.

О жизни рачинцев, полной лишений и трудностей, современ­ники писали: «И вот вы видите его то в Батуме, то в Сухуме, в Поти, Севастополе, Керчи, Тифлисе, в селах и деревнях Кар-талинии, Кахетии и Западной Грузии». С наступлением празд­ников и прекращением работ в городе многие рачинцы отправ­лялись по селам как исполнители народных песен (сазандари). «Теперь,— писал И. Л. Бахтадзе,— он не грубый чернорабочий, а певец народной скорби и радостей, желанный гость туземцев, начиная с князей и кончая последним бедняком в селении... Он поет о судьбе родины, о героях ее, о великой реформе 1865 г., разнообразя все это свадебными, хороводными и т. п. песня-

ми»

Немалую роль в развитии ЭКК народов Горного Кавказа име-

170

ло отходничество дагестанцев. Множество жителей горных райо­нов Дагестана уходило из родных мест в различные районы Кав­каза на сезонные работы, а нередко на многие годы. Отходника­ми в основном были лакцы, даргинцы, цахуры, частично рутульцы, менее аварцы и андийцы. Дидойцы бывали на сезон­ных работах только в соседней Тушети. Среди дагестанских от­ходников преобладали мастера по металлу и лудильщики²⁸. Аварцы и андийцы нанимались лишь в соседние районы Восточ­ной Чечни, они работали пастухами, косили, пололи, изготовля­ли саманный кирпич. Дидойцы помимо сельскохозяйственных ра­бот занимались строительством и считались у тушин хорошими каменщиками. На сезонные работы дидойцы нередко приходили всей семьей и получали оплату натурой — овсом, ячменем, пше­ницей; строителям платили коровами. Видимо, дидойцы счита­лись хорошими исполнителями на зурне (музыкальный инстру­мент типа гобоя), так как тушины часто приглашали их в ка­честве музыкантов на свадьбы ²⁹.

Нередко дагестанские отходники в селах, где они жили в те­чение нескольких лет (а некоторые поселялись там постоянно), женились на местных женщинах (балкарках, осетинках, чечен­ках, ингушках) и брали фамилию жены. Второе или третье по­коление таких мигрантов полностью ассимилировалось коренным этносом, хотя в местной устной традиции веками сохранялось представление о них как о выходцах из иной этнической среды ³⁰.

Без сомнения, отходничество следует оценивать не только как явление социально-экономического порядка и экономическую ос­нову ЭКК, но и как своеобразное проявление контактов. У отход­ников и местного населения устанавливались тесные связи, не­редко основанные на обычаях куначества и побратимства, заключались межэтнические браки. Важнейшим культурным результатом отходничества было развитие многоязычия. Кроме того, отходники, носители своей этнической традиции, привно­сили ее в местную культуру, а также заимствовали новое, ино-этническое, которое привносили в свою традиционную культуру. Таким образом, отходничество, как и другие хозяйственные свя­зи, во многом способствовало самому широкому общению наро­дов Горного Кавказа, приводившему к взаимовлияниям в разных сферах традиционной культуры.