5 П. Н. Шихирев 65

ким образом, сопоставление Маркса и Мида в этом плане ire лишено смысла.

Наибольшее сходство у Мида и Маркса обнаружи­вается в трактовке человека как активного деятельного субъекта, способного к целенаправленному изменению действительности. У. Маркса представление об активно­сти человека развивается вплоть до мысли о том, что индивид и общество «воспитывают» друг друга при всей их несоизмеримости. У Мида индивид хотя и усваивает (особенно в детстве) роли, задаваемые ему обществом, но усваивает все-таки сам. Кроме того, впоследствии его индивидуальность, сосредоточенная в «1», позволяет ему выступить в качестве активного субъекта социаль­ного действия, внести изменения в свою жизнь и жизнь окружающих людей. Однако, по глубокому замечанию К. А. Абульхановой, «проблема (общественного способа существования индивида) не может быть решена ни в том случае, когда принимается во внимание только ак­тивность индивида (его деятельная сущность в широком смысле слова), способность изменять наличные обстоя­тельства ситуации, людей, создавать предметы и т. д., ни в том случае, когда за основу берется объективное только как не зависящая от субъекта логика жизнедея­тельности даже во всей совокупности ее существенных определений. Основание для вычленения специфики пси­хической деятельности индивида в качестве субъекта связано с поставленным К. Марксом вопросом: каким образом обстоятельства изменяют людей и вместе с тем люди изменяют эти обстоятельства. Сущность психиче­ского связана с тем, что психика оказывается средством или способом, «органом», который опосредствует этот про­цесс взаимодействия индивида со всеми «обстоятельст­вами» его жизнедеятельности, включая в них и людей, и события, и всю человеческую культуру в целом. Она опосредствует этот процесс и в том смысле, что от нее зависит, как изменится или останется неизменным ин­дивид под воздействием этих обстоятельств» [15, с. 134].

конкретного индивида в конкретных социальных условиях* [97, с. 333]. Если развить эту мысль дальше, с учетом извест­ного тезиса Маркса о сущности человека как совокупности об­щественных отношений, то, видимо, можно согласиться с тем, что конкретный человек есть в известном смысле сопокунность его конкретных социальных отношений.

Кардинальной важности проблема состоит в том, чтобы раскрыть суть этого процесса опосредствования, т. е. показать, как именно психика опосредует взаимодей­ствие индивида и общества. Вся трудность решения этого вопроса в том, чтобы определить ту сферу, в которой происходит опосредствование. Она должна быть одно­временно социальной, т. е. включать других людей и, следовательно, быть шире индивидуального сознания, и психологической, т. е. не выходить за пределы индивида, чтобы оставаться локализованной в его психике.

Эта задача напоминает отчасти проблему внутренне-внешней мотивации, кот.орую решал К. Левин.

.Мид сделал шаг вперед по сравнению с К. Левиным, введя в свою схему понятие символического взаимодей­ствия, факторы языка и общения, по остановился перед решением существа проблемы, замкнув искомую нами сферу пределами «Я». Он попытался представить «Я». как постоянный диалог общественного «Я» (Me) с «Яй индивидуальным («1»), в котором рождаются проекты социальных изменений, но сохранил дихотомию инди­вид — общество. Символическое взаимодействие стало у него самодовлеющим. Из него выпал предметный мир и остались только межличностные отношения по поводу их же самих. Фактически Мид ограничивается сферой субъект-субъектных отношений, тогда как задача за­ключается в нахождении места психики в отношении субъект-объектном.

Эта задача была блестяще решена Марксом, который задолго до Мида анализировал социальную систему как систему, функционирующую благодаря действиям лю­дей, наделенных психикой и сознанием, но он рассмат­ривал сознание под особым углом зрения. Суть перево­рота, произведенного Марксом в понимании механизмов сознания, состоит в том, что в качестве опосредующего звена в отношении «субъект—объект» он ввел систему объективных социальных связей и отношений. В ре­зультате действия этой системы, как показал на примере анализа товарного фетишизма Маркс, в обществе возни­кают «объективные мыслительные формы», говорящее и записанное в этих формах общественное сознание (смыслы, предметные значения, символика), формы, в ко­торых субъект фиксирует и переживает свой социальный опыт, далеко не всегда проникая в его реальные меха-

низмы и генезис. Маркс называл эти формы «превращен­ными» и показал, как они порождаются системой мате­риальных социальных, отношений, выполняя роль сред­ства самореализации и самодвижения в деятельности индивидов [51].

Возрождение символического интеракционизма, об­ращение к определенным идеям Дж. Мида, попытки об­ращения к марксизму — все это свидетельствует, с одной стороны, о движении предмета социальной психологии как объекта научного анализа по логике, наиболее полно выраженной в марксистской социальной науке, с дру­гой — о частичности, неполноте и ущербности действу­ющих в американской социальной психологии теорети­ческих моделей человека, из которых каждая абсолюти­зирует лишь один из аспектов, считая его основным для понимания сущности человека и его отношений с дру­гими людьми.