Глава XII

О необычайном приключении доблестного Дон Кихота с отважным Рыцарем

Зеркал

Ночь после встречи со Смертью Дон Кихот и его оруженосец провели под

высокими и тенистыми деревьями, где, сдавшись на уговоры Санчо, Дон Кихот

прежде всего вкусил той снеди, которою был нагружен осел; и за ужином Санчо

сказал своему господину:

- Сеньор! В каких бы я остался дураках, когда бы выбрал себе в награду

трофеи первого приключения вашей милости, а не жеребят от трех ваших кобыл!

Вот уж, что называется: "Лучше синица в руках, чем журавль в небе".

- Однако, Санчо, - возразил Дон Кихот, - если б ты дал мне сразиться,

как я хотел, то в виде трофея тебе достались бы, по малой мере, золотая

корона Императрицы и раскрашенные крылья Купидона. Я задал бы этой компании

порядочную трепку, и все их пожитки перешли бы к тебе.

- Скипетры и короны императоров лицедейных никогда не бывают из чистого

золота, а либо из мишуры, либо из жести, - заметил Санчо Панса.

- Справедливо, - отозвался Дон Кихот, - театральным украшениям не

подобает быть добротными, им надлежит быть воображаемыми и только

кажущимися, как сама комедия, и все же мне бы хотелось, чтобы ты, Санчо,

оценил и полюбил комедию, а следственно и тех, кто ее представляет, и тех,

кто ее сочиняет, ибо все они суть орудия, приносящие государству великую

пользу: они беспрестанно подставляют нам зеркало, в коем ярко отражаются

деяния человеческие, и никто так ясно не покажет нам различия между тем,

каковы мы суть, и тем, каковыми нам быть надлежит, как комедия и комедианты.

Нет, правда, скажи мне: разве ты не видел на сцене комедий, где выводятся

короли, императоры, папы, рыцари, дамы и другие действующие лица? Один

изображает негодяя, другой - плута, третий - купца, четвертый - солдата,

пятый - сметливого простака, шестой - простодушного влюбленного, но, едва

лишь комедия кончается и актеры снимают с себя костюмы, все они между собою

равны.

- Как же, видел, - отвечал Санчо.

- То же самое происходит и в комедии, которую представляет собою

круговорот нашей жизни, - продолжал Дон Кихот, - и здесь одни играют роль

императоров, другие - пап, словом, всех действующих лиц, какие только в

комедии выводятся, а когда наступает развязка, то есть когда жизнь

кончается, смерть у всех отбирает костюмы, коими они друг от друга

отличались, и в могиле все становятся между собою равны.

- Превосходное сравнение, - заметил Санчо, - только уже не новое, мне

не однажды и по разным поводам приходилось слышать его, как и сравнение

нашей жизни с игрою в шахматы: пока идет игра, каждая фигура имеет свое

особое назначение, а когда игра кончилась, все фигуры перемешиваются,

перетасовываются, ссыпаются в кучу и попадают в один мешок, подобно как все

живое сходит в могилу.

- С каждым днем, Санчо, ты становишься все менее простоватым и все

более разумным, - заметил Дон Кихот.

- Да ведь что-нибудь да должно же пристать ко мне от вашей премудрости,

- сказал Санчо, земля сама по себе может быть бесплодною и сухою, но если ее

удобрить и обработать, она начинает давать хороший урожай. Я хочу сказать,

что беседы вашей милости были тем удобрением, которое пало на бесплодную

почву сухого моего разума, а все то время, что я у вас служил и с вами

общался, было для него обработкой, благодаря чему я надеюсь обильный

принести урожай, и урожай этот не сойдет и не уклонится с тропинок благого

воспитания, которые милость ваша проложила на высохшей ниве моего понятия.

Посмеялся Дон Кихот велеречию Санчо, однако ж не мог не признать, что

тот в самом деле подает надежды, ибо своей манерой выражаться частенько

приводил его теперь в изумление; впрочем, всякий или почти всякий раз, как

Санчо начинал изъясняться на ученый или на столичный лад, речь его в конце

концов низвергалась с высот простодушия в пучину невежества; особливая же

изысканность его речи и изрядная память сказывались в том, как он, кстати и

некстати, применял пословицы, что на протяжении всей нашей истории читатель,

по всей вероятности, видел и замечал неоднократно.

В таких и тому подобных разговорах прошла у них большая половина ночи,

и наконец Санчо припала охота отправиться на боковую, как он выражался,

когда его клонило ко сну, и, расседлав серого, он дал ему полную волю

наслаждаться обильным травою пастбищем. С Росинанта же он не снял седла по

особому распоряжению Дон Кихота, не велевшего расседлывать коня, пока они

ведут походную жизнь и ночуют под открытым небом; старинный обычай,

установленный и неуклонно соблюдавшийся странствующими рыцарями, дозволял

снимать уздечку и привязывать ее к седельной луке, но снимать седло - ни в

коем случае! Санчо так и сделал и предоставил Росинанту свободно пастись

вместе с осликом, а между осликом и Росинантом существовала дружба тесная и

беспримерная, так что из поколения в поколение шла молва, будто автор

правдивой этой истории первоначально посвятил ей даже целые главы, но, дабы

не выходить из границ приличия и благопристойности, столь героической

истории подобающей, таковые главы в нее не вставил, хотя, впрочем, в иных

случаях он этого правила не придерживается и пишет, например, что едва лишь

оба четвероногих сходились вместе, то начинали друг друга почесывать, а

затем усталый и довольный Росинант клал свою шею на шею усталого и

довольного серого (при этом с другой стороны она выступала более чем на

пол-локтя), и оба, задумчиво глядя в землю, обыкновенно простаивали так дня

по три, во всяком случае, все то время, каким они для этой цели располагали,

а также когда голод не понуждал их искать пропитания. Говорят еще, будто в

одном сочинении помянутого автора дружба эта сравнивается с дружбою Ниса и

Эвриала {1}, Пилада и Ореста {2}, а когда так, то из этого, всем людям на

удивление, явствует, сколь прочною, верно, была дружеская привязанность двух

этих мирных животных, и не только на удивление, но и к стыду, ибо люди

совершенно не умеют хранить дружеские чувства. Недаром говорится:

Трости копьями стальными {3},

А друзья врагами стали.

И еще:

Куму кум подставить ножку {4}

Втихомолку норовит.

И пусть не думают, что автор несколько преувеличил, сравнив дружбу этих

животных с дружбою человеческою, ибо от животных люди получили много уроков

{5} и узнали много важных вещей: так, например, аисты научили нас

пользоваться клистиром, собаки - блеванию и благодарности, журавли -

бдительности, муравьи - предусмотрительности, слоны - стыдливости, а конь -

верности.

Наконец Санчо уснул у подножия пробкового дуба, Дон Кихот же задремал

под дубом обыкновенным, но могучим; однако малое время спустя его разбудил

шум, послышавшийся у него за спиной, и, тут же вскочив, он начал

вглядываться и вслушиваться, силясь определить, что это за шум, и увидел

двух всадников, один из которых спрыгнул наземь и сказал своему спутнику:

- Слезай, приятель, и разнуздай коней, мне сдается, что травы здесь для

них будет вдоволь, а для любовных моих дум - вдоволь тишины и уединения.

Произнеся эти слова, незнакомец в один миг растянулся на траве; когда

же он повалился на землю, послышался звон доспехов, и для Дон Кихота то был

явный знак, что пред ним странствующий рыцарь; по сему обстоятельству Дон

Кихот приблизился к спящему Санчо, потянул его за руку и, с немалым трудом

добудившись, сказал ему на ухо:

- Брат Санчо! Приключение!

- Дай бог, чтоб удачное, - отозвался Санчо. - А где же оно, государь

мой, это самое многоуважаемое приключение?

- Где приключение, Санчо? - переспросил Дон Кихот. - Поверни голову и

погляди: вон там лежит странствующий рыцарь, и, сколько я понимаю, он не

чрезмерно весел, - я видел, как он соскочил с коня и, словно в отчаянии,

повалился на землю, и в это время зазвенели его доспехи.

- Почему же ваша милость думает, что это приключение? - осведомился

Санчо.

- Я не хочу сказать, что это уже и есть приключение, это только его

начало, ибо приключения начинаются именно так, - отвечал Дон Кихот. - Но чу:

кажется, он настраивает не то лютню, не то гитару, откашливается, прочищает

горло - видно, собирается петь.

- Честное слово, так оно и есть, - сказал Санчо, - должно полагать, это

влюбленный рыцарь.

- Странствующий рыцарь не может не быть влюблен, - заметил Дон Кихот. -

Послушаем же его и по шерстинке песни узнаем овчинку его помыслов, ибо уста

глаголют от полноты сердца.

Санчо хотел было возразить своему господину, но ему помешал голос

Рыцаря Леса, голос не слишком дурной, но и не весьма приятный, и,

прислушавшись, Дон Кихот и Санчо уловили, что поет он вот этот самый сонет:

Сеньора! Я на все готов для вас.

Извольте лишь отдать распоряженье,

И ваш любой приказ без возраженья

Я в точности исполню сей же час.

Угодно вам, чтоб молча я угас, -

И с жизнью я прощусь в одно мгновенье;

Узнать хотите про мои мученья -

Самой любви велю сложить рассказ.

Противоречий странных сочетанье -

Как воск, мягка и, как алмаз, тверда, -

Моя душа по вас тоскует страстно.

Вдавите или врежьте по желанью

В нее ваш дивный образ навсегда.

Стереть его уже ничто не властно.

Тут Рыцарь Леса, вздохнув, казалось, из глубины души, кончил свою

песню, а немного погодя заговорил голосом жалобным и печальным:

- О прекраснейшая и неблагодарнейшая женщина во всем подлунном мире!

Ужели, светлейшая Касильдея Вандальская {6}, ты допустишь, чтобы преданный

тебе рыцарь зачах и погиб в бесконечных странствиях и в суровых и жестоких

испытаниях? Ужели тебе не довольно того, что благодаря мне тебя признали

первою красавицею в мире все рыцари Наварры, Леона, Тартесии {7}, Кастилии

и, наконец, Ламанчи?

- Ну уж нет, - молвил тут Дон Кихот, - я сам рыцарь Ламанчский, но

никогда ничего подобного не признавал, да и не мог и не должен был

признавать ничего, столь принижающего красоту моей госпожи, - теперь ты

видишь, Санчо, что рыцарь этот бредит. Впрочем, послушаем еще: уж верно, он

выскажется полнее.

- Еще как выскажется, - подхватил Санчо, - он, по видимости,

приготовился целый месяц выть без передышки.

Случилось, однако ж, не так: услышав, что кто-то поблизости

разговаривает, Рыцарь Леса прекратил свои пени, стал на ноги и звонким и

приветливым голосом произнес:

- Кто там? Что за люди? Принадлежите ли вы к числу счастливых или же

скорбящих?

- Скорбящих, - отозвался Дон Кихот.

- В таком случае приблизьтесь ко мне, - молвил Рыцарь Леса, - и знайте,

что вы приближаетесь к воплощенной печали скорби.

Услышав столь трогательный и учтивый ответ, Дон Кихот приблизился к

рыцарю, а за Дон Кихотом проследовал и Санчо.

Сетовавший рыцарь схватил Дон Кихота за руку и сказал:

- Садитесь, сеньор рыцарь, - чтобы догадаться, что вы рыцарь и

принадлежите к ордену рыцарей странствующих, мне довольно было встретить вас

в этом месте, где с вами делят досуг лишь уединение да вечерняя роса -

обычный приют и естественное ложе странствующих рыцарей.

На это ему Дон Кихот ответил так:

- Я - рыцарь и как раз этого самого ордена, и хотя печали, бедствия и

злоключения свили в душе моей прочное гнездо, однако ж от нее не отлетело

сострадание к несчастьям чужим. Из песни вашей я сделал вывод, что ваши

несчастья - любовного характера, то есть что они вызваны вашею любовною

страстью к неблагодарной красавице, которой имя вы упоминали в жалобах

ваших.

Так, в мире и согласии, вели они между собой беседу, сидя на голой

земле, и кто бы мог подумать, что не успеет заняться день, как они уже

займутся друг дружкой на поле сражения!

- Уж не влюблены ли, часом, и вы, сеньор рыцарь? - спросил Дон Кихота

Рыцарь Леса.

- К несчастью, да, - отвечал Дон Кихот, - впрочем, если выбор мы

сделали достойный, то страдания, им причиняемые, нам надлежит почитать за

особую милость, а никак не за напасть.

- Ваша правда, - заметил Рыцарь Леса, - но только презрение наших

повелительниц, от которого Мы теряем рассудок и здравый смысл, так велико,

что скорее напоминает месть.

- Моя госпожа никогда меня не презирала, - возразил Дон Кихот.

- Разумеется, что нет, - подхватил находившийся поблизости Санчо, - моя

госпожа кроткая, как овечка и мягкая, как масло.

- Это ваш оруженосец! - спросил Рыцарь Леса.

- Да, оруженосец, - отвечал Дон Кихот.

- В первый раз вижу, чтобы оруженосец смел перебивать своего господина,

- заметил Рыцарь Леса, - по крайней мере, мой оруженосец, - вон он стоит, -

хоть и будет ростом со своего собственного отца, однако ж, когда говорю я,

он как воды в рот наберет.

- Ну, а я, коли на то пошло, - вмешался Санчо, - говорю и имею полное

право говорить при таком... ладно уж, не стану трогать лихо.

Тут оруженосец Рыцаря Леса взял Санчо за руку и сказал:

- Отойдем-ка в сторонку и поговорим по душам, как оруженосец с

оруженосцем, а наши господа пусть себе препираются и рассказывают друг другу

о сердечных своих обстоятельствах, - ручаюсь головой, что они еще и дня

прихватят, да и то, пожалуй, не кончат.

- Пусть себе на здоровье, - согласился Санчо, - а я расскажу вашей

милости, кто я таков, и вы увидите, что меня нельзя ставить на одну доску с

другими болтливыми оруженосцами.

Оба оруженосца удалились, и между ними началось собеседование столь же

забавное, сколь важным было собеседование их сеньоров.

1 Hис и Эвриал - герои "Энеиды" Вергилия: спутники Энея, связанные

между собой теснейшей дружбой.

2 Пилад и Орест (миф.) - Орест - сын греческого царя Агамемнона и

Клитемнестры. После того как отец Ореста был убит и ему самому угрожала

такая же участь, он бежал с помощью своей сестры Электры в Колхиду, где у

него завязалась такая тесная и крепкая дружба с сыном колхидского царя

Пиладом, что каждый из них готов был пожертвовать жизнью ради другого.

Дружба Пилада и Ореста вошла в поговорку.

3 Трости копьями стальными... - стихи из романа испанского писателя

Переса де Ита (1544?-1619?) "Гражданские войны в Гранаде". Трости, о которых

здесь идет речь, в XVI в. применялись в потешных военных играх, состоявших в

том, что всадники, вооруженные тростями, метали их друг в друга, защищаясь

щитами.

4 Куму кум подставить ножку... - рефрен народного романса.

5 ...от животных люди получили много уроков... - Все приведенные

примеры заимствованы Сервантесом из "Естественной истории" Плиния Старшего

(23-79 н.э.).

6 Касильдея Вандальская - то есть Андалусская, по имени германского

племени вандалов, владевших южной частью Испании. Это имя придумано

Сервантесом по аналогии с Дульсинеей Тобосской.

7 Тартесия - от Тартеса, древнего финикийского торгового города в

Юго-Западной Испании, в устье р. Гуадалкивир. Тартесия то же, что Андалусия.