Литература

1. Клочков Н.Д. Танатологические аспекты теории болезни: Избр. лекции по частной патол. анатомии. - СПб., 1992. - С. 138-143.

2. Сапожникова М.А. Морфология закрытой травмы груди и жи­вот. - М.:Медицина, 1988. - С. 82.

3. Тимофеев И.В. Патология лечения: Руководство для врачей. – СПб.: Северо-Запад, 1999. - С. 126.

Судебно-медицинские аспекты в оториноларингологической практике л.Н. Аськова, с.Е. Винокурова, е.А. Сиротин, с.Ю. Свеженцева

Одна из задач, стоящих перед судебно-медицинской службой, - по­мощь органам здравоохранения в профилактике и правильной диаг­ностике заболеваний и травм. Одной из травм, которая довольно час­то вызывает затруднения при судебно-медицинской оценке, является травма пор-органов.

Мы изучали характер повреждений и заболеваний, возникавших вследствие травм лор-органов, для выявления расхождений между кли­ническим и судебно-медицинским диагнозом. Одновременно выясня­ли механизмы внешних воздействий при получаемых травмах. При этом мы подробно исследовали обстоятельства происшествий по материа­лам гражданских и уголовных дел.

В 1998 году по поводу различных травм, связанных с теми или ины­ми видами насилия, в Самарское областное бюро судебно-медицинс­кой экспертизы обратилось 3700 человек (0,3% от всех проживающих в Самаре), без учета экспертиз, проведенных только по медицинским документам. Из них 162 человека (64 женщины и 98 мужчин) были с травмами лор-органов, что составило 4,4% от всех освидетельствован­ных в бюро СМЭ.

На потерпевших с травмами лор-органов в основном оказывалось ударное воздействие различными предметами и частями тела обидчи­ка. Частоту причинения травм лор-органов 162 пострадавшим по раз­личным возрастным категориям можно представить так:

Ударное воздействие	Возраст потерпевшего, лет
	До 15	16-29	30-49	50-59	От 60 и старше	Итого (чел.)	%
Рукой, ногой и т.д.	0	42	28	16	8	84	52
Тупым предметом	0	21	17	8	6	52	32
Частями транспорт­ного средства	2	6	8	6	4	26	16

Наиболее часто встречавшееся ударное воздействие кулаком или ногой влекло такие последствия, как: закрытые переломы костей носа, чаще со смещением отломков, раны или разрывы ушной раковины в областях внешнего воздействия, раны в области переносицы. На вто­ром месте по частоте встречаемости был удар каким-либо предметом:

деревянной палкой, металлической трубкой, предметами быта и т.д. Вследствие удара таким предметом, как правило, возникала сочетан­ная травма головы и лор-органов. Последствия от такого вида насилия: разрыв барабанной перепонки, развитие тугоухости, среднего посттравматического отита, а также перелом костей носа, раны ушной ришшннм и переносицы. На третьем месте по частоте причинения травм были ударные воздействия различными транспортными средствами, среди которых чаще всего отмечались также сочетанные травмы. В этом случае травмы лор-органов представлены закрытыми переломами костей носа со смещением, посттравматическими отитами, разрывами барабанной перепонки.

Приведем пример: мужчина, 50 лет, избит неизвестными. Поступил в больницу, где был поставлен диагноз "сотрясение головного мозга". По-лучал соответствующее лечение. Через неделю после травмы у подэкспер-тного развилась двусторонняя тугоухость. В данном случае диагноз "со-трясение головного мозга" ошибочен. При сотрясении головного мозга раз- витие тугоухости нетипично, но имеет место при ушибе головного мозга. Для точной диагностики необходимо использовать дополнительные методы обследования и более тщательно вести клиническое наблюдение за пострадавшим. Следовательно, необоснованность диагностики может быть при неполном обследовании больного. Естественно, неточно установлен диагноз влечет за собой расхождение между клиническим и судебно- медицинским диагнозами, что ведет к ошибочным выводам о при­чиненном вреде здоровью.

Вышеизложенное свидетельствует о необходимости внедрения в практику клинических обследований современных методов диагнос­тики, углубления процесса клинического наблюдения, тщательного проведения дифференциальной диагностики, что значительно повысит объективность и качество выводов при проведении судебно-медидицинских экспертиз.

БЕССПОРЕН ЛИ ХРЕСТОМАТИЙНЫЙ ФАКТ?

Г.Э.Бахтадзе, А.С.Бугай, Ю.В.Гальцев

Прогресс криминалистики тесно связан с развитием естественных и тех-нических наук. Всякое более или менее значимое научное открытие рано или поздно, в той или иной степени находило и находит в ней применение.

Появление фотографии сразу же было по достоинству оценено кримина-листами. Уже в 40-х годах XIX века в одной из брюссельских тюрем стали фотографировать преступников для возможной их идентификации в будущем. Однако вплоть до 80-х годов прошлого столетия фотографии, которые наклеивались на личные карточки уголовников в тюрьмах и полицейских участках Европы, редко когда помогали сыщикам. Дело в том, что съемки преступников производили фотографы, считавшие себя «художниками». Естественно, творение их рук имело больше «художественное», чем криминалистическое значение. К тому же эти фотопортреты редко когда были четкими и неискаженными, ибо арестованные противились фотографированию [13].

Бесспорно, в Европе переворот в использовании фотографии в криминалистике сделал «король идентификации» француз Альфонс Бертильон. Именно он в 1884 году нашел такой способ фотографирования, который наиболее точно фиксировал на бумаге неизменяемые или трудноизменяемые черты человеческого лица – это снимок в профиль. Став в 1888 году «директором полицейской службы идентификации» префектуры парижской полиции, он потребовал передать в ведение руководимой им службы фотоателье и заставил фотографов - «художников» дважды снимать каждого арестованного: анфас и в профиль. Причем, эти снимки делались с одинакового расстояния и при идентичном освещении, а голова фотографируемого сохраняла при этом одно и то же положение. Он же сконструировал кресло, вращающееся вместе с сидящим на нем заключенным, которое позволяло делать два этих снимка с учетом предъявляемых требований [13].

Фактически именно Бертильон заложил основы сигналетической (опознавательной) фотосъемки [1].

В Российской империи основоположником использования исследо-вательской фотографии в криминалистике считается Евгений Федорович Буринский (1849-1912), русский ученый криминалист, создавший в 1889 году Петербургскую судебно-фотографическую лабораторию. Судебно-фотогра-фическая экспертиза, которую он в том же году произвел в здании Петер-бургского окружного суда на Литейном про-

спекте в доме № 4 по делу бывшего служащего товарной станции Николаевской железной дороги Рокоссовского и его сообщника Юнггерца, признается первой экспертизой в судебной практике с использованием судебно-исследовательской фотографии [8]. Факт этот хрестоматийный и сомнений, как правило, не вызывает.

Вместе с тем мало кто знает, что еще в 1867 году, в Тифлисе (ныне сто-лица Грузии – Тбилиси) была основана химическая лаборатория, которую позже переименовали в судебно-химическую. Ее создателем и первым руко-водителем был русский ученый-химик, член-корреспондент Петербургской академии наук Генрих Васильевич Струве [5,10] – сын Василия Яковлевича Струве (1793-1864), выдающегося астронома и геодезиста, почетного члена Петербургской академии наук, основателя и первого директора Пулковской обсерватории [4, 12].

Именно в этой лаборатории под руководством и при непосредственном участии Г.В. Струве с применением методов химии, физики и судебно-ис-следовательской фотографии в 1885 году был изучен спорный документ по нашумевшему в Закавказье уголовному делу, которое слушалось в Тиф-лисском окружном суде в связи с обвинением Тер-Шмованова, Корганова и других в совершении подлога. Исследованию подверглась долговая расписка от 23 июля 1876 года, якобы написанная, подписанная и выданная Мар-тиросом Тер-Мкртчянцем, а также удостоверенная подписями его отца и тро-их свидетелей. В подписях обоих Тер-Мкртчянцев наблюдались признаки подделки. Однако почерк исполнителя расписки был схож с почерком Мар-тироса Тер-Мкртчянца. Достоверность подписей троих свидетелей сомнений не вызывала, но они утверждали, что такой расписки не заверяли. Экспертиза установила, что текст расписки Мартиросом Тер-Мкртчянцем не выполнял-ся. При ее изучении под лупой между строками и отдельными буквами текста проступили едва заметные следы каких-то письменных знаков. Тогда химики воздействовали на спорный документ с помощью химического реак-тива. В результате эти следы, носящие желтоватый цвет, приобрели синева-тый оттенок и стали более заметными. Между строками уже просматри-вались отдельные буквы армянского алфавита, но достаточно разборчиво они не читались. В целях усиления изображения и была применена судебно-ис-следовательская фотография, позволившая прочесть почти весь первона-чальный текст расписки и установить, что подсудимый Тер-Шмованов от своего имени написал в октябре 1880 года долговую расписку в том, что якобы он занял у некого Маркарова 20 рублей. Трое односельчан Тер-Шмо-ванова подписали ее по его просьбе в качестве свидетелей. После этого он вместе с соучастниками вытравил текст расписки и заменил его платежным обяза-

тельством от имени Мартироса Тер-Мкртчянца на значительно большую сумму, а подписи обоих Тер-Мкртчянцев подделал [5, 10].

Г.В. Струве, выступавший на судебном процессе по данному уголовному делу в качестве эксперта-химика, заявил, что текст, вытравленный, например, с помощью хлора, становится невидимым. Однако со временем под воздействием света и воздуха незначительные частицы железистого состава чернил, оставшиеся в волокнах бумаги, окисляются и получают желтый, а затем бурый цвет ржавчины. Раствор железисто-синеродистого калия придает этим желто-бурым буквам ясно-синий цвет, а фотографирование позволяет получить их снимок в черно-белом изображении. Г.В. Струве также пояснил, что «на основании проведенных им опытов фотография воспроизводит слабый, почти недоступный глазу текст только при самом быстром снимании». Кроме того, рассказывая о ходе и результатах своего эксперимента, он сообщил, что полностью вытравил текст старого письма до чистого листа белой бумаги, а затем сфотографировал его с 10, 3 и 1-секундной выдержками. Первая экспозиция каких-либо результатов не дала, при второй – выступили слабые следы текста, а третья – позволила восстановить его на фотоснимках. При этом Г.В. Струве заявил: «Явление это объясняется тем, что при продолжительном снимании слабые следы шрифта сливаются с темнеющим фоном снимка. Впрочем, эта сторона фотографии еще мало исследована и разъяснена» [14].

Следует подчеркнуть, что это экспертное заключение оспаривалось адвокатом Шевалье, представлявшим интересы Корганова. Примечательно, что в ответ на отклонение заявленных им на предварительном следствии и в суде ходатайств о назначении повторной экспертизы он обратился к бесспорному авторитету того времени химику Д.И. Менделееву (1834-1907) с просьбой изучить данное заключение и высказать о нем свое мнение. Вместе с указанным заключением он направил ему всю документацию по этому вопросу. Изучив все представленные ему материалы, великий ученый, открывший в 1869 году периодический закон химических элементов, признал, что экс-пертиза произведена по всем правилам науки. Ответ Д.И. Менделеева, удостоверяющий высокий научный уровень производимых еще в тот период времени в Тифлисской химической лаборатории с применением судебно-исследовательской фотографии экспертиз, был оглашен в суде [5, 6, 10, 15].

Публикации в журнале «Юридическое обозрение», издаваемом на рус-ском языке в Тифлисе в 1880-1886 годах, подтверждают, что упомянутая ла-боратория была единственным в то время на территории Российской импе-рии учреждением, где по поручению следственных и су-

дебных органов осуществлялось исследование документов с использованием химических методов и судебно-исследовательской фотографии.

Таким образом, приоритет Е.Ф. Буринского в использовании судебно-исследовательской фотографии представляется спорным.

Если его биография, разработанные им фотографические методы и приемы достаточно хорошо изучены исследователями и описаны в специальной литературе [2, 3, 8, 9, 11], то о Г.В. Струве мы мало что знаем. Информацию о нем в настоящее время приходится собирать по крупицам. По данным Р.В. Гогшелидзе Г.В. Струве родился в 1822 году в эстонском городе Юрьеве (Тарту). В 1845 году он окончил Юрьевский университет, а в 1850 году ему в Петербургском университете было присвоено звание магистра химии [5]. По сведениям О.М. Мгеладзе Г.В. Струве появился на свет в 1828 году [10]. В Большой советской энциклопедии он не упоминается.

В посвященной Е.Ф. Буринскому главе («Создатель второго зрения в криминалистике») книги И.Ф. Крылова «Были и легенды криминалистики» мы встречаем имя некого Струве. «Некого» – потому что автор упоминает его без инициалов.

Напомним, И.Ф. Крылов подробно описывает судебный процесс, прошедший в Петербургском окружном суде в 1911 году по делу о смерти 26-лет-него сына генерала Бутурлина, наследника многомиллионного состояния. Среди прочих доказательств в деле фигурировало письмо на французском языке, исполненное на пишущей машинке. Суду нужно было решить: на машинке обвиняемого печаталось это письмо или нет. Е.Ф. Буринский выступал на этом процессе в качестве одного из пяти экспертов, приглашенных для дачи ответа на этот вопрос. Мнения экспертов разделились. Е.Ф. Буринский на суде отстаивал свою точку зрения, демонстрируя изготовленные им наглядные пособия в виде фотографических таблиц.

«…Выступавший по делу товарищ прокурора Окружного суда Струве взялся за неблаговидную роль обвинителя не только подсудимых, но и экспертов. Буринскому были заданы вопросы относительно его взглядов на задачи экспертизы в уголовном процессе. Между прокурором и Буринским возник длительный диалог», - сообщает нам И.Ф. Крылов, явно симпати-зирующий Е.Ф. Буринскому. Однако, как следует из контекста, Струве на этом процессе на равных, профессионально разговаривал с Евгением Федо-ровичем, признанным к тому времени судебным экспертом, автором фунда-ментального труда «Судебная экспертиза документов» (1903). И диалог их складывался не в пользу Е.Ф. Буринского. Не случайно ниже И.Ф. Крылов, имея в виду

Е.Ф. Буринского и его научный труд, сожалеет о том, что «суд над убийцами Бутурлина превратился в суд над научной книгой и ее автором».

Конечно, до 1917 года фамилия Струве была достаточно распространена в России. И, вероятнее всего, в 1911 году в качестве товарища прокурора полемику на суде с Е.Ф. Буринским вел не Г.В. Струве. По сведениям О.М. Мгеладзе он ушел из жизни в 1908 году [10]. Правда, судя по тому, что оппоненту Е.Ф. Буринского удалось поставить под сомнение выводы большого знатока судебно-исследовательской фотографии, можно предположить, что споривший с ним человек хорошо разбирался в данной области знаний.

В истории развития фотографии немало парадоксов. Ее рождение связывают с изобретением французом Л.Ж.М. Дагером (1787-1851) дагеротипии, сообщение о которой было сделано 7 января 1839 года на заседании Парижской академии наук. А ведь первый в мире фотографический снимок получил француз Ж.Н. Ньепс (1765-1833) еще в 20-х годах XIX века (по одним данным в 1822 году, по другим – в 1826). Л.Ж.М. Дагер, развивая технологию гелиографии Ж.Н. Ньепса, изобрел лишь способ фиксации изображения на посеребренных пластинках и позаботился о том, чтобы его изобретение стало широко известным в научных кругах. При этом ему достались все лавры изобретателя фотографии.

Участь Ж.Н. Ньепса постигла и англичанина В.Г.Ф. Талбота (1800-1877). Он еще в 1835 году делал фотографические снимки методом калотипии – негативно-позитивного процесса, позволявшего увеличивать и размножать фотоснимки и ставшего основой современной фотографии. Но и его не считают прародителем фотографии [7].

Видимо, нечто подобное произошло и с присвоением «отцовства» использования исследовательской фотографии в отечественной криминалистической практике.

Было бы несправедливо принижать ту роль, которую сыграл Е.Ф. Бу-ринский в развитии судебно-исследовательской фотографии. Не случайно Императорская академия наук, признавая несомненную важность открытия им метода цветоделения, наградила его премией им. В.М. Ломоносова [2,3,8,9,11]. Но при всем этом следует сказать, что первым в Российской империи исследовательскую фотографию в криминалистических целях все-таки применил Г.В. Струве.

Возможно, его исследования не столь известны в силу того, что трудился он с 1867 года не в блистательной столице на берегах Невы, а в далеком от нее Тифлисе. Возможно, имя Струве было просто вычеркнуто исторической цензурой, введенной в России после 1917 года.

Мы располагаем только незначительной информацией о тех фотогра-фических технологиях, которые использовал Г.В. Струве. Они еще не попали в поле зрения исследователей, занимающихся этой тематикой и зацикленных на хрестоматийной догме: Буринский – создатель второго зрения в кримина-листике, отец судебно-исследовательской фотографии.

Нам неизвестны подробности биографии Г.В. Струве, его криминалистической практике. Но, тем не менее, имеются широкие возможности для исследований в данном направлении. В архивах Санкт-Петербурга, Тарту, Тбилиси и некоторых других городов, возможно, еще можно найти документы, которые помогут восстановить историческую справедливость и узнать больше о человеке, который, на наш взгляд, действительно первым в Российской империи использовал исследовательскую фотографию в судебной практике.