Процесс исследования

В современном науковедении немало критики по поводу того, что ученые, воспитанные на классических образцах науки, само­обольщаются относительно внутренней логики собственных ис­следовательских действий. Им кажется, что они придерживаются определенной теории, формулируют гипотезы и последовательно их проверяют, отбрасывая те, что противоречат эксперименталь­ным данным.

В действительности же они часто натыкаются на необъяс­нимое явление, пробуют повторить эксперимент или наблю­дение, бывает, что обнаруживают артефакт (неисправность прибора, например), начинают заново, пользуются случайно и непонятно каким образом пришедшими на ум догадками и только потом осмысливают все это в логически стройной теории. Однако, излагая итоги исследования в публикации, они реконструируют весь процесс логически строго последовательно: от теоретических посылок до анализа экспериментальных данных. При этом вовсе не упоминают о множестве ложных ходов, ошибок, случайных догадках, разочарованиях и прочем. Реальный процесс развития знания существенно отличается от его логической реконструкции Г541.

Последовательность действий социолога в ходе качественно­го анализа приближается к логике развития знания от живого со­зерцания к абстрактному мышлению. Конечно, здесь должно ра­ботать научное (социологическое) воображение, здравый смысл призван подвергать сомнению возникающие гипотезы. И в «жи­вом созерцании» уже содержится установка, сформированная прежним знанием и опытом. Чтобы это созерцание было действи­тельно живым, непредвзятым, социолог должен стремиться к то­му, чтобы постоянно критиковать ход собственных рассуждений:

а может быть, это не так, может быть, есть иные причины и объ­яснения; непременно должны быть другие причины и объяснения;

наверняка есть другие объяснения... Но и прежние объяснения не лишены здравого смысла, вписываются в такую-то теорию (где-то я читал; где же я это читал? Надо проверить)... Наверное, эта

теория не все охватывает, что-то упускает... Проверим другое объяснение... И так дальше.

Рассмотрим последовательность действий при использовании стратегии качественного анализа.

(1) Исследование с использованием качественных методов имеет отправным пунктом то же состояние, что и исследования жесткими методами: проблемную ситуацию. Только в классическом варианте проблема проясняется путем знакомства с литературой, пробных зондажей и другими, способами действий по формуля-тивному плану. А в исследовании качественными методами про­блема формулируется как «столкновение с непонятным феноменом».

Например, немецкий социолог Р. Михельс [335] столкнулся с тем, что внутренняя структура СДПГ (Социал-демократиче­ской партии ФРГ) достаточно жесткая и авторитарная, а ее про­грамма — демократическая и вполне либеральная. Он стал про­верять это свое наблюдение и в конце концов пришел к выводу, что участие в политической борьбе заставляет партии, в том чис­ле СДПГ, принимать бюрократизированные формы организации, иметь штат платных функционеров («аппаратчиков», как бы мы сказали). К тому же социальная опора левой партии — массы трудящихся, склонных к четкости решений и прямых указаний к действиям. Михельс назвал это «железным законом олигархии» в политических движениях и партиях.

(2) Столкнувшись с непонятным явлением, исследователь об­ращается к литературе для поиска теоретических объяснений. Д. Силвермен, описав исследование Р. Михельса (1962 г.), при­водит пример «кейс-стади», выполненного позже С. Липсетом в США, — изучение профсоюза печатников. Липсет усомнился в общеприменимости «железного закона», сформулированного Ми-хельсом, потому что «наткнулся» на демократическое устрой­ство и демократические же способы деятельности профсоюза пе­чатников. В итоге он, отталкиваясь от теоретических объяснений своего предшественника, дал более широкое теоретическое тол­кование «железного закона олигархии в партиях и движениях». Он заключил, что это зависит от общесоциальной и общеполити­ческой ситуации в стране. Чем шире демократические свободы и чем менее явно выражено социальное противоборство, тем веро­ятнее, что внутриорганизационное устройство социальных движе­ний принимает демократические формы [340],

(3) Уточнение проблемы. В исследовании классического типа мы уточняем проблему путем развертывания гипотез, эмпи­рически проверяемых на большой статистике. В случае исполь­зования качественных методов проблема уточняется путем пере­осмысливания наблюдаемых фактов, с разных точек зрения. Не­понятное явление надо попробовать объяснить «так и этак», в разных теоретических подходах и, в первую очередь, с точки зрения здравого смысла. Проверять эти предположения мож­но, что называется, по ходу исследования. Социолог не гонится за статистикой данных, но главным образом преследует цель найти подкрепление своим догадкам в различных вариантах, стре­мится разнообразить ситуации наблюдения, постановку вопросов в беседах, способы анализа имеющегося материала (например, из прессы), организует «провоцирующий» натурный экспери­мент.

Пример из исследования А. Н. Алексеева о производственном поведении и «производственной морали» в начале 80-х гг. [2]. А. Н. Алексеев вел включенное наблюдение, которое назвал «про­воцирующим». Он работал на заводе расточником и сам активно включался во взаимоотношения на производстве между разными группами работников. Там он столкнулся с непонятным фактом. Все нарушают хорошо известные инструкции: и рабочие, и мас­тера, и инженеры, и администраторы. Но мастер «накапливает» материал на рабочих, скажем, прогульщиков. И предъявляет этот материал лишь тогда, когда по каким-то, не обязательно деловым, соображениям хочет освободиться от нарушителя дисциплины, «разгильдяя» Петрова. Высказанные в официальной обстановке, эти аргументы не вызывают возражений. Мастер добивается увольнения. •

Алексеев начинает искать теоретические объяснения этого фе­номена в социопсихологических и социологических подходах. Он приходит к выводу, что следует различать «демонстрируемые» социальные установки и ценности, официально поддерживаемые в данной системе отношений, а с другой стороны — ценности и установки, реально «управляющие» поведением. Идя дальше, он ставит вопросы, выдвигает гипотезы, которые проверяет наблю­дением, в беседах, провоцирующими действиями. Вопрос, напри­мер, такой: насколько среди рабочих приняты ценности инициа­тивы и добросовестности?

В массовых обследованиях 70-х гг. инициативность и творче­ство часто лидировали в ряду ценностных ориентации, а в дей­ствительности, по наблюдениям Алексеева, они не выполняли ре­гулирующую функцию. Как социолог проверил свою догадку? Если инициативный рабочий (сам А. Алексеев) приходил к начальнику цеха и предлагал рационализировать операцию, ему отвечали:

«Тебе что, больше всех надо?». А если тот же инициатор маскиро­вал свое предложение под вынужденное действие, оно принима­лось, Надо было сказать: «Если мы этого не сделаем, нам попадет». Таким путем Алексеев проверил гипотезу о регулятивных и демонстрируемых нормах производственных взаимоотношений.

Между прочим, его проверка статуса ценности «добросовест­ной работы» показала тогда, что эта ценность сохраняет положе­ние «реально регулирующей поведение», но... при условии дос­таточной свободы самоорганизации работника и справедливости оплаты его труда.

На стадии уточнения проблемы важно специфизировать ее максимально конкретно и в смысле теоретической ориентации (в случае Алексеева — теория социальных установок и поведения), и в смысле конкретной ситуации наблюдения, участия в событи­ях, определения метода дальнейших действий.

(4) Продолжение исследования. На предыдущей стадии (ко­торую и стадией в точном смысле трудно назвать, так как весь процесс исследования есть как бы и обнаружение непонятных явлений, и попытка их истолкования в понятиях здравого смысла и в теории, и гипотезирование на будущее) надо решить, какую методическую стратегию принять в дальнейшем.

Используют несколько типов стратегий [348. Р. 18—25]. «Хронологическая» стратегия, состоящая в том, что исследо­ватель неоднократно возвращается к одним и тем же респонден­там, на те же объекты, старается уловить изменения, сдвиги. Это не массовые повторные исследования («панель»), но именно «кейс-стадн», т. е. наблюдение отдельных явлений, случаев, групп людей, семей с неоднократным к ним возвращением. Идея такой стратегии была развита Чикагской школой главным образом при изучении динамики социального статуса.

В наше время при быстрых социально-экономических измене­ниях люди переосмысливают свою социальную идентификацию, т. е. свое общественное положение и взаимосвязи в социуме. Люди начинают идентифицировать себя со своим народом (этнической группой), с социальным движением, с определенным кругом по имущественному состоянию и т. д. Возвращение к избранной группе респондентов для интервью относительно их социальной идентификации поможет лучше понять общие социальные про­цессы.

Можно задавать такие, например, вопросы: «С кем, с людь­ми каких групп Вы чаще всего соотносите свои интересы, сужде­ния? Какие группы людей, как Вам кажется, Вам более близки?» В ответах, варианты которых здесь не предусмотрены, но записы­ваются интервьюером, можно получить суждения самого разного содержания. Могут говорить, что люди чувствуют наибольшую близость с теми, кто «не пользуется привилегиями», испытывает материальные трудности; с теми, кто, «Как и я, честно работает, а не спекулирует; с моим народом, с людьми моей национальнос­ти н культуры»; с товарищами по работе; со своими близкими,';

родственниками; с теми, кто поддерживает реформы»; СО сторон­никами какого-то общественного движения.

Возвращаясь к тем же респондентам, спустя время, мы про­веряем, насколько.устойчива их социальная идентификация, в каком направлении 'она изменяется, каковы общие тенденции этих изме­нений. Хронологическая стратегия широко используется в иссле­дованиях Д. Берто при изучении социальной мобильности на ос­нове анализа семейных биографий [21, 4, 31].

Исследования «дна» и «элиты» общества: бродяг, наркома­нов, алкоголиков — с одной стороны, преуспевающих обществен­ных деятелей, ученых и высших администраторов — с другой. Эта стратегия помогает лучше видеть контрасты социальных от­ношений и лучше понять проблемы обыденной жизни, что на­зывается, простого человека.

В практике Института социологии РАН немало таких приме­ров. Изучение наркоманов, алкоголиков, проституток позво­ляет не только искать решения проблем, связанных с девиант-ным поведением, но улавливать сдвиги в нравственном со­знании общества в целом. Например, было установлено, что в 70-е гг. проститутки воспринимали свое положение как уни­зительное, занятие проституцией — как презираемое, «грязное». Сегодня занимающиеся проституцией находят нравственное оп­равдание в том, что продают свой «товар» так же, как это де­лают другие, например, предприниматели. Проверка этого предпо­ложения в массовых опросах убеждает, что и в массовом соз­нании идет процесс либерализации взглядов в отношении про­ституции как отношений рыночного типа (исследовательский

проект С. И. Голода).

«Кейс-стади» в смешанных российско-зарубежных предприя­тиях, интервью с высшими администраторами этих предприя­тий и другими работниками управления (1989 г.) привели к вы­воду о зарождении компрадорской верхушки в нашей полити­ко-экономической системе. Обнаруживаются прямые связи меж­ду высшей администрацией таких предприятий и ответственны­ми работниками министерств, спекулятивный характер деятель­ности предприятий. Свободные интервью, групповые дискуссии, деловое общение с лидерами шахтерских профсоюзов послужили основой изучения Л. Гордоном и др. изменений в сознании рабо­чей элиты [58].

Очень показателен опыт использования глубоких интервью, проводимых под руководством С. А. Белановского (Институт народнохозяйственного прогнозирования). Путем таких интер­вью с различными участниками народнохозяйственной деятель­ности (чиновниками системы снабжения, руководителями коо­перативов, с рядовыми работниками) вскрываются проблемы, которые остаются незамеченными специалистами и органами управления. Например, руководитель крупного московского кооператива откровенно рассказывает о всеобщей системе взя­ток в высших органах хозяйственного управления, каковые мож­но считать как бы неизбежным введением «свободных цен» на дефицитные или трудно добываемые ресурсы, рабочий детально 249

сообщает о системе приписок на транспорте и т. д. (Белановский) [23].

Стратегия нежестких предположений и объяснений. Она со­стоит в том, что одному и тому же явлению можно дать мно­жество объяснений с разных точек зрения. Это позволяет луч­ше понять существо проблемы, т. к. ни одно из «очевидных» и . прямых объяснений в действительности не может быть исчер­пывающим. Логика такой стратегии вполне очевидна. Но при использовании формальных количественных методов для про­верки множества объяснений требуются и большая статистика, и тонкие статистические операции. В качественном анализе мы свободны от необходимости искать количественные статисти­чески достоверные подтверждения наших объяснений. Можем развернуть целую систему правдоподобных гипотез и дальше искать их подтверждения или опровержения в повторяющихся, но так же статистически ненадежных доказательствах.

Почему, скажем, демократизация, гласность, хозяйственная самостоятельность регионов вызвали столь бурные межнацио­нальные конфликты? Почему люди стали искать убежища в этно,-национальных общностях? Можно привести немало объяс­нений, каждое из которых правдоподобно, но не охватывает яв­ление в его целостности. Вот эти частичные объяснения: (а) наша бедность ведет к межнациональным конфликтам в борьбе за ресурсы, на которые претендуют этно-национальные общности (таким было одно из объяснений событий в Нагорном Караба­хе); (б) правда о прошлой истории народов страны возбужда­ет межнациональную напряженность, так как становятся достоянием общественного мнения те факты, которые ранее тща­тельно скрывались, например, присоединение республик При­балтики по секретным договорам между Молотовым и Риббен­тропом; (в) неравноправное положение больших и малых народов в системе государственного управления вызывает подоз­рение в ущемлении прав малых народов и т. д. и т. д.; (г) кро­ме всего прочего, есть совсем простое объяснение психологиче­ского свойства: когда мир становится неустойчивым, взаимо­отношения запутаны, экономика трещит по швам, социальные конфликты, преступность (о которой так много пишут и гово­рят благодаря гласности) нарастают, человек чувствует себя незащищенным. Куда он обращается в первую очередь? К той социальной общности, что исторически и генетически ближе, к тем, кто говорит на его языке, у кого общая историческая судь­ба и общая культура, т. е. начинает идентифицировать себя со своей этно-национальной общностью, которая должна обеспе­чить и защиту, и поддержку.

Все эти объяснения, каждое в отдельности, правдоподобны. Ни одно не является исчерпывающим. Полнота объяснения на макроуровне дополняется объяснением на уровне .'психологии индивида. Это — один из примеров качественного анализа по стратегии «нежестких предположений»,Другой пример: гибкое интервью на целевой выборке из 27 человек. Такое интервью мы проводили в разных местах страны в 1988 г., имея в виду определить, насколько общест­венное мнение поддерживает высказываемые тогда в прессе и на телевидении требования государственного суда над Стали­ным. Интервью провели с несколькими рабочими, тремя свя­щенниками, несколькими бывшими диссидентами, с колхозника­ми, инженерами — людьми разного возраста и общественного положения. Первый вопрос — Нужен ли государственный суд над Сталиным — дал около 85% утвердительных ответов: «Да, непременно нужен». Дальше интервьюер спрашивал: «А что будет во время и после суда, для чего нужен суд над Стали­ным?» Здесь суждения разделились на три группы: (а) это бу­дет не суд над Сталиным, а суд над социалистической систе­мой, чего допускать нельзя; (б) это будет суд над системой, а система сама себя не осудит, суд будет неправедный; (в) те, кто предлагают начать суд над Сталиным, вольно или неволь­но переключают общественное мнение в сторону прошлого, что­бы люди поменьше думали о настоящем, т. е. о товарном де­фиците и прочих проблемах повседневности.

В итоге, начав с утверждения о необходимости суда, люди приходили к выводу о его нежелательности или даже общест­венной опасности. Проведи мы массовый опрос, какой бы полу­чили результат? Отражал бы этот результат состояние умов,

общественные настроения того времени?

Стратегия «иронии»—Ч. Гарфинкель — [316] состоит в том, что какому-то явлению, факту можно дать совершенно иное толкование в иной ситуации, в ином контексте. Ирония в том и состоит, что разумное в одной ситуации приобретает новый смысл в иной ситуации. Обсуждая производственные дела на собрании в 70-е годы и произнося речи, исполненные пафоса официозной нравственности, люди говорили о тех же пробле­мах в интимной обстановке на совершенно другом языке и в ином смысле. Рассказ А. Яшина «Рычаги» — пример такой метаморфозы. Колхозники до собрания, сидя на лавочке, руга­ют последними словами начальство и порядки в хозяйстве, а на собрании оборачиваются совершенно иными людьми. То же наблюдал А. Алексеев в своих исследованиях производственных

отношений.

Стратегия «иронии» состоит в том, чтобы одни и те же яв­ления рассмотреть в разном социальном контексте, в разных конкретных обстоятельствах, что в массовом исследовании крайне трудно, а в (Качественном анализе немногих групп или

людей вполне возможно.

Поддержание контакта с исследуемой общностью. Типич­ные случаи из нашей практики — изучения научно-исследова­тельских коллективов. После анализа данных и объяснения взаимоотношений в группе, трудностей и проблем, связанных С научной работой, мы выносим эти результаты на обсуждение научных групп, где проводилось исследование. Комментарии, возражения и подтверждения дают хорошие основания для уточнений или дополнительного обоснования полученных вы­водов. „

(5) В исследовании классического типа целевая установка задается в самом начале: либо это будет теоретико-познава­тельное, либо теоретико-прикладное, либо прикладное иссле­дование.. При качественном анализе такая целевая ориентация не вполне адекватна. Исследователь начинает с того,, что пы­тается, столкнувшись с непонятным явлением, объяснить его. Почему оно его заинтересовало? Может быть, потому, что не устраивали прежние теоретические объяснения. Но может быть, потому, что это область обостренного общественного беспо­койства. Может быть, и потому, что надо было найти новую тему для исследования после завершения прежней работы, и тут «подвернулась-» новая проблема. Может быть, он, изучая иной вопрос, просто наткнулся на что-то интересное.

Значит, в самом начале целевая установка очень туманна. Для чего это понадобится и как можно будет использовать дан­ные — не вполне ясно. Ясно, что есть проблема и непонятность в наблюдаемом процессе или явлении.

По ходу исследования вопрос об использовании полученного знания становится более ясным. И в зависимости от конкретной ситуации полученные данные могут стать основой разработки ги­потетической теории. Теперь ее надлежит проверить и количест­венными, и, если потребуется, качественными методами. Можно из­ложить в виде гипотезы и предъявить научному сообществу имен­но как гипотетическую теорию. Пусть другие проверяют.

Может быть, исследователь нашел какое-то решение част­ных проблем, в чем заинтересованы те или иные органы обще­ственного самоуправления. Он может предложить им свое эк­спертное заключение. А может быть, он нащупал социальную проблему общенационального, высокого гражданского звуча­ния. Тогда он становится публицистом, обращается к общест­венному мнению, призывает исследовать проблему в предста­вленном на обсуждение проекте или государственной программе. Кто знает, что выйдет из его исследования.

Качественный анализ предполагает первоначально как бы целостное видение всего объекта, живое его представление. На­пример^ в исследованиях социальных педагогов [1381 в течение длительного времени осваивался опыт центров образования взрослых (ЦОВ). Они стали возникать в середине 70-х гг. на базе вечерних (заочных) школ. Контингент этих школ тради­ционно формировался из «недоучившихся» в нормальной днев­ной школе. Зигзаги нашей политики в области среднего обра­зования время от времени потрясали вечернюю школу. То она «доучивала» переростков, то становилась частью системы общеобр а зевательной и профессиональной подготовки, привя­занная к определенному производству. Например, к производ-

252

ственному объединению, где давали и профессиональную подготовку по профилю этого производства, и общую образователь­ную. Но вот стали возникать центры образования взрослых, ко­торые принимали на обучение всех желающих, и стар и млад, строили курсы обучения в соответствии с интересами контин­гента, следовательно, общественной потребностью в данном ре­гионе. Появились гибкие формы обучения. Благодаря энтузи­азму новаторов возникли дополнительные источники финанси­рования: от предприятий, местных органов власти, из средств са­мих обучающихся.

Длительное время занимаясь центрами образования взрос­лых, исследователи поначалу проверяли частные гипотезы о причинах их возникновения и живучести: изменение состава контингента (иссякали резервы молодых, не имеющих среднего образования, а школа должна была как-то существо­вать); попытка ответить на общественную потребность в фор­мировании кадров (предприятия стимулировали обучение нуж­ных им работников); стремление снизить преступность и занять делом безработную молодежь (в некоторых регионах таковой оказалось более чем достаточно, в Ферганской области напри­мер); инициатива новаторов в стремлении дать знания для досуга, для дополнительной работы в кооперативном предприя­тии или в собственном бизнесе. Множество таких объяснений формировалось из целостного образа ЦОВ, и, наконец, стала вы­рисовываться относительно стройная концепция системы народно­го образования, отвечающей многообразным потребностям чело­веческой личности в демократическом обществе. Эта теория впол­не вписывается в общую теорию демократизации системы образо­вания, многообразия ее форм и методов, источников финансирова­ния, но главное — гибкой, нежесткой системы курсов, занятий, программ, .обеспечивающих общественные и индивидуальные по­требности.

Представительных данных по всей этой проблематике быть не могло, так как До определенного момента не было и ясных гипотез. По мере прояснения проблемы на теоретическом и при­кладном уровнях формировалась программа исследования с ис­пользованием количественных методов, которые, однако, не устраняют, а, напротив, подчеркивают важность методов каче­ственных. Они содружествуют в развитии данного исследова­тельского проекта.

Приведенный пример указывает на гибкость всей стратегии качественного анализа и гибких методов исследования. Здесь нет классического массового опроса (какие формы получения общего образования более приемлемы), так как новые формы обучения мало кому известны. Здесь нет убедительных стати­стик по проверке частных гипотез, так как контингенты, прог­раммы ЦОВ крайне разнородны. Нет и стройной теории, ко­торая бы оплодотворила начало Исследовательского проекта. Есть просто «непонятное» явление: какие-то энтузиасты в гг. Ветка и Речица, в Минске, Риге, Новой Одессе и Николаеве, в пос. Печера на БАМе поломали сложившуюся структуру и прак­тику вечерней школы по непонятным для наших академических педагогов причинам и мотивам.

Занимаясь этим непонятным в те годы явлением, исследо­ватели вышли на социальную проблему государственной значимости: какая система образования адекватна демократиче­скому обществу? Может ли она строиться на прежних принци­пах? Какую роль играют здесь интересы самой системы и ин­тересы людей, обучающихся в этой системе? Это — зародыш перестройки системы образования, возникший в недрах команд­но-административной системы подобно тому, как появился кол­хоз Н. Худенко, председатель которого в рамках косной адми­нистративной экономики сумел организовать гибкое производ­ство, основанное на хозяйственном интересе, и добился выдаю­щихся результатов. Новосибирские социологи во главе с Т. И. Заславской активно вступились за Н. Худенко, отстаивая его опыт, но безуспешно. Новатор погиб в заключении. Однако не будь таких людей и не будь таких исследований в нашей со­циологической практике, мы не были бы интеллектуально под­готовлены к реформированию общества и его социальных инсти­тутов.

Заключая краткое дополнение к давно написанной книге, еще раз спросим себя: какие же методы лучше, количественные или качественные, жесткие или гибкие? Ответ достаточно оче­виден: надо знать, что, где и как использовать. Мастер реша­ет, в каком случае применить железный молот, а где — дере­вянный молоток жестянщика, когда обратиться к массовым данным и когда к анализу уникальных событий и явлений. На­до думать. Социолог вообще должен прежде всего думать и ис­пользовать свое социологическое воображение. Потому что он — представитель гуманитарного знания. Будем всегда помнить об этом.

Практические советы

^ 1. Приступая к анализу данных, .будем строго придерживаться про­граммных гипотез, избегая двух крайностей: поспешных заключений относи­тельно их подтверждения, если факты «укладываются» в гипотезу, но вместе с тем соблазна увлечься самим процессом анализа как таковым, что нередко уводит в сторону от целевой ориентации исследования.

• 2. Первоначальные группировки и классификации разумнее всего про­изводить, исходя из элементарных описательных гипотез, а последующие — предварять уточняющими и интерпретационными предположениями, продвигаясь к объяснительным. Чем дальше мы углубляемся в анализ данных, тем большее значение приобретают объяснительные гипотезы, непосредственно связанные с программными задачами исследования.

ф 3. Если гипотезы нетривиальны, особое внимание следует уделять за­ключениям, которые с ними, не согласуются. В результате перепроверок, ис­пользования различных приемов анализа мы вводим ограничения, уточнения исходных гипотез и обнаруживаем либо их справедливость, либо уверенное опровержение, что побуждает выдвинуть новые гипотезы и осуществить их последовательную проверку.

254

• 4. Никоим образом не следует смешивать уточнение и интерпретацию данных с их объяснением. Последнее является главной задачей анализа, поз­воляет установить причинные зависимости, истолковать найденные связи в понятиях более общих тенденций и закономерностей, дает основание для про­гноза и, следовательно, для перехода к обоснованию практических решений со­циальных проблем.

• 5. При использовании стратегии качественного анализа данных будем помнить, что не следует бросаться из одной крайности в другую. Количест­венный анализ и качественное осмысление массовой статистики под углом зрения исследовательских гипотез не менее ценны, чем множественное объяс­нение статистически непредставительных данных. В одном случае приобретаем достоверное знание о частных фрагментах социальной реальности, в другом — многомерное и богатое объяснение без гарантий типичности, распространеннос­ти изученных явлений в широком «социальном пространстве». Понимая эти особенности двух разных стратегий, мы должны комбинировать их в зависи­мости от целевой установки исследования. Г. Батыгин и И. Девятко в недав­ней публикации (Мир качественной социологии//Социолог. журнал. 1994. № 2). верно заметили, что «дискуссия о преимуществах качественной методологии х недостатках количественной — это призрачное противостояние». (С. 32).

\