Глава lxxii

О том, как Дон Кихот и Санчо прибыли в свое село

Весь этот день Дон Кихот и Санчо провели в селении, на постоялом дворе,

и ожидали наступления ночи, один - дабы в чистом поле завершить

самобичевание, другой - дабы присутствовать при его конце, в коем заключался

венец его желаний. Между тем на постоялый двор въехал новый путешественник с

тремя или четырьмя слугами, и один из слуг обратился к тому, кого можно было

принять за их господина:

- Здесь, сеньор дон Альваро Тарфе, вы можете переждать полуденный зной;

в гостинице как будто бы и чисто и прохладно.

Услышав это, Дон Кихот сказал Санчо:

- Знаешь, Санчо, когда я перелистывал вторую часть моей истории, то,

по-моему, мне там встретилось имя дона Альваро Тарфе.

- Очень может быть, - заметил Санчо. - Дайте ему спешиться, и тогда мы

у него спросим.

Всадник спешился, и хозяйка постоялого двора отвела ему внизу комнату,

прямо против комнаты Дон Кихота, также увешанную разрисованными полотнами.

Вновь прибывший кавальеро переоделся в летнее платье, вышел в галерею,

обширную и прохладную, и, увидев Дон Кихота, который также прогуливался по

галерее, обратился к нему с вопросом:

- Куда, милостивый государь, изволите путь держать?

На что Дон Кихот ему ответил:

- В одно из ближайших сел, откуда я родом. А ваша милость куда

направляется?

- Я, сеньор, - отвечал кавальеро, - еду в Гранаду: это моя родина.

- Истинно прекрасная родина! - воскликнул Дон Кихот. - А скажите,

будьте любезны, ваша милость, как вас зовут? Я не сумею должным образом

изъяснить, как важно мне это знать.

- Меня зовут доном Альваро Тарфе, - отвечал постоялец.

На это Дон Кихот ему сказал:

- Я нимало не сомневаюсь, что ваша милость и есть тот самый дон Альваро

Тарфе, который выведен во второй части Истории Дон Кихота Ламанчского,

недавно преданной тиснению и выданной в свет одним новейшим сочинителем.

- Я самый, - отвечал кавальеро, - Дон Кихот же, главное действующее

лицо помянутой истории, был моим ближайшим другом, и это я вытащил его из

родного края, во всяком случае я подвигнул его отправиться на турнир в

Сарагосу, куда я собирался сам. Признаться, я оказал ему немало дружеских

услуг, и только благодаря мне палач не разукрасил ему спину за чрезмерную

дерзость.

- А скажите на милость, сеньор дон Альваро, похож ли я хоть немного на

того Дон Кихота?

- Разумеется, что нет, - отвечал постоялец, - положительно ничем.

- А у того Дон Кихота, - продолжал допытываться наш Дон Кихот, -

состоял на службе оруженосец Санчо Панса?

- Как же, состоял, - отвечал дон Альваро, - но, хотя он слыл великим

шутником, я лично ни одной остроумной шутки от него не слышал.

- Охотно этому верю, - заговорил тут Санчо, - потому шутить не каждый

умеет, и этот ваш Санчо, досточтимый сеньор, верно уж, преизрядный плут,

тупица, да к тому же еще и негодяй; ведь настоящий-то Санчо Панса - это я, и

у меня шутки сыплются чаще дождевых капель; коли угодно вашей милости

убедиться на деле, то поживите со мной так примерно годик, и вы сами

увидите, что они у меня срываются с языка поминутно и притом в таком

количестве и такого рода, что совершенно неожиданно для меня самого все мои

слушатели покатываются со смеху. Подлинный же Дон Кихот Ламанчский, славный,

отважный, благоразумный влюбленный, искоренитель неправды, оплот малолетних

и сирых, прибежище вдовиц, покоритель девичьих сердец, знающий только одну

владычицу, Дульсинею Тобосскую, - вот он, перед вами, и это мой господин,

всякий же другой Дон Кихот, а равно и всякий другой Санчо Панса - это все

пустые враки.

- Клянусь богом, друг мой, я тебе верю, - воскликнул дон Альваро, - в

тех немногих словах, которые ты успел сказать, заключено больше остроумия,

нежели во всем, что я слышал от другого Санчо Пансы, а ведь говорит он без

умолку! Он больше обжора, чем краснобай, и не столько шутник, сколько просто

глупец, и вообще для меня несомненно, что волшебники преследующие Дон Кихота

хорошего, вознамерились преследовать и меня через посредство Дон Кихота

плохого. Впрочем, я ничего не понимаю: я могу ручаться, что поместил его на

излечение в толедский дом для умалишенных, но теперь я вижу другого Дон

Кихота, ничего общего не имеющего с моим.

- Я не знаю, точно ли я хороший, - молвил Дон Кихот, - одно могу

сказать, что я и не плохой, в доказательство чего позвольте довести до

сведения вашей милости, государь мой дон Альваро Тарфе, что я ни разу в

жизни не был в Сарагосе, более того: как скоро я узнал, что вымышленный Дон

Кихот участвует в сарагосском турнире, то порешил туда не ездить, чтобы

вывести сочинителя за ушко да на солнышко, а проследовал прямо в Барселону -

обиталище радушия, приют для чужестранцев, пристанище для бедняков, отчизну

храбрецов, город-мститель за утесненных, гостеприимный кров для истинной

дружбы, город, единственный по красоте местоположения. И хотя события,

которые там со мною произошли, не весьма радостны, напротив того: весьма

печальны, меня, однако ж, примиряет с ними то обстоятельство, что я видел

самый город. Итак, сеньор дон Альваро Тарфе, это я и есть Дон Кихот

Ламанчский, о котором идет слава, а не тот пакостник, который вознамерился

присвоить себе мое имя и, приписав себе мои мысли, тем возвысить себя во

мнении света. Я взываю к вашей милости, как к истинному кавальеро: не

откажите в любезности, объявите местному алькальду, что до сего дня ваша

милость никогда меня не видала, что я не тот Дон Кихот, который изображен во

второй части, и что оруженосец мой Санчо не тот, которого ваша милость

изволила знать.

- Я весьма охотно это сделаю, - сказал дон Альваро, - согласитесь,

однако ж, что это вещь неслыханная - быть знакомым с двумя Дон Кихотами и

двумя Санчо зараз, чьи имена столь сходны и чьи деяния столь различны.

Впрочем, я готов подтвердить, что я не видел того, что видел, и что со мной

не происходило того, что произошло.

- Ваша милость, уж верно, заколдована, точь-в-точь как сеньора

Дульсинея Тобосская, - рассудил Санчо. - Хорошо, если б я мог расколдовать

вашу милость, отсчитав себе три тысячи с лишком плетей, как это я делаю ради

нее, - уж для вас-то я бы бесплатно постарался.

- Насчет плетей - это мне что-то невдомек, - признался дон Альваро.

Санчо заметил, что об этом долго рассказывать, но что он, однако, все

ему расскажет, если только им по пути. Между тем пришло время обедать; Дон

Кихот и дон Альваро отобедали вместе. Тут на постоялый двор случилось зайти

местному алькальду и писарю, и к этому самому алькальду Дон Кихот обратился

с формальной просьбой: он желает-де, чтобы, в ограждение его, Дон Кихота,

прав, здесь присутствующий кавальеро дон Альваро Тарфе перед лицом его

милости алькальда засвидетельствовал, что он никогда прежде не знал Дон

Кихота Ламанчского, также здесь присутствующего, и что это совсем не тот Дон

Кихот, который изображен в вышедшей из печати книге под заглавием Вторая

часть Дон Кихота Ламанчского, сочинение некоего Авельянеды, уроженца

Тордесильяса. Алькальд все это обставил юридически: свидетельское показание

было дано с соблюдением всех приличествующих случаю формальностей, чему Дон

Кихот и Санчо весьма обрадовались, словно им в самом деле было чрезвычайно

важно иметь подобное показание и как будто бы различие между двумя Дон

Кихотами и двумя Санчо и без того не было достаточно резко означено в их

поступках и в их речах. Дон Альваро и Дон Кихот долго еще обменивались

учтивостями и изъявлениями преданности, и тут великий ламанчец выказал всю

свою рассудительность, дон Альваро же Тарфе вынужден был признать, что он в

нем ошибался: он даже близок был к мысли, что он сам заколдован, коль скоро

видел своими глазами двух столь различных Дон Кихотов.

Наступил вечер, и оба постояльца одновременно выехали из села, однако ж

примерно в полумиле от него дорога расходилась: одна вела в село к Дон

Кихоту, другая - туда, куда нужно было дону Альваро. За этот краткий

промежуток времени Дон Кихот рассказал дону Альваро о злополучном своем

поражении, о заколдованности Дульсинеи и о средстве расколдовать ее и всем

этим привел дона Альваро в изумление, а затем дон Альваро, обняв Дон Кихота

и Санчо, поехал в одну сторону, Дон Кихот же устремился в другую и провел

эту ночь среди дерев, чтобы предоставить возможность Санчо покончить с его

епитимьей, каковую Санчо и на сей раз исполнял тем же самым способом, что и

прошедшей ночью, то есть в неизмеримо большей степени за счет буковой коры,

нежели за счет собственной спины, с которою он до того бережно обходился,

что даже муху не могли бы с нее согнать наносимые им удары. Обманутый Дон

Кихот ни разу не ошибся в счете и нашел, что вместе со вчерашними общее

число плетей достигает трех тысяч двадцати девяти. Солнце, казалось, взошло

в этот день раньше только для того, чтобы взглянуть на это жертвоприношение,

и с первыми его лучами Дон Кихот и Санчо поехали дальше, беседуя между собою

о том, в каком заблуждении находился дон Альваро и как благоразумно они

поступили, взяв у него по всей форме, перед лицом представителя правосудия,

свидетельское показание.

Весь этот день, равно как и следующую ночь, они провели в пути, и за

это время с ними не случилось ничего такого, что заслуживало бы описания, за

исключением разве того, что ночью Санчо выполнил свой урок, чему Дон Кихот

возрадовался несказанно, - он с нетерпением стал ожидать рассвета, оттого

что днем, казалось ему, он непременно должен встретить уже расколдованную

владычицу свою Дульсинею; и, продолжая свой путь, он не пропускал ни одной

женщины без того, чтобы не поглядеть: уж не Дульсинея ли это Тобосская, а

что Мерлин мог не исполнить своего обещания - это представлялось ему

невероятным. Занятый этими мыслями и мечтами, он вместе с Санчо въехал на

холм, с вершины коего открывался вид на их родное село, и тут Санчо,

опустившись на колени, воскликнул:

- Открой очи, желанная отчизна, и взгляни на сына своего Санчо Пансу:

он возвращается к тебе не сильно разбогатевший, но зато лихо исполосованный

плетьми. Раскрой объятия и прими также сына своего Дон Кихота: его одолела

рука другого, но зато он преодолел самого себя, а ведь это он же мне и

говорил, что более доблестной победы невозможно себе пожелать. Я возвращаюсь

при деньгах, потому хоть и славно меня выпороли, зато я славно верхом

прокатился.

- Полно дурачиться, - сказал Дон Кихот, - дай бог нам счастливо въехать

в наше селение, а уж там, на досуге, наша выдумка придет нам на помощь, и мы

составим план пастушеской жизни, которую мы намереваемся вести.

Тут они спустились с холма и двинулись по направлению к своему селу.