2. Индивид в группе: влияние группы, отношения власти и подчинения

Нет особой необходимости доказывать, что исследо­вания групповых процессов — закономерностей поведения индивидов в различных социальных общностях — область бесспорно основополагающая для социальной психологии.

Однако в американской социальной психологии эта истина утвердилась не сразу ^, поскольку, как уже неод­нократно упоминалось, этому мешала традиционная, иду­щая от общей психологии ориентация на исследование индивида. И хотя первый групповой эксперимент (иссле­дование Триплетом социальной фацилитации: повышения производительности труда индивида в присутствии дру­гих людей) был проведен еще в 1897 г., группы стали изу­чаться достаточно интенсивно лишь в 30-х годах благо­даря усилиям К. Левина^. Именно Левин ввел в науч­ный обиход такие понятия, как тип лидерства, групповая сплоченность, групповая динамика и т.п. Он же дал одно из первых определений группы в социальной психологии.

Разумеется, основная причина широкого признания работ К. Левина состояла в том, что в связи с усложне­нием производства и вытекающим отсюда обострением проблем его организации вопрос о закономерностях груп­повых процессов приобрел очевидное практическое значе­ние. В Соединенных Штатах Америки в настоящее время свыше трех четвертей всех исследований малых групп финансируется промышленными фирмами и военными ведомствами. В условиях возросшей роли коллективного труда в различных сферах человеческой деятельности групповые процессы интересовали заказчиков с прагма­тической точки зрения — совершенствования методов управления группами и через них — индивидом.

Этим объясняется быстрый рост количества работ в области исследования малых групп. Число публикаций в мировой литературе (где на долю США приходится бо-

1» По свидетельству М. Дойча, до К. Левина группа в США счи­талась мифическим, нереальным объектом. Реальным призна­вался только индивид [178, с. 466].

2" К этому же времени относятся исследования М. Шерифа и Т. Ньюкома по формированию групповых норм [395, 339].

лее 90%) за период с 1897 по 1959 г., т. е. за 60 лет, со­ставило 2112 наименований, однако за одно только после­дующее десятилетие (1959—1969 гг.) оно выросло на 2000, а с 1967 по 1972 г., т. е. всего за 5 лет, было зареги­стрировано около 3400 исследований [235].

История изучения малых групп очень напоминает ход развития исследований социальной установки, социальной перцепции, а также всей социальной психологии в США в целом: бурный экстенсивный рост, формирование основ­ных теоретических направлеЯйй, совершенствование мето­дов (главным образом лабораторного эксперимента) до конца 60-х годов, но в дальнейшем вплоть до настоящего времени застой в развитии теории, осознание малой ад­дитивной ценности получаемых данных^ и в связи с этим «критическое переосмысление достигнутого и заметное снижение оптимизма относительно вклада исследований в понимание групповой динамики ввиду их малой валид­ности и ограниченности возможных практических прило­жений».

Не ставя перед собой задачи анализировать причины подобного положения, отметим все же, что они во многом сходны с теми, которые перечислены нами при разборе исследований социальной установки и социальной перцеп­ции. Вместе с тем пагубное влияние изъянов общеметодо­логических и теоретических посылок усугубляется в ис­следованиях малых групп влиянием принятой идеологи­ческой модели общества и соответствующим ей понима­нием роли и места человека в обществе.

Для демонстрации влияния этой модели на социально-психологические исследования^ мы из разнообразной проблематики (структура группы, сплоченность, совмести­мость, лидерство, коммуникация, процесс принятия ре­шения, групповая деятельность и т. п.) рассмотрим три

основные, на наш взгляд, темы: процесс группового влия­ния, отношение власти и подчинения в группе и межгруп­повые отношения. Такой выбор основан на следующих со­ображениях.

Центральность проблемы социального, точнее, груп­пового влияния обусловлена уже самим пониманием пред­мета социальной психологии как науки о влиянии на человека других индивидов (см. выше определение Г. Ол-лпорта). Кроме того, изучение влияния группы, группо­вого давления, явлений конформизма стоит в центре ис­следований малых групп. Проникновение в суть этого процесса важно также и с прагматической точки зрения, ибо известно с незапамятных времен, что на индивида легче и эффективнее действовать через группу.

Исследования отношений власти и подчинения привле­кают внимание прежде всего тем, что в них отчетливо про­является идеологическая маскировка социально-полити­ческих ii экономических отношений власти, любыми другими (лишь бы не этими!) отношениями.

Наконец, исследования межгрупповых отношении вы­браны потому, что в них отражается принципиальный подход американских социальных психологов к классо­вым отношениям.

Однако прежде чем переходить к характеристике кон­кретных исследований, необходимо коротко остановиться на понимании группы, ибо оно весьма специфично. В аме­риканской социальной психологии группа, разумеется, отличается от случайного собрания людей, т. е. таких общностей, где люди не взаимодействуют друг с другом; отличается она и от групп, объединяемых по каким-либо общим признакам, например, по доходу, уровню образо­вания и т. п., члены которых не вступают в непосредст­венное взаимодействие ^. За основание для определения

^ По мнению Д. Каца, «из тысяч экспериментальных исследова­ний (в области малых групп. — 77. 777.), опубликованных за по­следние 20 лет, можно назвать удивительно мало работ, кото­рые бы добавили новые знания к уже имеющимся» [190, с. 557].

^ В исследованиях малых групп эта модель проявляется особенно четко и открыто. Как известно, и социологи, и социальные пси­хологи США склонны рассматривать общество как совокуп­ность, агрегацию малых групп, а сами группы — как микрокосм общества. Крайнее проявление зтой позиции —.известные идеи К. Левина о преобразовании общества путем преобразования групп или идея «социомстрической революции» Морено.

^ Об этом типе группы можно сказать, что она исключает факт взаимодействия, «ее членами люди являются сами по себе, без живых отношений между ними, без контакта или даже терри­ториальной близости» [120, с. 260]. «По этим причинам, — говорит С. Джибб, — класс также не представляет большого интереса для психолога, занятого проблемами организации и лидерства» [210, с. 206]. При этом понятие класса определяется им довольно своеобразно: «Те, кто зарабатывает больше произ­вольно избранной за основание суммы в год, можно сказать, составляют экономический класс, те, кто приняты в определен­ное общество (!), образуют социальный класс» [210, с. 206].

группы обычно в качестве необходимого берется факт не­посредственного, личного, контактного взаимодействия, а также взаимозависимость между членами группы, кото­рая предполагает, что «отношение между любыми двумя членами группы есть функция отношения между другими ее членами» [210, с. 207]. По существу это понимание идет от К. Левина ^.

Это достаточно широкое определение уточняется и специфицируется по ряду параметров. Так, например, Кэттэл взял за основание свойство группы быть средст­вом, инструментом удовлетворения потребностей инди­вида: «Наше определение группы: совокупность индиви­дов, в которой существование всех используется для удовлетворения каких-либо потребностей каждого» [162, с. 169].

Развернутое определение, включающее указание на «инструментальность» группы, предлагают Прошанский и Зайденберг: «большинство социальных психологов ис­пользуют термин (группа. — 77. 777.) в применении к двум или более индивидам, которые могут быть коллективно охарактеризованы следующим образом: они разделяют общий набор норм, убеждений и ценностей и они явно или имплицитно связаны определенными отношениями друг с другом так, что поведение одного влечет за собой по­следствия для других. Эти свойства, в свою очередь, воз­никают из взаимодействия (и оказывают на него влия­ние) индивидов, одинаково мотивированных относительно какого-либо конкретного объекта или цели» [355, с. 377].

В качестве признаков группы отмечаются разделение внутри нее функций, их определенная фиксация, инсти-туционализация группы, наличие в группе определенной иерархии, структуры, лидера [465, с. 809]. Однако, как подчеркивает С. Джибб, эти последние качества, как пра­вило, не могут быть отнесены к диффузным группам, изу­чаемым в лабораторном эксперименте [210, с. 209]. Между тем именно эти группы и служат на 90% основанием для

поиска закономерностей групповых процессов. Таков ре­зультат соблюдения основного методологического требо­вания: изучать явление только в условиях, максимально обеспечивающих контроль и регистрацию всех сопутст­вующих или случайных переменных.

Таким образом, первое ограничение — ограничение средой, в которой действует группа: последняя рассматри­вается изолированно, вне обычных связей с окружающим миром.

Второе ограничение — популяционное: постоянный контингент в экспериментах — это школьники и студенты первокурсники^, как правило, выходцы из так называе­мого «среднего класса».

Третье ограничение — длительностью контакта: группы собираются обычно на непродолжительное время для эксперимента, в лучшем случае — повторно.

Четвертое ограничение — характером ставящихся пе­ред группами проблем: они, как правило, далеки от реаль­ных жизненных проблем, непомерно большое место зани­мают исследования влияния группы на восприятие инди­видом физических объектов (цвета, длины линий, дли­тельности стимула и т.п.), не имеющих социальной зна­чимости.

Пятое ограничение — уровнем поведения: как правило, регистрируется вербальное поведение (мнение, суждение).

Шестое ограничение — количественное: в большинстве случаев изучается диада [258].

Учитывая этот далеко не полный перечень (в нем названы лишь наиболее распространенные ограничения), вполне можно понять И. Штайнера, который в заголовок своей статьи вынес отнюдь не риторический вопрос: «Что же случилось с группой в социальной психологии?» [414]. И тем не менее на основе исследований социальной группы в таком для нее неестественном виде делаются выводы, претендующие по крайней мере на статус поло­жений (если не законов) об общих закономерностях по-

^ По Левину, суть группы состоит не в сходстве или различии ее членов, а в их взаимозависимости. Группу можно характе­ризовать как «динамическое целое», что означает, что измене­ние состояния одной из его подчастей влечет за собой измене­ние любой другой части. Степень взаимозависимости частей пли членов группы варьирует постепенно от «рыхлой» массы до компактной единицы [178, с. 467].

^ Социальная психология США — психология первокурсников. До­стоверность этой характеристики подтверждается хотя бы тем, что в исследованиях, результаты которых были опубликованы в двух ведущих журналах по социальной психологии «Journal of Personality and Social Psychology»; «Journal of Experimental Social Psychology», в качестве испытуемых выступали студенты соответственно в 87 и 74% исследований.

ведения человека в обществе, более того, функционирова­ния всего общества.

Таким образом, фактически получается, что сами экс­перименты служат не столько делу нахождения так назы­ваемых «неочевидных фактов», сколько- выступают как средство доказательства валидности идеологических пред­ставлений о месте индивида в обществе, его, скажем, забегая вперед, ничтожной роли, бессилии перед лицом всепроникающего социального давления, всемогущего со­циального контроля^. Образ индивида, вырисовываю­щийся в этих исследованиях, можно уподобить несчаст­ной крысе «гамма», занимающей нижнюю ступеньку в иерархии крысиной стаи, т. е. существу безответному, забитому и всеми вышестоящими закусанному. Этот об­раз настолько резко контрастирует с общепринятым в массовой американской культуре образом гордого инди­видуалиста, самого себя «вылепившего» человека, что невольно возникает вопрос, какой же из них соответст­вует действительности, как сложилось противоречие: с одной стороны, принятый социальный идеал индивида, с другой, казалось бы, объективно выявленное, экспери­ментально доказанное его реальное существование.

Первые опыты по исследованию влияния группы на индивида проводились уже более полувека назад. Не­сколько опытов были поставлены Ф. Оллпортом в 1924 г., Дженнесом в 1932 г., которые продемонстрировали, что люди в своем повседневном поведении подчиняются тре­бованиям, обычаям, принятым в группе [301, с. 262—263].

В середине 30-х годов М. Шериф [395] фактически первый начал исследовать влияние групповых норм в ус­ловиях лабораторного эксперимента, используя так назы­ваемый автокинетический эффект (оптическую иллюзию движения световой точки в совершенно затемненном визуальном поле). Обычно человеку кажется, что точка смещается («прыгает») на некоторое расстояние, отли­чающееся в каждом отдельном случае. Наблюдая за точ­кой, испытуемые через несколько экспозиций устанавли­вали примерное расстояние кажущегося смещения.

На следующем этапе испытуемым сообщались резуль­таты, полученные другими испытуемыми, и в итоге перво-

^ Надо сказать, что социология средств массовой коммуникации в свое время тоже пережила эту «детскую болезнь», иллюзию мощи пропагандистской машины [77],

начальная оценка существенно изменялась в сторону усреднения. Отсюда делается вывод о том, что в усло­виях, когда ситуация неопределенна и двусмысленна, индивид склонен соглашаться с мнением других людей, как правило, некоторого большинства. Впоследствии опыты Шерифа были многократно повторены в самых разнообразных ситуациях, объединенных одной общей ха­рактеристикой — неопределенностью, необычностью сти­мула, открывающей возможность его многозначного толко­вания.

В отличие от опытов Шерифа С. Аш [121] показал в 1956 г. в своих опытах действие группового влияния в условиях, когда стимул был хорошо структурирован^. «Наивного» испытуемого (как правило, одного) помещали в подставную группу, которая единодушно оценивала стимул иначе, и в итоге более половины из них склоня­лись к точке зрения большинства. Когда в этой группе кто-либо (по указанию экспериментатора) поддерживал испытуемого, тот был гораздо менее склонен соглашаться с группой. И, наконец, в обстановке, когда сообщник экспериментатора оказывался один в группе «наивных» испытуемых, его заведомо неправильная оценка вызывала удивление или ею просто пренебрегали.

Опыты Аша, так же как и опыты Шерифа, ставились в самых разнообразных вариациях. С их интерпретацией (в том числе и в нашей научной литературе) связаны оживленные дискуссии о природе конформного поведения, конформизма как социального явления. Это не удиви­тельно, поскольку именно эти опыты пробивали путь давно вызревавшей идее о зависимости человека от дру­гих людей. Эта идея (еще раз повторим) до конца 50-х годов с трудом находила признание не только в социаль­ной психологии, но и социологии.

В исследованиях конформизма и его абсолютизации нашли свое выражение глубокие изменения в обществен­ном сознании, обусловленные, в свою очередь, сдвигами в социальной структуре американского общества, положе­нии в нем индивида. Как это убедительно показал Ю. А. Замошкин [34], к началу 60-х годов буржуазный

'" Испытуемые должны были высказывать свое мнение о сравни­тельной длине линий. Впоследствии сам Аш и другие исследо­вателя демонстрировали подобные результаты с другими (id'b-октами.

индивидуализм в США вступил в полосу кризиса, на сцепу стали выдвигаться модели «человека — локатора» (Д. Рисмэн), ориентированного на мнение других, «чело­века-организации», хорошо адаптированного, отшлифован­ного и подогнанного к требованиям бюрократической машины.

Важно подчеркнуть, что сам Аш субъективно руковод­ствовался благородными побуждениями. По мнению М. Дойча, «его ориентация представляет конструктивный противовес тем взглядам в психологии, согласно которым человек предстает в своем худшем виде — как иррацио­нальное, своевольное, эгоцентричное животное» [182, с. 28], «он протестовал против экстраполяции на психологию человека данных о поведении биологических организмов» [182, с. 23]. Сам Аш в качестве своей основной идеи считал мысль в том, что «решающий психологиче­ский факт об обществе состоит в способности индивидов понимать п реагировать на опыт п действия других. Этот факт, который позволяет индивидам вступать во взаим­ные отношения, становится основой любого социального процесса и большинства коренных изменений, происходя­щих в людях» [182, с. 23].

Не считал он удачным и сам термин «конформность», полагая, что им можно определять только отказ индивида от дорогих II значимых для него взглядов ради того, чтобы оптимизировать процесс адаптации к группе, а отнюдь не любое выравнивание мнений [427, с. 332].

Критическая интерпретация Ашем своих опытов, а также сомнение других исследователей в адекватности сложившихся представлений о конформизме положили начало поискам причин выявленного феномена. Почему индивид уступает группе, в каких условиях это происхо­дит, какова роль личностных свойств в податливости групповому влиянию (каков «портрет конформиста») — таковы вопросы, вокруг которых концентрируется боль­шинство исследований проблемы отношения индивид — группа.

Разумеется, с самого начала большинство исследова­телей понимали, что конформность — явление сложное, неоднозначное, в первую очередь потому, что сам факт уступки индивида далеко не всегда свидетельствует о дей­ствительном реальном изменении его восприятия. Эта старая проблема соответствия вербальной реакции дейст-

вительному поведению. Она формулируется следующим образом: изменяется ли мнение потому, что индивид убе­дился, т. е. произошло ли изменение его когнитивной структуры или он лишь демонстрирует изменение, будучи побуждаем иными мотивами (нежеланием спорить, стрем­лением сохранить хорошие отношения с членами группы, получить от этого какую-то выгоду и т. п.). Первый ва­риант поведения получил название рационалистического, второй — мотивационного ^.

Вокруг этого же деления сложилось предложенное Дойчем и Джерардом членение влияния группы на два типа: нормативное и информационное [181] ^. Как сле­дует 113 самого определения, первый из этих типов связан с групповыми нормами.

lie имея возможности подробно останавливаться на этом чрезвычайно важном и еще далеко не ясном для со­циальной психологии объкте ^, ограничимся лишь указа­нием на то, что в исследованиях групповой динамики термином норма обычно обозначают стандартизированные правила поведения, принимаемые членами группы как «узаконенные спецификации ожидаемой функции группы как системы, а также функций каждого члена группы внутри этой системы. Групповые нормы регулируют дея­тельность группы как организованной единицы в ее дви­жении к определенной цели» [301, с. 256].

Формы проявления и действия групповых норм исклю­чительно разнообразны и охватывают широкий диапазон: от внешних ритуалов до морального и эстетического вы-

^ Попытка разделить их в эксперименте превратилась, по выра­жению Брауна, в «эпистемологический кошмар» [427, с. 332]. "" Обычно употребляются эти термины, хотя уже сам Аш объяс­нял уступку или стремлением решить внутренний когнитивный (информационный) конфликт, или стремлением к согласию, избеганию конфликта с другими.

Фестингер также выделял как две основные силы, способ­ствующие гомогенизации группы: поиск информации и «груп­повую локомоцию», т. е. стремление остаться в группе как самощель [193].

После Дойча и Джерарда идею о причине сохранения или изменения мнений (социальных установок) развивал Келмэн (см. раздел о социальной установке).

^ Мы адресуем интересующихся более широкой проблемой со­циальных норм к работам М. И. Бобневой, Е. М- Пенькова д В. Момова [22,56,61].

бора. Особо следует подчеркнуть, что функционирование норм непосредственно связано с социальным контролем над поведением индивида.

Существование норм обусловлено объективной необхо­димостью организации деятельности групп, их выживания и воспроизводства. В свою очередь, для индивида система групповых норм важна тем, что она обеспечивает его системой ориентиров в окружающей действительности, «расставляя» для него (и за него) знаки оценок объектов и явлений. Соблюдение групповых норм обеспечивается соответствующими санкциями.

С самого раннего возраста человека учат групповым нормам, уважению к ним, наконец, просто заставляют с ними считаться. Поэтому естественно, что, попадая в условия лабораторного эксперимента, человек приносит туда и свое уважительное отношение к мнению других людей.

Так же очевидно, что, будучи не в состоянии дать оп­ределенный ответ относительно неизвестного объекта, человек сопоставляет свое мнение с мнением других лю­дей. К моменту эксперимента он, как правило, неодно­кратно убеждался в том, что «ум хорошо, а два лучше». Именно такая ситуация и исследовалась в опытах Ше­рифа. Собственно, и основная задача, которую он перед собой ставил, заключалась в изучении процесса формиро­вания групповой нормы, конвергенции различных инди­видуальных оценок в оДну общепринятую.

Несмотря на трудность выделения «в чистом виде» нормативного влияния, оно тем не менее изучалось. В этих исследованиях были получены некоторые заслу­живающие внимания данные. Так, Дойч и Джерард пока­зали, что анонимность ответа испытуемого положительно коррелирует с его устойчивостью; что предварительно сформированная как в групповой дискуссии, так и инди­видуально убежденность заметно уменьшает эффект влия­ния [181].

Поллис [427, с. 336] в своих экспериментах показал, что оценка, которая формируется людьми, хорошо знаю­щими друг друга, гораздо более устойчива, нежели оценка, к которой пришли незнакомые до эксперимента испытуемые.

В ряде других экспериментов было показано значение эмоциональной связи для действенности нормативного

влияния. Так потребность быть принятым группой ведет к готовности с ней соглашаться [116].

Устойчивость индивида к действию нормативного влияния изучалась также Т. Ньюкомом в его широко из­вестном, одном из немногих лонгитюдинальных исследова­ний политических убеждений студентов женского кол­леджа в Беннингтоне. Он показал, как консервативные взгляды первокурсниц, прибывших из состоятельных се­мей, под давлением общего увлечения либеральными идеями, принятыми в колледже, постепенно меняются по мере того, как студентки входят в устоявшиеся группы 'своих старших подруг и принимают их как свои рефе­рентные группы. Показательно, что и через 20 лет многие из них сохранили свои убеждения [344].

В не менее известном исследовании действия группо­вых норм на производстве Ретлисбергер и Диксон пока­зали, как вокруг особо «ретивого» рабочего складывается атмосфера, вынуждающая его снизить темп работы [369].

Несмотря на известное внимание к нормативному влиянию (к его некоторым аспектам мы еще вернемся), основное место в исследовании конформности занимает все же информационное влияние, т. е. такое, при котором позиция индивида изменяется относительно позиции группы в связи с тем, что индивид обращается к ней как источнику информации. Иначе говоря, нормативное влия­ние оказывает система межличностпых отношений, в то время как информационное влияние детерминируется стремлением человека к более или менее адекватной оценке объективной реальности.

И если в ситуации нормативного влияния индивид чаще всего сознательно соглашается с точкой зрения группы, «про себя» думая иначе, т. е. в его когнитивной структуре частное и общественно выражаемое мнения до поры до времени могут сосуществовать, выполняя свои функции (одно как декларация лояльности, другое — как инструментальное личное знание), то в ситуации ин­формационного влияния индивид с самого начала испы­тывает конфликтное состояние в связи с тем, что его сенсорная информация расходится с сообщениями других людей, т. е. с социальной информацией.

Исследования информационного влияния группиру­ются вокруг изучения трех переменных: двусмысленно­сти стимула, неуверенности, сомнений индивида в адек-

ватности своей реакции и его сомнений в адекватности точки зрения группы. Так же как и в случае с взаимо­зависимостью нормативного и информационного влияния, все эти три переменные тесно взаимосвязаны.

Было установлено, что мера двусмысленности стимула определяет степень неуверенности как в социальной, так и несоциальной ситуации, хотя эта зависимость варьи­рует, в свою очередь, будучи детерминируемой отноше­нием: индивид — характер информации, предоставляемой группой [427, с. 350—351]. Изучение этого отношения ведется в трех аспектах: 1) исследуются характеристики группы, которые определяют уверенность индивида в адекватности групповой оценки; 2) характеристики реакции группы, ведущие к уменьшению или увеличению этой уверенности и 3) факторы, обусловленные прошлым опытом индивида, определяющие степень уверенности в своем собственном суждении.

В этих исследованиях были получены некоторые за­служивающие внимания данные. Так, в частности, была установлена зависимость между эффективностью влияния, двусмысленностью стимула, неуверенностью индивида и размером группы. В то время как в исследованиях ви­зуальных иллюзий, проведенных Шерифом [395], по­влиять на оценку стимула испытуемым мог даже один человек, в экспериментах Аша размер группы было необ­ходимо увеличивать.

При этом важно подчеркнуть, что эффективность влия­ния зависит не только от количества «убеждающих», но и от их единства. Так, введение в группу хотя бы одного индивида, который поддерживает (сбиваемого с толка) испытуемого, значительно затрудняет влияние на него. Аш установил также, что увеличение размера группы свыше трех человек мало влияет на повышение эффек­тивности влияния^. Большое значение имеет вес источ­ника влияния. В ряде экспериментов в том случае, если на сторону той или иной точки зрения становился экспе­риментатор (фигура, заводомо пользующаяся авторите-

^ Известно, что еще в 1875 г. А. Бэн говорил: «Для убеждения жизненно важно, чтобы ему никогда не противоречили, чтобы оно не теряло престижа. Количество повторений мало значит в этом процессе: мы также убеждены после 10 повторений, как и после 50, нас более убеждают 10 человек, единых в своем мнении, чем 50 за и 1 против» [427, с. 351].

том в глазах испытуемых), она становилась заметно бо­лее влиятельной [297].

Большое внимание уделяется в исследованиях соци­ального влияния изучению отношения индивида к группе, степени признания ее способности давать объективную оценку. Здесь было установлено, что отношение менаду уверенностью испытуемого в своем ответе и в ответах группы зависит от большого количества переменных. С одной стороны, чем больше двусмысленность стимула, тем больше неуверенность испытуемого в своем ответе и тем сильнее тенденция соглашаться с социальной ин­формацией. С другой стороны, чем больше двусмыслен­ность, тем с большим основанием испытуемый может подозревать, что суждения других вряд ли более точны, чем его собственные, а это ведет соответственно к умень­шению влияния [390].

Достаточно много изучались переменные, обусловлен­ные прошлым опытом индивида ^, или его сенсорными способностями. Так, испытуемые были значительно ме­нее склонны уступать группе, если имели возможность предварительно потренировать способность оценивать тот или иной стимул или если их оценка каким-то обра­зом подтверждалась. Это было показано в опытах с суж­дениями о длине линий [121], на аутокинетическом эффекте, тахистоскопическом определении порогов [395], визуальном определении количества объектов, визуаль­ном распознавании пути в лабиринте [427, с. 357] и т. п.

Вполне естественно, что в опытах с визуальным восприятием (а таких большинство) люди с дефек­тами зрения больше и чаще уступали групповой оценке [440,441].

Было показано стремление индивидов конвергировать в оценке в зависимости от степени стресса в экспери­ментальной ситуации. Именно этот процесс, напомним, интересовал более всего Шерифа. В одном из его опытов испытуемых (поодиночке, а потом группами) помещали в маленькую комнату, давая (перед выключением света) лишь взглянуть на нее, а затем в большом зале в тем­ноте вели к своему месту, заставляли на ощупь в тем­ноте находить дорогу в лабиринте. По мере введения различных помех, осложняющих ситуацию, конверген-

^ Влияние личностных характеристик будет рассмотрено отдельно,