С.Л.Ария Жизнь адвоката

ДЕЛО ПУЗЫРЕВОЙ

(Соучастие в мошенничестве и подстрекательстве к даче взяток)

Серафима Кшесинская, супруга протоиерея, обвинялась в том, что, организовав преступную группу, в которую вошли Пузырева, Черников, Ускова и Малая, на протяжении многих лет занималась мошенническими операциями, состоявшими в том, что, выдавая себя за руководящего работника Моссовета, связанного по службе с членами исполкома Моссовета, вымогала с помощью своих соучастников крупные суммы денег с граждан за получение квартир, особняков, автомашин и т. д. из фондов Московского Совета (52 эпи­ зода).

Всего следствием было установлено получение Кшесинской таким способом свыше 1,5 млн руб.

Пузырева лично обвинялась в том, что предоставляла в распоряжение Кшесинской свою отдельную квартиру для свиданий с «клиентами», рекомендовала ее 12 лицам в качестве руководящего работника Моссовета, имеющего возможность устроить отдельные квартиры, получала с указанных лиц крупные суммы денег (до 70 тыс. руб.), которые делила затем с Кшесинской.

Дело рассматривалось в Московском городском суде в 1959 году. Прокурор в процессе просил признать Пузыреву виновной как соучастницу мошеннических комбинаций Кшесинской, заведомо знавшую об истинном характере действий Кшесинской, и пригово-

рить ее к наказанию, связанному с лишением свободы.

Речь в защиту Пузыревой

Настоящее дело поражает наше воображение не только размахом авантюр Кшесинской, не только огромными суммами, которые нескончаемым потоком текли в ее руки, но преж­ де всего количеством и положением обманутых ею людей.

Вдумайтесь, кого только вы здесь не выслушали в судебном заседании. Перед вами прошли офицеры и крупные торговые работники, дипломаты и врачи, работники органов юс­ тиции и домашние хозяйки, портнихи и шоферы, и даже один священник. Удивительное сочетание самых различных по своему общественному положению, по профессиям и по интеллектуальному уровню людей. В большинстве своем это

71

люди, не имеющие никакого преступного прошлого, обладающие незаурядным жизненным опытом, заслужившие доброе имя. И все они оказались в весьма двусмысленном положении перед судом. Жизненные пути всех этих разных и в большинстве своем хороших людей по воле Кшесинской скрестились и связались в большой преступный узел, именуемый теперь уголовным делом.

При слове «узел» мне вспоминается древняя легенда об Александре Македонском: фригийский царь Гордий предложил ему распутать чрезвычайно сложный узел — тогда он станет властелином Востока. Александр взял меч и разрубил этот узел.

Следователь предлагает применить этот метод и к насто­я­ щему делу: взять этот «серафимин узел» и рассечь на две ча­ сти. Меньшая часть, подсудимые, просто обманщики, их нуж­но судить. Большая часть — это просто обманутые, потерпевшие...

Но если вдуматься в легендарное деяние Александра Македонского, то подвига в нем, собственно говоря, не было. Была поставлена задача — распутать узел, а он разрубил его, проявив в этом не ум, а грубую силу. Где требовались разум и терпение, Александр ударил сплеча.

Ценность этого метода еще более сомнительна там, где живые нити узла — человеческие судьбы, великая и хрупкая ценность, строго охраняемая обществом и законом.

Поэтому я начинаю защиту Пузыревой с верой, что не рубить сплеча вы будете узел матушки Серафимы, а внимательно и умно распутывать его, оценивая причинные связи поступков в свете свойственных каждому лицу характера, нравственного уровня, мотивов. И по мере своих сил я попытаюсь помочь вам проследить и верно оценить путь одной из нитей этого узла — нити Пузыревой.

С самого начала я открою вам один секрет: я не буду просить об оправдании Пузыревой. Более того, я обвиняю ее. Я обвиняю мою подзащитную Пузыреву в том, что в силу своего тщеславия, легкомыслия, доверчивости она совершила преступление не только против закона, но и против себя самой, внесла беду в свой дом, поставила жизнь свою, мужа и ребенка под угрозу тяжелой ломки. Я обвиняю ее в том, что в

72

силу своих тщеславия, легкомыслия и доверчивости она позволила пробраться в свой дом и в свою душу аферистке, позволила ей воспользоваться своим и мужа незапятнанным именем, имуществом как отмычкой к чужому карману и этим чуть не нанесла ряду людей тяжелый материальный урон.

Вы помните речь прокурора и, вероятно, замечаете, что мое обвинение резко отличается от обвинения, предъявленного прокурором. Там, в речи прокурора, нет ссылки на доверчивость и легкомыслие, на заблуждение Пузыревой. Там ссылка на прямой сговор. «Пузырева, — говорит прокурор, — знала, что Кшесинская аферистка и мошенница, и сознательно помогала ей обманывать людей, чтобы вместе присваивать их деньги».

Кто же из нас прав? Что двигало Пузыревой? Вера в то, что Кшесинская действительно связана с сильными мира сего, тщеславное желание стать благодетельницей целого ряда людей, наделив их квартирами, или алчное желание обобрать людей путем сознательного их обмана? Ответ на этот вопрос имеет, на мой взгляд, важное значение для дела. Он определит нравственную оценку облика Пузыревой и тем самым может оказать решающее влияние на ваш подход к ее наказанию.

Потерпевшие, прошедшие перед вами, встретили вполне основательное осуждение, почти каждому из них вы говорили: «Вы не могли не понимать, что это пахнет взяткой». Но согласитесь, что ни один из них не вызвал в вас отвращения и гнева, многие из них вызывают серьезное сочувствие, их обманули и обобрали. Отвращение и гнев вызывают только те, кто сознательно обманывал, именно их моральный облик выглядит гнусно в этом деле.

Поэтому, если вы согласитесь с моей формулировкой обвинения Пузыревой, вы тем самым признаете, что она относится к категории потерпевших от этого дела, причем потерпевших тяжелее, чем все остальные — она пострадала большими, чем они, ценностями: свободой, добрым именем, положением в обществе.

Анализ материалов дела я считаю полезным начать с ос­ вещения весьма важной стороны: характеристики нравственного облика Пузыревой.

73

Говоря «бытие определяет сознание», мы иногда забываем, что сложившееся сознание является могучим фактором, определяющим поступки человека в его бытии. Поэтому оцен­ ка мотивов, руководивших поступками человека, обязательно должна производиться в свете данных о его прежней жизни, то есть в свете нравственного облика человека. Насколько важен этот момент для оценки доказательств, видно из следующего примера.

Представим себе, что задерживаются два человека по обвинению в карманной краже, Иванов и Петров. Свидетели говорят, что Иванов залез в трамвае в карман пассажиру, а Петров содействовал ему, прикрывая его газетой, причем в момент задержания кошелек оказался в кармане у Петрова. Оба они должны предстать перед судом. До тех пор, пока вы ничего не знаете о нравственном облике каждого из подсудимых, вы будете решать это дело только по голым уликам, показаниям свидетелей. Но если вы узнаете, что Петров — академик, прославившийся своими учеными трудами и своей высоконравственной жизнью, то показания свидетелей будут оцениваться вами в совершенно ином свете. Вы сможете с абсолютной уверенностью сказать, что академик Петров не прикрывал вора газетой, а просто читал газету, а кошелек брошен в его карман вором, чтобы избавиться от улики. Можно не сомневаться, что нравственный облик Петрова приведет в подобном случае к его оправданию, потому что, даже голодный академик не станет заниматься карманными кражами.

Таково воздействие на оценку доказательств сведений о нравственном облике человека.

Пример намеренно острый, но он убедительно показывает, что нам стоит сейчас заняться оценкой облика Пузыревой.

Давайте вспомним, что представляла собой Пузырева по своему облику к моменту знакомства с Кшесинской.

Екатерина Пузырева выросла и воспитана в хорошей советской семье, семье тружеников, многие из которых являли собой для нее пример высокого служения правде, Родине. В этой семье в течение многих лет жил ее дядя, Дмитрий Иванович Курский, первый нарком юстиции РСФСР. В такой семье Пузырева могла впитать в себя лишь добрые, лишь чи-

74

стые нравственные начала, и именно эти качества натуры проявляются во всех известных нам поступках Пузыревой.

Цельность, чистота и порывистость ее души впервые проявляются в ее любви к первому мужу, за которого она вышла студенткой. В первые дни Отечественной войны он гибнет в бою, и, ослепленная личным горем, Пузырева не хочет жить: соседи, ворвавшись в комнату, снимают ее из петли. Придя в себя, она начинает понимать, что ее личная беда лишь маленькая капля в море бед Родины, она нужна, она может помочь. И она упорно добивается, чтобы ее отправили в действующую армию. По окончании института ей была предоставлена интересная работа, связанная с броней2, в закрытом медицинском учреждении. Однако она, упорно обивая пороги различных инстанций Наркомата обороны, добивается отправки на фронт. И просьбы ее наконец достигают цели. Есть ли нужда говорить о том, что мужчине на фронте бывает трудно? Не только ужас смерти, моральные испытания, но и чисто физические лишения, выпадающие на долю фронтовика, бывают чрезвычайно тяжелыми. Тем тяжелее там молодой женщине. Но эта женщина и здесь проявляет свойственную ей самоотверженность и стремление помочь людям: в декабрьской стуже Дуная, под огнем врага она спасает жизни бойцов.

Мне самому довелось быть в то время на Дунае, и я помню эти тяжелые бои в районе Комарно, о которых так красочно сказано в боевой характеристике Пузыревой. Вот в этом лютом крошеве спасала Пузырева жизни раненых.

Приходит мир, и Пузырева, как всегда, с головой окунается в учебу, чтобы снова быть полезной людям. Она упорно учится и успешно заканчивает аспирантуру. Ей присваивается степень кандидата наук.

Тяжело заболевает ее брат, у него парализованы руки и ноги. И Пузырева уже тут. Вы помните его показания: она день и ночь возится с ним, проводит специальный курс массажа, ежедневно оказывает ему помощь и наконец ставит его на ноги, возвращает к активной жизни.

2Так называлось во время Великой Отечественной войны освобождение от мобилизации в армию лиц, работавших на предприятиях и в организациях, имевших оборонное значение. (Прим. ред.)

75

В показаниях свидетелей, знавших Пузыреву задолго до появления в ее жизни Кшесинской, мелькают интересные бытовые детали. Вспомните показания Калининой. Калинина — это женщина, которая была вместе с Пузыревой в одной воинской части. Затем Калинина встречалась с Пузыревой в Москве. И вот Калинина рассказала нам один простой и весьма удививший ее бытовой факт. Она говорит, что однажды пришла к Пузыревой со своей подругой, которую Пузырева ранее не знала. Подруга ее оказалась в тяжелом материальном положении, ей не на что было вернуться домой. «Пузырева, которая знала мою подругу 20 минут, выслушав ее историю, отдала ей свое зимнее пальто и все наличные деньги, которые были у нее в доме».

Как видите, и в этом маленьком бытовом моменте проявились определенные нравственные начала, свойственные Пузыревой, ее стремление помочь человеку, сделать добро.

Позвольте спросить, граждане судьи, где же здесь алчность, которая нужна для того, чтобы стать сознательным соучастником Кшесинской? Поэтому мы вправе сказать: прошлое Пузыревой с несомненностью свидетельствует, что она человек чистой и доброй натуры, весьма высоких нравственных устоев.

Но в то же время это стремление помочь окружающим, сделать им добро в силу известных вам особенностей ее психики проявляется у Пузыревой в утрированных истеричных формах, вызывающих удивление окружающих. Удивлялась Калинина, удивлялся муж Пузыревой, который рассказывал, что его жена, познакомившись с людьми в троллейбусе, в метро, может через десять минут пригласить их к себе в дом как родных и близких.

Поэтому, когда говорят, что Пузырева на другой день знакомства с Кшесинской вступает с ней в сговор о совместном обмане и ограблении людей, мы, опираясь пока только на сведения о нравственном облике Пузыревой, можем сказать: невероятно, более чем сомнительно.

Эти сомнения усиливаются, когда мы сопоставим ряд обстоятельств связи Пузыревой с Кшесинской.

76

Пузырева познакомилась с Кшесинской у сестры своего мужа, Екатерины Алексеевны. Она тут же узнает, что Кшесинская берется помочь сестре мужа прописать ее племянницу Нину. На другой день она узнает, что Кшесинской за это нужно заплатить деньги, причем немалые, которые при положении сестры явятся для нее тяжелым бременем.

Обвинитель говорит, что уже в этот день Пузырева узнала, что обещания Кшесинской - сплошной обман. Но неужели она не предупредила бы сестру своего мужа, что та попала в лапы аферистки? Нет, не предупреждает, подводит сестру своего мужа.

Дальше, в декабре Пузырева предлагает своей матери произвести обмен ее квартиры с помощью Кшесинской. Она познакомила мать с Кшесинской, рекомендовала ее как человека, который может помочь в обмене, так как имеет связь с руководством Моссовета. Мать стала размышлять. В марте Пузырева возобновляет это предложение своей матери. По независящим от Пузыревой причинам мать отказывается от этого предложения. Но предложение такое было. 5 декабря 1956 года и в январе 1957 года она дважды предлагает своему мужу использовать для их семьи ту возможность, которая представляется благодаря связям и положению Кшесинской, для получения особняка.

В следующие несколько месяцев Пузырева рекомендует Кшесинскую с той же целью как влиятельное лицо, имеющее возможность помочь в получении квартиры, нескольким близким знакомым своей семьи.

Товарищ прокурор говорил, правда, что ряд потерпевших не являлись близкими знакомыми Пузыревой, это верно, но я буду перечислять только близких знакомых, с которыми связала Пузырева Кшесинскую.

Зеленов, друг семьи, работник Министерства внешней торговли; Михайлова, племянница Пузыревой; учительница ее сына Денисова. Все эти люди близки семье Пузыревых. На протяжении 1957 года Пузырева несколько раз дает Кшесинской крупные суммы в долг — 30 тыс. руб. Более того, выдавая за Кшесинскую расписки «клиентам», Пузырева всем

77

имуществом своим и своего мужа ручается за добросовестность Кшесинской.

Итак, если все эти факты втиснуть в рамки обвинения о прямом сговоре Пузыревой с мошенницей, то нужно быть последовательным и сказать, что Пузырева, по утверждению обвинения, сознательно жертвовала для Кшесинской любовью матери, доверием мужа, своим семейным очагом, репутацией честного человека в глазах всех знакомых и родных, своей высокой материальной обеспеченностью и, наконец, свободой, то есть жертвовала, по мнению прокурора, всем, что дорого, что составляет духовный мир и имущественное положение человека, обрекая себя, по сути дела, на наказание, которое древние римляне называли лишением воды и огня, то есть изгнанием навсегда из общества порядочных людей, в котором она прожила всю свою жизнь. Возможно ли поверить в это, граждане судьи? И ради чего же она всем этим должна была жертвовать?!

И мы читаем в обвинительном заключении поразительный ответ. Там написано, что Пузырева была заинтересована, ибо Кшесинская обещала ей произвести обмен ее квартиры на особняк, если она рекомендует Кшесинскую 10–12 лицам.

Но если это верно, то, значит, обвинитель и сам признает, что Пузырева верила в возможности и связи Кшесинской; значит, обвинитель сам признает, что Пузырева не имела сведений о том, что Кшесинская аферистка; значит, обвинитель признает, что Пузырева целиком ей доверяла и была сама обманута Кшесинской.

Так как же можно увязать этот тезис прокурора с обвинением Пузыревой в том, что она была сознательной помощницей мошенницы? Это — явная бессмыслица.

Поэтому мы вправе сказать: анализ объективных элементов в поведении Пузыревой приводит к тому же выводу, что и данные о ее нравственном облике. Нет, Пузырева не знала, что она рискует величайшими ценностями своей жизни — своим именем, имуществом и свободой. Она не знала об этом, она не была в сговоре с Кшесинской. Она обманута Кшесинской так же, как и десятки других людей.

78

Такой характер отношений Пузыревой к Кшесинской проявляется и в поведении Кшесинской. Надо полагать, что когда Кшесинская впервые познакомилась с Пузыревой, то, при ее сообразительности и недюжинном уме, она довольна быстро поняла, что Пузырева для нее — сущий клад: доверчивая, увлекающаяся, сразу поверившая ей, она может быть отличным помощником в важном деле «распределения жилья». К тому же она обладает таким огромным для Кшесинской достоинством, как прекрасная квартира и высокое положение мужа, что сразу вызывало доверие у тех клиентов, которым Кшесинскую рекомендовали в этом хорошем доме. А круг знакомых Пузыревой представлялся великолепным ис­ точником для вербовки материально обеспеченных клиентов.

Нужно, однако, сказать, что, судя по материалам дела, Кшесинская, с ее проницательностью, богатым жизненным опытом, с самого начала угадывала, что особенности характера Пузыревой — ее прямота, резкость, порывистость — могут стать впоследствии чрезвычайно опасными, если она поймет, как бессовестно была обманута, как цинично использована Кшесинской. Кшесинская догадывалась, что Пузырева в этом случае может взорваться, как бомба, и разнести на куски свою собственную жизнь только для того, чтобы отомстить за циничный обман.

Поэтому Кшесинская с самого начала, судя по показаниям Калининой, Никольской и др., старается изолировать Пузыреву от тех лиц, с которыми она знакомит Кшесинскую. К концу их отношений, когда Пузырева начинает понимать, что была обманута, Кшесинская панически боится ее, что отра­ зилось в показаниях известных нам свидетелей.

В свидетельских показаниях целого ряда лиц явственно обрисовано постепенно нарастающее подозрение обманутой Пузыревой.

Свидетель Гетман показывает: «Весной 1957 года Пузырева была очень влюблена в Серафиму Ильиничну, она обожала ее и почти боготворила».

Летом 1957 года у нее на квартире Кшесинская знакомится с Щегловой. К этому времени Пузырева уже замечает, что Кшесинская по срокам не выполняет своих обязательств. По-

79

этому, как рассказывает Щеглова, Пузырева вмешалась в разговор и сказала «Серафима Ильинична, за добросовестность вашу я ручаюсь, но за сроки вы, пожалуйста, не ручайтесь, возможно, что это будет и после февраля».

Конец лета, квартир нет. Ну что же, думает Пузырева, может быть, действительно Кшесинская связана с руководством Моссовета, но квартир-то все-таки нет. Пожалуй, я больше не буду знакомить Кшесинскую с людьми. И в соответствии с этим, показывает Смирнова, «в августе 1957 года Пузы­ рева позвонила мне и сказала, чтобы мы деньги забрали, так как она не желает больше иметь отношение к жилищным делам».

И действительно, после августа 1957 года вы не найдете ни единого человека, которого бы Пузырева по своей инициативе познакомила с Кшесинской. Есть лишь один человек, Кузина, которую в октябре 1957 года Кшесинская самовольно привела на квартиру Пузыревой для очередного обмана. Однако это заканчивается грандиозным скандалом, который Пузырева устроила Кшесинской и Кузиной.

Интересно, что после разговора со Смирновой Пузырева совершает еще один поступок, который свидетельствует о том, что хотя она и устранилась от этих жилищных дел, но внутренне она еще колеблется. Смирнова показывает, что спустя месяц ей позвонила по телефону Пузырева и спросила, получился у них обмен или нет. Любопытство заставляет

ее еще колебаться, может быть, действительно Смирнова обменяла квартиру с помощью Кшесинской.

23 ноября 1957 года Пузырева обнаруживает у Громыко пакет с документами, оставленными Кшесинской. Это те документы, которые, по ее утверждению, уже давно сданы в Моссовет. И тут она прозревает окончательно — она понимает, что все эти документы никогда и никуда не сдавались. Какова же реакция на это открытие? Это спокойное отношение мошенницы, которая была в курсе дела? Нет! Громыко красочно описала, как реагировала Пузырева. Она была поражена, плакала, закатила истерику Громыко. «Пузырева была страшно взволнована, — говорит Громыко, — она сказала мне: “Тут какой-то огромный обман”. Она спросила у меня:

80