Проблема духовного опыта и методологические основания анализа духовности - Токарева С.Б

Глава 1

И. Кант поставил понятие опыта в центр своей философской системы и попытался решить через него не только гносеологические, но и онтологические проблемы. В «Критике чистого разума» он ввел понятие «чистого» опыта и представление об априорных структурах опыта. У Канта знание совпадает с опытом, вследствие чего понятие опыта «гносеологизируется» и отождествляется только с одной из своих форм — с познавательным опытом, в то время как живая ткань опыта некогнитивного взаимодействия человека со средой оказывается упущенной. Кроме того, понятие опыта формализуется: подобно тому как для познания необходимы мысленные образования, не могущие претендовать на знание, — идеи Бога, трансцендентального «Я», мира в целом, — для существования опыта необходимы априорные, внеопытные формы организации чувственного материала.

Кант подчеркивает взаимосвязь и вместе с тем несводимость друг к другу внешнего и внутреннего опыта, и в этом отношении его трактовка опыта весьма существенно отличается от эмпиристской. Внешний опыт, относящийся к физическим телам и связанным с ними событиям, предполагает организацию ощущений априорными формами чувственности и рассудка. Поэтому восприятие не совпадает с опытом: для восприятия достаточно априорных форм пространства и времени, тогда как опыт требует применения также и категорий. Внутренний опыт, относящийся к событиям внутреннего мира сознания субъекта, осуществляется на основе априорной формы времени и категорий рассудка.

В качестве особой формы когитальная парадигма рассматривает социальный опыт, конкретные характеристики которого зависят от общего понимания социальной сферы. Классическая философия рассматривает социальную сферу как воплощение разумности и рациональности, где гарантом контролируемости и рефлексивной ясности выступает мышление; соответственно и социальный опыт понимается как целерациональный. Другое понимание социального опыта связано с признанием наличия в общественном сознании неявных, не контролируемых волей и сознанием связей, процессов и зависимостей. В этом случае социальный опыт представляется особого рода объективностью, сотканной из видимостей и полной иллюзий, которые обыденное сознание принимает за действительные сущности, ограждая тем самым субъекта от абсурда реальности. Социальный опыт в этом

— 21 —

Раздел I

случае выступает как сфера объективированного сознания, в каждой точке которой может быть проведена граница, разделяющая несхожие миры. Эти последние нельзя мыслить ни как рядоположенные, ни как «вложенные» друг в друга по принципу «матрешки», ни как просто синхронизированные во времени: «Объективация создает разные миры, обладающие большей или меньшей степенью реальности или призрачности. Ошибочно думать, что человечество живет в одном и том же объективном, данном извне мире. Доля фиктивности и фантасмагоричности определяется степенью исключительной сосредоточенности на одном, вытесняющем все остальное... В разных мирах живут служители культа и теологи, ученые и изобретатели, политические деятели, социальные реформаторы и революционеры, писатели и деятели искусства, люди деловые, поглощенные хозяйством и так далее Восприятие мира также зависит от верований людей и идеологи- ческих направлений... Люди чаще, чем они думают, живут в царстве абстракций, фикций, мифов»9.

В рамках когитальной парадигмы полагается, что все виды опыта имеют субъект-объектную структуру и осуществляются на базе объективации. В теоретическом плане постулируемое противопоставление объекта субъекту и, как следствие, разрыв между ними являются постоянной «головной болью» европейской философии, самым уязвимым ее местом. Объект есть то, что субъект противопоставляет себе и на что он направляет свою познавательную и практическую активность. В результате подобной процедуры вещь, становящаяся объектом, выносится за рамки сознания, противополагается ему, и ее возвращение во внутренний мир субъекта оказывается непростым делом. Пропасть между субъектом и объектом становится трагичной: все реальное перед лицом разума есть чистейшая нелепость, которая не может быть ничем оправдана, скажет Гуссерль, а Лев Шестов назовет действительность, реальное бытие самым главным и непримиримым врагом разума.

Классическая философия пыталась преодолеть разрыв между субъектом и объектом и объяснить «присутствие» объекта во внутреннем мире субъекта в виде ментальных форм — образов и

__________

9 Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 231—232.

— 22 —

Глава 1

мыслей — через введение понятия предметности. Предмет — это объект, который äàí субъекту. Согласно Канту, для нас просто не существует других предметов, кроме тех, что äàíû нашим чувствам; объективно существующие вещи, таким образом, исключаются из мира предметов и объявляются «вещами в себе». Предметом является любое сущее, данное переживанию или сознанию. Это могут быть принадлежащая внешнему миру вещь, понятие, чувственное состояние или духовная направленность, выделенные из мира объектов в процессе человеческой деятельности или познания. Но, по справедливому замечанию Н.А. Бердяева, «никто никогда не объяснил, как реальность бытия может переходить в идеальность познания»10. Их «данность» проявляется в том, что они выступают для субъекта как сущее, имеющее индивидуальную, завершенную форму благодаря своему наглядному образу или внутреннему смысловому единству. Между тем ссылка на «данность» ничего не решает, если не прояснен вопрос об условиях этой данности.

Отсутствие в гносеологической конструкции объекта является отличительной чертой кантианства. Продолжая эту линию, Гегель утверждает, что всякая предметность есть инобытие духа, поэтому дух является тем единством, к которому восходит любая предметность. В обоих случаях преодоление разрыва между субъектом и объектом опыта обусловлено отказом от объекта и сосредоточением рассмотрения на внутреннем мире субъекта.

В рамках когитальной парадигмы возможны как материалистическое, так и идеалистическое воззрения на сознание и опыт. В то время как материализм выстраивает генетическую иерархию опыта, предполагающую, что его духовные формы являются вторичными по отношению к материальным, идеализм, напротив, представляет связи вещей и субъектов опыта как связи смысла. Высшей точки идеалистическое понимание опыта достигает в панлогизме Гегеля, который не просто истолковывает связи между предметами природы и социальные связи как смысловые, но идет дальше, отождествляя смысловые связи с логическими, которым в иерархии ценностей отводится самое высокое место.

__________

10Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 227. Об этом же говорит

Ê.Юнг: в своей жизни мы окружили себя вещами как «данностями», но не находим времени поразмыслить: как и кем они «даны»?

—23 —

Раздел I

Всесторонне разработанное когитальной парадигмой разделение опыта на внутренний и внешний было подвергнуто атаке со стороны эмпиризма, который не видит между этими формами никакой разницы. Эмпиризм обращается к опыту в связи с вопросом об обосновании знания. Однако все попытки эмпириков выделить некий подлинный, непосредственный, «чистый» опыт и отделить его от того, что только кажется непосредственно данным, но на деле не является таковым, привели их к выводу о невозможности разграничения физических и психических элементов опыта и, следовательно, о совпадении непосредственного содержания знания с опытом. И хотя ни одна из предложенных эмпирических форм — ни ощущения сенсуалистов, ни «чувственные данные» английских и американских неореалистов, ни «протокольные предложения» логи- ческих позитивистов — не справилась с ролью «единицы» знания, попытки представить любой тип знания, включая метафизическое, сложным продуктом опыта, нашли продолжение в новейших философских системах.

Эмпирическая программа анализа опыта, начатая В. Оствальдом, Э. Махом, Ч. Пирсом, А. Пуанкаре, П. Дюгемом, обрела завершенный вид в прагматизме У. Джемса и в особенности в «эмпирическом натурализме» Дж. Дьюи, сделавших опыт отправным пунктом философствования. Исследование опыта в прагматизме было столь детальным и своеобразным, что можно говорить о прагматической парадигме опыта.

У. Джемс определял опыт очень абстрактно — как «поток сознания» или «поток субъективной жизни», в котором мышление ведет нас от одного фрагмента к другому. Мышление как «способность ориентироваться в новых для нас данных опыта»11 оказывается истинным, если оно обеспечивает такое согласование опыта, которое идет нам во благо: «Истина какого-либо состояния означает именно этот процесс выгодного вождения...

Когда какой-нибудь элемент опыта... внушает истинную мысль, то это означает лишь, что мы позже или раньше сумеем с помощью этой мысли войти в конкретную обстановку опыта и завязать с нею выгодные связи»12.

__________

11Джемс У. Психология. М., 1991. С. 252.

12Он же. Прагматизм. СПб., 1910. С. 126.

— 24 —

Глава 1

Âпрагматизме повседневный, обыденный опыт, включающий в себя мир чувств, переживаний и все формы человеческой активности, объявляется единственной реальностью. В особенности холистское понимание опыта было характерно для Дьюи. Понятие «опыт» в его концепции охватывает и то, что воспринимается в опыте, и субъекта восприятия, и сам акт восприятия. Получается, что вне опыта ничего нет: «Опыт обозначает все, что переживается в опыте, мир событий и лиц; он обозначает мир, воспринятый в опыте, деятельность и судьбу человека»13. При таком широком понимании опыта дуализм сознания и тела теряет смысл, а само понятие опыта становится крайне расплыв- чатым и противоречивым. Опыт — это не только способ нашего отношения к окружающему миру, но и сам этот мир, включая и нас самих. Даже природу Дьюи не противопоставляет опыту и не рассматривает как нечто от него не зависящее: то, что создано эволюцией природы, входит в опыт наравне с тем, что вносит в него человек своей историей и собственной субъективностью.

Âопыте отсутствует всякое различие между субъектом и объектом, физическим и ментальным, индивидом и обществом, фактами и ценностями. «Ткань» опыта творится во взаимопереходах физического и психического, природного и социального, индивидуального и общественного. В отличие от Джемса, Дьюи не отождествляет опыт с «потоком сознания», но включает в него также бессознательное и привычки. В опыт включаются как чувственные объекты, так и человек с его идеями, чаяниями и переживаниями, его деятельность и судьба.

Âкачестве теоретической основы отрицания различия между идеальным и материальным, ощущением и понятием Дьюи использовал универсальный методологический «принцип непрерывности» опыта, уравнивающий между собой все формы и типы материальной и духовной деятельности на общей основе приспособительной функции, так что все качественные различия между различными формами опыта оказывались несущественными.

При крайне широкой трактовке в прагматизме внешнего горизонта опыта его внутренний горизонт оказывается крайне узок. Он не способен вместить в себя все богатство человеческой ду-

__________

13 Цит. по: Современная буржуазная философия / Под ред. А.С. Богомолова. М., 1972. С. 277.

— 25 —

Раздел I

ховности, сложные и тонкие продукты которой не удовлетворяют прагматическому требованию «быть найденными и показанными». Поэтому самые нежные, тонкие ростки духовности для «вмещения» в опыт приходилось упрощать и огрублять. Это опрощение, вульгаризация духовного мира, в той или иной степени характерные для всей секулярной философии, в прагматизме достигают крайней степени. В результате предпринятых опрощений остается только повседневный, обыденный опыт людей, ограниченный рамками здравого смысла и обычной их жизнедеятельности и включающий в себя без разбору объекты и знания, сознание и бессознательное, чувства и идеи, переживания и деятельность, любовь и ненависть, достижения и поражения, стремления, наслаждения, выбор и так далее.

Все элементы духовного опыта перемещаются в границы внешнего горизонта, тогда как внутренний его горизонт пустеет. Из него исчезают даже ценности, под которыми Дьюи понимает «все то, к чему мы стремимся, чем дорожим, что хотели бы сохранить и закрепить в нашей жизни». В рамках такого понимания с опытом происходят удивительные метаморфозы. Во-первых, в опыте появляется тенденция к безличности. Поскольку опыт вклю- чает и субъект, и объект, он оказывается «ничьим». Во-вторых, опыт мистифицируется. Все в опыте вроде бы сведено к здравому смыслу, однако за чертой понимания остается его необъяснимая принудительность, которая воспринимается субъектом как необъяснимая и враждебная сила. Дьюи признает, что объективность мира, ощущаемая как принудительность и сопротивление человеческим усилиям, становится чем-то враждебным человеку. Она-то и вызывает у него страх перед миром, инстинктивный или приобретенный. Парадокс: полностью «расколдованный» прагматизмом мир оказывается таинственным, полным опасностей и страхов — но без всякой надежды на избавление, ибо страх является «функцией среды». Трагическим ощущением враждебности мира, где «мы отданы на милость событий, действующих на нас неожиданными, внезапными и насильственными способами»14, проникнута вся философия прагматизма.

__________

14 Современная буржуазная философия. С. 278—279.

— 26 —

Глава 1

И все же прагматическое понимание опыта имеет определенную эвристическую ценность для рассмотрения духовного опыта. Поскольку в событиях опыта отражаются отнюдь не «вечные» сущности или инвариантные законы природы, существования которых прагматизм не признает, а индивидуальность и эстетическая уникальность, опыт отождествляется с творчеством, а формой, наиболее соответствующей его природе, признается искусство, то есть одна из сфер духовно-практической жизни.

Понимание опыта в прагматизме составило альтернативу когитальной парадигме и показало, что опыт отнюдь не сводится к познавательному отношению, напротив, существует множество более первичных способов отношения к вещам и обращения с ними, по сравнению с которыми познание не имеет никаких преимуществ. К таким первичным видам опыта прагматизм относит «делание» и «страдание», представляющие экзистенциальную сторону человеческого бытия. Поскольку познавательный опыт направлен в конечном счете на обладание вещами, человек не может им ограничиться, ибо «мы должны мыслить мир в терминах, допускающих, чтобы преданность, благочестие, любовь, красота и тайна были бы не менее реальны, чем что-либо другое»15. В отличие от неокантианцев, понимающих ценности как вечное, абсолютное, как нормы, «парящие» над опытом, Дьюи утверждает, что путь к истине и путь к ценности — один и тот же, он погружает ценности в опыт, рассматривает их как нечто вырастающее из опыта и имеющее значение только в нем и для него. Истина, говорит Дьюи, — это родовое название для всех видов определенных рабочих ценностей в опыте.

Прагматизм внес существенный вклад в разработку проблемы опыта. Он довел до логического конца, до предела эмпирическую трактовку опыта, обнаружив ее сильные и слабые стороны. Однако универсальный «принцип непрерывности», в соответствии с которым качественные различия между конкретными видами опыта признаются несущественными, а компоненты опыта остаются неразложимыми и неспецифицированными, не позволяет использовать прагматическую парадигму для анализа конк-

__________

15 Современная буржуазная философия. С. 278.

— 27 —

Раздел I

ретных типов и форм опыта, в частности духовного, чем существенно снижается ее эвристическая ценность. Эклектичность опыта у Дьюи поразительна: «Опыт является политическим, религиозным, эстетическим, индустриальным, интеллектуальным, моим, вашим... Опыт включает сновидения, нездоровье, болезнь, смерть, труд, войну, смятение, двусмысленность, ложь и заблуждение. Он включает трансцендентальные системы, равно как

èэмпирические, магию и суеверия так же, как и науку...»16. Однако от положения «опыт есть все» невозможно перейти к пониманию, что опыт есть нечто.

Третий методологический подход к проблеме опыта представлен феноменологической парадигмой. Переход к ней связан с отказом европейской культуры от объектного понимания опыта и перенесением внимания на внутренний мир субъекта. В гносеологических программах эмпириокритицизма и неопозитивизма опыт отождествляется с различными состояниями сознания субъекта, а потому вопрос об объективном содержании знания и опыта объявляется псевдопроблемой. Далее, в экзистенциализме опыт перестает отождествляться со знанием и понимается как внутренний мир непосредственных переживаний субъекта. Но наиболее последовательно субъективизация опыта была осуществлена в феноменологии.

Феноменология полагает условной «точкой встречи» субъекта

èобъекта восприятие. Феноменологически описать какую-либо вещь можно только как воспринятую и пережитую кем-то. Это субъективное переживание, этот субъективный опыт каждый раз являются уникальными и неповторимыми. Представление классической философии о самотождественном и неизменяемом субъекте феноменология отвергает как пустую абстракцию; реальный субъект всегда несет на себе печать эпохи и собственной судьбы, а его сознание пребывает в различных состояниях. Опыт человека, передающего содержание мифа, опыт шамана, произносящего заклинания, экстаз верующего или галлюцинации сумасшедшего — все это особые, уникальные формы опыта, отличные от таких привычных его форм, как восприятие или на- учный факт. Но и самыми непривычными формами опыта нельзя

__________

16 Современная буржуазная философия. С. 278—279.

— 28 —

Глава 1

пренебрегать, а потому в наше представление о человеческом опыте должны входить описания всех без исключения смыслов, которые когда-либо были результатом переживаний самых разных субъектов, включая тех, что считаются патологическими: «[Если] тот, кто видит нечто, знает в то же время то, что он видит, <...> то мы должны поверить на слово безумцу, мечтателю или субъекту восприятия и лишь убедиться, что их язык правильно воспроизводит то, что они переживают»17.

Феноменологическая парадигма продолжает традицию неокантианства, показавшего, что идеографический характер «наук о духе» не позволяет им подводить факты под всеобщие законы. Специфика таких наук состоит в индивидуации, в схватывании единичного, а для этого более всего подходит описание, которое осмысливает мир не в форме предикатов или событий, взятых в «чистом виде», а в форме индивидов, когда событие соотносится с каким-то лицом.

Важное значение для феноменологического понимания опыта имеет установленное герменевтикой различие между знанием и пониманием. В отличие от когитальной и прагматической парадигм, склонных отождествлять опыт со знанием, феноменологи- ческая парадигма утверждает, что неустранимость сознания из че- ловеческого опыта не означает, что опыт обязательно является знанием, но означает, что опыт всегда является пониманием чеголибо: отношений и свойств предметов, ситуаций, логических связей внутри теории, другого человека и т. п. Этот опыт-понимание объявляется изначальной реальностью человеческого бытия. Понимание есть признание какого-либо содержания на основе собственного разумения. Поскольку оно является мнением о чем-то, оно может быть как истиной, так и заблуждением. Согласно Гегелю, понимание как разумение не есть еще познающее знание. Аналогично чистому созерцанию, оно ограничивается постижением неразвитой субстанции предмета, не объективированной из толщи внешних и случайных обстоятельств. Субъективный разум в понимании обладает лишь неопределенной достоверностью, состоящей в том, чтобы находить самого себя в объекте, «отягощенном первоначально еще формой неразумности». В отличие от объяс-

__________

17Цит. по: Декомб В. Современная французская философия. М., 2000. С. 78.

—29 —

Раздел I

нения, имеющего своим исходным пунктом направленность на значение, понимание само задается значением и, в свою очередь, определяет возможные пути познания или их комбинацию.

Отличительной чертой феноменологического метода является редуцирование бытия вещи к ее смыслу, который конституируется сознанием из совокупности впечатлений. Таким образом, если когитальная парадигма видела в опыте конституирование предмета, феноменология видит в нем конституирование смысла.

Феноменологическая редукция бытия к смыслу, «заключа- ющая в скобки» все, что относится к объективному существованию вещи, является предписанием, запрещающим субъекту выходить за рамки опыта. Однако сам опыт в различных вариантах феноменологии понимается по-разному. Гуссерль видит в опыте не чувственное видение вещи, а ее интенциональное представление, то есть описание сущности, заключенной в каждой ноэме и задаваемой не опытом, но «горизонтом сознания». В качестве источника любого конструирования Гуссерль рассматривает не субъекта, а «парящую над миром»18 трансцендентальную субъективность. Она-то и выступает потенциальным горизонтом сознания и обеспечивает «открытость» опыта. Идея трансцендентальной субъективности не выходит за рамки магистральной линии европейской философии, связанной с принципом cogito как выражением безграничного доверия к разуму. И для когитального принципа, и для трансцендентальной субъективности характерна эмансипация сознания от телесных, инстинктивных и подсознательных элементов, отождествление «Я» с неизменным и самотождественным индивидуальным сознанием.

В отличие от Гуссерля, представители современной французской феноменологии рассматривают опыт всегда как ÷üå-òî переживание, а потому, заключая субъекта, по выражению Деррида, «за стеной представления», новые варианты феноменологии делают решительный шаг в сторону дальнейшей субъективизации опыта.

Но в любом случае сведение бытия к смыслу, конституируемому самим субъектом — неважно, трансцендентальным или индивидуальным, — не позволяет развести внутренний è âíå-

__________

18 Выражение М. Хайдеггера.

— 30 —