II. Главные течения в разработке русского положительного уголовного законодательства а. Комиссия составления законов и связанные с ней догматические работы

Основания уголовного права. - Проект Уголовного уложения 1813 г. - Anmerkungen ьber die bestehenden Russischen Criminalgesetze проф. Л. Г. Якоба.

Первое тридцатилетие XIX в. выгодно отличается от предыдущей эпохи богатством попыток разработки положительного уголовного законодательства. Русские криминалисты этого времени подходят к разрешению очередной задачи самыми разнообразными путями. Значительную лепту в это дело вносят труды, связанные с кодификационными работами, усилия и представителей академической науки, и практических юристов. Труды последних, выразившиеся в развитии популярно-юридической литературы, играют, в общем, довольно значительную роль. Нам предстоит в дальнейшем остановиться подробно на каждом из этих течений со всеми их разветвлениями.

Подготовка материала уголовного законодательства для целей кодификации далеко не бедна в этот период разного рода попытками научного характера. На почве их вырос не только ряд редакций Проекта Уголовного уложения, но и некоторое количество трудов по уголовному праву догматического характера, вроде работы проф. Л. Г. Якоба, с которой мы ознакомимся ниже. К трудам Комиссии составления законов примыкает самым тесным образом и весьма ценная попытка изложения действующего уголовного права, сделанная О. Гореглядом. Последняя работа, использовавшая отчасти теоретические конструкции Наказа, послужила непосредственным началом научно-догматических трудов по русскому уголовному праву, сделавшие возможным появление труда Г. Солнцева. К сожалению, приходится констатировать, что самая история кодификации уголовных законов в Комиссии составления законов только слегка затронута в нашей литературе и ждет еще своих исследователей *(31).

Общее направление работ Комиссии составления законов при Александре I характеризуется до известной степени уже тем рескриптом, который был дан в 1801 г. графу Завадовскому, поставленному во главе управления ею *(32). Здесь подчеркивалась необходимость предварительного составления общего руководящего плана работ по различным отраслям законодательства и выбор в члены Комиссии людей, вполне способных и подготовленных *(33).

При таком понимании задачи можно было ждать, что отдельные области законодательства будут выделены. Это, как видно, и случилось по отношению к уголовному праву. Доклад Министерства юстиции о преобразовании Комиссии составления законов, утв. 28 февр. 1804 г. *(34), раскрывает перед нами план выработки уголовного кодекса, предполагающего сложную предварительную научную работу. Имеется в виду выработать не только уголовное уложение *(35), но и дать изложение общих начал права уголовного.

Что касается начал, положенных в основание распределения содержания уголовного уложения, то они должны быть, с одной стороны, охарактеризованы как разрыв с системой Уложения царя Алексея Михайловича, а с другой, как распределение преступлений в зависимости от тяжести наказания. К этому сделана еще попытка выделить из уложения самостоятельную общую часть. Наметкой такого плана деятели Комиссии составления законов вступали, в сущности, на путь построения нового уложения, которое не является синтетическим построением действующего права, но воплощением в реальные формы теоретических конструкций, унаследованных от эпохи господства естественно-правовых учений. Нет ничего удивительного, если в некоторых частях задуманного деятелями Комиссии составления законов плана чувствуется влияние Наказа. Таково, напр., основное деление преступлений на посягательства против благосостояния государства и против благосостояния частного лица. Влияние Наказа может быть прослежено и в делении преступлений "против благосостояния частного лица" на "общеопасные" и нарушения "без возмущения общей тишины". По существу, однако, весь план, развитый в Докладе 1804 г., представляется, как всякий оторванный от реальных отношений, неосуществимым. Преступления государственные и религиозные поглотили главное внимание составителей, остальные нарушения не только отодвинулись на задний план, но разделены были на отдельные, различные по наказуемости группы, не только без достаточного основания, но и без приведения каких бы то ни было объяснений. Совершенно непонятно, напр., почему "ночное воровство" является преступлением общеопасным, а "насильствование", "бой и увечье" нарушениями "без возмущения общей тишины", равно как "лишение собственности плутовством и коварством". В некоторой степени, далее, неясна разница между последним нарушением и "мошенничеством", отнесенным в отдельную группу. Но помимо этих сторон, по самому существу своему, план, предусмотренный в Докладе 1804 г., представлялся попыткой конструировать отдельные преступления в соответствии с заветами Наказа и некоторыми чертами западно-европейских кодексов.

Развития основных положений имеющего быть созданным уложения можно было ждать от изложения "общих начал" права уголовного, которые стремились формулировать деятели Комиссии. В самом изложении "общих оснований права" (principia juris) авторы Доклада 1804 г. видели выполнение существенной части предстоявшей работы, связанной с созданием уложения. "Изложив, - писали они, - в систематическом порядке и в надлежащей полноте основания права, без всякого затруднения к оным применять можно все случаи, в общежитии встречающиеся: ибо каждое из сих начал по существу своему должно показывать пределы своего очертания или сферы, а по сему и не трудно будет решить, какие случаи могут входить в сферу одного или другого начала" *(36). "Основаниям права" придавалось, таким образом, чисто практическое значение. В "Главном расположении книги законов" *(37) Комиссией указывалось, что "вторая часть содержит в себе Основания права (principia juris), на коих утверждаются законы гражданские, уголовные и судебные обряды. Они будут изложены в таком же порядке, как и законы общие". К составлению такого рода "оснований права" было приступлено *(38), и они появились не только в применении и сфере уголовно-правовой *(39), но и гражданской *(40).

"Основания уголовного права" рисовались деятелям Комиссии составления законов, как ":первые простые чистейшие истины, утвержденные на здравых заключениях человеческого разума, на долговременных опытах и наблюдениях строго исследованных" *(41), а на самом деле оказались укоренившимися в литературе естественного права общими понятиями, с которыми мы встречались в изобилии в предыдущую эпоху преподающимися с академической кафедры и которые не имели прямого отношения к действовавшему русскому законодательству *(42). Разница заключалась только в том, что эти принципы уголовного законодательства были выделены в самостоятельную область и что часть "оснований уголовного права", в которой шла речь о наказаниях, старалась предусматривать меры не идеального характера, а такие, которые казались пригодными для карательной системы России *(43).

Увлечение возможностью конструировать принципы уголовного права на почве общих учений естественного права было вспышкой угасающих и потерявших кредит учений, почти не отразившейся на созданных Комиссией составления законов редакциях Проекта Уголовного уложения. Некоторые из этих редакций, задолго еще до начала суммирования Комиссией действовавшего в разное время уголовного законодательства в форме "Свода существующих законов о уголовном праве" *(44), отразили на себе внимательное изучение постановлений действующего права.

То, что мы видим в Проекте 1813 года, во всяком случае, не так далеко от русской действительности, как предположения Доклада 28 февр. 1804 года. Распределение отделов, формулировка статей и весь дух Проекта свидетельствуют, что он опирается на положительную почву *(45). Это же заставляет предполагать, что труду по изготовлению Проекта предшествовали работы, носящие характер догматической сводки. Предположения эти вполне подтверждаются тем, что мы узнаем от одного из непосредственных участников трудов Комиссии составления законов в эпоху, непосредственно предшествовавшую появлению проекта 1813 года.

В трудах проф. Якоба мы находим весьма достоверную картину работ по подготовке Проекта 1813 года.

Мы узнаем от него, что в период времени до 1810 г. Комиссия не старалась опереться на положительный материал западноевропейского законодательства. Хотя она и запаслась, пишет проф. Якоб, немецким трудом ф. Глобига, представлявшим собой "ein ganzes tabellarisch abgefasstes System der Civil- , Criminal und Policey-Gesetzgebung" *(46) и Проектом баварского уголовного уложения Фейербаха, но оставляла их неиспользованными. Комиссия располагала в то же время, по словам проф. Якоба, довольно полным собранием указов и обширным извлечением из них, приведенным в порядок по рубрикам, установленным Комиссией *(47). На основании этого материала была составлена уже ко времени приглашения проф. Якоба общая часть уголовного кодекса и обширная объяснительная к ней записка, по-видимому, каким-то немецким сотрудником Комиссии *(48).

Из этих материалов, бывших в руках Комиссии, наибольший интерес для нас может представлять извлечение из Уложения и указов, расположенное по рубрикам, как проявление попытки систематизировать уголовно-правовые постановления и уяснить догму действующего права. Как видно из отзыва проф. Якоба, эти материалы были, однако, обычными канцелярскими сводками однопредметных указов, с которыми мы встречались в конце XVIII в., может быть, только несколько подновленными и приспособленными для целей Комиссии частями Свода юстицкого и других подобных памятников *(49). Вряд ли может подлежать сомнению, что Комиссия пользовалась и такими трудами, как "Указатель" Л. Максимовича.

Так или иначе, на основании этого материала был выработан проект уголовного кодекса, который повлиял в большей или меньшей степени на Проект 1813 г., представлявший переработку проекта проф. Якоба *(50).

Оставляя в стороне самый ход кодификационных работ, как вопрос выходящий из рамок настоящего труда, и останавливаясь на нем, поскольку положенные в основание его работы носят научный характер, нам предстоит отметит, что проф. Якоба для успешного разрешения его задачи интересовали главным образом положительные основы русского уголовного права. Найдя недостаточными извлечения из законов, находившиеся в распоряжении Комиссии, он задался целью самостоятельно обработать материал русского уголовного права и написать, как он выражается, "eine Art von Russischen Institutionen und Pandecten auf das Criminalrecht" *(51). В результате этих усилий явился проект проф. Якоба и его "Anmerkungen ьber die bestehenden Russischen Criminalgesetze", которые имеют в общей сложности некоторое значение, как попытка систематического изложения русского уголовного законодательства. Мы не остановимся при этом на самом проекте *(52), выработанном им, так как он является памятником, отразившим не одну только догму русского уголовного, но сосредоточим наше внимание, главным образом, на "Anmerkungen" проф. Якоба, как попытке изложения догмы русского уголовного права.

"Anmerkungen ьber dir bestehenden Russischen Criminalgesetze" проф. Якоба составлены им на основании обозрения имевшихся в его распоряжении указателей, т. наз. "памятников из законов" и подлинных актов. Эти источники не могли, конечно, отличаться ни исчерпывающей полнотой, ни совершенной точностью *(53), и все это неминуемо должно было отразиться на составленных по ним "Anmerkungen".

Последние расположены в виде добавлений к отдельным статьям проекта и под видом кратких формул стремятся выразить сущность уголовно-правовых постановлений нашего старого законодательства. Слабым пунктом их было, прежде всего, то, что они представляли собой смесь истории и догмы действующего права, ввиду трудности для проф. Якоба разобраться в характере норм, с которыми приходилось ему иметь дело. В известной степени лишены, далее, значения его попытки формулировать общие начала об умысле, покушении и соучастии *(54). Они представляли собой, в сущности, произвольное обобщение порядка, преподанного в одном каком-нибудь законодательном памятнике. В отделе наказаний проф. Якоб приводит подробные исторические сведения о разных карательных мерах, касаясь истории смертной казни *(55), тюремного заключения, ссылки *(56), телесных наказаний *(57). Сведения, сообщаемые им, носят на себе в то же время следы непосредственного изучения источников.

По вопросу о преступлениях государственных мы находим у проф. Якоба изложение действующей догмы не только на основании соответственных постановлений памятников нашего законодательства, но и судебной практики *(58). Относительно краток и неполон отдел, посвященный религиозным преступлениям *(59). Это явление легко находит свое объяснение в том, что проф. Якобу трудно было разобраться в вопросах духовной и светской подсудности. По целому ряду преступлений, как, напр., подделке монеты и проч., мы не находим у проф. Якоба никаких замечаний *(60). Трудно в то же время полагать, что определения, введенные им в проекте, являлись в его представлении тождественными с догмой действовавшего права. Это объяснение тем более вероятно, что в его "Anmerkungen" отсутствуют постановления об убийстве по русскому праву *(61) и приведены только краткие замечания о наказании самоубийства по русскому праву *(62). К тому же убеждению приводит и отсутствие изложения у проф. Якоба действующего права по вопросу о преступлении кражи и, вообще, посягательствах имущественных. Относительно преступлений против чести проф. Якоб ограничивается замечаниями преимущественно историко-догматического характера *(63).

Вообще нельзя не сознаться, что попытка догматической обработки русского уголовного права, которую делает проф. Якоб, полна пробелов, находящих свое объяснение в недостаточности тех данных, с которыми ему приходится оперировать.

Работы Комиссии составления законов представляются, как мы уже заметили, недостаточно еще выясненными в нашей научной литературе, и в особенности в отношении кодификации уголовного законодательства. Поскольку, однако, о них можно судить по сведениям, имеющимся в нашем распоряжении, относительно более поздних моментов существования Комиссии можно полагать, что она стремилась не терять связи с положительными основами уголовного законодательства, не уклонялась от догматизации его, и одним из остатков ее работ, может быть, наименее ценным, является труд проф. Якоба, о котором мы говорили выше. Из того же источника вышла несравненно более значительная обработка нашего уголовного права - труд О. Горегляда, но по его общему характеру он будет рассмотрен нами в ряду работ, с которыми имеет более сродства.