Второй день

Память пациента уже озарена светом проникновения, воспоминания льются потоком. «В моей голове точно вдруг что-то взорвалось», — может сказать он. «Мне так много удалось постичь за эту ночь. Я почти не спал, однако сейчас не чувствую себя измученным. Ненадолго засыпая, я видел разные сны…» Он на правильном пути, его реальное «я» начинает оживать. Он рассказывает мне о давно забытых событиях, говорит о наиболее болезненных ситуациях, о которых не мог упомянуть на первой встрече. Возможно, не пройдет и десяти минут, как он начнет плакать, а затем вновь последуют воспоминания, сменяемые все новыми озарениями и чувственным осознанием. Он выглядит крайне измученным и тем не менее, как и подавляющее большинство пациентов, говорит: «Я с трудом смог дождаться сегодняшнего сеанса». Опять мы начинаем борьбу с его защитной системой. Нельзя позволить ему уклоняться от какой-то темы, если есть подозрение, что он избегает ее. Нельзя позволять ему садиться на кушетке или замыкаться в себе. Мы вновь зацепили мучительное воспоминание: «Однажды мама пошла за покупками вместе с двумя подругами и взяла меня с собой, она прицепила бант к моим волосам и сказала подругам: «Посмотрите, какая из него получилась бы хорошенькая девочка, правда?!» «Глупое чучело! Я же мальчик!» — кричит он. И далее начинает рассказывать о ситуациях, в которых мать пыталась навязать ему женский образ. Новые воспоминания, новые инсайты и чувства, связанные с таким материнским поведением. Затем начинается разговор о ее прошлой жизни. О том, что заставило ее стать такой, какой она стала. Почему она вышла замуж за женоподобного мужчину. Разговор уходит в другое русло. «Я уходил в армию, и она поцеловала меня на прощание. Она страстно поцеловала меня прямо в губы. Представляете? Моя родная мать. О Господи! Она всегда хотела, чтобы я оказался на месте моего отца. Моя мать! Отстань от меня! Оставь меня в покое! Я же твой сын!» Затем он, возможно, скажет: «Теперь я понимаю, почему она отвергала всех моих подружек. Ей хотелось оставить меня для себя. Боже, это же просто болезнь! Сейчас я вспомнил один пикник, мы с ней убежали и спрятались от моего отца, и она положила голову мне на колени. У меня возникло странное ощущение. Оно было достаточно мучительным. Ох! Моя мать совращала меня. Я испытывал болезненное ощущение, вырвался и убежал от нее, сам не знаю почему. Сейчас я все понял. Она настраивала меня против моего отца, единственного порядочного человека в моей жизни. Ах ты, дрянь! Настоящая дрянь!» При этом пациент может кататься по полу, корчась и задыхаясь: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу. О-о, o-о!» Он кричит, что хотел убить ее. Я говорю: «Скажи ей об этом». Вне себя от ярости, он начинает молотить кулаками по полу, пребывая в таком состоянии около пятнадцати или двадцати минут. На этом все заканчивается. Он истощен, слишком устал, чтобы продолжать разговор, и мы откладываем его до очередной встречи.

Третий день

Защитная система пациента сильно ослаблена. Он может начать плавать уже по дороге в мой кабинет. Или я обнаруживаю его рыдающим на полу перед дверью кабинета. «Я не смогу перенести все эти мучения, — жалуется он. — Это слишком больно. Я не могу даже читать, настолько меня захватили все эти воспоминания и инсайты (озарения). Как долго все это будет продолжаться?» Мы возобновляем процесс оживления чувств: «Помню, как однажды отец безумно разозлился на меня потому, что я, не хотел сделать то» о чём просила моя мать. Мне было тогда только восемь лет. Я посоветовал ему заткнуться. Он сказал, чтобы я никогда больше »е произносил таких слов. Но я вновь повторил их. Он схватив веник и замахнулся им на меня. Я побежал. Он догнал меня и начал охаживать веником. О Господи! Он едва не забил меня до смерти! Папа ненавидит меня. Он хочет, чтобы я убрался с его дороги. Перестань, папа, перестань!» Эти вновь осознанные чувства, возможно, полностью захватят пациента. Он скатится с кушетки на пол и, сжимаясь от судорожных болей в животе, будет кричать о том, что отец хочет убить его. Возможно, он покроется испариной и начнет давиться, не имея сил выкрикнуть то, что ему хочется. После приступов тошноты и удушья он может закричать, что лучше уж ему умереть. И в итоге: «Папа, я буду хорошо вести себя, я не буду говорить плохих слов!» То есть его реальное «я» вновь отступает. Он становится послушным маленьким мальчиком. Только что он пережил сцену первопричины — цельное чувственно-осознанное переживание из своего прошлого. Оно закончилось через несколько минут и проявилось необычно болезненно. Пациент не обсуждает больше свои чувства. Он прочувствовал их.

Любая сцена первопричины является неким полностью, захватывающим переживанием. Пациент почти не осознает, где находится в этот момент. То, что он переживал влечение первых двух дней терапии, я называю переживаниями псевдопервопричины. Все они были основополагающими чувствами его прошлой жизни, однако главная сцена расщепления еще не выяснена. Естественно, это не означает, что главная сцена первопричины не может быть пережита в ходе первого сеанса. Однако такие случаи скорее исключение, чем правило. Иногда требуется несколько недель, чтобы подойти к главной сцене первопричины. Это случится тогда, когда пациент, разрушив мысленно чувственный барьер, будет готов ко всем видам чувств и начнет непроизвольно восстанавливать сцены первопричины даже после окончания терапевтических сеансов. С этого момента пациент выходит на путь выздоровления.

Каждый день он, вероятно, будет испытывать более глубокие переживания до тех пор, пока не достигнет той сцены, где критический баланс между нереальным и реальным «я» сможет измениться в пользу реального и все чувственные переживания наконец обретут исходную цельность и полноту. С этого времени мучительные переживания прошлого и воспоминания новых сцен первопричины будут продолжаться еще несколько месяцев. Однако мы не можем сказать, что в этот период человек уже совершенно здоров. Каждое переживание сцены первопричины уменьшает роль нереального «я» и увеличивает значимость реального «я». После переживания главных болей первопричины нереальное «я» исчезает, и тогда мы можем, сказать, что пациент стал нормальным. Наша задача — пробудить эти боли, чтобы помочь восстановлению реально чувствующего человека.