Глава вторая. Век внешней рецепции западноевропейской науки уголовного права, как составной части единой системы юриспруденции

I. Приемы кодификации доекатерининской эпохи, как показатель состояния науки уголовного права в России

Уголовное законодательство, как показатель состояния науки уголовного права.

Характер работ законодательных комиссий первой половины XVIII в.

Приемы составления Артикула воинского Петра Великого и проектов Уложения 1754-1766 гг.

Отсутствие научных приемов в кодификационной работе первой половины XVIII в.

Состояние уголовного законодательства любой эпохи может служить хорошим показателем степени развития науки уголовного права в данной стране, в особенности в том случае, когда в стране этой ищут способов усовершенствовать уголовное законодательство и придать ему более систематическую форму. Нельзя допустить, чтобы законодатель на случай такой потребности не постарался воспользоваться услугами, которые может оказать ему наука. С точки зрения такого взгляда весьма поучительные заключения о состоянии науки уголовного права в России в период времени от начала реформаторской деятельности Петра В. до начала XIX столетия можно извлечь уже из ознакомления с тем, в каком состоянии находилось наше уголовное законодательство. Конечно, нельзя забывать, что такой косвенный прием для оценки состояния науки имеет чисто симптоматическое значение и для достаточной степени убедительности должен быть проверен и при помощи положительных данных, т. е. путем исследования материальных следов научного развития. При типичном для русской науки слабом развитии литературы, такой косвенный прием осведомления об успехе научных знаний не должен быть, думается нам, отвергнут совершенно.

Попытки кодификации русского законодательства, хотя и не исключительно относящиеся к области уголовного права, убедительно свидетельствует о полном почти отсутствии научных приемов работы. Внимательное изучение этих попыток не обнаруживает в эпоху, предшествующую известному Наказу Екатерины II, каких бы ни было более широких обобщений, чем те, которые подсказываются простой сводкой материала и приспособлением его к практическим задачам момента.

На пути изучения попыток кодификации русского законодательства обнаруживается не только отсутствие научного метода, но и нераздельное господство приказной юриспруденции, которая собственными усилиями, хуже или лучше, создавала законодательство, имевшее практическую ценность.

Творческая сила попыток приказного характера не исчезает и в екатерининскую эпоху, когда на помощь истощившейся практической струе приходит западноевропейская теория.

Не вдаваясь в самую историю кодификации и не останавливаясь на деятельности многочисленных законодательных комиссий, которые прошли почти бесследно для систематизации законодательства *(116), можно и относительно наиболее плодотворных по своим результатам попыток кодификации начала XVIII в. засвидетельствовать, что, несмотря на разнообразные приемы ведения работ, они все-таки характеризуются общими родовыми чертами.

Комиссии 1700 и 1714 гг., несомненно, выделяются из ряда других своей работоспособностью. Первая, как известно, составила свод на три главы Уложения *(117), а вторая - 10 глав "Сводного уложения" *(118). Работа в этих комиссиях велась приказными деятелями *(119) и заключалась в механическом соединении позднейших узаконений с постановлениями Уложения *(120). О таком характере работ свидетельствует указ, помеченный 1701 г. и предназначенный для введения в действие нового Сводного уложения *(121). В Комиссии 1714 г. работа спорилась едва ли не хуже потому, что трудность сведения разрозненных указов возрастала с расширением дела и при неизменившихся условиях отсутствия переработки соответственного материала в горниле научной мысли *(122). Такой же канцелярской работой были и Сводные уложения, которыми пользовались отдельные учреждения *(123) и которые дошли до нас в значительном числе редакций *(124).

Обращаясь к условиям составления воинских законов при Петре В. мы, главным образом, на основании детальных исследований П. Бобровского и неизвестных этому ученому трудов проф. Фогеля *(125) должны признать, что при создании их не чувствуется, в свою очередь, содействия научной доктрины. Заимствованные почти дословно из разных западных законодательств и подвергнутые целому ряду переделок, вызываемых практическими соображениями, законы эти были делом самой жизни, а не теоретических построений" *(126). П. Бобровский пишет по поводу способа составления Артикула воинского. "Вводилось то, что было годно, и отбрасывалось то, что было негодно" *(127). Устав воинский, продолжает он, "составился из узаконений, постепенно входивших в практику русских войск, по мере развития Северной войны" *(128) и добавляет: "по существу "Устав воинский" представляется собранием европейских законов конца XVII и начала XVIII столетий, с присущими этим законам достоинствами и недостатками" *(129) ...Заимствуя постановления иностранных воинских уставов, Петр В. совершил практическую пробу их, и в этом смысле можно было сказать, что в Уставе воинском, выросшем из этих отдельных уставов *(130), нет теоретического творчества. Насколько, притом, соответствовали нуждам гражданского оборота *(131) эти, испытанные на войне, сборники законов, догадаться нетрудно.

О научной подготовке и обработке законодательного материала, подлежащего кодифицированию, не может быть речи и в позднейших комиссиях, если не считать в том числе Комиссию екатерининскую, которой мы займемся в соответственном месте нашей работы.

Наиболее солидно было поставлено дело составления Уложения "по делам уголовным" в Комиссии 1754 года *(132). Обширный труд ее "О делах уголовных" был закончен в 1755 году *(133). Но и Проект, выработанный в первой, а затем и во второй редакции *(134), не оставляет сомнения в том, что, по существу, мы имеем дело с работой приказных *(135).

Составители Проекта не переходят от общих, выработанных наукой положений, к случаям частным. В Проекте нет общей части не только в применении к постановлениям о разнообразных преступлениях, но и к таким, которые легко допускают общие рассуждения, напр., случаям убийства и его видах, телесным повреждениям и проч. Такие общие вопросы, как вина, значение обороны и проч., не выделяются в самостоятельный отдел. Стремясь единственно к сведению действующих постановлений на началах практической целесообразности, составители нередко объединяют однородные группы преступлений только вслед за Уложением и отчасти Артикулом воинским. Система Уложения 1649 г., подсказанная процессуальными соображениями и распределением дел в порядке учреждений, ведающих те или другие дела, сохраняется и в Проекте. Изменения, замечаемые в нем, вносят только большую детальность, как бы раздвигают старые рамки, но и только. Иногда эти добавления не выходят за пределы чисто казуистического перечисления, легко могущего быть устраненным при помощи самых примитивных приемов обобщения *(136).

Кодификационные опыты эпохи, следующей за Уложением 1649 г., на пространстве времени вплоть до появления известной екатерининской Комиссии свидетельствуют с очевидностью, что они ни приемами своей работы, ни самыми результатами деятельности не обнаруживают на себе влияния научной юриспруденции. К факту о том, что юристы наши не обращаются к юридической литературе в качестве подспорья при выполнении их практических задач, присоединяются и данные, находящие подтверждение в характере результатов их творчества. Типичной для этого времени является такая работа наших юристов, которая направлена на сводку разновременных постановлений при помощи простого приписывания их к старым узаконениям и на заимствование, далее, целиком западноевропейских сборников с приспособлением их для тех потребностей, которые предъявляет практическая жизнь. Если же наши юристы первой половины XVIII в. и вырабатывают проекты кодексов, то делают это путем использования старой, выработанной практики, системы, раздвигая рамки прежних делений и втискивая в них новый законодательный материал, созданный течением и потребностями государственной жизни, поскольку они сознаются деятелями того времени.