Часть 1. Понятие метода и обще научные методы

Тема 1

СИСТЕМАТИЗАЦИЯ НАУЧНЫХ МЕТОДОВ И

ПРОБЛЕМА УНИВЕРСАЛЬНОГО МЕТОДА

Метод как форма практического и теоретического освоения действительности и система регулятивных принципов деятельности стал объектом рефлексии значительно позже, чем исследование природы категорий и принципов науки. Предпосылкой формирования абстракции «метод» явилось развитие у человека способности обозревать «не только будущий результат как цель своей деятельности, но и ту последовательность шагов в предстоящих ему действиях, которая даст возможность кратчайшим путем и с наименьшими усилиями достичь поставленной цели». Теоретическое отражение этой человеческой способности привело к представлению об известной самостоятельности и специфичности метода как формы действия в отношении к содержанию действия, имеющего телеономичный характер. Сформировались особые группы специалистов — технологов, методистов, методологов, которые стали разрабатывать и впрок планировать более или менее общие способы действий с классами предметов и последовательность их применения. Так, технологическая карта, используемая в производстве, предписывает работнику, какие и в какой последовательности методы обработки материала он должен осуществить, чтобы выполнить поставленную задачу.

Под методом (от греч. methodos — следование, последовательность, прослеживание) обычно понимают планомерный способ осуществления определенной цели. Как образ действия метод представляет собой систему приемов и операций, с помощью которых субъект осваивает материальные или духовные предметы. Вместе с тем метод включает в свою структуру не только операционально-функциональный аспект, но также некоторую часть концептуально-теоретического знания об объекте. «В области науки, — говорится в немецком философском словаре, — метод есть путь познания, который исследователь прокладывает к своему предмету, руководствуясь своей гипотезой <…> каждый предмет и каждая проблема требуют собственного метода». В отличие от алгоритма, то есть строгой и эффективной последовательности операций, метод, вообще говоря, не гарантирует безусловного достижения предполагаемого результата.

Широко распространена наивно-реалистическая установка, согласно которой истина совершенно не зависит от методов ее получения и проверки. Вместе с тем сегодня утверждается антиномическая идея о том, что процесс научного поиска подчинен двум взаимополагающим противоположным тенденциям. С одной стороны, наука стремится элиминировать из концептуальных образов изучаемых объектов операционно-методологический компонент, чтобы воспроизвести сущность этих объектов в чистом виде, независимую от путей и средств ее познания. С другой стороны, ученые постоянно наполняют продуцируемое ими знание новыми схемами действия, с тем чтобы проверить его, развить и применить на практике.

В конечном счете человек видит и понимает мир так, как умеет с ним практически обращаться; чем богаче и разнообразнее арсенал методов научного познания, тем более точным и полным становится теоретический образ действительности и тем меньшей оказывается зависимость содержания знания от своего операционного компонента. Имеющее известное оправдание увлечение представителями той или иной научной школы узко ограниченным набором методологических инструментов, а тем более попытки универсализировать какой-либо сравнительно общий, «сквозной» метод научного познания объективно предопределяют одностороннее видение исследуемого объекта, затрудняют понимание и конструктивную критику тех альтернативных концепций, которые имеют иное методологическое обеспечение.

Прежде всего операции, из которых составлены те или иные методы, классифицируют по основанию «материальное—духовное». Например, их можно подразделить на физические и умственные способы действия. Далее методы подразделяют на основные и вспомогательные, простые и комплексные, количественные и качественные, содержательные и формализованные, точные и приближенные. Различают также методы, приспособленные к различным аспектам научного поиска — к открытию, исследованию либо доказательству. По сфере действия методы подразделяют на всеобщие (философские), общенаучные и частнонаучные. Философские подходы «работают» в науке, как правило, не прямо, а через более конкретные приемы. Каждая наука, создавая собственные исследовательские приемы, конретизирует философские и общенаучную методологию. Различают эмпирические и теоретические методы. Например, к первым относят метод практического эксперимента, а ко вторым — метод умственного эксперимента. Наряду с тенденцией комплексно сочетать всевозможные методы и не ограничиваться какой-нибудь «излюбленной» процедурой в науке наблюдается обратная тенденция абсолютизации ценности того или иного философского или общенаучного подхода — например, диалектического, системного, синергетического и др.

Методология нового времени начала разрушение натуралистических представлений о никогда не ошибающейся «природе» мышления, но вместе с тем осталась верной цели отыскать некий абсолютный метод, частными модификациями которого выступали бы все известные методы научного познания. Своеобразие различных учений о методах так или иначе связано с пониманием природы человеческих заблуждений. В зависимости от трактовки структуры процесса познания, от оценки роли в ней чувственной и рациональной сторон, культурной традиции, стиля и иных форм научного мышления конструировались различные методологические системы.

Неудавшиеся до сих пор сценарии «естественной» классификации общенаучных методов, основанием которой объявлялась либо индукция, либо дедукция, либо метод альтернатив и т. д., дают почву для доказательного заявления о принципиальной невозможности познавать бесконечный качественно разнообразный мир посредством какого-то одного универсального метода, поиск которого являлся бы конечным методологическим идеалом. Объективное отсутствие «субстанциального» метода вместе с тем не отменяет необходимости в классификациях общенаучных схем действий, последовательность которых может варьироваться в зависимости от конкретной направленности долгосрочных исследовательских программ и потребностей науки на данном этапе ее развития. Анализ субъект-объектного отношения в научном познании в плане раскрытия именно конкретных специфических механизмов (а не безусловного метода), которые обеспечивают организацию, функционирование, развитие и применение научных знаний, и должен в таком случае составлять предмет методологии науки.

Метод реализует эвристические возможности научного знания, переводя систему знаний с логико-семантического уровня на прагматический, и, в свою очередь, нормативные методологические положения способны превращаться в новую систему дескриптивных высказываний об объекте. Метод непосредственно не содержится в объекте познания; он включается в содержание самого субъекта познания, выступая фундаментальной внутренней детерминантой научного творчества. Вместе с тем способ действия с объектом косвенно обусловлен и содержанием самого объекта. Установившаяся научная традиция хранит и воспроизводит познавательные схемы, нередко канонизируя их.

Научные методы передаются от поколения к поколению через парадигмально регламентированные тексты, а научная традиция — через социокультурный «контекст» парадигмических операционных структур. В периоды становления новых фундаментальных схем действий и критики научной традиции появляется особая форма знания и сознания — методологическая форма, которая, выявляя границы и возможности прежних методологических оснований, помогает утвердиться новым парадигмам и исследовательским программам. Методологическое сознание — своеобразное зеркало внутринаучного противоречия между старым и новым.

Среди огромного множества практических операций можно выделить сравнительно узкий класс базовых операций, интериоризующихся в общие понятия, категории, логические процедуры. Познавая посредством выделения базовых операций свою собственную природу, человек изменяет ее, передавая частично свои собственные функции техническому средству. Каждая категория мышления, с операциональной точки зрения, может быть представлена как результат процедуры обобщения и абстрагирования того или иного типа, той или иной разновидности. Будучи сопряженной с особым базовым действием, категория не может быть редуцирована по своему содержанию к иным категориям (в том числе к близлежащим) путем строгого определения одних категорий через другие. Даже строго алгоритмизированный метод подчас приводит к альтернативным результатам, поэтому сущностные характеристики метода следует искать не только в объективной стороне научной деятельности, но также во взаимосвязи метода с формами активности социального субъекта: мировоззрением, ценностными, целевыми культурными установками.

Если во всякой конкретной технологической программе обнаруживается более или менее четкая формулировка последовательности осуществления приемов и методов действия, то нельзя ли построить единую систему если не всех, то хотя бы наиболее распространенных методов, установить их взаимосвязь и субординированность по степеням общности, существенности и эффективности? Обсудим три аспекта данной проблемы:

1) как эта проблема связана с пониманием предмета научной методологии?

2) можно ли создать универсальную систему общенаучных методов научного познания?

3) можно ли вывести (или свести) многие сравнительно общие методы развития знания из (или к) одной известной или пока неизвестной универсальной схемы действия, частными модификациями которой они бы выступали и которая явилась бы «началом» системы методов научного познания?

1. О предмете методологии. Решение проблемы систематизации методов научного познания тесно связано с тем или иным пониманием самого предмета методологии науки. В самом общем плане методологию науки связывают с анализом путей и форм приращения знаний, но при конкретизации ответа на вопрос о ее предмете единогласия еще не достигнуто. По нашему мнению, одна из действительных причин расхождения взглядов исследователей этой проблемы заключается в сознательной или чаще всего непреднамеренной изоляции тем или иным методологом одного из присущих методологии аспектов от других — либо предметного, либо операционного, либо нормативно-оценочного.

Предметное значение знания — это содержание знания, которое не зависит от сознания и деятельности субъекта и обусловлено содержанием преобразуемого и познаваемого предмета. При гипертрофировании предметного (а в самом общем плане — мировоззренческого) аспекта методологии на первый план выдвигается ее онтологическая сторона. Тогда «научный метод» прежде всего интерпретируют как «теорию в действии», что вуалирует его операционную специфику. Анализ особенностей природы отдельного метода в таком случае обычно сводится к анализу конкретного содержания того класса предметов, средством изменения которых выступает данный метод. Онтологическая программа вряд ли может реализоваться в чистом виде в силу того, что между теорией и связанным с нею методом существует не только некоторое тождество (теория создает абстрактные предпосылки формирования схемы действия с реальными объектами), но и заметное различие.

Теоретическое знание и знание методологическое — это различные и подчас даже малосравнимые между собой по своему концептуальному качеству системы. Например, теория механики оперирует понятиями массы, энергии, импульса и т. п., а ориентированный на нее метод описывается понятиями эксперимента, модели, идеализации и т. п., включает в себя помимо теоретических и эмпирические процедуры. Принципиально новое знание невозможно вывести из уже существующих теорий: без специального инструментально-операционного оснащения теория бессильна превратиться в метод получения такого знания. Чаще всего метод получения новых знаний начинает формироваться в проблемных ситуациях, то есть возникает не из завершенных теорий, а, скорее, из «теорий-полуфабрикатов. Таким образом, взгляд на метод как на теорию в действии являлся весьма упрощенным.

Существует предложение свести методологию к исследованию общих схем научной деятельности в аспекте их происхождения и функционирования, отвлекаясь от влияния на нее мировоззренческих и социокультурных факторов. Смысл такой идеологически нейтральной исследовательской программы — в объективной реконструкции познавательных целей и связанных с ними схем действий тех ученых, которые оставили заметный след в истории науки. По сути дела такая методология превратилась бы в эволюционно-историческую теорию научной деятельности, описывалось бы и объяснялось, как и почему ученые создавали и применяли те или иные методы. Проблема систематизации методов научного познания стала бы в основном проблемой истории науки, гносеологический аспект которой заключался бы в разнесении методов в соответствии с эмпирическим и теоретическим уровнями научного познания и в зависимости от времени зарождения этих методов.

Чисто историко-операционная программа систематизации методов является односторонней, поскольку процедурная сторона метода не может быть удовлетворительно понята без соотнесения ее с предметным содержанием метода, которое поставляется теоретическим знанием. Чем больше теория предсказывает, тем больше вероятность возникновения на ее основе эффективного метода. Нельзя не учитывать мировоззренческий аспект методологии, поскольку специфика и структурные особенности того или иного метода в определенной степени подчиняются «объективной логике» тех классов предметов, для освоения которых человек изобретает свои методы. Сами по себе методы не приводят к неверным результатам, не могут квалифицироваться как порочные, но результаты применения методов могут быть неверно или верно истолкованы в зависимости от мировоззренческих установок методолога. Чрезмерное расширение сферы приложимости отдельного метода приводит к появлению метафизических методологических программ всеиндуктивизма, вседедуктивизма, всеальтернативизма и т. п.

Наконец, односторонней нам представляется и программа построения методологии как сугубо нормативно-оценочной дисциплины, которая, будучи мировоззренчески нейтральной, была бы нацелена на систематическое списание ныне существующих методов как строго сформулированных алгоритмов деятельности, причем отвлекаясь от истории их становления. Сильной стороной этой программы является ее практическая, методическая, прикладная сторона, а также ее особый интерес к обсуждению сущего и должного в действиях ученых, путей оптимизации утвердившихся методов.

Однако ориентация только на анализ текущего методологического опыта без привлечения результатов историко-научных исследований методологической реальности значительно снижает возможности вскрывать тенденции изменения форм методологического сознания. Методология, описывающая только набор методов и ситуаций, в которых целесообразно применять определенные сочетания методов, свелась бы к методике, а проблема систематизации методов потеряла бы особый теоретический смысл. Но аналогично тому как криминалистика, исследующая методы совершения преступлений, не может заменить собою криминологию, изучающую общие причины преступности, методика не подменяет собою методологию без ущерба для последней.

Стиль методологического мышления меняется в зависимости от повышения или понижения интереса методологов и философов к какому-либо одному из аспектов методологического знания — к предметному, операционному или нормативно-оценочному. Эти аспекты сопряжены, соответственно, с тремя структурными компонентами субъект-объектного отношения: объектом, деятельностью и субъектом. Однако конъюнктура не должна приводить к забвению того или иного присущего методологии науки аспекта, в противном случае методологическое знание обедняется, развивается однобоко. Действие (метод) всегда предметно; предметное содержание познается субъектом в процессе воздействия на предметы: правильность, эффективность и ценность способа действия с предметами зависит от глубины познания сущности предметов.

Следовательно, в процессе систематизации методов научного познания очень важно учитывать диалектическое единство всех трех обсужденных выше аспектов методологии, не гипертрофировать и не исключать из поля зрения какой-либо один из них. Вместе с тем «не гипертрофировать» — не значит не выделять среди этих аспектов ведущий, основной. Научный метод прежде всего есть знание о способе достижения практической или познавательной цели, которую ставят перед собою ученые. Законы познания производны от практической деятельности людей, а эта деятельность далеко не всегда совпадает с содержанием предмета, на который она направлена. Например, операционные структуры способов определения веса тела путем взвешивания на пружинных весах или путем вычисления объема вытесненной телом жидкости отличаются друг от друга, и особенности этих методов невозможно прямо вывести из сущности гравитационного поля.

Являющийся прежде всего алгоритмом деятельности метод не следует трактовать как знание о предметах как таковых, то есть самих по себе, хотя в методе, если он достаточно хорошо пригнан к сущности более или менее широкого класса предметов и эффективно выполняет свои функции, неявно запечатлено и предметное (истинностное) содержание. Операционная и предметная стороны метода находятся в единстве, далеко не всегда совпадая друг с другом.

Чем глубже деятельность ученого погружается в предмет, тем точнее совпадение предметной и операционной сторон метода, тем меньше различие между его «правильностью» и «истинностью». Решать, что в сплаве предметного и операционного в методе обусловлено особенностями нашей деятельности, а что самими вещами, позволяет только дальнейший прогресс науки и практики. Актуально же, независимо от того, осознается или не осознается это обстоятельство, методы в первую очередь детерминированы спецификой деятельности, в частности научной. Поскольку методологическое знание интериоризуется из устойчивых структур научно-практической или умственной деятельности, постольку при решении проблемы систематизации методов научного познания основное внимание следует уделять именно операционному аспекту методологии, исследуя его как в историко-научном, так и в нормативно-оценочном плане.

2. Возможна ли универсальная система общенаучных методов? Как сказано выше, метод прежде всего имеет инструментальный характер. В отличие от содержания того или иного конкретного действия метод сопряжен со средством деятельности, с орудием труда, применимым не только в данной, но и во многих других ситуациях. Поставленная цель может осуществляться самыми различными способами, при помощи самых различных инструментов. Будучи осознанными и эксплицированными, эти способы действия (операции) становятся методами. Действия соотносят с целями, а операции — с условиями действования (А.Н. Леонтьев). Например, идеализированный объект является инструментом мысленного эксперимента, модель — средством моделирования, аналогия — средством осуществления аналогии как метода научного познания.

Если принять во внимание всю сложность и противоречивость взаимодействия предметного и операционного компонентов, входящих в содержание метода, то нетрудно видеть, что проблема построения системы общенаучных методов имеет два аспекта: а) предметный аспект: система методов представляет собой образ существенных связей между предметами окружающего нас мира; в этом случае «метод» и «теория» мало чем отличаются друг от друга; б) операционный аспект: система методов мыслится как некоторая целостная система связей наиболее общих типов действий по освоению мира; метод и теория могут существенно отличаться друг от друга.

Ни чисто «предметную», ни чисто «операционную» систему методов в отрыве друг от друга построить, по-видимому, нельзя, поскольку предметный и операционный компоненты являются неустранимыми атрибутами любого метода. Речь может идти только о расстановке акцентов: то ли при построении системы методов нужно прежде всего обращать внимание на ее предметный аспект, то ли на операционный. Весьма сомнительными нам представляются попытки: а) конструировать систему методов по аналогии с предлагаемыми в советской философии «онтологическими системами» категорий диалектики; б) систематизировать методы по основанию очередности их возникновения в истории науки. Такого рода систематизации весьма искусственны, в них трудно отыскать водораздел между «существенностью» одного метода (скажем, метода формализации) и «несущественностью» другого метода (например, метода дедукции).

Как инструмент познания и действия всякий метод закрепляет в себе успех действия с кругом идеальных или материальных объектов. Можно ли создать в принципе систему методов, в которой отражалась бы раз и навсегда заданная последовательность общих и наиболее общих способов действий по преобразованию природной и социальной действительности? Полагаем, что это вряд ли осуществимо. Последовательность операций в значительной степени определяется конкретными и разнообразными условиями действования, меняется, в любом направлении, зависит от совершенствования инструментария. То или иное вещество можно обрабатывать по-разному, используя, скажем, методы резания, кручения, дробления и т. п. Теоретическое познание в одном случае может начинаться с индуктивного обобщения опытных данных, в другом — с конструирования системы аксиом или математической схемы, в третьем — с мысленного модельного эксперимента.

Спрашивается, с чего нужно начинать действовать, с какого инструмента и с какого сопряженного с ним типа действия? Очевидно, всякий раз последовательность операций определяется веществом предмета, его сущностью и характером потребности человека. В одном случае начинают действовать молотком, в другом — пилой и т. д. По-видимому, аналогично обстоит дело и в случае с системой общенаучных, психологических или философских методов. Последовательное сочетание определяется объектом рассуждения или действия. Конструирование различных сочетаний общенаучных методов имеет, на наш взгляд, такую же ценность, как построение логико-математического аппарата. Подобно тому, как не существует единственной и подходящей для всех случаев системы «фигур логики», так и вряд ли может существовать универсальная система общенаучных методов. Можно лишь впрок планировать различные последовательности методов действия с конкретным материалом, которые будут применяться в зависимости от специфики производственной или исследовательской программы. Инвариантное содержание, обнаруживающееся в процессе сравнения между собой различных вариантов сочетаний операций над конкретным материалом, вероятно, и есть независимый от специфики научно-исследовательской деятельности предметный (в общеонтологическом смысле мировоззренческий) аспект системы общенаучных методов.

3. Проблема субстанциального метода научного познания. Можно ли выделить из ныне существующих методов или создать в будущем какой-то один универсальный (субстанциальный) метод научного познания? Эта проблема, уже не одно столетие волнующая исследователей, сегодня становится особенно актуальной для системного анализа методологии и тесно связана с задачей систематизации методов. Впервые в явном виде она была сформулирована философией нового времени (прежде всего Фрэнсисом Бэконом и Рене Декартом) и представлена двумя альтернативными методологическими программами эмпиризма и рационализма.

Эмпиризм возник как реакция на натурфилософию. Новые факты, доставляемые науке экспериментом, входили в конфликт с прежними умозрительным «системам природы». Бэкон усмотрел субстанциальный метод научного познания в индукции, хотя и не всегда проводил свой взгляд последовательно, поскольку сам способ доказательства этого утверждения был построен им на основе дедукции. По мнению эмпириков, наука должна начинаться с поиска фактов, в которых ученый индуктивно усматривает общее, формулирует эмпирические регулярности и теоретические законы. Всеиндуктивизм породил кумулятивистский взгляд на развитие науки: постепенное накопление и индуктивное обобщение фактов будто бы лишь экстенсивно расширяет здание теорий, но не меняет принципиальным образом существа науки (П. Дюгем).

Несостоятельность всеиндуктивизма стала особенно очевидной в период кризиса методологии позитивизма. Стало ясно, что здание науки не может базироваться на индуктивно упорядоченных «чувственных данных». Факт не есть нечто абсолютно автономное, он теоретически нагружен, зависит в известной мере от его концептуальной интерпретации и, более того, он подчас сам дедуктивно предсказывается теорией. Поэтому индукция далеко не всегда является исходным научным методом. Пантеоретизм, выступая методологической альтернативой всеиндуктивизму, 6езуспешно надеялся найти универсальный метод развития и проверки знания внутри самого здания теории. В качестве такового провозглашался гипотетико-дедуктивный метод, посредством которого можно было бы «выводить» факты из некоторой умозрительно построенной схемы. В особенности такой подход характерен для неокантианской методологии. Вскрывая неправомерность сведения всей системы научных методов к индукции, неокантианцы полагали, что к теории следует идти не от индукции и не от эмпирии, а наоборот, от дедуктивно преобразуемой онтологической схемы к эмпирии, от общего к частному (Г. Коген). Открытием такого рода схемы объясняется феномен революции в науке.

Однако пантеоретизм оказался слабым как раз в том, в чем была сильная сторона всеиндуктивизма. Как все-таки возникает новое знание? Если не из новых фактов, то, по-видимому, из интуиции, изолированной от практики и призванной «конструировать» эту практику? Но откуда же черпает свои интуиции и посылки для дедуктивных преобразований рационалист-методолог? Этот вопрос оказался подлинным камнем преткновения для вседедуктивизма.

Односторонность эмпиризма и рационализма в решении проблемы систематизации общенаучных методов и указания субстанциального метода стала явно ощущаться сегодня многими представителями философии науки. Во второй половине XX столетия диалог между адептами обеих методологических программ положил начало «критическому рационализму». Постпозитивизм отказался считать «верификацию» фундаментального методом научного поиска и универсальным критерием истины. Карл Поппер, вначале предложивший заместить индуктивистскую «верификацию» более эффективным, по его мнению, методом фальсифицируемости фактами, впоследствии признал «фальсификацию» ограниченным приемом.

И все же стремление сконструировать новую монистическую концепцию научного открытия, которая была бы лишена пороков как эмпирического редукционизма, так и пантеоретизма и в то же время, как и они, исходила бы из веры в существование субстанциального метода научного познания, остается одной из характерных и неистребимых черт современной методологии науки.

В создаваемых за последние десятилетия вариантах такой системы методов обращает на себя внимание попытка эксплицировать метод альтернатив и примерить его на роль первоначала в системе общенаучных методов. Данный метод, несомненно, обладает в известных границах эвристической ценностью. Но квалифицируемый как базовая детерминанта всякого научного открытия, он имеет тенденцию превращаться в своего догматического двойника, попирающего «демократические права» иных общих методов научного творчества. Суть этого метода — в требовании конструировать как можно больше альтернатив и с их помощью критиковать существующие теории, не приближаясь однако к какой-то единой точке зрения на объект исследования. Карл Поппер и Поль Фейерабенд утверждали: а) невозможно найти отправной пункт познания, а потому неважно, с чего начинать познание; б) если у нас есть некоторая гипотеза, то нужно отыскать для нее альтернативу и в ходе критики взаимоисключающих догадок выявлять и устранять ошибки; в) знание построено на песке, но оно может быть развито посредством критики; г) критика альтернатив есть все, а истина — ничто.

Всегда можно привести немало примеров тому, как критика, в особенности на ранних этапах развития теории, не только не благоприятствует делу, но, напротив, наносит ему ущерб. Атмосфера релятивизма и беспредельной критики возбуждает у ученого состояние психологической неуверенности при выборе гипотезы, затрудняет развитие концепции до ее логического завершения. В своей книге «Структура научных революций» Т. Кун показал, что ученые редко изобретают альтернативы; как и в производстве, в науке смена инструментов — крайняя мера, к которой прибегают лишь в случае действительной необходимости. Далеко не всегда альтернативы способны быть соразмерными утвердившимся в науке фундаментальным теориям. Выработка альтернативы так или иначе предполагает использование целого набора общенаучных методов, а потому не может считаться безусловно первичным условием научного познания.

Немало было также высказано предложений положить в начало системы общенаучных методов сквозные методы, входящие в той или иной форме в операционную структуру ряда эмпирических или теоретических методов. Большие надежды в этом отношении возлагаются, например, на метод экстраполяции, который пронизывает и индукцию, и дедукцию, и аналогию, и метод моделирования, и вообще все те методы, которые связаны с операцией переноса знания с одной предметной области на другую. Исследования показали однако, что экстраполяция приносит верные результаты далеко не всегда; как общенаучный метод правильна лишь та экстраполяция, которая последовательно проходит (а тем самым ограничивается) через эмпирические, теоретические и мировоззренческие «фильтры правильности».

Марксисты, как известно, универсальным считают диалектический метод. Однако диалектика есть скорее некоторый особый «дух» некоторого философского или научного исследования — его стиль, но не метод в точном смысле слова. Вряд ли правильно утверждать, что философские методы могут быть положены в исходное начало системы общенаучных методов: а) с одной стороны, общенаучные методы (индукция, дедукция, аналогия и т. д.) в неменьшей степени, чем в конкретных науках, применяются в философских исследованиях: б) с другой стороны, некоторые общенаучные методы по степени своей общности могут быть выше (абстрактней), чем диалектико-логические операции (например, экстраполяция, метод альтернатив, метод «черного ящика»). Академик Б.М. Кедров, например, предлагал считать универсальным приемом научного исследования метод восхождения от абстрактного к конкретному. Его оппоненты резонно утверждали, что данный метод практически невозможно приложить к анализу механических или аксиоматизированных систем и что обратный ход движения мысли (от конкретного к абстрактному) — ничуть не хуже.

Универсален ли системный подход? До сих пор в науке прочно удерживается вера в универсальность системного подхода.Слово «система» буквально переводится с греческого языка как «затор», а иносказательно — как «зацикленность мысли на каком-нибудь пункте». Ныне под «системой» подразумевают некоторое множество структурно упорядоченных элементов. Для расширения объяснительной способности «системного мышления» вводят идею многоуровневости системы, что вступает в логическое противоречие с исходной дефиницией системы, а именно с требованием соотносить «систему» непременно с «элементом», а не со всякими частями. Представление о «многоуровневой и многочастной системе» по сути аналогично представлению о «целом», но в таком случае оно становится амбивалентным, во многом утрачивая возлагаемую на него «рационалистическую» функцию.

Системный подход в основном сложился внутри естествознания и стал выражением веры в логичное и прозрачное устройство мира. Однако в любом объекте, взятом как нечто целое, обнаруживается не только системное, но также антисистемное. В целом есть рационально познаваемые моменты и недоступное разуму содержание; оно оказывается и чувственно данным, и сверхчувственной реальностью, реальным и идеальным. Одно и то же объективно существующее целое теоретически описывают множеством альтернативных систем понятий и образов, подобно тому как в наблюдаемом облаке можно разглядеть великое множество конкурирующих «картин». Множество научных систем (теорий, гипотез), относимых к одному и тому же объекту как целому, никогда исчерпывающе не воспроизводит содержания этого целого.

Принцип целостности, следовательно, богаче и шире принципа системности. Последний лишь частично и в пределах логического мышления разъясняет, но не заменяет первый; а за пределами возможностей рационального познания идея выражения мира логичной системой элементов вступает в противоречие с идеей целостности мира. Оценивая системный подход как наивный реализм, философы-антиномисты советуют описывать живое целое как металогическое единство, интуитивно постигаемое и не сводимое ни к системе, ни к метасистеме, если под последними понимать нечто, исчерпываемое рациональными описаниями.

Напомним, что еще в 1931 г. логик и математик Курт Гедель доказал свои знаменитые теоремы о неполноте. Из его второй теоремы следует, что не существует полной формальной теории, в которой были бы доказуемы все истинные теоремы арифметики. В любой полной формальной системе всегда отыщутся два взаимоисключающие утверждения, выводимые из одних и тех же взаимоувязанных аксиом. Широкая (вольная) трактовка результатов Геделя позволяет предположить, что в каждой развитой логической системе есть следствия, которые нельзя определить ни как истинные, ни как ложные. Само свойство системности научного знания, обеспечиваемое логико-математическими правилами и искусственным языком, неизбежно сопряжено с дилеммами, апориями и парадоксами. Гегель утверждал в «Феноменологии духа», что истинной формой, в которой существует истина, может быть только научная система. Карл Маркс добавил к этому, что истины науки парадоксальны с точки зрения обыденного опыта. Сегодня же приходится говорить совсем иначе: «наука как системное знание парадоксальна», поэтому истинность научных высказываний не устанавливается внутренними средствами разнообразных научных дисциплин.

Европейская наука гордилась своей системностью и сама определяла себя как системно упорядоченное знание о природе. Систематизация зиждется на логико-математическом основании, считавшимся в прошлом целостным и незыблемым. Теперь выясняется, что логика и математика суть множество разнородных исчислений и систем, которые не удается непротиворечиво обобщить или погрузить в некую предельно объединяющую их систему. Идеал системности как формы выражения объективной истины, укорененной в вере в точность логико-математического диалога с природой, тускнеет и теряет своих поклонников. Истина мнилась живущей, подобно канарейке в клетке, в системе научных высказываний; ее свойства предполагалось измерять критерием правильности (непротиворечивости, выполнимости). Похоже, птичка вылетела из клетки. Логический критерий истинности рассыпался на множество кусочечных, частных, технических приемов определения правильности систем высказываний и оказался слабо чувствительным к целостности истины.

Еще раз подчеркнем, что иррациональная «целостность» противоположна рационально трактуемой «системности». Экспериментатор изымает из природного целого тот или иной кусок, насильственно переделывает изъятое в нечто, осмысливаемое как эталонный объект, и субъективно отождествляет свое представление об эталоне с какой-либо частью подлинного универсума. Из-за такого упрощения мир кажется логично-системно устроенным. Через некоторое время обнаруживается, что «эталон» вовсе не совершенен, что на деле он есть всего лишь окультуренный конгломерат вещей и процессов и что связать его живыми нитями с целостной природой не удалось.

Истина — отношение знания к целостной действительности, но не к системно, не к искусственно представленным обломкам когда-то живых частей бытия. Истина — в «целом», а не в «системе» (И.В. Гёте). Экспериментальное расчленение природы на потребные науке куски-объекты и систематическое обозревание этих объектов обусловлено специфическими для европейской культуры идеалами. Оценивать эмпирию европейской науки следует прежде всего в терминах теории правильности. Правильность — соответствие знания установленным правилам и нормам культуры. Системная наука изучает не столько реальные части природы как моменты органического целого и не мир как целое, сколько искусственные образования, иллюзорно представленные в форме картины мира, устроенного просто и рационально.

Тут уместна притча астронома Артура Эддингтона о человеке, который изучал глубоководную жизнь, забрасывая сеть с трехдюймовыми ячейками. После многих измерений пойманных образцов человек сделал вывод, что не бывает глубоководных рыб короче трех дюймов. Эддингтон считает, что мы ловим только то, что определено нашими рыбацкими инструментами. То же верно в отношении науки. Ячейки категориальной сети науки не захватывают и не удерживают те духовные предметы, которые, например, являются объектами религиозного опыта; наука весьма селективна и не способна нарисовать универсальную картину мира. Понятно, почему дух, душа, жизнь, любовь, надежда и иные подобные категории ускользали из понятийной сетки материалистической науки. Казалось бы, биология, физиология и психология прямо изучают эти предметы, и их выводы имеют практическую ценность для людей. Вместе с тем материалистически понимаемые многими современными психологами понятия «дух», «психика» и «жизнь» — не более как технические концепты, смысл которых определяется серией инструментальных процедур.

Указанные методологические уроки наводят на мысль о том, что для структуры совокупной научной деятельности вряд ли характерна жесткая субординация в отношениях между общенаучными способами развития знания. Более того, если эти методы рассматривать безотносительно к конкретным исследовательским программам, в которых их иерархия может выстраиваться как угодно, то, по-видимому, не лишено смысла утверждение, что они коррелируют, скорее, на равных основаниях, взаимополагают, но не подменяют друг друга. Мир бесконечно разнообразен, требует для своего познания создания все новых и новых методов, которые дифференцируются и интегрируются в процессах дифференциации и интеграции наук. Поэтому, по крайней мере сегодня, маловероятно выстроить иерархию методов в зависимости от близости их к «субстанциальному» методу.

Психологи всех направлений прибегают к самым разным методам для подтверждения справедливости своих выводов. Социальная психология, будучи одной из социальных наук, неизбежно соприкасается, использует и изменяет методы других социальных и естественных наук. Такое смешение и применение множества методов из различных областей науки в социальной психологии неизбежно, так как не так-то просто измерить человеческое поведение, тем более поведение в группе. Задачи, стоящие перед социально-психологическими исследованиями, связаны с оценкой чувств, мотивов, установок, степени и способности изменчивости человека по отношению к ситуации. Всё это требует применения разных методов, подбор и выстраивание которых зависит от позиции исследования, от направленности его интересов.

Внимание к методам и методологии исследования требует анализа и рефлексии методологии в социальной психологии.

В социальной психологии применяются такие общие для всех отраслей психологии методы как наблюдение и эксперимент, так и методы социологии – контент-анализ, методы опроса. Однако сам предмет исследования социальной психологии оказывает влияние на содержание, направленность, используемых методов, своеобразно «адаптируя» их под задачи социально-психологического исследования. Предметное содержание социальной психологии, выражающееся, например, таких понятиях как группа, групповое поведение и т.п. требует и обуславливает методы исследования: наблюдение за групповым поведением; коллективным взаимодействием и т.п. Изменения содержания методов связано с тем, что метод рассматривается как стратегия исследования, а методики, сформировавшиеся и разработанные в русле применяемого метода, выступают его конкретизацией, используются для фиксации эмпирических данных. Как подчёркивает Г.М. Андреева: «Какие бы эмпирические или экспериментальные методики ни применялись, они не могут рассматриваться изолированно от общей и специальной методологии». (Г.М. Андреева. Социальная психология. М., 2003, с. 49)

Как мы отмечали, метод как способ действия с объектом обусловлен содержанием этого объекта.

Тем не менее существует некий класс базовых операции, превратившихся в общезнаковые логические процедуры, что позволяет увидеть и создать некие проблемные ситуации, что и позволяет приращение знания, новое знание, а тем самым преобразовать и развить сами методы. Так, например, метод опроса в социологии используется в значительной степени для выявления тенденций массового поведения, массовых настроений и т.п., а в социальной психологии в первую очередь методы опроса направлены на анализ мотивации, установок человека.

Объяснение же полученных данных может быть получено только в зависимости от методологических установок того же направления в котором работает исследователь.

Так, анализ группового процесса, использование тех или иных методик, а затем истолкование результатов и объяснение причин группового процесса может существенно различаться для исследования, работающего в русле психоанализа и для исследования бихевиориста.

Социальная психология использует множество различных методов исследования и методов интерпретации. Выбор и набор методов и методик во многом зависит от предмета исследования, так и от установок и целей исследования.

Такие методы как наблюдение, эксперимент, тестирование используются во всех отраслях психологического знания. В зависимости от содержания предмета социальной психологии наблюдение идёт за эмоциями и действиями человека в группе. Речь идёт о зависимости влияния группы на эмоции, установки, поступки человека и наоборот. Что же касается эксперимента в социальной психологии, это, прежде всего, проблема валидности эксперимента. Если обратиться к тестированию, то это, прежде всего, тесты, связаны с анализом коммуникаций; восприятие человека группой и группы человеком; социального интеллекта и т.п.

Методы сбора информации, использующие в социальной психологии, включают в себя такие, которые используются и в других социальных науках: методы исследования документов (прежде всего, контент-анализ); социометрия; методы опроса (анкетирование, интервьюирование); метод моделирования.

Важнейший задачей методов социальной психологии является задача наглядности как представленности скрытой реальности в формах вторичной сущности.

Если какую-либо совокупность обычных представлений о мире или отдельных вещах подчинить цели выразить — метафорически, по аналогии, символически и т. п. — как сверхчувственный объект, то их первичная чувственность преобразуется во вторичную, третичную и т. д. Например, повседневное представление об объеме вещи можно преобразить под воздействием математической теории в график параболоида; через вторичную чувственность с помощью математических методов позволяет вжевить корреляцию связи. Рационализированное зрительное представление обретает знаковую функцию, а значениями таких иконических знаков становятся недоступные в опыте сущности и целостности.

Древние греки различали в «идее» («сущности») наглядную и ненаглядную стороны. Первая, эйдетическая, сторона созерцается нашим особым, внутренним, зрением — эйдос («вид») созерцается умом как некая картинка. Вторая сторона не имеет изобразительного характера и выражается словом. Созерцательная способность разума отражена Платоном в понятии ноэзиса, т. е. «мыслящего видения сущности». Таким образом, наглядность по традиции сопряжена с геометризацией сущности, с представлением умопостигаемого в пространственно структурированных схемах, графиках, математической обработке.

Однако существуют и иные трактовки наглядности. Многие современные авторы ищут признаки наглядности исключительно в сфере обычных восприятий и представлений — вне зависимости от рационально-интеллектуальной нагруженности того или иного чувственного образа. При этом одни исследователи ищут основу наглядности в первосигнальной модальности зрительного образа (В.Н. Сагатовский, В.А. Штофф), а другие — в особенностях феноменальной грани действительности: «все, что связано с явлением — наглядно, и все связанное с сущностью — не наглядно» (П.Л. Ланг). Иногда Н. толкуют как привычку (М. Планк): наглядно то, что стало для нас привычным. Л.И. Мандельштам дополнял наглядность привычки условием непосредственной воспринимаемости объекта.

Те, кто следует античной традиции, предлагают трактовать наглядность как специфическое единство чувства и разума, как диспозиционное свойство (М. Хессе, А.В. Славин, Д.В. Пивоваров). Пропорции чувственного и рационального в наглядном образе зависят от глубины постижения реальности. Чем абстрактней рассуждения, тем «абстрактней» соответствующий им наглядный образ. Следует различать эмпирическую, теоретическую и мировоззренческую наглядность (В.Ф. Сетьков), выделять иерархию уровней наглядности. Наглядно можно представлять не только предметы, но и операции.

Наглядность — свойство знания, но не вещей и не взятых по отдельности чувственной или рациональной сторон познавательного процесса. То, что наглядно для одних людей, может быть ненаглядно для других. Например, для тех, кто не имеет опыта составления и чтения чертежей, вряд ли нагляден чертеж сложного механизма. Наглядность характеризует и осуществляет связь знания и действия, причем действия не только практического, но и умственного. Когда имеют в виду «наглядность», то прежде всего подразумевают не столько «облик» сверхчувственного объекта самого по себе, сколько картину выявления некоторых свойств этого объекта в некоторой деятельностной ситуации.

Наглядность проявляется как сущность метода анализа конкретных ситуаций. Метод анализа конкретных ситуаций в социальной психологии достаточно часто применяется при отборе кандидатов на ответственную должность, особенно в центрах оценки персонала. Метод анализа конкретных ситуаций заключается в необходимости «сделать» наглядным то, что скрыть, выявить ценную информацию о человеке, проходящем обследование.

Первой ступенью является изучение биографических данных, а затем наблюдение за реакциями и поведением человека в ситуациях, в которые был поставлен человек в процессе взаимодействия.

Визуализация знания не есть его примитивизация. Наоборот, наглядный образ как продукт визуального мышления — это знание, скорректированное действием, поэтому более предпочтительное; информация, заключенная в нем, легче усваивается и более понятна. Наглядность не нужно отождествлять с «истинным отражением»: наглядное — не обязательно истинное, но преимущественно сопряженное с правильностью и эффективностью действия. Наглядность — свойство развитого знания и условие понимания этого знания другим индивидом. Свойство наглядности в психологических исследованиях зачастую достигается с помощью математического моделирования.

В данной работе мы рассматриваем некоторые традиционные методы социально-психологического исследования с целью демонстрации специфики социально-психологического подхода к использованию этих методов, уточнения границ и случаев их применения.

ЛИТЕРАТУРА

Андреева Г.М. Социальная психология. М., 2003.

Асмолов Л.Г. По ту сторону сознания. М., 2002.

Арнхейм Р. Визуальное мышление. Зрительные образы: феноменология и эксперимент. Душанбе, 1971.

Андрусенко В.А., Пивоваров Д.В. Методология научного познания (альтернативность и правильность научной экстраполяции). Оренбург, 1995.

Быков В.В. Методы науки. М., 1974.

В поисках теории развития науки. М., 1982.

Вартофски М. Модели. Репрезентация и научное понимание. М., 1988.

Введение в практическую социальную психологию. Учебное пособие для высших учебных заведений / Под ред. Ю.М. Жукова, Л.А. Петровский, О.В. Соловьёвой. М., 1996.

Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Опыт философской герменевтики. М., 1988.

Грязнов Б.С. Логика. Рациональность. Творчество. М., 1982.

Гуляев С.А., Жуковский В.М., Комов С.В. Основы естествознания. Екатеринбург,1996.

Декарт Р. Рассуждение о методе…М., 1953.

Дубнищева Т.Я. Концепции современного естествознания. Новосибирск, 1997.

Единство научного знания. М., 1988.

Жуковский В.И., Пивоваров Д.В. Интеллектуальная визуализация сущности. Красноярск, 1999.

Зотов А.Ф. Структура научного мышления. М., 1973.

Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки. М., 2004.

Квинн В. Прикладная психология. С-П., 2000.

Кезин А.В. Научность, эталоны, идеалы, критерии. М., 1985.

Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985.

Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. М., 1989.

Кун Т. Структура научных революций. М., 1977.

Лакатос И. Методология научных исследовательских программ // Вопросы философии. 1995. № 4. С. 135—154.

Ланг А.П. О понятии наглядности и ее роли в процессе познания и обучения. Таллинн, 1967.

Меркулов И.П. Гипотетико-дедуктивная модель и развитие научного познания. М., 1980.

Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М., 1999.

Методы логического анализа. М., 1977.

Научный метод и методологическое сознание / Под ред. Д.В. Пивоварова. Свердловск, 1986.

Никифоров А.Л. Философия науки: Итория и методология. М., 1998.

Пивоваров Д.В. Операционный аспект научного знания. Иркутск, 1987.

Пивоваров Д.В. Сциентизм и асциентизм, сциент и асциент // Современный философский словарь / Под ред В.Е. Кемерова. Лондон, 1998.

Пивоваров Д.В. Наглядность // Современный философский словарь/ Под ред. В.Е. Кемерова. Лондон, 1998. С. 520—521.

Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М., 1983.

Пуанкаре А. Наука и метод. СПб., 1910.

Рузавин Г.И. Научная теория: Логико-методологический анализ. М., 1978.

Степин В.С. Философская антропология и философия науки. М., 1992.

Структура и развитие науки. М., 1978.

Сетьков В.Ф. Наглядность и понимание научного знания. Екатеринбург, 1996.

Славин А.В. Наглядный образ в структуре познания. М., 1971.

Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1988.

Философия науки / Под ред. С.А. Лебедева. М., 2004.

Философия и методология науки. М., 1994.

Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977.

Тема 2

ЭКСПЕРИМЕНТ КАК МЕТОД СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

I. Специфика эксперимента как метода социальной психологии.

П. Проблемы валидности эксперимента.

Ш. Экспериментальные планы.