Глава IX,

в коей рассказывается о том, что из нее будет видно

В самую глухую полночь {1}, а может быть, и не в самую, Дон Кихот и

Санчо покинули рощу и вступили в Тобосо. Мирная тишина царила в городке,

оттого что все жители отдыхали и, как говорится, спали без задних ног. Ночь

выдалась довольно светлая, однако же Санчо предпочел бы, чтоб она была

темная-претемная, ибо темнота могла послужить оправданием его тупоумия. Во

всем городе слышался только собачий лай, несносный для ушей Дон Кихота и

действовавший устрашающе на душу Санчо. Время от времени ревел осел, хрюкали

свиньи, мяукали коты, и в ночной тишине все эти по-разному звучавшие голоса

казались еще громче, каковое обстоятельство влюбленный рыцарь почел за

дурное предзнаменование; однако ж со всем тем он сказал Санчо:

- Сын мой Санчо! Указывай мне путь во дворец Дульсинеи, - может

статься, она уже пробудилась.

- Кой черт во дворец, когда я виделся с ее величеством в маленьком

домишке? - воскликнул Санчо.

- Должно полагать, - заметил Дон Кихот, - что на ту пору она вместе со

своими придворными дамами удалилась в малые покои своего замка, как это

принято и как это водится у всех знатных сеньор и принцесс.

- Сеньор! - сказал Санчо. - Уж коли ваша милость назло мне желает,

чтобы дом госпожи Дульсинеи был замком, то с чего бы это ворота его в такой

час оказались отперты? И пристало ли нам с вами барабанить, чтобы нас

услышали и отворили? Этак мы весь народ переполошим и взбудоражим. Что мы,

по-вашему, к девкам будем стучаться, словно ихние полюбовники, которые во

всякое время заявляются, стучатся, и, как бы поздно ни было, их все-таки

впускают?

- Лиха беда - отыскать замок, - возразил Дон Кихот, - а там я тебе

скажу, Санчо, как нам надлежит поступить. Да ты смотри, Санчо: или я плохо

вижу, или же вон та темная громада и есть дворец Дульсинеи.

- Ну так вы и поезжайте вперед, ваша милость, - подхватил Санчо, -

может, это и так, но если даже я увижу этот дворец своими глазами и ощупаю

собственными руками, все-таки я поверю в него не больше, чем тому, что

сейчас белый день.

Дон Кихот двинулся первый и, проехав шагов двести, приблизился вплотную

к темневшей громаде и увидел высокую башню, и тут только уразумел он, что

это не замок, а собор. И тогда он сказал:

- Мы наткнулись на церковь, Санчо.

- Уж я вижу, - отозвался Санчо. - И дай-то бог, чтобы мы не наткнулись

на нашу могилу, а то ведь это примета неважная - в такое время скитаться по

кладбищам, да и потом, если память мне не изменяет, я вашей милости

сказывал, что дом этой сеньоры находится в тупике.

- Побойся ты бога, глупец! - воскликнул Дон Кихот. - Где ты видел,

чтобы замки и королевские дворцы строились в тупиках?

- Сеньор! - возразил Санчо. - В каждой стране свой обычай: видно,

здесь, в Тобосо, принято строить дворцы и громадные здания в переулках, а

потому будьте добры, ваша милость, пустите меня поездить по ближайшим улицам

и переулкам, - может случиться, что в каком-нибудь закоулке я и наткнусь на

этот дворец, чтоб его собаки съели, до того он нас закружил и загонял.

- Выражайся почтительнее, Санчо, обо всем, что касается моей госпожи, -

сказал Дон Кихот, - не будем кипятиться и не будем терять последний разум.

- Постараюсь держать себя в руках, - объявил Санчо, - но только какое

же надобно иметь терпение, коли ваша милость требует, чтобы я с одного раза

на всю жизнь запомнил дом нашей хозяйки и отыскал его в полночь, когда вы

сами, ваша милость, не можете его отыскать, а уж вы-то его, наверно, тысячу

раз видели?

- Ты приводишь меня в отчаяние, Санчо, - сказал Дон Кихот. - Послушай,

еретик: не говорил ли я тебе много раз, что я никогда не видел несравненную

Дульсинею и не переступал порога ее дворца и что я влюбился в нее только по

слухам, ибо до меня дошла громкая слава о красоте ее и уме?

- Теперь я все понял, - молвил Санчо, - и должен признаться: коли ваша

милость никогда ее не видала, то я и подавно.

- Не может этого быть, - возразил Дон Кихот, - по крайней мере, ты сам

мне говорил, что видел, как она просеивала зерно, и привез мне ответ на

письмо, которое я посылал ей с тобой.

- На это вы особенно не напирайте, сеньор, - объявил Санчо, - потому

надобно вам знать, что я видел ее и ответ привез тоже по слухам, и какая она

из себя, сеньора Дульсинея, это мне так же легко сказать, как попасть

пальцем в небо.

- Санчо, Санчо! - молвил Дон Кихот. - Иногда и пошутить можно, а иногда

всякая шутка становится нехорошей и неуместной. И если я сказал, что никогда

не виделся и не беседовал с владычицей моей души, то это не значит, что и ты

должен говорить, будто никогда не беседовал с ней и не виделся, - ты же сам

знаешь, что это не так.

В то время как они вели этот разговор, навстречу им, ведя двух мулов,

шел какой-то человек, и по скрежету плуга, тащившегося по земле, Дон Кихот и

Санчо заключили, что это хлебопашец, который встал до свету и теперь

отправляется на свое поле, и так оно и было на самом деле. Хлебопашец шел и

пел песню:

Худо вам пришлось, французы {2},

На охоте в Ронсевале.

- Пусть меня уложат на месте, - послушав его, сказал Дон Кихот, - если

нынче же с нами не случится чего-нибудь доброго. Слышишь, что поет этот

селянин?

- Слышать-то я слышу, - отвечал Санчо, - но только какое отношение

имеет к нашим поискам ронсевальская охота? С таким же успехом он мог бы петь

и про Калаиноса {3}, - от этого в нашем деле ничего доброго и ничего худого

произойти не может.

Тем временем хлебопашец приблизился, и Дон Кихот окликнул его:

- Бог в помощь, любезный друг! Не можете ли вы мне сказать, где здесь

дворец несравненной принцессы доньи Дульсинеи Тобосской?

- Сеньор! - отвечал парень. - Я нездешний, я тут всего несколько дней,

нанялся на полевые работы к одному богатому землевладельцу, а вот в доме

напротив живут священник и пономарь; кто-нибудь из них, а то и оба дадут вам

справку насчет этой принцессы, потому у них записаны все жители Тобосо, хотя

мне сдается, что во всем Тобосо ни одной принцессы не сыщешь. Барынь,

правда, много, да еще и важных: ведь у себя дома все принцессы.

- Так вот, друг мой, - подхватил Дон Кихот, - среди них и должна быть

та, про которую я спрашиваю.

- Все может быть, - молвил парень, - а затем прощайте, уже светает.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, он погнал своих мулов. Санчо,

видя, что его господин озадачен и весьма недоволен, сказал:

- Сеньор! Вот уж и день настает, - нехорошо, если солнце застигнет нас

на улице, лучше было бы нам выехать из города: вы, ваша милость, укрылись бы

в ближнем лесу, а я деньком возвращусь в город и стану шарить по всем

закоулкам, пока не найду не то дом, не то замок, не то дворец моей госпожи,

и уж это особая будет неудача, коли я его не найду, а коли найду, так я

поговорю с ее милостью и скажу, где и в каком расположении духа ваша милость

дожидается повеления ее и указания, как бы это свидеться с нею, не повредив

ее чести и доброму имени.

- Ты ухитрился, Санчо, замкнуть множество мыслей в круг небольшого

количества слов, - заметил Дон Кихот. - Я с превеликою охотою принимаю твой

совет и горю желанием последовать ему. Итак, сын мой, поедем в лес, и там я

и побуду, ты же, как обещал, возвратишься в город, разыщешь мою госпожу,

повидаешься и побеседуешь с нею, а при ее уме и любезности нам

сверхъестественных милостей от нее ожидать должно.

Санчо, дабы не всплыл обман с мнимым ответом Дульсинеи, который он

якобы доставил в Сьерру Морену, жаждал увезти из Тобосо своего господина и

потому постарался ускорить отъезд, каковой и в самом деле последовал весьма

скоро, и вот в двух милях от городка сыскали они лес, или, вернее, рощу, где

Дон Кихот и остался на то время, пока Санчо съездит в город поговорить с

Дульсинеей, - с посланцем же нашим произошли дорогою события, требующие

особого внимания и особого доверия.

1 В самую глухую полночь... - строка из романса о графе Кларосе.

2 Худо вам пришлось, французы... - начальные стихи одного из

популярнейших испанских романсов на тему о битве в Ронсевальском ущелье. (На

русский язык романс был переведен Карамзиным в 1789 г.).

3 ...петь и про Калаиноса... - В романсе о Калаиносе рассказывается,

что мавр Калаинос отправился, по настоянию своей возлюбленной, во Францию,

чтобы преподнести ей в приданое головы троих из Двенадцати Пэров Франции.

Ему удалось победить Балдуина, но сам он погиб от руки Роланда.