Савельева-Полетаев.1997.История и.время

122

Глава 1

эиснаяэ личность варьируется от общества к обществу, то она из­ меняется и от одного периода к другому. Области, где может эффек­

тивно использоваться психоанализ, очерчены достаточно четко: ис­ следование выдающейся личности, изучение культурной традиции. А. Безансон, использовавшийпсихоанализдля интерпретациикуль­ турных традицийРоссии, в другой книге применилего не к истории, а к историку (Мишле), который сам изучал проблему ведовства (Везапсоп 1975). Известны и примеры применения психоанализа к

социальным группам, например к истории крестьянских и город­

ских религиозных движений, при изучении которых историк постоян­ но имеет дело с отклонениями. Ле Руа Ладюри признается, что имен­ но ранние работы Фрейда и Брейера о конвульсивной истерии, какими бы устаревшими они ни казались специалистам, натолкнули его на интересные гипотезы в исследованиях конвульсивных истерий про­

шлого, имевших сексуальное или историко-культурное происхожде­

ние (Ле Руа Ладюри 1993 [1974], с. 157).

Но в целом расцвет психоистории оказался непродолжитель­ ным, а возможности ее ограниченными. Задача синтеза истории и психологии, если она имеет смысл, все еще остается делом будущего. Одна из причин подобной неторопливости - разнообразие конкури­ рующих подходов: фрейдистский, неофрейдистский (Э~ Фромм, Р. Бе­ недикт, А. Кардинер), юнгианский (учение о «коллективном бессоз­ нательном») и т. д. Другая причина - безусловная трудность использования методов Фрейда по отношению к умершим, психо­ анализ документов, а не людей. Кроме того, психоанализ во фрейдист­

ском духе основывается на изучении детства пациента		,	а такие ма-
т	.

ериалы у историка, как правило, практически отсутствуют. К тому же, как подчеркивает английский историк Дж. Тош (Tosh 1991, р. 80), анализ эмоционального развития у Фрейда в высшей степени куль­ турно обусловлен: он основан на опыте воспитания детей и устано­ вок (особенно в отношении к сексу) средних слоев городского обще­ ства конца XIX в.

Уже Февр говорил о невозможности использовать для изуче­ ния ретроспективной психологии заключения психологов, пользую­ щихся данными, поставляемыми им современной эпохой (Февр 1991 [1938], с. 107). Применение выводов Фрейда (или любой другой со­

временной школы психоанализа) к людям, удаленным во времени
uредставляет собой чистейший анахронизм. • У Фрейда, -	ааметил

123

Время и место истории

Ле Руа Ладюри, - сложные отношения с историей, еще проблематич­ нее его отношения с историками... Он пугает значительноечисло их: может ли историк, которыйсам не подвергалсяпсихоанализу,компе­ тентно использоватьпсихоанализ как инструмент исследованияпри изучениидокументов? (Le Roy Ladurie 1981, р. 84).

С конца 60-х годов в историографии начинается мощное дви­ жение против увлечения историческими личностями, за изучение истории низов, истории масс. На этом фоне историка интересует

уже не личность - например, Гитлера, - а подверженность немец­

кого народа его политическому стилю руководства страной. Поэто­ му в последние десятилетия психологизм более ощутимо присут­

ствует в исторической науке не в качестве психоистории, а в виде

такого направления, как история ментальности, впервые появившей­ ся ещев 20-30-е годы в работах основателей школы «Аннаяов» -

М. Блока и Л. Февра (см.: Duby 1961, р. 937-966).

Если история идей имеет дело с артикулированнымипринци­ пами и идеологическимиконструктами,то под ментальностьюпони­

мают психологизированныеи аксиологизированныесоциокультур­ ные конструкты. Жизнь этому понятию дала книга Л. Леви-Брюля

.Ментальныефункциив отсталыхобществах.(в русскомпереводе -

.Первобытное мышление»: Леви-Брюль 1930 [1910]).• Ментальность­ понятие,альтернативноепонятиюпсихикикак обобщениюлаборатор­

но-эмпирическихдействийс человеком.В нем сопряженысоциолого­ культурологическийанализи психологизирующаяинтерпретация,что

позволяетиспользоватьего в диапазонеот специальныхисторических тем.до общегуманитарныхрассуждений. (Шкиратов 1992, с.l09).

Такимобразом, историяментальностисвязанас эмоциональным,ин­ сгинктивным и имплицитным, иными словами, с теми областями

мышления, которые часто вообще не находят непосредственноговы-

ражения.

В определенномсмысле объекты психологииначинают исполь- зоваться как темы историческихисследований. Если история массо­ вых истерий и отклонений в поведении толпы - сюжет довольно «старый» в исторических штудиях, то история сумасшествия и от­ ношений между .безумными. и .нормальными. людьми освоена со­

всем недавно (см. например: Porter 1987).

В истории утверждаются такой предмет исследования, как чув- ства и, соответственно, такое направление, как история эмоций или эмоциональная история человека. •Подумать только - У нас нет

(Nipperdey 1973, S. 244).

124 Глава 1

истории Любви! Нет истории Смерти. Нет ни истории Жалости, ни историиЖестокости.Нет историиРадости»,- писал когда-тол. Февр (Февр 1991 [1941], с: 123). Прошло чуть более пятидесяти лет - и появилась и история любви, и история сексуальности, и история ми­ лосердия, и история смерти, и многое другое. Р. Мандру достаточно

последовательно воплотил программу синтеза истории и психологии

Февра в работе по исторической психологии во Франции в 15001640 гг. (Mandrou 1976). Известный двухтомник английского истори­ ка Т. 3елдина о Франции 1848-1945 гг, состоит из следующихше­

сти раз~елов: честолюбие, любовь, политика, интеллект, вкус и беспокойство(Zeldin 1973). В этом ряду можно назвать исследования Ф. Арьеса (Арьес 1992 [1977]), М. Фуко (Foucault, 1976-1984) и многие

другие.

Так же как и прочие социальные науки, психология помогла

историк~м открыть определенныеграни времени, прежде всего вре­ мени деиствующего,и значениетаких явленийкультуры, как мифы,

эпос, религия для понимания ментальностичеловека ушедших вре­ мен. Как считает французский историк А. Бургьер, уже в опытах

основоположниковшколы «Анналовэ просматриваютсядва разных способареконструкциивременис помощьюметодовпсихологии:для

Февра типично построение моделей .базисноЙ личности. эпохи а для Блока моделированиесубъективногоэлемента традициовными

приемами этнолого-культурологическогоописания (Burguiere 1983).

В то же время Февр предостерегал от опасности психологиче­

ского анахронизма, который называл «самым коварным», .самым непростительным. видом исторического анахронизма, отмечая, что недопустимо отождествлять ментальность людей предшествующих

периодов с современной ментальностью (Февр 1991 [1938], с. 106). Говоряо ретроспективнойили историческойпсихологии,Февр отме­

чал, что не только первобытныеплемена, чьи мысли, чувства и по­

ступки проанализированыл. Леви-Брюлем, но и люди, населявшие

Европувсегонескольковековназад,обладали,например,совсеминым

эмоциональнымскладом, характернымдля соответствуюшегоисто­ рическоговремени.•Нев03МОЖНО,- писал он, - изучать жизнь, нравы, привычки и поступки людей средневековья... невозможно читать

подлинныетексты о жизни вельмож, сообщенияо празднествах,ше­ ствиях, публичныхказнях, народных клятвах и т. Д., не поражаясь

удивитель~омунепостоянствунастроения,чрезмернойвпечатлитель­ ности, своиственнымлюдям того времени. (Февр 1991 [1938], с. 104).

Время и место истории	125

Определенную роль в воссоздании исторического времени сыг­

рала и .понимающая психология. как метод постижения людей прошлого, их эмоций и сознания. Однако следует иметь в виду, что основным резервуаром идей для специалистов по истории менталь­

ности является не психология, а антропология.

5. История и культурная антропология

Сфера интересов культурной антропологии - новая террито­ рия, сравнительно недавно аннексированная исторической наукой.

t

Историческая антропология как самостоятельное направление скла- дывалась в борьбе с концепцией структурной истории, которая ста­ вила своей целью разъяснение социальной действительности мето­ дом реконструкции объективных процессов и структур. По мере того как структурная история приближалась к своему идеалу, она становилась историей без человека. В противоположность ей в фокус интересов исторической антропологии помещен конкретный истори­ ческий человек с его опытом и образом поведения, обусловленными культурой. Как писал немецкий историк Т. Ниппердей, антропологи­ ческий анализ как раз и может объяснить связь между объективной структурой и субъективной практикой

Современная антропология в значительной мере концентрирует­ ся на изучении образцов смыслов, проявляющихсяв ритуалах и симво­

лах и определяющих индивидуальное и коллективное поведение, то есть на том, что сами антропологи называют «культурой» в широком смысле. Антропологические case-studies вполне убедительно покааа­

.ли, что странные и иррациональные характеристики культуры на

самом деле отражают целостность мысли и поведения и именно это в конечном счете цементирует общество (и обеспечивает длитель­ ность его существования). Работы Дж. Гуди о браке и семье или об умении читать и писать в традиционных обществах (Goody 1975; 1983; 1986), .Культура и практический разум. М. Салинза (Sahliпs 1976) и осо­ бенно работы К. Герца, М. Дуглас, э. Эванс-Притчарда и п. Бурдье (Geertz

1973; 1983; 1988; Douglas 1973; 1982а; 1982Ь; Evans-Pritchard, 1962; Bourdieu

1977; 1990) столь историчны, что их авторы поистине стали для исто­ риков новыми властителями дум. В немалой степени популярность антропологов среди историков можно объяснить тем, что, говоря сло­ вами Л. Стоуна, «многие антропологи писали и пишут, словно анге­ лы. (Stone 1987, р. 9), чего не скажешь о представителях других социаль­

ных наук.

126	Глава 1

Более всего значение антропологии понятно тем историкам, которые занимаются третьим миром. Но и историкам, занятым бо­ лее традиционнымитемами,данныеантропологиитоженеобходимы.В одной из своих программныхработ известный представительистори­ ческой антропологииР. Дарнтон, чья книга «Великая резня кошек и другие эпизоды французской культурной истории. (Darnton 1984) вошла бы в список культурантропологических бестселлеров, если бы таковой существовал, коротко и емко суммировал те преимущества, которые антропология может предложить историку: подход (вхож­ дение в другую культуру, начиная с • невнятного», • темного. <opaque> обряда, текста или действия); программу (пытаться' увидеть вещи

глазами туземца, понять, что он имеет в виду, и выявить социальные

параметры смысла) и концепцию культуры как символического мира, в котором общепризнанные символы определяют мысль и действие

(Darnton 1980, р. 347).

Но особенно большое влияние антропология оказала на исто­ рию ментальности, о которой мы говорили выше. Поскольку, в отли­

чие от антрополога, историк не имеет возможности получить непо­

средственные свидетельства ментальности давно ушедших из жизни людей, то он использует другие методы, позволяющие ему, говоря словами Дарнтона, «оновать между текстом и контекстом. (Darnton

1980, р. 260).

Поист.ине неоценимыми для историков оказались материалы судебных процессов, особенно судов Инквизиции. Поскольку в период Средневековья Церковь контролировала мораль духовенства и паст­ вы, то протоколы допросов обвиняемых и свидетелей по процессам над еретиками содержат огромную информацию о родственных и

соседских отношениях, времяпрепровождении, верованиях и суеве­ риях и т. д. Две знаменитые исторические книги нашего времени: «Монтайю...• э. Ле Руа Ладюри (Le Roy Ladurie 1978 [1975]) и «Сыр и черви. К. Гинзбурга (Ginzburg 1976) - написаны именно на основе

этих источников.

Второй источник историка - это произведения искусства, но не «высокойе культуры, а культуры плебейской, создаваемой и распрост­ раняющейся в народе. 3десь можно назвать работы п. Берка (Burke 1978) о народной культуре Европы начала нового времени и э. П.Томп­ сона tПлебейская культура и моральная экономика. (Thoтpson 1980).

Третий подход, еще более обязанный антропологии, чем первые

Время и место истории	127

(см. например: Гуревич 1984 [1972]; Davis 1975). Н. 3. Дэвис утверждает, что историю карнавалов и праздников, торжественных церемоний и посиделок можно «прочитатъе с той же пользой, что и дневник, полити­ ческий трактат, проповедь или свод законов (Davis 1975, р. XVI-XVII).

История ментальностисуществуетеще и в специфическифран­ цузском варианте «серийной истории третьего уровня. (третий уро­ вень послеэкономическогои социального- культурный; см.: Chaunu

1973). В этом случае гомогенные данные, характеризующие культу­ ру в широком смысле, используются точно так же, как серийные .. данные dвантитативной экономической, социальной или демографи­

ческой истории. Саркастически перечисляя все, подлежащее подсче­ ту в истории ментальности: «службы по умершим, изображения чи­ стилища, названия книг, академические речи, мебель по инвентарным спискам, преступления по полицейским отчетам, обращения к Деве

Марии в завещаниях и фунты свечей, возжженных во имя святых в

церквяхэ , - Дарнтон оспаривает этот метод по двум причинам. Во­

первых, объекты культуры надо прочитывать, а не подсчитывать.

Во-вторых, культуру нельзя рассматривать как один из уровней со­ циальной целостности, сконструированной по образу трехэтажного дома, потому что все межличностные отношения имеют культурную природу, В том числе и те, которые мы определяем как экономиче­

ские или социальные (Darnton 1984, р. 258).

Историческая антропология, выдвигающая на первый план про­

блемы механизма развития культуры, пытается ответить на вопросы о том, каким образом культура передается во времени (от поколе­ ния к поколвнию), как осуществляетсяпроцесс взаимодействиякуль­ тур, каково содержание этого взаимодействия и куда направлен его

вектор.

Многие достижения антропологии историки просто применили к прошлому как к «другомуэ, т. е. использовали для реконструкции времени. Нередко сегодня можно услышать мнение, уж во всяком случае от представителей исторической антропологии, что ни одна другая дисциплина не проникла столь глубоко в мыслительный про­ цесс обществ, отличных от нашего (Tosh 1991, р. 104). ВО всяком слу­ чае бесспорно, что открытия антропологии дали новый ключ к из~­ чению ментальности людей, которые страдали от холода и бол~знеи,

не владели средствами «научногоэ контроля над окружающеи сре­ дой и были привязаны к местам своего обитания, т. е. людей Средне­

два, -	культурологическая интерпретация повседневного поведения	вековья и начала Нового времени. Историки, открывая прошлое, если

128	Глава 1

они не модернизируют его, рискуют испытать не менее сильный куль­ турный шок, чем те, кто изучает экзотические примитивные обще­ ства. Давно утраченные черты европейскогообщества, например, кров­ ная месть или обвинения в колдовстве, до сих пор сохраняются в некоторых социумах, и, со всеми оговорками об условности подоб­ ных сопоставлений, материалы непосредственных наблюдений мо­ гут подкрепить воображение историков.

Наконец, изыскания антропологов дали историкам и конкрет­ ный материал по истории самого времени. Именно антропологиче­ ские наблюдения демонстрировали колоссальное разнообразие пред­ ставлений о времени и его знаковых форм.

6: История и география

Поставив в центр исследования категорию времени, мы не мо­ жем умолчать о категории пространства. О. Шпенглер полагал, что «пространствоесть понятив. Время есть слово, служащеедля обозна­ чения чего-то непонятного»(Шпенглер1993 [1918], с. 188). Но, как и во многих других случаях, со Шпенглером нельзя согласиться. Про­ странство в истории тоже достаточно неопределенно - может быть, столь же неопределенно, как и время. И четкость его контуров на современной географической карте не менее обманчива, чем ясность хронологических таблиц.

Можно сказать, что география открывает неизвестное простран­ ство (территории), а история открывает неизвестное время (прошлое). Такая постановка соответствует концепции «Время-1., рассмотрен­ ной в предыдущем параграфе: предполагается, что время «заполне­ но. некоторымисобытиямии мы лишь должныузнать, какимиимен­ но. Это аналогичногеографии:поверхностьземногошара «заполнена. чем-то - сушей или водой, - остается только выяснить, чем именно заполнена та или иная часть. Но в контексте данной работы для нас существенно то, что в реальной истории время и пространство взаи­

мосвязаны и не расчленены, историческое время всегда соотносится

сконкретным историческим пространством.

Когда Р. Коллингвуд говорил о том, что история «напоминает науку, ибо в каждой из наук знание носит выводной характер, дости­ гается путем логического умоааключенияэ , он тут же добавлял, что «в то время как наука живет в мире абстрактных универсалий, кото­

рые в одном смысле даны повсюду, а в другом смысле нигде не

Время и место истории

129

существуют, в одном смысле действительны для всех времен, а в другом не действительны ни для одного времени, объекты, которы­ ми занимается мысль историка, не абстрактны, а конкретны, не всеоб­ щи, а единичны, не индифф'ерентны ко времени и пространству, но обладают своим "где" и "когда", хотя это "где" не должно быть "здесь", а это "когда" не должно быть "теnерь". (Коллингвуд 1980 [1946],

с. 223).

Мы уже немалорассуждалио.том, что такое «КОГДа., которое не «теперь»; ЧТ9 же такое «где», котороене «вдеоье? Короче: что такое историческое пространство? Содержательно оно никогда не равно самому себе и изменяется во времени, более того, понятие историче­ ского времени объединяет в себе и время, и пространство. «Так, ког­ да мы говорим "время Грозного", мы сознаем, что речь идет также и о стране, которой он правил, другими словами, в этом понятии время

и пространство выражены в их неразложимом единстве, в котором

смысл одного прозревается в очертаниях другого: пространственное олицетворение времени, равно как и временное обозначение простран­ ства. (Барг 1979, с. 52).

Л. Февр считал, что проблема соотношения между географиче­ ской средой и человеческимиобществами относится «к числу самых важных, какие только ставит перед нами наука о человеке» (Февр 1091 [1923], с. 159). Географическаясреда, которуюописываетФ. Бро­ дель, «это не вневременная среда. Это среда, которую Средиземное море создаетдля человеческихобъединенийXVI в., или, точнее, вто­ рой половины XVI в. Точно так же, как..• описание Франт-Конте в начале моей диссертации - это не Франш-Конте, зафиксированное вне времени, в своего рода географическом постоянстве, гранича­ щем с вечностью. Это среда, в которой в XVI веке развивались чело­ веческие группы, сформированные ею и одновременно ее формиру­ ющие. (Февр 1991 [1950б], с. 182). То же самое можно сказать о знаменитом исследовании Э. Ле Руа Ладюри .Монтайю...• (Le Roy Ladurie 1978 [1975]), жестко привязанном к одной географическойточ­ ке, деревне в Пиренеях. но столь же жестко и к времени - 1294-

1324 гг.

Роль историческогопространствамногозначна.

Во-первых,пространство- это природные условия, определяю­ щие жизнь людей на определенной территории. Как проницательно заметил Н. В. Гоголь, «геогрефия должна разгадать многое, без нее неизъяснимое в истории. Она должна поквватъ, как положение зем-

5 - 2305

130	Глава 1

ли имело влияние на целые нации; как оно дало особенный харак­

тер им; как часто гора, вечная граница, взгроможденная природою, дала другое направление событиям, изменила вид мира, преградив

великое разлитие опустошительного народа или заключивши в не­

приступной своей крепости народ малочисленный, как это могущее

положение земли дало одному народу всю деятельность жизни, меж­ ду тем как другой осудило на неподвижность; каким образом оно имело влияние на нравы, обычаи, правление, законы. (Гоголь 1978

[1835], с. 41).

Во-вторых, пространство в истории содержательно. Город остает­

ся на одном и том же месте веками, а то и тысячелетиями, но это не один и тот же город. Что общего между Древним Римом, его средне­ вековым преемником и Римом сегодняшним? Что общего между столицей Пруссии Берлином, столицей тысячелетнего Рейха и горо­ дом, который был разделен Берлинской стеной? Мы вовсе не хотим сказать, что ничего. Время одновременно разделяет и объединяет их. И ответы на эти вопросы могут быть очень пространными, но

скорее всего они окажутся умозрительными.

В-третьих, историческое пространство подвижно. Оно расши­ ряется вместе с перемещениями народов и завоевателей, аннексиями, объединениями и географическими открытиями. Оно, по тем же причинам, и сжимается. Теряя историческое качество, оно даже бес­

следно исчезает.

В-четвертых, историческое пространство может изолировать не только от соседей, но и от самой истории. Предельный случай такого рода - затерявшиеся в пространствах народы, отрезанные от циви­ лизации. Но можно привести и совсем другой пример - историю США, где переселенчество, перемещение населения из одного геогра­ фического пространства в другое породило феномен страны без исто­ рического прошлого, а потому - «стрвны Будущего•.

В-пятых, подавляющаячасть историческихсочиненийпредстав­ ляет собой истории стран или регионов. Локальные, специфические особенности каждого общества, каждой культуры, каждой страны, иногда даже поселения должны быть в полной мере учтены при объяснении исторических событий. К тому же, как заметил Леви­ Стросс, «даже история, называющаясебя всеобщей, - все же не что иное, как сочленение нескольких локальных историй, среди которых (и между которыми) пустоты гораздо более многочисленны, чем за­ полненные места. (Леви-Стросс 1994 [1962], с. 317).

Время и место истории	131

И, наконец,точнотак же, как переходныевремена(эпохи), исто­ рики знают переходные пространства (территории), «на которых

происходило усиленное столкновение и скрещивание культур, на­ пример, эллинистическийВосток, Испания Кордовскогохалифата и реконкисты, Сицилия XI-XIV вв.• (Баткин 1995, с. 33).

Понимание важности проблемы пространства-времениродилось практически вместе с историей. Идею о том, что природные условия влияют на общество и его историю, можно найти уже у Геродота, Фукидида и ,платона. Аристотель в «Политикеэ рассматривал при­ родные условия, наиболее благоприятные для основания полиса. Арабский средневековый историк Ибн Хальдун объяснял своеобра­ зие развития отдельных стран различием их природных условий, полагая, что географическая среда непосредственно влияет на ха­ рактер и сознание людей, а через них на развитие общества в целом. В ХУII-ХУIII вв. географию часто рассматривали как вспомога­ тельнуюдисциплинупо отношениюк истории (см.: Шамирин, 1955-

1959, т. 1).

В Новое время географические знания сыграли значительную роль в формировании исторических концепций. Возникло целое на­ правление, объяснявшее нравы и историю народов природными усло­ виями. В знаменитом сочинении .0 духе законов. (1748) Ш. Мон­ тескье писал, что географическая среда, и прежде всего климат, детерминируют психологию, нравы и обычаи людей, а эти последние обусловливают характер законодательства соответствующих стран. Особую роль географический фактор играл в исторических концеп­ циях И.-Г. Гердера, А. Тюрго и многих других философов ХУIII в.

К середине XIX в. в исторических исследованиях наметились два «географичеоких» направления: геоистория и историческая гео­ графия. Историческаягеография, в отличие от геоистории, дисцип­ лины с ощутимой проблемнойначинкой, относительноменее притя­ зательна. Она подразделяется на историческую физическую географию, историческую географию населения, историческую гео­ графию хозяйства и историческую политическую географию. В по­ следнюю входят география внешних и внутреннихграниц, размеще­ ние городови крепостей,пути военныхпоходов,картосхемысражений и т. п.

Что касаетсягеоистории,то во второй половинеXIX в. она была тесно связана прежде всего с геополитикой. Английский историк­ позитивистГ. Бокль писал, что жизнь и судьбы народов определяют-

5*

132

Глава 1

ся четырьмяглавнымифакторами:климатом, почвой, пищей и ланд­ шафтом (Бокль 1895 [1857-1861], с. 17). Значение леса, степи, почв и рек для формирования особенностей исторического развития Рос­ сии подчеркивал С. Соловьев. В. Ключевский в интерпретации исто­ рии России важнейшую роль отводил географическому фактору.

Ключевыми фигурами, оказавшими влияние на развитие геоис-: тории, были немецкий географ Ф. Ратцель и французский - П. Ви­ даль де ла Блаш, основатели «географии человека•. В этом плане эпохальным произведением стала .Антропогеография. Ф. Ратцеля (Ratzel 1899). Хотя Ратцель говорил о том, что природные условия

полностью определяют характер истории каждого народа, он, нахо­

дясь под влиянием Э. Дюркгейма, утверждал также, что социальная организация является независимым феноменом. П. Берк сравнива­ ет Ф. Ратцеля по значению с психологом В. Вундтом, отмечая, что оба создали сходные по масштабу сочинения о так называемых .де­ тях Природы- (NаturvбlkеlО). Один при этом сосредоточился на про­ блеме адаптации к физической среде, а другой - на коллективной ментальности. П. Видаль де ла Блаш начинал свою карьеру как исто­ рик, и, может быть, именно исторические корни сделали его концеп­ цию genre de vie (Vidal de la Вlache 1922) столь влиятельной в среде фран­ цузских историков, от Л. Февра дО Ф. Броделя, и в геоистории 1960-х

годов.

В американской историографии с климатической интерпрета­ цией истории выступил в середине XIX в. ученый-энциклопедист, известный своими открытиями в области физики, химии, физиоло­ гии, и одновременноавтор целого ряда работ по истории и социоло­ гии Д. Дрепер.Дрепер, на которогобольшоевоздействиеоказалиидеи Бокля, пытался решить вопрос о зависимостиполитическихидей от влияниягеографическойсреды. Идея централизации,чувство .един­ ства нации», согласно Дреперу, ощутимо присутствовалив полити­ ческом сознании в США уже в ХУIII в., однако разнообразие при­ родных условий, различныйклимат на севере и юге страны привели все же к временному торжеству идеи разделения. Жаркий климат ~гa развил стремление использовать невольничий труд и породил аристократическуюформу правления; .сознательная демократияь, напротив, была следствием климата американского Севера (Дреnер

1871 [1867-1870]).

Несколько позднее факторы пространства и времени в истории

Время и место истории	133

ции американскихинститутов и национальногохарактера как след­ ствия постоянного приспособленияк конкретной географическойи социальной среде (Fo Тиrnег 1'920 [1893]). Оспаривая общепризнанные концепции, в которых опыт США рассматривался как естествеНное продолжение европейского, Тернер заявил, что американская исто­ рия - это прежде всего продукт естественных условий самой Аме­

рики, продукт последовательных этапов продвижения «границыэ

(frontier), что обусловило специфику американского национального характера и общественно-политических институтов американского общества. Каждый шаг етраницые на Запад отдалял Америку от Европы, и чем дальше продвигалась «границаэ, тем сильнее стано­ вилось влияние Америки на общественное развитие, в процессе ко­ торого возник американский .демократическиЙ индивидуалист., отличающийся жестким эгалитаризмом, практичностью и материа­ листическим взглядом на жизнь (см.: Гаджиев 1981, с. 170).

Пространство как предмет истории приобрело совершенно но­ вые измерения в трудах представителей школы Анналов во Фран­ ции в середине ХХ в. вследствие, как считает французскийисторик П. Шоню, «инстинктиввоговыбора в пользу непрерывностив исто­ рическом исследовании. и благодаря .изобретательномугению Фер­ нана Броделяь (Шоню 1993 [1974], с. 142). Если до того простран­ ственное деление определялосьв основном интересамиполитической истории и совпадало с политическими (обычно государственными) границами, то французские историки стали рассматривать истори­

ческие ареалы, жизнь которых определялась единой геодемографи­

ческой средой независимо от границ политических образований. Ф. Бродель в .Средиземноморье.(BraudeI1949) совершил переход от

средиземноморской политики Филиппа 11 к Средиземноморью и Средиземноморскому миру эпохи Филиппа 11. П. Шоню писал о

.Средиземноморье. Ф. Броделя, что это «пространство в три милли­ она квадратных километров воды, два миллиона квадратных кило­

метров суши, четыре тысячи лет истории (поскольку письменные источники зародились тоже здесь). Средиаемноморье оказалось - и

это явилось потрясающим открытием - пространством без госу­ дарства, пространством реальным, то есть пейзажем, диалогом чело­ века с землей и климатом, извечным сражением человека с материальным миром вещей, без государственного посредничества,

связал Ф. Тернер, предложив оригинальную интерпретацию эволю-

без ограничивающих права человека национальных пределов с их

134

Глава 1

административнойгеографией и границами. (Шоню 1993 [1974],

с. 143).

Основоположники школы «Анналовэ выступали за целостное изучение истории начиная с геологической предыстории Земли (Febvre, Batallon 1922; Могазе 1949). Как считал Бродель, географиче­ ский детерминизм - самый яркий пример границы действий и опыта человека.• Человек - пленник своего времени, климата, раститель­ ного и животного мира, культуры, равновесия между ним и средой, создаваемого в течение столетий, равновесия, которого он не может нарушить, не рискуя многого потерять. Посмотрите на сезонные пере­

гоны овец в горы, характерные для жизни горцев, на постоянство некоторых экономических форм деятельности жителей приморских районов, связанное с биологическими особенностями побережья, взгля­ ните на устойчивость местоположения городов, на постоянство пу­ тей сообщения и торговли, на удивительную прочность географиче­ ских рамок цивилизации. (Вродель 1977 [1958], с. 124).

До 19БО-х годов влияние географии обнаруживаетсяв исследо­ ваниях многих представителей французской исторической школы. Источникамидля них служили (сне только тексты, но и ландшафт, со

всеми запечатленнымина нем следами прошлого, названиями местно­

стей, расположениемдорог, полей, жилищ. (Дюби 1991, 1992, с. 51). При этом французская историография в 1950-19БО-е годы разви­ вались, осваивая различные пространства: от небольших областей и

провинций (Goubert 1960; Vilar 1962; Le Roy Ladurie 1974 [1966]) до океан­ ских просторов (Mauro 1960; Chaunu, Chaunu 1955-1957; Godinho 1960).

Использование фактора пространства в исторических работах

позволяет сосредоточиться на аспектах постоянного, неизменного в истории культур и наций. Благодаря географическому подходу в исторических исследованиях была открыта «неподвижная история. (Ле Руа Ладюри 1993 [1974]). Но что особенно важно, использование

категории пространства позволило связать два измерения, характер­ ные для исторических работ, стимулируя размышления о связи про­

странства и времени.

***

Время и место истории

135

мы старались показать, многим из своего багажа социальные науки делятся с историей вполне бескорыстно, а история достаточноактив­

на в попытках использовать их методы и «стать С веком наравне».

Однако, несмотря на сознательное стремление к «научности» И об­ новлению, характерное для части историков особенно в последние

десятилетия, история по-прежнемуне вполне соответствуетстандар­

там современных социальных наук. Видимо, совсем непросто при­ менить модели и концепции социальной теории к исторической на­ уке, котораяв обществознаниистоит особняком,отделеннаяграницей Времени.

История ХХ в. разнообразиеминтересов, направленийи школ, безусловно, во многом обязана достижениямсоциальных наук. Как

ГЛАВА ВТОРАЯ

ОТ ХРОНОЛОГИИ К ИСТОРИОГРАФИИ

Было бы весьма затруднительно изучать

историю народов сплошь, без всякого переры­ ва, и потоми мудрая природа озаботилась

устроить ряд интервалов, которые дают возможность легче ориентироваться любоз­

нательному уму.

Осип Дымов. Из еВсеобшей истории, обработанной "Сатириконом",.

в предыдущем разделе мы етарались отделить историческое время от других разновидностей времени, а историю, с этой целью, -

от других областей знания и научных дисциплин. Наконец мы оста­

емся с историей наедине и обращаемся непосредственно к истори­

ческому времени. История овладевала временем как способом по­ знания прошлого издавна, постепенно расширяя сферу примененив этого понятия. В итоге категория времени в историческом исследо­ вании выполняет самые разные функции. Важнейшие из них: обес­ печение социальной памяти, организация прошлого, его реконструк­ ция и интерпретация. Данная глава посвящена анализу одной из базовых функций времени - классификации исторических свиде­ тельств, определения их последовательности и организации прошло­

го и настоящего.

Философская концепция времени в исторической науке транс­ лируется в проблему периодизации истории. Общественная потреб­

ность организовать и упорядочить исторические свидетельства су­ ществует испокон веков. Для периодизации истории базовыМИ являются два элемента: событие и календарь. Календарные систе­

мы, основанные на астрономических единицах времени, позволяли фиксировать события во времени, соблюдая принцип последователь­ ности. Но только появление хронологических систем (создание аб­ солютной хронологической шкалы, т. е. установление некоей точки начала отсчета времени) позволило не просто измерять интервалы

между событиями, но и датировать их, помещая каждое событие в

140	Глава 2

определенной точке временной шкалы, иначе, перейти от относитель­ ной датировки к абсолютной. Как писал К. Леви-Стросс, в хроноло­ гии состоит код истории. • Нет истории без дат... Если даты не вся история и не более интересноев истории, они являютсятем, без чего собственно история исчезла бы, поскольку вся ее оригинальностьи ее специфика состоят в постижении отношения предшествующегои последующего,котороебыло бы обреченона размывание,если, пусть даже предположительно, его термины не могли бы датироваться.

(Леви-Стросс1994 [1962], с. 318).

Хронология, составляя временныеряды из дат и событий, дает начало организации свидетельств о прошлом. Но развитие истори­

ческого знания предполагаетразличение отдельных этапов истори­ ческой жизни и осмысление их специфическогосодержания. Выде­

ление этапов по существу означает определение единицы времени, которое отличается наполненностьюисторическимсмыслом. • Когда

для нас важнадлительностьправления,существованияконституции, формы хозяйства, - писал Г. Зиммель, - то нами подразумевается

множество единичных, следующих друг за другом событий. Подра­ зумевается, что к концу этого периода состояние настолько измени':

лось, что лишь из воспоследовавшего мы способны понять то, что не

было ясно по начальному состоянию этого периода. Если из в осталь­ ном темной для нас эпохи мы получили сведения, что некий король правил тридцать лет, то исторически это говорит нам ничуть не боль­

ше, чем известие о десяти годах правления. Это дает лишь возмож­ ность будущих открытий...• (Зиммель 1996 [1917], с. 523-524).

Единицы не календарного, а именно исторического времени (правления,династиии т. д.) известныещеглубокойдревности.Более

того, уже в Древнем мире и в Средние века историки знали понятия эпохи и других, не столь масштабныхпериодовистории, но осмысли­ вали их в рамках теологическихили философскихучений. Понятия исторической эпохи и исторического периода - отрезков истори­ ческого времени, наполненных определенным содержанием, - явле­ ние относительно недавнее. Только в Новое время произошло осмыс­ ление единиц времени разной значимости и продолжительности в контексте исторической концепции, распространяемой на все обще­ ство во всех его проявлениях. С тех пор не просто события, но и

.дух. времени, совокупность всех системных и духовных характе­ ристик определенного этапа, составляют содержание исторического периода. Как писал Зиммель, содержание того или иного отрезка

От хронологии к историографии	141

истории • не делается историческим ни из-за нахождения во време­

ни, ни из-за того, как оно понимается. Только с их соединением, когда

содержание делается временным по причине вневременного пони­

мания, оно является историческим....

(Зиммель 1996 [1917], с. 521).

В Новое время периодизации подлежит не только всемирная история или история того или иного общества в целом, но и история социальных подсистем. Например, барокко, классицизм, модерн - это не только стили, но и периоды в развитии европейской культуры, они имеют временные характеристики. Такие же параллели спра­

ведливы в отношении экономического или политического развития

общества.

Периодизация необходима исторической науке как организую­ щая и упорядочивающая схема систематизации знаний об истори­ ческих событиях и процессах. • Прежде всего историография отде­ ляет свое настоящеевремя от прошлого. Но она постоянноповторяет этот начальныйакт разделения. Так, хронологияделится на "перио­ ды" (например, Средние века, новая история, современнаяистория), между которыми в каждом случае проступает решение быть иным или не таким, как до этого времени (Возрождение, Французскаяре­ волюция)... Разрывы, таким образом, являются предварительным условием интерпретации (которая конструируется из настоящего времени) и ее объектом (разделение, организующеерепрезентацию, должно реинтерпретироваться)»(Certeau 1988 [1975], р. 3-4).

За видимым утилитарным смыслом периодизации различим и познавательный и идейный (или идеологический) подтекст. Вы­ бор периодизационнойсхемы несет на себе печать времени и миро­ воззрения историка. • "Периодизация"постоянно пересматривается,

по мере того как меняется угол зрения историков и отодвигается видимая им линия горизонта. (Зелдин 1993 [1976], с. 160). По пе­ риодиаационной схеме легко судить о приверженности автора та­

ким методологическимориентирам,как эволюция, прогресс, истори­ ческаязакономерность,целенаправленностьобщественногоразвития,

рациональность, или прямо противоположным: повторяемость, ре­ гресс, случайность,непредсказуемость,иррациональность.Подобные приметы мы обнаружим и в смысловом наполнении единицы вре­

мени: век, период, этап, эпоха и т. д.

.Деление. процесса бытия на отрезки времени от простых ка­ лендарных до достаточно сложных единиц исторического времени,